***
На часах 4:20.На заднем сидении лежат веревка и полароид, которые сегодня должны мне пригодиться. Еду к ней и ругаю себя за этот порыв. Мог бы позвонить Линдси, загладить недавнюю ссору и ехать сейчас к ней, как обычно, переспать с ней. Но мне хочется снова ощутить страх и желание моей секс игрушки. POV: Главная героиня Я снова открываю глаза, вновь просыпаюсь посреди дня и сразу же жалею о том, что проснулась. Продолжительное время лежу на кровати в беспомощных попытках заснуть, но в последний месяц я так много времени провожу в этом состоянии, что организм просто отказывается засыпать. Люблю те моменты после сна, когда ты просыпаешься, твоя голова ещё несколько мгновений пуста, будто бы никогда не было проблем с наркотиками, с зависимостью от мужчины, в холодные объятая которого ты попадаешь только для жёсткой ебли, которому ты совершенно безразлична, не было никаких психических расстройств на фоне всего этого. Это состояние середины между сном и реальностью придаёт мне сил жить в ожидании звонка чертового ублюдка, который нарочно издевается надо мной. Даже во сне не могу уйти от этой душащей, отнимающей кислород боли. Даже во сне мне не спастись от него. Я чудовищно, до боли люблю его и всем сердцем ненавижу. Всегда думала, что амбивалентность - миф, впрочем, как и сама любовь. Но, наконец-то, я призналась себе в этих чувствах, теперь я честна с собой. Он обрек меня на бесконечный кошмар наяву, только наркотики скашивают это бредовое состояние. Кстати, о них, дилера, у которого я покупала соли для ванн, лсд и кокаин, взяли под следствие. И мне придётся искать новые связи. Нужно сегодня этим заняться, иначе я просто не доживу до завтрашнего дня. Ха, уже говорю, как самая настоящая наркоманка. Я не могу в полной мере осознать, что моя жизнь, с появлением Мэнсона, катится в ад, все это отошло на второй план, все стало совершенно неважным, не касающимся меня. Мне просто необходимо закинуться, пойти, покурить, выпить крепкий кофе, чтобы начать день. Позвонив паре знакомых и пробив номер одного дилера, я, с трясущимися от волнения руками, еду по адресу в какой-то гетто район. Ничего необычного. Нужно всего-лишь найти парня, толкающего дурь, дать денег и получить необходимый товар. Но дело в том ,что я никогда на прямую не связывалась с такими людьми, всегда были посредники. Такси остановилось и парень, бывший за рулём, называет сумму. Даю ему 100 долларов, но он не спешит давать мне сдачу, ловлю на себе его сочувствующий взгляд. — Я бы на вашем месте не стал выходить из машины, такой девушке, как вы не место в этом районе. Кто знает, уйдёте ли вы живой отсюда. — По-вашему, я жива? Выхожу из машины, оставив деньги таксисту, тот стоит какое-то время, провожая меня взглядом, полным сожаления. Достаю из кармана пачку сигарет, вытягиваю одну, поджигаю и затягиваюсь, нарочно растянув этот процесс в ожидании, пока он уедет, чтобы не привлекать лишнего внимания. Парламент, зажатый между указательным и средним, уже не действует на мой организм должным образом. Ощущения такие, будто вдыхаю обычный воздух и ничего более. Выкуренная сигарета не помогает расслабиться. По- правде сказать, они никогда не помогали мне с этим. Сигареты для меня всегда были чем-то вроде непреложного аксессуара, мне нравился сам процесс курения, но удовольствия от этого легкого головокружения и дыма, я никогда не испытывала. Каждая мышца тела напряжена, осознание того, что таксист был прав, приходит не скоро, но если быть на чистоту, то раньше эта ситуация произвела бы на меня более сильное впечатление, нежели сейчас. После Мэнсона меня почти ничего не пугает, даже страх смерти идёт просто на инстинктивном уровне и это, отчасти, потому что я по природе ужасный параноик. Главное сейчас не показывать все этому Гасу и его парням. Господи. Как же низко я пала. Судя по всему, он какая-то шишка в этом районе. Дом ,куда меня привели ватные ноги, был в точности как в фильмах про гетто: фасад ничем не отличается от любого другого, находящегося здесь дома, но обстановка внутри была чересчур пафосная если можно применить это слово к такому дому, так и казалось, что вот-вот откуда-то из соседних комнат послышится