Подмени меня, братишка

В огромном спортзале было многолюдно и шумно. Звучала какая-то попсовая музыка, студенты, разбившиеся на парочки, танцевали и веселились. Кто-то тайком попивал запрещённый алкоголь. Иван наигранно недовольно посмотрел на свою сестру Наташу, которая мило обжималась с Толисом Лауринайтисом. Даже находящийся на грани нервного срыва Гилберт вынужден был признать, что они очень красивая пара. - Как насчёт ещё одного танца? Брагинский как раз допил свой сок и закончил рассматривать танцующие парочки. - Я пас… Альбинос был занят примерно тем же. Ведь сестра была чертовски права, когда говорила ему о том, что туфли натирают ноги. Но она, наверное, забыла сказать также и то, что эти трижды проклятые туфли причиняют много нечеловеческой боли. Теперь же Байльшмидт сидел на скамеечке и, разглядывая отплясывающую в компании Артура Ольгу, размышлял над тем, как она умудряется делать это на своих гигантских шпильках. Воистину, страшный это народ – женщины. - А что так? Неужели ты устала? Иван всё время улыбался. Это дико раздражало, особенно при учёте того, что он-то был в удобных ботинках и мужском костюме. Интересно, как бы он справился с ролью девушки? - Устала. Иди потанцуй с кем-нибудь, а я сыта по горло этими дурацкими плясками. В самом деле, хватит с него и четырёх танцев. Гилберту больше не хотелось мучить и истязать собственные ноги. Ведь в ходе недавно минувшего медленного танца он вообще повис на шее Брагинского. - Я буду танцевать только со своей девушкой, - почти нежным тоном сказал русский. Однако в его словах чувствовался напор, который бедный альбинос ощущал буквально всем телом. Гилберт лишь сглотнул: - Я не твоя девушка. - Теперь уже моя. Байльшмидт вскинул голову и уставился на сидящего рядом Ивана. - С чего это? - С того, что я так хочу. Вот рука Брагинского, довольно таки большая и тяжёлая, легла на плечо сжавшегося от нового приступа страха альбиноса, заставив замереть и затаить дыхание. Однако несмотря на столь явную атаку, Гилберт смог взять себя в руки. - Да плевать я хотела на тебя! Он попытался сбросить с себя эту руку, но безрезультатно. - Хамка, - всё так же нежно и с улыбкой протянул Иван. – Идеальная девушка. Для меня, во всяком случае. - Зато ты конченный псих! – тут же огрызнулся немец. – И я вообще ничего не хочу иметь с тобой общего. Это должно было хотя бы обидеть русского, но эффект оказался полностью противоположным. - Должно быть, именно поэтому ты пришла на танцы со мной. Что это, Гретхен? Проявления женской логики? Или ты у нас мазохистка? А может, просто любишь рисковать? - Я… У меня просто не было выхода. Гилберт отвёл взгляд, боясь своей раздражающей его самого реакцией на близость этого психа. Тот промолчал, но альбинос буквально кожей ощущал его взгляд на себе. С одной стороны от этого было очень страшно. Но с другой… Вряд ли юбка платья сможет скрыть такую неожиданную реакцию его тела. Слишком неожиданную и слишком для него неестественную. И это тоже пугало. - Выход есть всегда, Байльшмидт. Всё зависит от наших желаний. Гилберт не обернулся. Интересно, к чему вообще были произнесены эти странные слова? Это какой-то намёк? Если да, то на что? Его взгляд вновь вернулся к танцующим Ольге и Артуру. Англичанин явно не был впечатлён изысканной красотой своей партнёрши. Он словно смотрел куда-то сквозь неё. Вот Керкленд обернулся, и теперь уже глядел прямо в глаза Гилберту. Очень странно, словно с презрением или… насмешкой? Может, показалось? Байльшмидт поморщился. Стало трудно дышать. То ли этот проклятый лифчик всё сдавливал, то ли просто страх давал о себе знать. - Что-то мне нехорошо, - сказал он. Покоившаяся на плече рука скользнула чуть ниже. - Я могу сделать так, чтобы было очень хорошо. Гилберт хоть и не видел его лица, но явственно ощущал, что парень улыбается. - Не надо! Вырвавшись из захвата, альбинос поднялся на ноги. - Куда ты? - В туалет. Сейчас вернусь… Не утруждая себя лишними объяснениями, Гилберт в спешке зашагал прочь из спортзала, ставшего центром этой сумасшедшей вечеринки. Всё было, как в тумане. Ощущения в паху доставляли массу хлопот и злости. В самом деле, а если кто-то заметит, что у него там что-то выпирает? Как это объяснять тогда? Да и вообще, как могло так получиться, что он возбудился от всех этих обниманий с Брагинским? Когда он вообще стал так сильно возбуждаться от одного лишь его присутствия? Уж не тогда ли, когда поймал первый вожделенный взгляд русского? Когда понял, что он очень сильно нравится этому психу… Ошибочка, это не он ему нравится, а Гретхен. Брагинскому нравится Гретхен, под личиной которой в его