И все-таки я люблю...

Где осталась та жизнь, которая была раньше? Без всего этого фарса, меняющих тебя игр, и вечно празднующего Капитолия. Но только не без девочки из Шлака. Пит задумался, а была ли его жизнь его, или она полностью принадлежала Китнисс. Он вспомнил, ее отблеск всегда присутствовал рядом. Вот отец показывает ее Питу; вот Китнисс поет, стоя на стульчике; вот Китнисс отказывается играть с ребятами; вот она сидит одна одинешенька в столовой; вот к Китнисс подсаживается Мадж; Китнисс приходит заплаканной в школу; Китнисс выглядит плохо; Китнисс выглядит очень плохо, она исхудала; вот она обнимает свою сестренку; а здесь они вместе с Гейлом приносят его отцу только, что пойманную дичь; Китнисс на Жатве; Китнисс; Эвердин. Каждый день он думал о ней. Каждый день он вспоминал о ней, и не было ни минуты, чтобы у Пита в мыслях не пролетало ее имя. Но ведь у него была и другая жизнь, без нее: была семья, вечно недовольная им мать, добродушный и ласковый отец, два подкалывающих по поводу и без повода брата, лучшие друзья, приятели, он любил их и очень боялся потерять. А еще у Пита была девушка. Как странно, он любил одну, а встречался с другой. Подло. Но что оставалось ему делать? Китнисс была журавлем в небе, которого поймать было невозможно, а Ванесса была синицей, которая не на шаг от него не отходила. С ее помощью Пит забывал о Китнисс, в ее компании он был Питом Мелларком, которого знали все друзья: симпатичным, коммуникабельным и добрым. Благодаря легкому характеру Ванессы они с Питом быстро нашли общий язык, и на момент наступления 74-х Голодных игр, встречались полгода. Он никогда не забудет тот день после приезда с игр, когда Ванесса пришла к нему. День близился к вечеру, и Пит решил отнести первые коробки в новый дом. Помочь ему вызвались братья, лишь бы не работать в пекарне. Пит спускался по лестнице и увидел в окно девушку, приближающуюся к его дому. Он узнал ее, это была Ванесса. Попросив братьев прикрыть его, он помчался к заднему входу. Толи он струсил, толи ему было стыдно, но разговаривать сейчас с ней не хотелось. Он не смог бы посмотреть ей в глаза и сказать: «прости». Когда-нибудь, но не сейчас. Открыв дверь, Пит остановился. Напротив него стояла Ванесса, скрестив руки на груди и серьезно смотрев на него. Видимо братья его сдали. - Ты, что бегаешь от меня, Мелларк? – сощурила она глаза. - Нет, - сказал Пит, - просто отцу надо помочь, а братья сбежали, вот, иду в пекарню. Ванесса хмыкнула. Не поверила. Да он бы и сам не поверил своим словам. Пит начал боком проходить около нее, чтобы не отталкивать, но девушка сделала шаг в сторону, преграждая парню путь. - Как давно? – спросила она. Пит хотел прикинуться дурачком и спросить «Что?», но по глазам девушки понял, что не стоит. - Всю жизнь, - опустив глаза, сказал Пит. Он мог бы и соврать ей, сказав, что влюбился в Китнисс на арене, но совесть не позволила ему этого. Ванесса отвернулась и отошла на несколько шагов, опустив голову и прижав ладони к лицу. - Ванесса….- начал говорить Пит. Но она его остановила. - Не надо, не оправдывайся. Мы не встречаемся давно, так что ты можешь делать все, что тебе заблагорассудиться. Пит стоял, молча, не в силах что-либо сказать. А что тут говорить? Нечего. - Я не хотел обижать тебя, - лишь сказал он. Тут Ванесса развернулась и решительно подошла к Питу. - Она же не любит тебя, - сказал она, и осеклась, испугавшись. Пит дернулся, было ощущение, что ему только что нож воткнули в сердце. Он отвел глаза. Ванесса же наоборот, уставилась на него, ее глаза потемнели, в них зажегся нехороший огонек. - Пит, - прошептала она. В ее голосе слышалась мольба, она протянула руки к его лицу и поцеловала. Поцелуй был как через стекло, без тепла и ощущений. Только поцелуи с Китнисс приносили все это. Пит просто стоял и позволял делать девушке, что ей хочется. В тот момент ему захотелось сделать Китнисс больно, очень больно! Его руки легли на талию девушки и проскользили вверх, он взял ее за