стрельба и глухой звук упавшего на деревянные полы тела. Меня встретил сам хозяин этого мелкого наркопритона и, долго не церемонясь, басовитым голосом бросил в мою сторону: — Меня предупредили, что ты придешь. Что будешь брать? – при этом смотрит на меня, как на диковинного зверя, попавшего в капкан. Перечисляю необходимые медикаменты (так он называет наркотики), а у самой в голове лишь одна мысль: быстрее смотаться отсюда. — Уже пускала по вене? — Нет, — ответила я в сильно замешкавшись, ведь если он предложит купить Героин, я не смогу отказаться. Гас, оценивающе смотрит на меня, что - то говорит своему другу, и он удаляется в другую комнату. - Попробуешь траву, лучшая в штате, в аптеках такую не найдёшь ни за какие бабки. — Нет, я верю на слово, лучше сделаю это в спокойной обстановке. — Это не было вопросом, милая. Вот теперь точно пора бить тревогу. Но я еще не получила то, зачем пришла сюда. Сердце бешено колотится, пока Гас забивает косяк, я не хочу курить сейчас, но с этим человеком опасно спорить, тем более на его территории. Он плотно и умело заворачивает траву и даёт мне взорвать косяк. Затягиваюсь несколько раз, после этого Гас докуривает его и снова этот оценивающий, но уже затуманенный взгляд: — Видишь, эта ганжа просто бомба. Рик, где тебя носит, черт подери? Молча киваю в ответ, чувствуя, как рассудок покидает меня, я остаюсь в ловушке собственного тела. Мне не следовало курить с параноидальным настроем, это только испортило весь кайф. — Возьмёшь хмурого или афганского? — Я вроде не собиралась брать героин – произнести это стоило мне невероятных усилий. Интуиция подсказывает, если не сохраню самообладание - упаду на пол, чувствую, как по ногам пробежала мелкая дрожь. Пространство вокруг темнеет, все мысли сконцентрированы только на одном: отвязаться от Гаса и быстрее оказаться дома, чтобы как можно легче перенести это состояние. Это так жалко звучит, но именно такой стала я и моя жизнь – жалкой. — Для начала я сделаю тебе скидку,- он подаёт маленький пакетик с мутным порошком, попутно объясняя, что нужно делать и забирая деньги из моих рук. Оставаться на ногах и не подавать виду становится все сложнее. Я выхожу из дома, не понимая, каким образом иду и каким чудом избежала проблем. Чувствую себя просто омерзительно после всего, хочется немедленно принять душ, отмыть грязь этих людей, хоть они ко мне не прикасались. Из-за травы, точнее от передозировки ею, кажется, что вот-вот подъедет Мэнсон на своем чёрном джипе, как в прошлый раз и задаст мне трепку. Это чертовски меня пугает, но в то же время какая-то часть меня нестерпимо хочет, чтобы это произошло. Самое страшное, что может сделать человек под травой, тем более, под хорошей травой – это поймать измену. Вот тогда весь этот восхитительный кайф покажется адом и ты будешь неистово мечтать, чтобы все это прекратилось. И говоря ад, я не имею в виду фигуру речи, нет. В аду можно очутиться по-настоящему, по крайней мере, твоему воспаленному сознанию будет так казаться. Но это ещё будет зависеть от подсознания, никто не знает, что может выдать твоё больное воображение в следующий момент измены. Я тщетно надеялась, что все это обойдёт меня стороной. Но во время экспериментов с наркотиками нужно быть готовым ко всему. Добравшись до дома, я, трясущимися руками, открываю дверь и практически забегаю в коридор, захлопнув за собой дверь. Только так я оказываюсь во мнимой безопасности от своей паранойи. Медленно ложусь на пол и проваливаюсь куда-то глубоко вниз, так глубоко, что при желании вряд ли выберусь. И чем ниже, тем омерзительнее процесс падения. Прижимаюсь к полу, точнее, пытаюсь это сделать, но не чувствую его, продолжая свое падение. Воспоминания о прежней жизни сами оживают в памяти, химеры из прошлой жизни восстают на руинах сознания, показывая картины прошлого, когда я еще не была зависима от наркотиков. Опять эта ложь, я всегда была зависима, пусть не от наркотиков. Мне всегда был необходим допинг, чтобы двигаться дальше, но когда я решила уехать из ЛА, я зашла в тупик, разум не знал, как расширить границы того, от чего можно зависеть. Признаться честно, в то время я слишком боялась всех наркотиков, кроме