компании сейчас зависает Гилберт. Что же будет, когда Иван разнюхает обман? Он, может, и псих, но не тупица, чтобы не понять этого совсем. Если он вдруг полезет к нему с более серьёзными намерениями, чем объятия, то сразу все поймёт. И вот тогда точно не обойдётся без убийства. Зачем вообще надо было начинать эту глупую игру в переодевания? В чём её смысл? Теперь всё так закрутилось, что Гилберт перестал понимать собственные мотивы. Как и перестал понимать, когда он сорвался со своего пути. Когда оступился и потерял себя. Когда влюбился в того, в кого совсем нельзя было влюбляться. Влюбился, выдавая себя за свою же сестру. Эту игру необходимо было прекращать. Но… Байльшмидт боялся представить, что с ним будет, если он просто вернётся к своей прежней жизни и не будет больше видеть Брагинского. Не будет объектом его вожделенного взгляда. Едва покинув спортзал, Гилберт зашагал в сторону коридора, в котором находился ближайший туалет. Кругом никого не было, поэтому парень позволил себе снять осточертевшие туфли и, взяв их в руки и подобрав подол платья, пойти по холодному кафелю, наслаждаясь этой хоть и маленькой, но свободой. В самом деле, стало намного легче. Завернув за угол, он, к своему большому неудовольствию, наткнулся на уединившуюся парочку. Конечно, стоило сразу пойти своей дорогой, но альбинос замер на месте. Эмили Джонс он узнал сразу. Американку буквально вжал в стену какой-то парень. Они до того страстно целовались, что не замечали ничего вокруг себя. Вот парень оторвался от губ Эмили и склонился. Сдвинув в сторону бретельку её платья, он обнажил небольшую грудь и тут же принялся целовать её и ласкать своим языком. Джонс вскинула голову, едва не простонав в голос от наслаждения. А Гилберт тем временем был в шоке. Он совершенно не ожидал поймать за подобным занятием именно этого парня. - Ой… Звук вырвался словно сам собой, помимо воли Байльшмидта. Эмили тут же уставилась на него с долей страха, а вот взгляд оторвавшегося от своего занятия Эдуарда фон Бока был как никогда раньше свирепым и злым. Однако что-то пошло не так. - Байльшмидт? Американка задорно улыбнулась, даже не думая прикрыть свой срам. Ну, в смысле, обнажённую грудь. Но это ещё куда бы ни шло, особенно при учёте странного характера этой особы. Куда больше удивила реакция эстонца. Он тоже улыбнулся, без всяких угроз или злости. Его рука скользнула ниже и, взявшись за подол не такого уж и длинного платья Эмили, потянула наверх кусок светлой ткани. Задрав юбку платья, он огладил её по ягодице и, как ни в чём не бывало, вернулся к прерванному чуть ранее занятию. Охреневший от всего этого мозг немца отказывался понять, что вообще сейчас происходит. Словно добивая его, Джонс продолжала смотреть всё с той же улыбкой. С трудом придя в себя, Байльшмидт поспешил скрыться от этого жуткого разврата. Лишь зайдя в туалет, он позволил себе отдышаться. Это было уже слишком для него. Бросив на пол туфли, парень склонился над раковиной. Так хотелось умыться и смыть с себя весь этот противный грим. Хотелось снять платье и надеть любимые рваные джинсы. Хотя куда сильнее хотелось почувствовать сильные объятия и ласки. Чтобы его самого прижали к стене и грубо и настойчиво трогали в самых запретных местах. - Твою мать! Гилберт со всей силы ударил руками по краям раковины, не зная, как перебороть собственное тело и объяснить ему, что оно требует невозможного. - Ты в порядке? Голос за спиной был слишком большой неожиданностью. Вскрикнув, альбинос обернулся и, к своему величайшему ужасу, увидел Ивана Брагинского. - Ты? – истеричным тоном выдал он. – Что ты здесь делаешь? Тот лишь пожал плечами и запер дверь на засов. - А ты что здесь делаешь? - Что? Иван вновь усмехнулся. - Байльшмидт, это ведь мужской туалет. Гилберт моментально покраснел, поняв, что так оно и есть. Из-за своей не в меру разыгравшейся впечатлительности он даже не понял, что пошёл в мужской туалет вместо женского. - Я… Двери перепутала, извини, - куда спокойнее отозвался он. Сделав виноватое выражение лица, немец поспешил к двери. Однако Брагинский не позволил ему даже взяться за засов. - Уже уходишь? - Эммм… - Гилберт дёрнулся всем телом. – Ухожу. Отпусти меня. - Это ещё зачем? – на лице Ивана была добрая и милая улыбка, но вот в глазах – невероятная настойчивость и вполне определённое желание. – Всё так хорошо сложилось. Гилберт сразу всё понял. Однако это было до того… жутко, что он не поверил сам себе. - В смысле? - Байльшмидт, я всегда получаю то, что хочу, - серьёзно сказал Брагинский. – А конкретно сейчас я хочу тебя. Суть ясна? Тут-то Гилберт и понял, что попал в ловушку.