И все-таки я люблю...

      POV Китнисс       Вперед-назад. Ещё раз. Вперед – назад. Цикличное действие забавляет меня. Так просто вперед – назад катать металлический винтик. Это успокаивает и переключает меня от всех остальных мыслей. Вперед – назад. Назад – вперед. Прямо как моя жизнь. То умираю, то возрождаюсь. То победитель, то трибут. То любимая, то враг. Не рассчитав силу, толкаю винтик сильнее и он, отклонившись от курса, катиться в щель между коробок. Ну вот, и не осталось у меня игрушки. Хочу вернуть. Тянусь рукой к коробке, пытаюсь просунуть в щелочку палец, но не могу нащупать этот дурацкий винтик. Решаю посмотреть, где он лежит. Но на тыкаюсь на черные ботинки, неподалеку от себя. Медленно поднимаю глаза. Сверху на меня смотрит Гейл. Недовольно вздыхаю – хоть раз я могу побыть одна? Безразлично откидываюсь спиной к стене, так и не достав винтик. - Чего тебе? – не грубо, но и не ласково спрашиваю у друга. Гейл медлит с ответом. Он садиться на корточки напротив меня, чтобы в любой момент уловить мой взгляд. Напрягает. - Почему? Недовольно вздыхаю. Не хочется мне сегодня каяться в содеянном. Никто не должен был узнать об этом, потому что я не собиралась возвращаться с арены. Я бы унесла эту тайну с собой в могилу. Именно для того, чтобы не оправдываться! Ни перед Гейлом, мамой, Хеймитчем и собой, разумеется. До этого момента, воспоминания не приходили ко мне, как будто моя переполненная память решила избавиться от них, ради моей же психики. А вот сейчас, я уже на протяжении часа (или даже двух?) прокручиваю в голове события той ночи. Наклоняю голову набок, при этом пытаюсь на смотреть на Гейла, хотя получается плохо – он занял всё моё личное пространство, устремляю взгляд в потолок. - Гейл, зачем тебе это знать? Прими это и смирись, - устало говорю я. Парень напрягается. - Я просто не понимаю, зачем ты это сделала, почему… - …Пит, а не ты? – перебиваю я его, - это ты хочешь спросить? Видимо я попала в точку, так как руки Гейла сжимаются в кулаки, а сам он напрягается. Он хочет ответить, но язык не поворачивается. Раз хочет правду – он её получит. И плевать, станет ли ему плохо и обидно после этого, сам напросился. - Потому что он был рядом, когда был нужен. Потому что это единственное, чем я могла отблагодарить его, - говорю, а сама наблюдаю реакцию Гейла, у которого при каждом моем слове глаза всё расширяются и расширяются. – Оставить о себе глобальное воспоминание, скажем, я дописала конец нашей истории, потому что не собиралась возвращаться с арены живой. И потому что сама хотела этого. Гейл слушает и молчит. Чувствую, как его дыхание учащается, нервы сдают – в какой-то момент он ударяет кулаком об стену неподалеку от меня. В глазах печаль и недоумение. Но я продолжаю, мне всё равно. Сегодня у меня нет чувств ни к кому кроме себя. - Именно сегодня, Гейл Хоторн, я поменяю твое мнение обо мне. Можешь считать меня не лучше тех шлюх, которые спали с миротворцами за пайки, потому что я сама пришла к нему тогда, сама легла с ним в постель, под него, раздвинула ноги, как хочешь это называй! Но не смей думать, что он меня заставил и тем более надругался! Так нужно было, – на этих словах я встаю, и обхожу охотника. Слышу, как он поднимается, чувствую, как на моей рук сцепляются в замок его пальцы – крепко и властно. Рывком он поворачивает меня к себе. - Кому нужно? Мелларку? - Это нужно было мне. Вырываюсь и ухожу, оставляя Гейла крушить всё, что есть в комнате.

***

      POV Пит.       Сон не идет. Спокойствие тоже где-то гуляет. Я все еще лежу с закрытыми глазами. Не могу, да и не хочу отрывать руки от лица. В голове сумбур, мысли путаются, картинки смешаны. Все из-за неё, опять. Эта девчонка меня добивает, убивает, с ума сводит. Всё, что она наговорила, может быть полной ложью, чтобы расположить меня к себе, а потом прирезать за спиной, как делала уже несколько раз. Я не верю. Но в тоже время, почему при мысли об этом у меня сводит руки, мышцы напрягаются и по телу пробегает что-то очень горячее и текучие? От этого чувства мне хочется стонать и повторять его снова и снова, по кругу. В мыслях вспышки, обрывки фраз, детали, на которых сложно сфокусироваться. Всплывали образы двоякого смыла: мои руки, скользящие по её обнаженному телу, губы на шеи, её руки на моей груди, громкий стон Китнисс и меня самого. Встряхиваю головой, чтобы образы ушли, но их становится еще больше. Кажется, помимо всех картинок, которые переполняют мою голову, я еще начинаю додумывать происходящее. Извлекает меня из этого состояния пришедший ментор. В первый раз, когда мы встретились, я запустил в него стаканом с водой, больше из-за обиды на него, чем из-за злости. Вспомнилось, что он всегда потакал только Китнисс. Хеймитч сел около меня, с любопытством рассматривая прикроватную тумбочку, в надежде, что на ней оставили спирт, для протирания иголок и других инструментов, но тщетно. - Какого это, Пит, - начинает он, - проснуться в новой жизни и узнать, что не девственник? Смотрю на него исподлобья. Шутник хренов. - Бьюсь об заклад, что на протяжении всего этого вечера ты только и думаешь о той ночи, я прав? - улыбается Хеймитч. Я медленно киваю, а улыбка Хеймитча становится еще шире. - Много чего вспомнил? - Больше придумываю, - каюсь я. Эбернети заливается смехом, хлопает меня по плечу. - Уже кое-что! Я смотрю на своего ментора и понимаю, что он – этот язвительный алкоголик – единственный мой близкий человек, ведь семьи у меня больше нет. Только с ним и остается делиться своими страхами. - Я думаю, что она это выдумала, - строго говорю я, хотя где-то в глубине души, я надеюсь на противоположное. Хеймитч подсаживает по ближе. - А, смысл ей врать, парень? Признаваться при всех, что переспала не с мужем, довольно унизительно. Плюс ко всему, я знаю, что это правда. Я нервно смеюсь. - Свечку держал? - Не держал, но слышал. Стены в тренировочном центре то-о-нкие, - усмехается ментор. Замечаю, что краснею. Боже, мне стыдно за то, чего я не помню! - Ну, допустим мы с ней…занимались любовью, но вопрос в другом – зачем? Хеймитч недоуменно смотрит на меня, свистит, видимо от моей тугой сообразительности. - Это ты сам у неё спроси «зачем». А лишь могу сказать одно, женщина никогда не ляжет в постель к нелюбимому мужчине. Делай выводы, сынок. Он хлопает меня по плечу и уходит, оставляя меня, опять с закрытыми рукой глазами в палате.

