Ведьмочка

      К вечерней перекличке Митя не появился. Погода улучшилась, тучи почти разошлись, так что небо радовало россыпями высоких мерцающих звёзд, ветер улёгся, и даже словно бы потеплело. Сюзи тревожно осматривала шеренгу станционеров, оглядывалась по сторонам, всё ожидая, что он вот-вот появится, бегом, застёгивая на ходу куртку, но его не было. Орест провёл перекличку, отметил, что четырёх биологов, в том числе и Мити, нет, но запрашивать остальные станции не стал и разрешил расходиться.       – А где Митя? – поинтересовался кто-то из шеренги. – Остальные-то понятно, а он куда пропал?       Сюзи навострила уши.       – Прикопали на том радиоактивном могильнике, – хохотнул кто-то.       – А девчонки второй, что с ним была, тоже нету…       – Девчонка та с первой станции, что ей у нас делать?       – Уху ночью трескать…       По шеренге прокатились весёлые смешки.       – А девушки наши где? – вспомнил ещё кто-то. – Изабель, Огэлун, Лакшми и та, чернявая, с третьей?       – Эй, командир, девушки-то добрались куда-нибудь?       Сюзи с досадой скривилась – зачем ей девушки? Ей про Митю надо знать.       – Девушки наши, – усмешка Ореста была такой, что все поняли, что сейчас он скажет что-то не совсем обычное, – пришли… А угадайте, куда. Высадили их на западной оконечности озера Фагнано, на южном берегу.       – Сктовийцы там рядом…       – До второй сктовийской, – возразили ему, – чесать оттуда километров сорок. Первая айянская ближе всего.       – Но до сктовийцев берегом идти, а до второй айянской – горами и долинами.       – Да ладно, командир, не томи.       – Так вот, – милостиво удовлетворил их любопытство Орест, – в семь часов вечера наши девушки обозначились в Ушуайе.       – А-а-а…       – Это они как?       – Это реально, конечно, но сколько они пропилили?       – Там по прямой, наверно, сорокет, но по прямой там не пройти.       – Как они туда дошли, – развёл руками Орест, – они не смогли объяснить. Сказали, что пошли на первую айянскую, но, видимо, не сориентировались, где какой хребет и где какая долина.       – Да, там долины похожие, перепутать можно.       – Девчонки, что с них взять.       – Это ещё ничего…       – Да-да, про тот случай, когда молодняк север с югом перепутал, наслышаны все.       – Мы не перепутали, – уточнил мужчина лет тридцати. – Мы подумали, что в южном полушарии стрелка «север» на компасе должна показывать на юг.       – А всё же, где прикопали Митю? – наконец вспомнили и о нём. Сюзи с невольной благодарностью посмотрела на того, кто это спросил.       – Митя, – сообщил Орест, – полетел добровольцем на Магелланов пролив.       Сюзи почувствовала, что внутри неё всё обрывается. Нет, этого не может быть!..       – Э-э-э…       – Ему что – радиация мозги выела? Так вроде ж четыре микрозиверта – это не та доза, чтобы без мозгов остаться.       – Сначала Дина вызвалась быть добровольцем туда…       – Она вообще знала, на что идёт?       – Бедную девочку ввели в заблуждение, продали в рабство…       – И Митя согласился разделить с ней её участь?       – Он её отвезти туда должен был, – сбивчиво пояснила Сюзи. – И вернуться…       – Значит, вернётся через два дня, – хохотнул кто-то.       – Почему? – с отчаянием спросила она.       – Оттуда до окончания смены вырваться невозможно. Если ты там оказался – тебя возьмут под белы рученьки, выдадут акваланг и набор инструментов и выкинут за борт проверять датчики. Потому что рабочих рук там всегда не хватает, вечно кто-то простужается или лежит с морской болезнью, датчики вечно то заносит, то сносит, а то и откусит кто-нибудь. А если они ерунду какую-нибудь показывают, то и разбирайся, откуда и какой дряни снова течением принесло.       – Три года назад там нефть приплыла…       – Не напоминай, я тогда там как раз был. Причём она умудрилась как-то так приплыть, что на поверхности ничего не было, а внизу – всё ею заляпано.       – И что оказалось?       – Танкер. Двести с лишним лет назад затонул, всё это время сохранял герметичность, но в конце концов коррозия его съела, и началась утечка.       – Ой, помню, нас всех туда поднимали…       – Это что, к нам лет восемь назад ртуть приплыла, центнера три её насобирали.       – Откуда взялась, так и не выяснили.       – А к нам только пластик заплывал…       – Радуйся жизни, его проще вылавливать, чем ртуть или нефть…       – Не скажи, он же не большими кусками, а микроскопическими, это фильтры через весь пролив ставить…       – Да ладно вам, здесь вообще благодать, а вот у нас на Янцзы едва ли не каждый день какая-нибудь гадость приплывает, не одна так другая.       – Это ты ещё в Ченнае не был…       – Ченнай – это страшно, там весь берег – одна сплошная свалка: десятки метров глубиной и сотни квадратных километров по площади.       – Я там был – чистенький город…       – А ты копни там поглубже… Хотя лучше не надо. Там свалка просто засыпана, потому что зона от радиации чистая, жить можно, но переработать столько мусора невозможно в принципе. Его сверху камнем заложили, землёй засыпали – и поставили город. Туда подселяют, конечно, штаммы бактерий, чтобы быстрее мусор разлагали, но там даже бактерии дохнут.       – А воду где берут?       – Опресняют морскую. Это проще, чем очищать Кувам или Адьяр.       – А у нас в Бангкоке…       – Ваш рассадник бактериологического оружия знают все. Если в мире появилась какая-то новая зараза – опять по Чаупхрае приплыла…       – А у нас…       Сюзи не стала дослушивать это «а у нас» и поплелась к своему домику, изо всех сил сдерживая слёзы, чтобы не расплакаться при всех. Она так ждала этого вечера, так готовила платье, выбирала украшения, а оказалось всё зря. Мити опять не будет…       В комнате никого не было, Изабель и Лакшми из Ушуайи не вернулись. Сюзи включила настольную лампу, под которой так любила сидеть и читать, сняла куртку и тяжёлые ботинки, рухнула на свою кровать, уткнулась лицом в подушку и разрыдалась.       Почему, почему так получается? Ведь она же загадывала, что если они с Митей окажутся на одной станции, значит, у них всё будет хорошо! И они оказались на одной станции, так почему судьба снова и снова наносит ей удар за ударом? Сначала ночные рыбалки, из-за которых Мити не было на вечерних посиделках, потом сегодняшнее копание в радиоактивной грязи, после которой она долго не могла вычистить грязь из-под ногтей, а теперь вообще Митя оказался далеко, в совсем другой части Исла Гранде! А она целый день ждала его, целый день поглядывала на небо, не летит ли флаер, или на дорогу, не скачет ли всадник, а оказалось, всё напрасно. Он далеко, опять работает!..       И опять с Диной!..       Опять она мешает, опять вмешивается в их отношения! Без неё так было хорошо, почему ей не сидится на своей станции? Она специально приехала сюда, чтобы помешать им, в этом сомнений быть не может. И делала вид, что ей интересны все эти ковыряния в грязи, чтобы своими разговорами отвлечь внимание Мити от Сюзи. И специально прикормила того вредного коня, чтобы он только её слушался, а под ней, под Сюзи, заартачился и выставил её позорищем перед Митей!..       Митя сегодня вытаскивал Дину из оврага, Митя сегодня держал Динину руку в своих руках, бросал на Дину взгляды, и в Ушуайю они шли рядом и разговаривали всё о тех же пробах, радиации и мусоре. Как после переклички станционеры заговорили о мусоре, словно больше поговорить не о чем! И Митя тоже разговаривал с Диной о мусоре и каких-то бактериях, которые должны его разлагать. Ну так пусть специалисты этим и занимаются – ковыряются в довоенных свалках, если им так это нравится, зачем ещё говорить о нём?       