Обрывки воспоминаний яркими, а иногда черно-белыми, красками проносятся у меня в голове уже неделю с лишним. Так каждый день. Я просыпаюсь и вижу безысходность, которая с каждой секундой поглощает меня всё больше.
Жить становится невыносимо.
Смотря на туманный город, обычно рано утром он именно такой, я опять проматываю в своей голове кадры, как будто из кино пленки, недавних событий.
Всё кончилось. Война кончилась. Диктатор побежден, мир встал на путь исправления, к власти пришли нужные люди, сойка умерла. Конечно, ни в буквальном смысле, ведь я вот, стою и смотрю на просыпающийся город из своей темницы. Но души у меня больше нет. Её поглотила война. Жестокая, гражданская, несправедливая, священная.
А вместе с моей душой унеслись и все герои, отдавшие жизнь за Панем: Финник, недавно женившийся на самой необычной, но прелестной морской девушке, Богс, настоящий солдат, преданный долгу, но умеющий распознавать великие цели, Койн – настоящий правитель, который без труда поднял бы наше государство, но в последний момент поглощенная старыми чувствами, сделавшая неправильный выбор, и Прим. Моя маленькая Прим, которая верила в красоту этого мира, погибла под раскаленным огнем бомб.
Нет! Так не должно было быть. Они не должны были уйти в другой мир, это должна была быть я! Только я. Глупая сойка-пересмешница, которая защищая всех, всех же и погубила. Я должна была умереть, а не они.
Меня ждет смерть. Но её до сих пор нет. Даже нашу встречу прервали, там на всеобщей казни Сноу, когда я выстрелила в Койн. На тот момент я решила, что моя битва закончена. Попыталась проглотить «морник». Всё было продумано до мелочей, но в моё прощание с жизнью вязался ОН! Мелларк! Нужно было бы его еще на играх придушить, тогда бы я смогла осуществить задуманное.
Моя кисть до сих пор болит от сцепления его пальцев на ней. Детально я не помню происходившего, оно, как и все другие воспоминания после смерти Прим утратили способность четко вложиться в мою память. В том эпизоде я помню только одно: его голубые глаза, смотрящие на меня. Я запомнила их, потому что увидела в них непонятные нотки, которые до сих пор подвергаю сомнению.
После моего признания о нашей с ним ночи, мы так и не общались. Он, немного оправившись от осознания, что меня нужно убить, начал посещать столовую и тренировки вместе с охраной, иногда злобно посматривая на меня. Постепенно я начала замечать на себе его задумчивые взгляды, хотя я так и не знала, что же он там себе про меня думает. Обходила его стороной, злилась на него, пока умные люди не подсказали мне, что я по отношению к нему поступаю, как эгоистка. Ведь он-то не виноват в том, что его пытали и заставили меня ненавидеть. Пришлось пересмотреть моё поведение. Стать отзывчивей и спокойно реагировать на его всплывающую грубость. В тот момент до меня дошел факт, что Пита Мелларка я уже не верну. И в моей влюбленности (или любви?) я так и не разобралась, пришлось поставить крест.
Но Мелларк опять спутал все мои карты.
В тот день была свадьба Финника и Энни. Громкая, веселая, жизнерадостная, какая и должна быть. В Тринадцатом веселились все: от мало до велика. Койн даже скрепя сердце разрешила алкоголь. Вот Хеймитч радовался!
Каждый радовался за новоиспеченную семью забыв, что за пределами бункера идет сопротивление. Но мне казалось, что в этот день не было никаких сражений. Мир радовался за наших влюбленных. И я не исключение. Выпив бокал сока, в который заботливый Хеймитч подлил свою гадость, объяснив, что мне нужно отдохнуть и повеселиться, наступила долгожданная раскрепощенность. Я танцевала так, как никогда не танцевала, улыбалась, смеялась, Финник даже подбил меня на традиционную свадебную песню, которые распевали во всем Панеме на свадьбах. Даже с Гейлом я помирилась: я сделала вид, что наговорила чепухи, а он сделал вид, что не слышал её. А увидев свадебный распрекрасный торт от Пита, даже расплакалась. Ну уж очень сильно я была рада за Финника и Энни.
