Подмени меня, братишка

Все было словно в тумане. Гретхен даже не поняла, как оказалась дома. Гилберта ещё не было; должно быть на занятиях. Он хоть и придурок, но студент не в меру прилежный. Артур усадил девушку на стул и принялся с деловитым видом хозяйничать на кухне. Байльшмидт молча наблюдала за тем, как он поразительно ловко ориентируется, подогревает воду в чайнике и заваривает чай. - Что ты делаешь? Она сама испугалась того, как странно звучал её голос. Слишком хриплый и приглушённый. Не сказать, чтобы у неё обычно голос звонкий, он на самом деле почти мужской. Но, чёрт возьми, не до такой же степени! - Чай – лучшее успокоительное в мире, – со знанием дела ответил англичанин. – А тебе сейчас жизненно необходимо успокоиться и прийти в себя. Немка лишь хмыкнула. Вышло как-то прямо совсем обречённо. - Мне сейчас не до твоих успокоительных. - Как раз таки наоборот. - Я вообще чай не пью. - Попьёшь для разнообразия. Керкленд был странным. Куда более странным, чем обычно. Гретхен пришлось сесть с ним за стол и выпить это странное пойло. Интересно, откуда в их доме чай? Сама Байльшмидт никогда не видела заварки, а Артур очень оперативно её отыскал. - Что мне теперь делать? - Я думаю над этим. Не появляться в университете тебе нельзя. - Там будут эти трое. - Не суть важно. Убивать тебя никто не будет. Они хоть и отмороженные, но подобное даже для них не в меру слишком. - Почему ты так в этом уверен? - Я довольно неплохо знаю Брагинского. Артур нахмурился. - Он сделал тебе что-то? Возможно, не стоило спрашивать, ведь это было очевидно. Да и не от нечего делать этот блондин решил так серьёзно подставить русского. - Он много кому успел что-то сделать. Это можно понять как: «Не лезь не в своё дело». Байльшмидт всегда хорошо понимала намёки. - Значит, я должна как ни в чём не бывало прийти в университет? - Именно. - Ну, а если они донесут на меня? Керкленд усмехнулся. - А что они скажут? У них нет никаких доказательств. - У них есть пакетик с наркотой. - На нём не останется отпечатков пальцев. Да и потом, кроме них троих тебя там никто не видел. Если вдруг что, я скажу, что ты провела со мной весь день. Благо, нас видели вместе, и не раз. Речи англичанина звучали очень убедительно, и Байльшмидт заметно успокоилась. Однако был ещё один момент в этом деле. - А если они решат тайком ко мне прокопаться? Все знают, что фон Бок очень скорый на расправу. - Разберёмся как-нибудь. Я буду рядом, если что. Гретхен никак не покидало чувство, что что-то здесь не так. - Скажи, почему ты вообще решился на это? Англичанину эта тема была явно неприятна. - У меня свои личные причины. - Брагинский тебе что-то сделал? Да, этот вопрос уже звучал, но Байльшмидт хотела услышать ответ. - Сделал. - Похоже, что-то очень серьёзное. - Я бы не хотел об этом говорить. Керкленд не был намерен расколоться, но у девушки были свои подозрения по этому поводу. Не понятно, как там с Брагинским, но конкретно об Артуре ходили весьма противоречивые слухи. - Гииилбееерт!!! Альбинос на мгновение замер, но так и не обернулся. Они с Людвигом как раз шли в сторону музыкального зала, где у Родериха была репетиция. Народ уже более-менее рассосался, и в коридоре было пусто. Кому принадлежит этот дикий и не в меру радостный крик, понять было несложно. Ну, разумеется, Альфред Джонс. Чёртов Альфред чёртов Джонс, тупой американец, давно ставший для всех занозой в заднице. Стараясь не давать американцу шанса его догнать, Гилберт прибавил шагу. - Гиииилбеееерт!!! Обычно неулыбчивый Людвиг засмеялся, увидев, как лучший друг густо покраснел. Ничего не вышло. Блондинистое американское недоразумение догнало их, вцепилось в рукав Байльшмидта и просияло от счастья самым наглым образом. - Альфред… - Привет, Гилберт! А я зову тебя, зову! - Я заметил… - хмуро отозвался немец. - Сегодня такой чудесный день, Гил. Давай погуляем? Байльшмидт частенько задавался вопросом относительно того, на самом ли деле этот Джонс такой тупой или просто очень ловко притворяется. - У меня нет желания с тобой гулять. - Мы бы могли пойти в кино или в парк. А может, в кафе? Я угощаю! Гилберт с шумом выдохнул. - Я же сказал – у меня нет никакого желания куда-то с тобой идти. Ты с первого раза не понимаешь? Блондин всё так же сиял. - Тогда, может, завтра? - Нет. Не думаю, что я когда-нибудь передумаю. Порой немцу становилось немного не по себе от чрезмерного внимания со стороны этого человека. Гилберт уже не раз весьма грубо отшивал его, называя не самыми приятными словами, но этот парень делал вид, что его вовсе не оскорбляют. Напротив, только ещё ярче сиял. - Ну, может, в другой раз? - Джонс, отвали! Ты меня уже достал! Вырвав руку из его захвата, Байльшмидт в спешке продолжил свой путь, стараясь не оглядываться. - Может, ему и правда морду набить? А то нормально не понимает… - тихо проронил Людвиг, не отстававший от друга. - Тебе лишь бы мордобой устроить. Он, может, того…больной… Ну, слабоумный там или ещё чего. Как-то не очень по-мужски таких бить, не находишь? - А по-мужски так унижаться? - Забей. До музыкального зала оставался последний поворот, когда друзья услышали голос Родериха. - Мы уже всё обсудили, Ваш. - Это ты так думаешь. Не решай за меня. - Мы ведь приняли обоюдное решение… - Обоюдное? Это ты сейчас про тот непонятный телефонный разговор? Что за бред вообще? - Это не бред. - Это именно бред! Стоило мне уехать на время к сестре, как ты вдруг в кого-то влюбился и решил расстаться? - Я просто понял, что наши отношения зашли в тупик. Гилберт и Людвиг переглянулись. Всё ясно, опять Ваш Цвингли не даёт прохода Родериху. Они с ним встречались довольно долгое время, и всё было довольно неплохо. Серьезный и ответственный Цвингли пришёлся по нраву даже не очень хорошо относившемуся к подобным отношениям Гилберту, что и вовсе удивительно. Во всяком случае, в компании этого молодого человека Родерих был в безопасности. Однако буквально неделю назад Эдельштайн неожиданно заявил о том, что расстался с Цвингли. Причём, о причинах этого поступка он не сказал и слова. Ваш был явно с этим не согласен, а потому прохода бывшему парню не давал. И даже всегда кулаками защищавший Родериха Людвиг старался не лезть в их разборки. - Я не позволю тебе просто уйти, Родерих. - Придётся. Я тебя больше не люблю. - Заново полюбишь. - Не думаю… - Имей в виду, я уничтожу любого, кто только посмеет к тебе прикоснуться. - Оставь меня в покое. На мгновение бывшие любовники замолкли. - Никогда… - Ваш… - Я никогда не оставлю тебя в покое. Видишь ли, дорогой, когда любишь, становится плевать на всё. Буду унижаться, если потребуется, но тебя верну. Судя по шагам, Цвингли ушёл, произнеся эти слова. Следовательно, можно было идти к Родериху. Однако Гилберт невольно задумался над последней фразой парня. Возможно ли, что Альфред Джонс унижается перед ним потому, что любит?