Это её Митя должен был держать за руку и на неё бросать встревоженные взгляды… И это с ней он должен был разговаривать… Нет, не о мусоре, конечно, и не о пробах. О музыке, или о танцах, или хотя бы об уроках, или этнографии, или о Тувии… Мама, ты говорила, что я должна привлекать его внимание. Я стараюсь, но Дина мешает… и всё мешает. Почему он ходит на эти рыбалки, что может быть интересного в том, чтобы дымиться у костра и часами плавать в лодке под ветром, чтобы поймать какую-то рыбину? Почему он улетел на Магелланов пролив? И опять вместе с Диной! Он ведь не знал, что так будет, он ведь собирался только отвезти Дину и вернуться, а его там заставили работать. И он работает сейчас под ветром, дождём, в холодном и бурном проливе, мокнет, мёрзнет. И наверняка вспоминает о станции, о Сюзи…       Осталось четыре дня. Через четыре дня их уже заберёт звездолёт, и они наконец-то полетят на Тувию. И там точно Дины не будет, потому что Гриона и Тайруна далеко друг от друга… То есть, они граничат друг с другом, но разделены болотами и горами, и там Дина уже никак не сможет заявиться к ним за несколько сотен километров! Тем более, она и грионского не знает! Будет сидеть в своей Тайруне и наконец-то отстанет от них!..       Но и послезавтра ни Митя, ни остальные три биолога на вечерней перекличке не появились, однако, когда Орест запросил о них другие станции, Ушуайя ответила, что все четверо там. Сюзи, так ждавшая его эти дни, что даже сегодня на занятиях была рассеянной, всё время в мечтах представляла, как они встретятся, что она ему скажет, что он ответит, что даже на вопросы учителя иной раз отвечала невпопад. И вот оказывается, что смена на Магеллановом проливе закончилась, а Мити всё равно не будет…       На посиделки, которые обычно устраивали в столовой, сдвинув столы к стенам, она пошла, чтобы развеяться, потому что Изабель и Лакшми весь вечер обсуждали какую-то тувийскую летопись, обложившись книгами и словарями. Сюзи сначала прислушивалась к разговору, но когда спор перешёл на то, как надо переводить отдельные слова, и ут-кхира, которых испугался Инну на болоте, – это птицы или разбойники, ей стало скучно. Нет на Тувии таких птиц, чтобы они могли испугать человека, но когда она сказала об этом соседкам, те принялись ей объяснять, что стаи птиц ут-кхира на болоте могут говорить и том, что там в сплавине образовалось окно. Только непонятно, по какому маршруту шёл Инну: если по северному, то там нет сплавины, и значит, испугался он разбойников, а если по южному, то там сплавина есть, но разбойникам там делать нечего, а значит, испугался он птиц. В пользу южного маршрута говорит то… Дослушивать Сюзи не стала. Какая разница, где шёл какой-то Инну и чего он испугался на болотах сто лет назад? Кому это интересно и кому это надо?       На посиделках тоже было скучно, потому что днём в проливе Бигл видели кита и теперь обсуждали, что он тут забыл. Кто-то предложил поймать его и съесть, и разговор плавно перетёк на рыбалки, наживки и способы варки ухи. Потом прибежали Изабель и Лакшми и хором задали всем вопрос, где проходит средний отрезок соатинского тракта – западнее или восточнее отрога Рувинского хребта. Им ответили, что западнее, потом засомневались, а потом кто-то побежал за картой. Выяснилось, что там тракт раздваивается и вновь сходится за каким-то перевалом, на котором лучше не появляться. А вот был случай на этом самом тракте…       И в это время вошёл Митя. Сюзи сидела лицом к выходу, но не смотрела туда, да и темно там было. Верхний свет в столовой был погашен, горело только несколько настольных ламп, которые поставили на пол, и сидели вокруг них. Сюзи уже думала, не пойти ли спать, как входная дверь открылась, кто-то споткнулся о порог, кто-то тихо посмеялся, и в круг света вступили четверо мужчин.       Сюзи замерла, поднеся руки к груди, чувствуя, как у неё сильнее забилось сердце и от волнения начала кружиться голова.       Те самые биологи, которые отрабатывали смену на Магеллановом проливе.       И Митя – лохматый, в свитере под горло, в рабочих штанах с множеством карманов, усталый, но довольный…       – Явились, не запылились, – посмеялся кто-то.       Им уступили место на коврике и предложили покрывало.       – Скорее, не сдулись ветром, – смеясь, отозвался один из биологов.       – Как там?       – Если не считать, что половину датчиков кто-то съел…       – Съел? Может, просто оторвались?       – Нет, несколько обломков нашли – их явно грызли.       – А остальные датчики что показывают?       – Красоту, благодать и чистенькую водичку.       – Не к добру это…       – Успокойся, здесь не Шанхай и не Ченнай, здесь чистая вода – это норма.       – А погодка как?       – Ой, – поёжился один из биологов. – Ветер такой, что мама моя, волна крупная, судно качается, половина с морской болезнью лежит, Дину сдувает…       – И как она там – быстро спёклась?       Митя помотал головой:       – До конца продержалась.       – Врёшь!       – Правду говорю, – Митя улыбнулся как-то радостно и словно бы… восхищённо, что ли, так что сердце Сюзи сжалось от чувства горечи и… и словно бы предчувствия беды. – Пахала наравне со всеми и продержалась до конца. Она же в воде как в родной стихии, всех шатает, у всех давление скачет, а ей хоть бы хны. Под конец, правда, уже видно было, что вымоталась, когда назад летели, во флаере уснула, мы на первую станцию крюк небольшой сделали, с рук на руки её передали, она и не проснулась.       – Замучили ребёнка…       – Этот ребёнок сам кого хочешь замучает!       – Так что, говорите, работала и не ныла?       – Если ты себе рабочую силу присматриваешь, – отозвался один из биологов, – то ты опоздал. Я уже соблазнил её Анниенским пограничьем – свежий воздух, чистые озёра… Трава, правда, буйная и приставучая, да ллурла периодически выползают кровушки испить, но она согласилась.       Анниенское пограничье! Это же самый запад Тайруны, граница с Аннией. До границы с Грионой полтысячи километров!.. Сюзи не сдержала улыбку облегчения. До Грионы Дина точно не доберётся!       – За неё там подрались, – добавил Митя, – мы ещё ставки делали.       И улыбается, когда говорит это, и на лице… восхищение… Нет, он просто восхищается её выносливостью… Но он не должен, она же столько плохого ему в Гаване сделала, он должен её ненавидеть…       Почему это не она, не Сюзи была там, на Магеллановом проливе, не работала наравне со всеми? И тогда сейчас бы это о ней Митя говорил восторженно и с улыбкой…       Но ради того, чтобы он сказал о ней несколько восхищённых слов, двое суток раз за разом нырять в ледяной пролив, мёрзнуть на ветру, страдать от морской болезни?.. Почему за его внимание нужно платить такую непомерную цену? Почему он не может увидеть, какая она красивая, как хорошо танцует и поёт, как много знает?..       Два дня до отлёта на Тувию, потом ещё дня четыре перелёта, и они будут там. И там не будет Дины, и Митя будет всецело её…       Кто-то принёс гитару, запел весёлую песенку о рыбаках, которые ловили осетра, а поймалась им медсестра. Все подпели, посмеялись и попросили песню про туристов, которые спят в палатке в три этажа. Потом подошёл черёд студентов, которые вместо учёбы гуляют с девушками и прячутся от преподавателей в кустах. Потом Изабель попросила что-нибудь о любви, гитару взял один из химиков и спел ей о любви цинка к соляной кислоте. Изабель оскорбилась и пообещала подсыпать в его суп селитру. Все оживились, тут же вспомнив, как лет пять назад в грибной суп уже попала селитра, после чего вся вторая станция оказалась временно недееспособной. А в прошлом году первая чауйская станция отравилась помидорами, выращенными… правильно, в Бангкоке.       Потом над Изабель всё-таки смилостивились (или испугались супа с селитрой) и спели ей о любви, а потом началось великое переселение народов, потому что из-под двери задувало, как оказалось, в пороге там была большая трещина, из которой по полу сильно тянуло холодом. Трещину заткнули каким-то покрывалом, Орест пообещал, что завтра назначит, кто будет её чинить, коврики и лампы сдвинули в противоположный угол, а когда заново рассаживались, Сюзи, словно бы невзначай села рядом с Митей.       – Вы сильно замучились там? – ласково улыбнувшись, спросила она.       – Бывало хуже, – невольно улыбнулся он в ответ. – Прошлый раз в аквалангах постоянно слетала система подогрева, к концу смены все с насморками ходили. А сейчас только датчики кто-то ел.       – Вы там были уже? – удивилась она.       – Конечно, оба раза, как на Тувию летел. Сейчас я радовался, что меня на смену не поставили, да, оказалось, рано радовался.       – Но вы же могли отказаться, у вас же свои дела могли быть…       – Оттуда просто так не вырвешься, – усмехнулся он, – очень уважительный повод должен быть. Да я и смирился, пока долетел.       – Так вы знали, – расстроилась она, – что вас оттуда не отпустят?       – Конечно, – он даже удивился вопросу. – Это все знают. Но там место сложное в плане погоды, особенно сейчас, зимой, зато редко отрава заплывает. А например, у нас в Шанхае, – он безрадостно скривился, – постоянно то кислота, то щёлочь, то просто мусор начинает плыть. Сколько я там дежурил – только один раз видел чистые показания…       И он в мусор! Все говорят про мусор, словно бы других тем и нет!       Пока она думала, как перевести разговор на что-нибудь более культурное, Мите сунули в руки гитару и попросили спеть.       – Про любовь, – уточнили Изабель и Огэлун, и Изабель добавила: – Только не про любовь амёбы к крокодилу.       Митя подумал и спел про любовь к варёной картошке, после чего попытался сбежать от рассерженных девушек. Они его поймали, запинали ногами и отобрали гитару. Геолог, которому они её сунули, то ли впечатлился суровой расправой, то ли песни про соляную кислоту и картошку закончились, но он честно спел про первое свидание.       – Вы ведь тоже могли спеть про свидание, – тихо заметила Сюзи, заглядывая Мите в глаза. – Ведь песня очень красивая.       – А мне не нравится, – отмахнулся он.       – Так спели бы, что вам нравится.       – Вот я и спел, что мне нравится.       Эстафету принял ещё один геолог и, местами фальшивя, рассказал о страданиях геолога-разведчика, забывшего на базе чай и сахар.       – А теперь про рыбака, – буркнул один из химиков, – у которого спёрли удочки и лодку…       Хохот не дал ему договорить, и все уже по которому разу за последние несколько дней принялись пережёвывать события той ночи.       – Вы голодными тогда остались, – с улыбкой посочувствовала Сюзи Мите.       – Остаться без ухи не так обидно, как без удочек.       – Хорошо, – посмеялась Изабель, пихнув Лакшми локтем в бок, – что вы без лодки нас не оставили.       – Да, – согласился один из рыбаков, – уха – это не беда, а вот без лодки с Осте мы бы не уплыли… Митя, завтра обещают хорошую погоду, ты с нами?       Сюзи как холодной водой окатило. Опять?!       Но нет, он не пойдёт, он двое суток работал, он уставший, ему надо отдохнуть…       – С вами, – охотно согласился Митя. – Туда же?       У Сюзи упало сердце.       – А может, на Лапатайю?       – Надеешься кита того поймать?       – Точно, на удочку. Зато если останемся без лодки, ногами до станции дойти сможем. А то после некоторых событий я уже опасаюсь переплывать пролив.       – Лакшми, а вы следующей ночью не собираетесь на луну любоваться?..       Один из химиков забрал у геолога гитару и спел про налима, который кусал пальцы ног рыбакам и купальщикам.       – Дмитрий Андреевич, – Сюзи грустно посмотрела на него, – но вы же после Магелланового пролива устали, вам отдохнуть надо, куда же вы опять на рыбалку?       – Завтра отдохну, – оптимистично отозвался он. – До обеда спать буду, только на перекличку сбегаю.       – Но ведь вы двое суток в ужасных условиях были, и опять – в холод, ветер… Пожалейте себя.       Он повернул голову, посмотрел на неё как-то светло и снисходительно.       – Ты не понимаешь, Сью, – улыбнулся он. – Одно дело спать в комнате с потолком и стенами, и совсем другое – когда над тобой звёздное небо. Когда над твоей головой шумят кроны деревьев, рядом плещется море… Когда ничего не видно, только звёзды, а ты в лодке, и внизу темнота, вверху темнота, и ты словно в пространстве висишь…       – Но ведь там холодно, вы простудиться можете, и комфорта никакого!       Он опустил голову и усмехнулся:       – Не понимаешь ты…       – Не понимаю, – призналась она. – Как можно любить, когда холодно, сыро, комары, дым воняет…       – Дым не воняет, Сью, – поправил он. – В смысле, если это костёр из дров, а не из мусора. Дым от костра пахнет. И уха на костре совершенно другая, чем рыбный суп, сваренный на плите. И рыба, пойманная собственноручно, другая, чем та, что разводили в питомнике.       – Но, может, следующей ночью вы отдохнёте? Всё-таки через два дня отлёт.       – Поэтому я и хочу успеть напоследок… отдохнуть, потому что на Тувии рыбалки не будет.       