Быстро загоревшись, я так же быстро и потухла. После последнего танца молодых решила пойти спать: ноги меня уже не держали. Гейл, который подрывался меня проводить был послан в круг танцующих традиционные Панемские танцы. И тихим ходом, чтобы никто меня не видел, вышла за дверь. Сразу же стало тихо и спокойно, песни и громкие возгласы еще доносились за моей спиной, на что я спокойно улыбалась и ковыляла к лестнице. Выйдя на лестничную площадку, я остановилась, потому что увидела его.
Он стоял, прислонившись спиной к стене, на ступенях, идущих вниз. Как только услышал хлопок двери, посмотрел на меня.
Мой пульс сразу же усилился. Вот так наедине мы не были уже давно. Никаких камер, зрителей, охраны, только я и он, и разделяющие нас несколько ступенек. Пытаясь не встретиться с ним взглядом я медленно осматриваю помещение, где нахожусь. Если в нем сейчас вспыхнет ярость, то бежать мне не куда: подвыпившая я быстро не смогу подняться по ступенькам вверх, вниз к своему блоку я тоже не побегу, он перегородил проход, кричать смысла нет – шум и гам, замаскируют мои крики.
- Привет, - сказала я.
Пит удивленно посмотрел на меня.
- Виделись, - сказал он.
- Как тебе свадьба? – сказала я, а сама искала выход из ситуации.
- Весело.
Какие-то у него односложные ответы.
- Согласна.
Пока я говорила, то медленно делала шаг к первой ступени, а значит ближе к нему. Главное было не бояться, по возможности быстро спуститься. Шаг и еще шаг. Пит не дергается с места, даже не уходит. Ему видимо нравится наблюдать за мной.
Еще один шаг, и я оступилась. Потеря равновесие из-за алкоголя захватившего мое тело, и навалилась на Пита. У него реакция получше моей, он сразу же схватил меня за талию одной рукой, другой за руку, и поставил обратно.
- Спасибо, - сказала я.
- Не пробовала не пить? – спросил он у меня.
Кто бы говорил, от самого-то, как от ликероводочного. И это странно. Питу не разрешается пить, ведь могут быть побочные эффекты. Тогда почему от него пахнет спиртным? Хочется спросить, но включается самооборона, изрекаю совершенно не то.
- Хеймитч пошутил над мои бокалом.
Двигаюсь дальше, но меня останавливает его рука, до сих пор держащая мою руку. Не знаю, что делать. Тут Пит решил сказать мне кое-что.
- Почему ты никогда не смотришь мне в глаза? Всегда изворачиваешься?
Вопрос неожиданный, застающий врасплох. Ну, что ему на это сказать? Правду о том, что боюсь его, вдруг он взбесится и меня убьет? Или что меня до сих пор мучает совесть за то, что Сноу превратил его в свою марионетку? Мне нечего сказать, ведь он всё это и так знает.
Тогда я решилась на отважный поступок.
Я повернула голову и посмотрела в его голубые глаза, родные и до боли знакомые, которые каждую ночь вижу во снах.
Пита озарила улыбка, та улыбка, которая завораживает всех, но как быстро она появилась, так же быстро она и исчезла.
Теперь для меня его фирменная улыбка роскошь.
- Знаешь какие у тебя глаза? – спросил он.
- Лживые? – предполагая его ответ, сказала я.
- Прекрасные, - излагает он, - и лживые.
В точку!
- Все сказал? Тогда я пойду, - сказала я, но не успеваю сделать шаг, как он тянет меня на себя, и припирает к стенке, облокачиваясь на нее ладонями. Я в замке его рук. Мне не убежать.
- Хочешь знать, что происходило в Капитолии, пока ты
ДУМАЛА, как меня вызволить?
И не давая мне ответить он продолжил.