травы. Да, именно так, вся моя жизнь была уже заведомо прописана и шла по сценарию к необратимому концу. Весь остаток дня я провела в ванной комнате, периодически прочищая желудок, уходя в себя, невероятно сильно залипая и надумывая себе разные исходы событий отношений с Мэнсоном, которые казались мне настолько реальными, что до ужаса пугали. Где-то глубоко в подсознании, я знала, что нужно поесть, чтобы быстрее отпустило, но не могла собраться с силами и встать, не могла ничего - вот настолько было хреново. Я лежала на холодном кафеле и в течение долгого времени не могла прийти в себя или же просто пошевельнуться. Это был один из немногих случаев, когда наркотики обернулись против меня. И уже перед тем, как отключиться, я дала себе слово на утро спустить всю наркоту в унитаз и больше не связываться с этим.***
Утром следующего дня я очнулась на полу ванной комнаты и незамедлительно захотела попробовать героин. Безвольная, бесхребетная марионетка без кукловода готова на все, только бы продлить ощущение забытая в ожидании его пальцев на своих нитях. Медленно, чтобы не упасть, поднимаюсь с пола и осторожными шагам передвигаюсь к столу, где вчера оставила сверток с героином и другими наркотиками. Голос разума укоризненно повторяет вчерашнее обещание, как мантру, вертя в голове несказанные слова. Хочу позвонить Мэрилину, поскольку осознаю, что сама могу что-то напутать и перевести продукт. Рука машинально тянется к телефону, и вот я уже слышу, как идут гудки: — Здравствуй. — Привет. Молчание. Вся напускная уверенность пропадает в одночасье, когда слышу его голос на том конце телефона и то, о чем я хотела с ним поговорить, просто забывается, вся спесь спадает от этого одного банального «привет». — Хочешь встретиться? — Нет, тебе будет лучше без меня, малышка - холодно отрезает он и бросает трубку. Температура в комнате резко падает на несколько градусов, и по позвоночнику медленно поднимается, леденящий все внутренности, мороз. Я стою над столом с героином, ложкой и шприцем, не осознавая себя от отчаяния и слушая резкие, ранящие, как порезы остро заточенного лезвия, гудки. А ведь в тот момент я серьёзно подумала, что больше никогда его не увижу, что он потерял интерес ко мне. Все, что мне остается – это жить воспоминаниями, прокручивать их раз за разом, пока они не поблекнут и перестанут доставлять удовольствие. В итоге, у меня ничего не останется, кроме этих воспоминаний и зависимости от холодного, как Дьявол мужчины. После звонка на меня нашло озарение, что мне неприменено необходимо принять эту дозу самой и уже без остановок последовать в ад за такими же падшими людьми, как и я. Отчаяние толкнуло меня на этот шаг, не иначе. Никто в здравом уме и твёрдой памяти не стал бы принимать героин. Все тело трясет не то от предвкушения, не то от страха перед неизбежностью. Найдя жгут и перевязав им руку, чтобы найти вену, а после проделав весь ритуал с порошком, высыпая его в ложку , нагревая и т.д. Жду, пока яд на конце иглы прекратит пениться. Момент, когда я застряла на рубеже между относительно нормальной жизнью и абсолютной зависимостью, длился для меня целую вечность. Но я завершила его, вогнав горячий шприц в вену. Резкий вздох вырвался из груди. По ощущениям, будто расплавленное до предела возможного железо пустила по вене. Но потом все: боль отошла на второй план, испарилась под влиянием наркотика. А дальше кайф, самый чистый, без примесей страха и паранойи, как это бывает обычно с другими наркотиками. Я опустилась на пол, не ощущая, насколько он твердый, показалось, что мое тело легко приземлилось на мягкую перину. На секунду прикрыла глаза, должно быть, не заметила, что уснула, хотя, я не могу сказать точно, был ли это сон или трип но тогда мне совершенно точно показалось это сном, восхитительным, чудесным сном, в котором был один человек, человек, которому я абсолютно полностью принадлежала и совершенно точно чувствовала его привязанность к себе, что могло произойти только под воздействием наркотика. Сон обволакивал, нежно укутывая меня в фантазии нездорового рассудка.***