Сюзи грустно посмотрела на него, чуть склонив голову к плечу, но Митя уже отвернулся. Ему сунули в руки гитару:       – Твоя очередь.       Он провёл пальцем по струнам, подтянул колки.             Говоришь, чтоб остался я,             Чтоб опять не скитался я,             Чтоб рассветы с закатами             Наблюдал из окна –             А мне б дороги далёкие             И маршруты нелёгкие…*       Митя пел. Его сильный свободный голос заполнял собою, казалось, всё пространство столовой, а Сюзи смотрела на него и чувствовала, как её охватывает тоска по этому человеку, которого она – сейчас она понимала это особенно остро – не знала и не понимала. Он словно был далёким, недосягаемым, окутанный ореолом некой тайны. Почему, почему он не гуляет с ней по набережной, почему они не ездят на курорты, чтобы вместе гулять по залитым горячим солнечным светом улочкам, сидеть в уютных кафе, а по вечерам танцевать на балах?.. Он словно был из другого мира, непонятного, дикого…       Она принцесса, он бродяга. Она в замке, он в лесу. Она зовёт его к себе, в тепло и уют, а он снова уходит в сырые мрачные дали.       Но когда-нибудь он придёт к ней. Когда-нибудь устанет от дикого леса, поймёт, что есть другой мир, и оценит его…       – Дмитрий Андреевич, – попросила Сюзи, когда он закончил, и чуть коснулась его руки, – а спойте что-нибудь про любовь.       Если послушается, напряжённо загадала она, значит, у них всё будет хорошо, и он любит её.       Митя скривился, но, заметив, как в её глазах блеснули слёзы, и, кроме этого, поймав недобрый взгляд Изабель, он предпочёл испугаться перспективы покушать супа с селитрой, а потому подкрутил один колок, ненадолго задумался и запел.             Был вечер серый, мокрый, в домах зажглись огни,             И пуст был полустанок – лишь мы с тобой одни.             И падал снег пушистый на лужи мостовой,             И взглядом мы случайно вдруг встретились с тобой…       Сюзи торжествовала. Он точно любит её, и им ничего не помешает! И у Дины ничего не получится, она не сможет разлучить их и разрушить их отношения! Осталось потерпеть два дня, ещё одну его рыбалку, и потом на звездолёте он будет с ней, потому что на рыбалку там не сходишь. И на Тувии потом тоже не будет рыбалок!       Просто подождать, когда они прилетят на Тувию, там не будет Дины, не будет рыбалок, и им ничего не будет мешать…       Когда они расходились, Сюзи пристроилась рядом с ним.       – Вы ведь проводите меня? – попросила она, заглянув ему в глаза. Митя хотел было отказаться, потому что к его домику было идти в другую сторону, но поддавшись её жалобному взгляду, вздохнул и согласился.       – Почему вы не спели своих песен? – легко укорила она его. – У вас же есть красивые.       – Та, последняя, была моей.       Она восхищённо распахнула глаза:       – Неужели? А почему вы не сказали?       – Зачем? – удивился он. – Кто же перед песней объявляет имя автора?..       Он довёл её до домика, вежливо пожелал спокойной ночи, коротко склонил голову в прощании, развернулся и быстро ушёл.       Лакшми и Изабель ещё не было, так что Сюзи сбегала в душ, переоделась в ночнушку и вернулась в комнату, где свет уже был выключен, горела только настольная лампа, а её соседки лежали по кроватям и продолжали обсуждение на этот раз того, какой дорогой тот самый Инну пошёл дальше. Когда она вошла в комнату, они заговорили тише, чтобы не мешать ей, но всё равно засыпала Сюзи под их шёпот, зачем Инну попёрся на юг, хотя ему нужно было на юго-запад.       Митя любит её, он пел сегодня для неё о любви! Ей нужно просто немного подождать, перетерпеть ещё одну его рыбалку и надеяться, что Дина не захочет снова прибежать, чтобы испортить им отношения. И что её саму не закинут опять в грязь и холод. На звездолёте ничего этого уже не будет. Будет, правда, Дина, которая может придумать какую-нибудь подлость, но потом перелёт закончится, и на Тувии она окажется далеко от них и не будет им мешать.       И они будут счастливы.       Всего два дня, а потом ещё четыре – и всё плохое закончится…