- Меня пытали разними способами, какие только есть в катакомбах Капитолия. Сначала для того, чтобы узнать план побега, потом ради того, чтобы я стал «голосом разума» президента Сноу, а потом, чтобы завладеть мной и убить тебя. Но все издевательства можно было теперь, во имя этой пресловутой любви. О Боги, я же надеялся, молился, чтобы ты была жива, - он вздохнул и продолжил, - Все это были цветочки. Когда мне ввели яд ос-убийц, я думал, что сдохну. И лучше бы так и произошло. Потому что потом, каждый день они вкалывали мне охмор, избивали, калечили, а потом восстанавливали. Я был подопытной зверюшкой, в последствии став при этом монстром. Когда мне вводили охмор, то настраивали против тебя, говорили о том, как ты меня использовала в своих корыстных целях, и знаешь, я поверил, потому что отчасти это было правдой, которую я видел. Меня заставляли ненавидеть тебя, а в последствии убить, как только я окажусь с тобой наедине.
Он замолчал, а я даже дышать не могла, настолько мне было страшно и грустно одновременно.
- Они убивали во мне всё святое: доброту, веру, любовь. Любовь к тебе, Китнисс. Убивали так, что я думал о самоубийстве, но был под пристальным контролем. Они убили мою искреннею, нежную, безграничную любовь. Я ненавижу тебя, Китнисс Эвердин. И..
Он остановился на полу слове, отвернулся, видимо, о чем-то размышляя.
- И? – не сдержалась я.
-
И все-таки я люблю, - сказал он, - думаю, что люблю.
Мое сердце не успевает пропустить удар, а он заключает меня в свои объятия и целует, тем страстным, властным поцелуем, о котором я так часто думаю. Мысли уносятся на второй план, есть только он и его губы. Больше в этом мире нет ничего. Наши губы творили что-то невообразимое, так же, как и руки Пита. В какой-то момент я почувствовала, что его правая рука пытается залезть мне под платье. Из меня вырывался стон, парень не отставал. Я решила не остаться в долгу и забиралась под пиджак парня, наглаживала его мускулы под рубашкой. Поцелуй становился жёстче, но как только его рука достигла моего бедра – всё прекратилось.
Когда мы закончили целоваться, и тяжело дыша, смотрели друг на друга, Пит сказал:
- Но это не значит, что я не хочу тебя убить. Держись от меня подальше, Китнисс Эвердин.
Он отступает на шаг от меня. Мое сердце быстро отстукивает ритм. В горле пересохло, губы болят, но мне и плохо и хорошо одновременно.
- Это ничего не значит, Китнисс, - тихо сказал Пит, - пора заканчивать. Не хочу больше бередить раны, я устал от всего, что мне навязывал Капитолий. Я хочу избавиться от этого. Считай, что история несчастных влюбленных закончена. Конец игры.
И он взглянув на меня, исчез в пролетах лестницы.
А я еще долго стояла там, рыдала, уткнувшись в разноцветный подол платья. Мы квиты, Пит Мелларк. Раньше я разбивала тебе сердце, сегодня ты разбил моё. Уж лучше так, чем знать о том, что ты погиб.
С того дня мы так и не разговаривали с Питом, и уж тем более не оставались наедине. Пит ясно дал мне понять, что любовь, о которой он думал, исчезла, так же быстро, как и появилась тогда в школе. Именно поэтому его взгляд, который он кинул на площади удивил меня. В нем было столько боли, ненависти и…(любви?) одновременно, что я запуталась. И до сих пор не могу распутать этот узел.
Слышу шаги, они приближаются к двери моей комнаты. Поворачивается замок, и входит Хеймитч. На лице у него грустная улыбка. Вспоминаю, что сегодня было последние заседание по поводу моего ареста.
Ну вот и всё.
- Суд признал тебя невменяемой, что я и до процесса знал, что вызвано шоком и сопутствующими заболеваниями, которые были в Тринадцатом. Наказание – ссылка в Двенадцатый без права выезда за его пределы.
- Так меня не убьют? – с грустью спрашиваю я.
- Не дождешься! – хмыкает Хеймитч, - переодевайся, через полчаса мы улетаем.
Он кладет вещи на кровать и удаляется.