***

      POV Китнисс       Всё, что я высказала Гейлу в той темной комнате, самозащита, и защита Пита. Нужно для того, что отстали, не спрашивали, не оценивали. Весь боевой дух прошел, как только я выскочила оттуда, а сейчас, приближаясь к двери моего блока, колени начинают подкашиваться. Ведь там самые близкие и родные: мама и Прим, которые точно не восторге от моего признания. И самое плохое, что я не знаю, как они отреагируют. Открываю дверь, вхожу. Сразу же на меня устремляются две пары глаз. Мама встает с кровати, Прим останавливается, она расстилала постель. Они обе ждут моего слова, но я молчу. - Прим, ты не могла бы отнести эти халаты в мед пункт, - просит мама, отдавая сестре одежду. Прим со скрытым недовольством подчиняется. Видимо ей очень хотелось послушать, но мама правильно сделает, что отсылает её. Мала еще слушать. Как только дверь блока закрывается, мама начинает свою речь. - Китнисс, твоё откровение застало всех врасплох. Никто такого не ожидал, потому что всем нам было известна правда о «несчастных влюбленных». И если это выдумка, то ты должна понимать, что ты рискуешь здоровьем Пита. Я киваю головой в знак того, что это не выдумка. Мама это замечает и осторожно продолжает дальше. - Ты уже взрослая…- она осекается, - я не имею права тебя упрекать за что-то, из-за сложившейся ситуации между нами. Пока она говорит, к горлу подкатывает ком. Слезы наворачиваются на глаза. Что-то в душе екает такое, от чего я хочу поплакаться ей, своей маме, которую так люблю. - Имеешь, - говорю я сквозь слезы, - ты на всё имеешь право! Отругай меня, выпори, скажи, что запрещаешь мне общаться со всем мужским полом, что я шалава малолетняя, только прошу, не оставляй меня одну с этим. Я кидаюсь в ней в объятия, и плачу, заливаюсь слезами так, как никогда раньше. Она обнимает меня и целует, гладит по голове, а я прижимаюсь к ее стану, как в детстве. - Китнисс, - шепчет она и глядит по голове. Движения матери медленные и ласковые, и я, как будто проваливаюсь в своё детство, когда между нами не было конфликта. В её объятиях приходит забвение, плохие мысли улетучиваются, нашедшее спокойствие заставляет погрузиться в транс, где нет никаких эмоций. Так мы сидим, пока не приходит Прим. Сестра, увидев нас, с милой улыбкой подходит к нам и обнимает нас обоих.

***

      Сон не идет. Да уж куда ему бороться с моими мыслями. Сегодня у меня бессонница. Как же хорошо я сейчас понимаю Хеймитча, который страдает от запрета к алкоголю. Я бы с удовольствием сейчас напилась. В хлам. До беспамятства. Чтобы забыть всё. Но мне приходится лежать в своем блоке и пялится в потолок. Обстановку разряжает Прим, которая легла ко мне. Она тихонько пододвигается к моему уху и спрашивает: - Как это было? - Что «это»? – не смотря на сестру, спрашиваю я. - Ну, ты и Пит…- и она стеснительно смеется. Вот же блин, любопытная. - Не рано ли тебе знать? – поворачиваюсь к ней. Плохо вижу в темноте, но понимаю, что она улыбается. - Я же учу биологию, знаю, что происходит, - начинает оправдываться она, а мне смешно, - но там ничего про ощущения не написано. Так как это, быть с мужчиной? - Маленькая еще для этого! – делаю строгий голос, и тут же она шикает на меня, мол маму разбудим. Прим выжидает, но я молчу. Вот же маленькая зараза! Сама к парню на пушечный выстрел не подойдёт – боится, а тут про секс меня спрашивает. Расскажи ей! Может еще показать? Но Прим ждет, не отрывая глаз от меня. И я знаю, что пока не получит ответа, не отстанет. Поэтому я сдаюсь. - Больно было, - говорю я, и вижу, как её глаза округляются, - но потом приходит наслаждение. Так что это того стоит, - улыбаюсь я, но быстро спохватившись, говорю - только я тебе этого не говорила! И не смей! Прим смущается и улыбается одновременно. Она обнимает меня. - Всё будет хорошо, Китнисс. Он обязательно всё вспомнит, и будете вы жить долго и счастливо. Вот в этом вся Прим, верит в чудеса. Я кусаю губу, чтобы не издать пронзительный крик отчаянья.