В 3 утра того же дня. Первая ломка не заставила себя долго ждать. Мой организм оказался слишком слаб для этого, нужно было подождать какое-то время, после измены от травы, но мне необходимо было забыться так сильно, как никогда. Первые болезненные судороги с нестерпимой болью в костях выдернули разум из моего чудесного сна, в чудовищную действительность. Такую боль даже он не мог причинить мне. Хотя, кого я обманываю, это сделал именно он, все произошло с его подачи. На первых парах я уже мечтала умереть и ничего не чувствовать, мечтала, чтобы все это закончилось как можно скорее. Новый приступ боли уничтожительным огнем испепеляет все мысли. Но, немного свыкнувшись с этой болью, мозг рисует образ Мэнсона и снова это желание, вкупе с тошнотой и дикой болью возникает от одной мысли о нем. Но вместе с этим приходит и осознание, что в нем я нуждаюсь в большей степени, чем в очередной дозе. Это состояние не покидало меня продолжительное время, и когда в нос ударил нежный, знакомый запах, мне уже всерьез подумалось, что я умерла или спятила настолько, что уже чувствую его запах. Но смерть никогда не приходит с косой и в чёрном плаще, она является в образе самого желанного и одновременно ненавистного человека на земле. — Мне уже начинает надоедать находить тебя на полу этой проклятой спальни. — голос Мэнсона звучит так громко, что боль снова возвращается и все моё тело невольно содрогается от ран тупых лезвий, режущих мою плоть. Но осознание того, что он рядом, осознание того, что он сейчас здесь , со мной -успокаивает меня, возвращая ту эйфорию, в которую я погружаюсь только с ним. — Что же ты с собой делаешь, моя маленькая девочка? – нежная рука мягко гладит мои волосы, залечивая раны, прогоняя всю боль. Вопрос звучит так искренне, без какой-либо привычного для него пафоса, что в голосе почувствовались нотки искреннего сожаления и нежности. Это заставило меня открыть глаза и посмотреть на него. Окончательно удостовериться, что это действительно он. — Героин? Ты, мать твою, серьёзно, – в один миг его интонация поменялась, видимо, когда он заметил мою убийственную атрибутику. — О да… я чертовски серьёзно, — хватило сил произнести только это, затем боль снова затянула глаза белой пеленой и я потеряла сознание. Должно быть, это продолжалось недолго, очнулась я в тот момент, когда он поднял меня на руки. Инстинктивно обнимаю его, пытаясь запустить пальцы в волосы, но руки не хотят слушаться, и после нескольких безуспешных попыток я безвольно повисаю на нем, уткнувшись лицом в его плечо. Он бережно кладет меня на кровать и сам ложится рядом, вытянувшись во весь рост. Его изучающий, внимательный взгляд, направленный на меня, прожигает зияющую дыру. Сквозь боль чувствую знакомую пульсирующую тяжесть внизу живота, желание даже так меня настигло. — Ты Дьявол, — шепчу, смотря на него. — Да. Тянусь за поцелуем, он угадывает мои намерения с первых движений и сам подвигается ко мне. Жалкая и обессиленная я стараюсь поцеловать его как можно страстнее, но получается по-детски просто. Наши губы соприкасаются, его язык не сразу проникает в мой рот, горячее дыхание адского пекла обжигает кожу, из-за боли, которую я испытываю, напрягая мышцы, движения резкие и прерывистые. Со стороны можно подумать, что я бьюсь в конвульсиях. Спускаю руку к ширинке на его кожаных штанах, но он почти сразу хватает ее, твёрдо сжимает и отводит в сторону, говоря, что не увлекается некрофилией. Эта невинная шутка вызывает во мне волну истеричного смеха, слезы наворачиваются на глаза, пытаюсь остановиться, но это плохо получается. В агонии хватаюсь за его спину так сильно, насколько это возможно сейчас для меня. — Это последствия ломки, — оправдываюсь я, — не обращай внимания. Видя это, он снова целует меня, на этот раз так сладко и нежно, что я просто готова раствориться и исчезнуть в своей боли. Не знаю, в какой момент поцелуя я отключилась и сколько проспала, но очнулась глубокой ночью, судя по ощущениям , проспала целую вечность, Мэрилин лежал рядом со мной. Значит, это не сон. Он снова мой. Мой. Не сопротивляюсь порыву спрятаться в его объятьях. Подвигаюсь к нему и прижимаюсь всем телом, чувствую, что мои мышцы уже окрепли. Медленно, исследуя каждый сантиметр его рубашки, обвиваю руками спину, прижимаясь