***
На крышу центра меня сопровождают двое охранников. Как будто они уверены, что я убегу. Хватит с меня погони. Я отбегала своё. Еще несколько метров до выходной двери, а у меня уже трясутся ноги. Наверное, потому что там меня будут ждать они. Два молодых человека, сыгравших в моей судьбе главные роли.
Сразу же вспоминается подслушанный мною разговор в подвале у странного стилиста.
Они сидели тогда напротив друг друга. Гейл чистил оружие, а Пит потирал больную руку, за которую его приковали наручниками к железной ограде лестницы.
-Зачем мы это делаем? – вдруг спросил Пит.
Гейл ответил не задумываясь:
-Затем, чтобы помочь ей выжить.
Видимо, они разговаривали давно, просто я услышала только часть их диалога.
- А, мне казалось, что мы играем в игру «выбери меня Китнисс».
- Чушь.
Пит хмыкнул.
- Разве нет? Сам подумай, мы постоянно чем-то жертвуем ради нее. Я соглашаюсь на брак, спасая тем самым тебя. Ты вызволяешь своего соперника из лап Катитолия. Мы, как павлины около нее распускаем свои хвосты, демонстрируя кто круче. Всё пытаемся переплюнуть друг друга. И не говори, что я не прав.
Гейл долго не отвечает, что-то брякает около его ноги, видимо патрон.
- Не скажу. Раз ты такой смышлёный, тогда скажи, когда это соревнование кончиться?
-Покуда она не выберет одного из нас, мы обречены на позерство перед любимой девушкой, - оппонировал Пит.
- А если она никого из нас не выберет?
- Тогда зачем мы ее спасаем?
Смех.
Вот же сукины дети! Они делили меня, как добычу, совсем забыв, что у меня есть чувства. Или им уже было далеко наплевать на это. Тогда я решила, что никому я не достанусь! Выкусите женишки!
***
Открывается дверь, я вхожу на крыши и вижу…одиноко стоящего Хеймитча. Никого. Нет и намека на парней. В сердце что-то колит, слезы начинают появляться на глазах, но я быстро смахиваю их рукой.
- Дашь мне минут пять? – спрашиваю у ментора. Он кивает головой.
Стою и жду. Чего не понятно? Наверное, того, что сейчас откроется дверь и суда зайдет Пит или Гейл, или они вместе. Я жду. Сердце колотится, нервы сдают. Обида, грусть и злость поглощают меня. Уже зарождается мысль, которую озвучивает Хеймитч.
- Они не придут. Пит на реабилитации, где-то на полтора-два месяца. Гейлу предложили работу во Втором.
Его на удивление спокойный голос заставляет заплакать. Все правильно, пора уже разорвать этот порочный треугольник, где никто не чувствует себя счастливым. Война окончена, наша история вместе с ней завершилась.
Отрываю от себя значок с сойкой-пересмешницей и бросаю, что есть силы подальше от себя.
Прощай сойка, дай Бог мы никогда больше не встретимся.
Как только я делаю шаг к планолету, дверь на крышу открывается. К нам влетает Эффи с большим пакетом.
- Подождите! – кричит она.
Я иду к ней навстречу. Обнимаю её.
- Успела, - с улыбкой говорит она, - а то бы моя победительница улетела не попрощавшись со мной.
Эффи белым платком смахивает слезы с лица. Ох, Эффи по тебе я точно буду сильно скучать.
- У меня для тебя кое-что есть, - говорит она, отдавая мне большой пакет, - это от Цинны.
Мои глаза загораются. Я то думала, что от Цинны остался только мой боевой костюм, а оказалось, что нет.
- Что там?
- Платье. Белое. Свадебное. Красивое, - растягивает она слова, - он хранил его у меня. И строго настрого запретил мне его тебе показывать, да что там, даже говорить о нём. Цинна хранил его для определенно дня. Я хочу отдать его тебе.
- Думаю, оно мне не пригодиться, - говорю я.
- Никто не знает, что будет завтра, дорогая, - молвит Эффи, - обещай хотя бы, что примеришь.
Я киваю головой, и мы прощаемся.
Планолет взлетает, я мысленно прощаюсь со старой жизнью.
- Не грусти, солнышко. Жизнь только начинается, - говорит Хеймитч.
