Что тебе рассказать?

Вопреки моей огромной любви к перескакиванию и описанию событий с разрывом в несколько месяцев, сейчас я собираюсь продолжить ровно с того момента, где остановился, потому что эта сцена стоит того, чтобы быть увиденной. - Привет, Себастиан. Как поживаешь? Вы ведь помните реплику Хантера, правда? Реплику, достойную «Оскара». Реплику, которая меня, видавшего в жизни многое, заставила шокировано зависнуть еще на добрых секунд тридцать и потерять дар речи. По факту, у меня было сейчас несколько вариантов, как ответить на его слова. Первый и самый желанный – вернуться к безымянному парню, сделать вид, что никакого Хантер Кларингтона не существовало и отправиться с этим самым парнем в чудесную страну одноразового секса. Второй – отпиздить Хантера. Именно в такой формулировке. Он всегда превосходил меня в размерах, а сейчас и вовсе выглядел впечатляюще, но меня это никогда не пугало. Наверное потому, что Хантер никогда не дрался со мной по-настоящему. Он просто давал мне возможность выплеснуть всю агрессию, а сам тем временем защищал себя от рук, которые могли лишить его зрения, и коленей, которые могли лишить его детей. «Мал клоп, да вонюч» - любил говорить про меня старый французский друг, когда я чуть что бросался в драку с кулаками и отборными матами, стоило кому-то бросить на меня косой взгляд. Был еще вариант три, но я понимал, что его я воплотить в жизнь не могу. Потому что мы с ним друзья. Потому что эта скотина каким-то образом оказалась в Нью-Йорке и даже не сообщила мне. Внезапное осознание прознает меня, и я просто каменею. Он не хотел меня видеть. Не чувствовал ничего из того, что чувствовал я. Он просто приехал сюда по той или иной причине неизвестно когда и собирался, видимо, жить тут, забыв о моем существовании. И вот не нужно мне сейчас говорить, что я ничего не знаю, что он наверняка страдает, стыдится новой работы и своего положения, а еще не готов рассказать почему он больше не в армии. Плевать мне на это. Я люблю этого мудака и влюбленное сердце подсказывает простую формулу. Если человек хочет видеть вас – он найдет возможность. А он был рядом и даже не написал. Честно говоря, все во мне падает. Мне не хочется больше секса. И видеть Хантера тоже не хочется. Не хочется больше считать его своим другом и вообще, если честно, знать его не хочется. Вся моя любовь, вся вера и ожидание встречи вдруг гаснут в один миг, и я чувствую себя сдутым презервативом. - Все отлично. Как ты? – выдаю я, заставляя Хантера приподнять уголок губ в улыбке. Вот теперь мне немного хочется выбить ему зубы, но и это желание быстро проходит. - Это кто? – интересуется безымянный парень и мы оба переводим на него взгляд, словно вообще не понимаем, кто он и откуда взялся. - Неважно. Я не в настроении. Прости… - Боб. - Ты так и не научился запоминать их имена? – интересуется Хантер. - Это все так же не твое дело, - отрезаю я и… ухожу. А что? Не одному Кларингтону быть внезапным. Этот Боб (боже, как можно дать ребенку такое имя и не сменить его при первой возможности) ничего не вызывает, а Хантер… Хантер, скотина, вызывает слишком много и именно потому мне стоит уйти. Он знает мой адрес, потому что я писал ему не раз, словно в шутку, чтобы он приехал, но я отлично знаю, что он не придет. Более гордого засранца сложно поискать. Я также не уверен, что он реально работает охранником в том отеле. Может, это была подработка на ночь и мне его там никогда не встретить. Может быть, у него странный график, который мне не узнать. Может быть, он завтра уедет из города и сменит номер. Я думаю обо всем этом, но решения не меняю. Ловлю такси и еду домой, где собираюсь есть, смотреть сериалы и не думать ни о чем. Не то чтобы я был фаталистом, но сейчас мне хочется верить, что у судьбы для нас с Хантером есть еще парочку тузов в рукаве.