плечи, и, борясь с собой, понимая, что нельзя так делать, оттолкнул девушку. Он хотел целовать только Китнисс, так было и так будет всегда. - Прости, - сказал он, прекрасно понимая, что такое не прощают. - Теперь ты понимаешь, что чувствует она, когда ты ее целуешь! – безжалостно сказал она. Это заявление ударило Пита еще раз в сердце, только точнее. Если она хотела сделать ему больно, то попала в яблочко. Ванесса кинула на него последний уничтожающий взгляд и ушла. Даже после этого Пит продолжал думать о Китнисс, и это приносило еще больше боли. *** Прошло уже два часа, а Пит так не вышел из своей комнаты. Китнисс волновалась. Мало ли что он там сделает с собой. Она несколько раз хотела прийти к его двери постучать, позвать его, спросить как он, но что-то ее останавливало все время. И хорошо, что останавливало. Она прекрасно понимала, что ее слова про брак, ранили его. Ведь он ее любил, и скорее всего мечтал, что она выйдет за него замуж, только по настоянию свою чувств, а не Капитолия. О, как ей хотелось, чтобы ничего этого не было! Чтобы Пит не был в нее влюблен, или чтобы он ей этого не говорил, ведь ей тоже было не по себе, когда она предложила ему «брак по-расчету». Ей нравился Пит, и еще она хотела, чтобы он был счастлив, а сама Китнисс не приносила ему счастье. Ни она , ни ее поведение. Вот она жажда выжить, чтобы спасти дорогих твоему сердцу людей, ты делаешь все, чтобы они не страдали, а заставляешь страдать совершенно других людей. Поздно вечером Китнисс все же решила прийти к Питу. Стоя около его двери, Китнисс обдумывала слова, которые ему скажет. За этим и застукал ее Хеймитч. - Ты что тут трешься? Быстро спать! – сказал он. - Я… - Быстро спать! Дай парню прийти в себя. И это было правильно. Китнисс развернулась и ушла. Хеймитч тоже ушел в свою комнату. Он поставил бутылку на столик и сел в кресло. На столике стояла женская шкатулка. Небольшая, вся потрепанная, и никуда не годная. Это была ЕЕ шкатулка. Единственное, что осталось. Хеймитч долго смотрел на нее, не решаясь открыть. Он выпил два, а толи три глотка виски. Еще раз взглянул на шкатулку и произнес: - Неужели мы тоже были такими глупыми, Лизи? Он открыл шкатулку. В нем была всего лишь одна единственная фотография. На ней была изображена девушка лет шестнадцати с черными, как смоль волосами. Она улыбалась. - Когда же они поймут, Лизи, что нельзя такое вытворять с любовью. Он выпил. Снова. И снова. И снова. - Ты же знаешь, я очень хочу помочь им, особенно парню….Он достоин светлого и настоящего чувства, такого как у нас было. А девчонка не достойна его, хоть сто жизней пусть проживет, все равно будет не достойна! Хеймитч выпил, поставил бутылку, в руки взял фото. Он долго смотрел на него, рассматривал каждую точечку, прощупывал пальцами. Когда он так делал, ему казалось, что он опять прикасается к ее щеке, гладит по волосам. Он любил ее, сильно, до дрожи во всем теле, у него болело сердце, когда видел ее, и еще больше болело, когда не видел. Он бредил ей. И она тоже любила его. Но из-за какой-то ошибки, из-за неповиновения тогда еще молодого Хеймитча, она погибла. Была убита Капитолием. Это был удар для парня. Он несколько дней сидел в комнате и просто смотрел на стену, ничего не соображая. Мир рухнул; жизнь, которую он отвоевал на арене, была уничтожена. Он винил себя в ее смерти. Тогда Хеймитчу и отдали ЕЕ шкатулку. Там было письмо для него и фотография. И все. Потом начались кошмары; чувство вины добивало и Хеймитч запил. Изначально, он пил немного, только когда не мог справиться кошмарами, для этого он всегда засыпал с ножом, но впоследствии сны стали еще хуже, ему снилось, что он убивает ЕЕ. Обычно после таких снов Хеймитч не выходил из запоя днями. Хеймитч опустил фотографию и разрыдался. - Прости! Прости меня, любимая! Я не смог тебя уберечь! Все его слезы сопровождались большими глотками спиртного. - Я должен им помочь! Слышишь? Должен. Чтобы не произошло, как у нас. Я ведь так тебя люблю… И Хеймитч пил опять всю ночь.