***

И я, конечно, как в воду глядел. Целую неделю я лезу на стену, мужественно не еду к тому отелю и гипнотизирую номер Хантера в своем телефоне. А потом выхожу покурить после пар и вижу его. Стоит такой себе. Делает вид, что потерялся в большом городе и совсем случайно каким-то образом оказался возле моего корпуса. Думать даже не хочу о том, где он нашел мое расписание. Не хочу, потому что знаю, что со страницы в фейсбуке, а хочется больше романтики. - Привет, Хантер. Как поживаешь? – пародирую я его и заставляю рассмеяться. Боже, Хантер так редко смеется, и я так люблю этот звук, что прямо сейчас готов прыгнуть ему на шею. А потом отпиздить, конечно. - Привет. Пройдемся? – спрашивает он, и мне даже не хватает слов, чтобы ответить. Ни тебе «Прости меня, скотину». Ни тебе «Я люблю тебя, жить не могу, ради тебя все бросил!» Самое смешное то, что я тоже ничего такого не говорю. Не задаю вопросов. Ничего не требую. Я один из самых любопытных людей в мире, но Хантер, черт бы его побрал, выдрессировал меня так, что я не задаю лишних вопросов. Ему. Ему я разрешаю самому решать, когда и что мне говорить. Но даже если я не задаю вопросов это еще не значит, что мистер Холмс во мне мертв, и я ничего не замечаю. По обрывкам фраз. По коротким словам. По жестам и оговоркам я создаю картинку этой новой реальности. Хантер тут пару недель. То есть, он приехал сюда почти сразу после обрыва того звонка. И по сути, он не решался связаться со мной всего чуть больше недели. Это я могу простить ему. Потому что там явно случилось что-то неприятное. А вот что именно – я пока не знаю. Еще у Хантера проблемы дома, потому что он обычно много говорит о домашних, но сейчас – ни слова. Он живет тут в комнате, которую снимает у какой-то старушки. И у Хантера маленькая зарплата, а запасных денег нет. Потому что в Старбаксе он как всегда покупает мне мой любимый кофе, а себе берет самый дешевый чай и неумело врет, что отказывается от кофеина. Пакет у него в сумке из Волмарта. И он явно не против перекусить. Я могу быть сукой сколько угодно долго, вы меня знаете, но это же мой Хантер. Мой. Как я могу видеть, что он страдает? - Знаешь, мне немного тяжело тащить плату за аренду квартиры одному, - между делом бросаю я. – Там всего одна спальня и нам придется вспомнить времена Далтона, но, я был бы тебе очень благодарен, если бы ты разделил аренду со мной. Я называю цену в три раза меньше реальной цены квартиры и пользуюсь тем, что Хантер не успел освоиться в этом городе. Конечно, он отказывается. Потому что «Ты явно привык жить один» и «будешь мужиков водить?». А я, конечно, убеждаю его в том, что он меня очень выручит и вообще это крайне выгодно. Какие мужики, Хантер? Какое привык жить один? Я считал часы до того момента, как ты окажешься рядом. И у нас уходит целая неделя, чтобы Хантер забрал свой залог обратно у старушки, чтобы собрал свой целый рюкзак вещей. Что как бы намекает на то, что мой Хантер приехал в Нью-Йорк не на коне. Мы за эту неделю еще дважды встречаемся, гуляем и говорим ни о чем. Сказать, что это дико – ничего не сказать. Потому что это дико – быть рядом с любимым человеком и не касаться его. Я начинаю думать, что Хантер и правда ничего ко мне не испытывает. Может и правда думает, что нам стоит остаться друзьями. Я, как обычно, в своей голове строю все самые жуткие теории и в глубине души не могу поверить, что это правда. Что мы едим пиццу с Хантером в Нью-Йорке. Что он не убит в своей долбанной армии, не сидит за сотни миль от меня, голодный и уставший. Не могу поверить, что прошло уже больше года с нашей первой встречи, а мы все еще хрен пойми кто друг другу и я все еще не понимаю, что он ко мне чувствует. Хотя, все это кажется мне неважным, когда, спустя неделю, мы выходим из такси вместе с Хантером и поднимаемся на третий этаж. Я гордо вручаю ему ключи, и он открывает дверь, а у меня стойкое чувство того, что я мамочка, которая вернула своего птенца в гнездо. Словно после всех бед и дорог, что пришлось ему пролететь, я, наконец, вернул его под свое крыло. Долбанный Кларингтон, во что он вообще меня превратил? Я борюсь с желанием стукнуть его вазой по затылку и коротко смеюсь, когда Хантер неловко топчется на пороге, словно не зная, куда ему идти. Но все это и правда совсем неважно. Когда в десять вечера мы смотрим любимый фильм вместе, а он осторожно кладет руку на мои плечи и притягивает меня ближе, прижимая спиной к своей груди. Я почти лежу и мне не очень удобно в такой позе. Нужно поерзать, уложить голову на его грудь и закинуть ногу, но вместо этого я замираю, потому что Хантер обнимает меня крепче. Двумя руками. Он прижимается губами к моей макушке, целует волосы, словно нет ничего приятнее на земле этого лезущего в нос и пахнущего шампунем материала. Он комкает футболку на моей груди, и я запоздало понимаю, что прокололся. Я так привык носить его футболку, что и сейчас надел ее на автомате. Но я не успеваю соврать, что это была единственная чистая вещь, потому что Хантер наклонятся ниже, целует меня в висок и шепчет: - Я так скучал по тебе, Себастиан. Черт возьми, как сильно я скучал. Я даже рта не успеваю открыть, когда следом за виском меня целуют в скулу, разворачивают мое лицо к себе одной свободной рукой, а затем прижимаются к губам. Этот поцелуй, определенно, войдет в список самых неудобных в моей жизни, но я забываю об этом через полторы секунды, ведь это Хантер Кларингтон и он целует меня в губы так, словно только об этом и мечтал целую вечность. Словно он чувствует то же, что и я. И мне бы надо назвать его мудаком, ударить в грудь и оттолкнуть, потому что мне надоело быть игрушкой в руках Его Высочества Неясной Ориентации, но сегодня я знаю, что что-то изменилось. И я обязательно пойму, что именно там, за плечами Хантера. А пока что мне достаточно знать, что оно изменило что-то в Хантере. И то, что он целует меня сейчас, - это не прихоть. Я знаю Хантера. Знаю, что этот поцелуй – результат многих часов размышлений. И я, поддающийся эмоциям и чувствам куда больше, не всегда могу понять эту его продуманность, но, боже, как же я ценю ее. Я обнимаю его шею руками, запускаю пальцы в волосы и понимаю: Я никогда еще не был счастливее.