лицом к оголенной свастике на груди. По дыханию угадываю, что он тоже не спит. — Слышала твой новый альбом. Короткая пауза. Он ждёт, что я скажу дальше. — Ты, правда, считаешь меня сломленной и безумной? — Иначе ты бы меня не заинтересовала. — лукавый голос звучит так, будто ждёт, когда я сама сделаю первый шаг. И дожидается. Я сажусь на него сверху, приближаюсь к его лицу и невесомо целую висок, губы, шею. Его руки скользят по моему телу, но на мгновение задерживаются на следе от укола. Палец чертит круг около синяка от шприца. — Болит? — Да. — отвечаю одними губами. Прослеживаю его взгляд, он ещё какое-то время смотрит на мою руку с сожалением и злостью и язвительно выдавливает из себя: — Если бы я сказал, все будет хорошо, больше ты не захочешь новую дозу, не подсядешь на наркоту, я бы солгал. Но дело в том, киска, что жизнь та ещё сука, и в итоге ты сгоришь в адских муках. — Но ты будешь сопровождать меня по дороге в ад, — Приближаюсь к его лицу и медленно провожу языком по щеке, в попытке сконцентрировать его внимание на более важных сейчас вещах. Губы растягиваются в ироничной улыбке, но взгляд все такой же. — Не хочу сейчас говорить об этом. — Мой язык следует вдоль его губ, немного касаясь небритого подбородка. Стягиваю с него одеяло и спускаюсь вниз. Пока я расстёгиваю замок на кожаных брюках, Мэнсон собирает мои волосы в конский хвост и придерживает. Я немного медлю, чтобы помучить его так же, как он меня. Но у меня не выходит так искусно владеть этой техникой. Губы касаются его члена, чувствую, как он пульсирует и наливается кровью в моей руке. В тот момент я подумала, как было бы здорово чувствовать его внутри. Мэрилин тяжело дышит и несильно сжимает мои волосы. Облизываю головку, спускаюсь языком к уздечке а затем беру его в рот и скольжу губами по стволу, вгоняя своими и его движениями член глубоко себе в глотку. И вот он уже сам управляет процессом, держа член в одной руке и направляя его мне в рот, насаживает мою голову с размеренным темпом. Сжимаю его губами, Мэрилин почти сразу отзывается тяжелым дыханием и сдавленным чуть слышным стоном, застрявшем в его горле. Держусь руками за плечи Мэрилина, лёжа у него в ногах и наслаждаясь процессом, пока его пульсирующий член проникает в меня. Я чувствую ни с чем несравнимую эйфорию, когда он внутри меня, он будто часть меня. Когда он внутри, я ощущаю себя целой. Он тяжело дышит, иногда позволяя себе негромко стонать. Отрываюсь от него, провожу рукой по всей длине его члена, но Мэнсон обхватывает мою кисть и начинает водить с той скоростью, с которой ему необходимо. При этом комментируя сладким, как патока голосом, от которого я совершенно теряю контроль над собственными действиями. — Малышка, помедленней. Ты заигралась. После я снова беру в рот его член и сосу, но уже с той скоростью, с которой считаю нужным. Мэрилин, уже выпустил из рук волосы, медленно поглаживает мою голову. Я опять сжала губы и начала резко насаживаться на него. Он стонет, не скрывая своего удовольствия, и медленно двигает тазом. По ускоряющейся пульсации я чувствую, что Мэнсон скоро разрядится и беру его глубже. Еще насколько движений и он со стоном облегчения кончает. — Мне нравится твой энтузиазм, - с усмешкой заключает он все тем же сладким голосом, расслабленно положив руку мне на поясницу и приобнимая за неё. — Ты пришёл, чтобы попрощаться? — на полном серьезе спрашиваю у него. Он смотрит на меня таким же прожигающим взглядом, как после того сеанса у психотерапевта. Смотрит так, будто хочет ударить. Но резко притягивает за подбородок и впивается жёстким поцелуем в губы. Кровь в голове гудит от возбуждения, которое испепеляет моё неокрепшее после героина тело. Ему это известно. Он знает, через что я прохожу, но все равно делает мои страдания ярче. Садист. Но мне нравится. Затем медленно ложится на меня, вдавливая в кровать. Закидываю одну ногу на него, но не могу достаточно сильно прижаться. Все еще слишком слаба. Поцелуй становится нестерпимо страстным. Он сжимает мои бедра, оставляя новые синяки. Спускается к шее, целуя её, тянет кожу, оставляя большой засос, шея нестерпимо болит и я инстинктивно стону от его грубых ласок, запуская руку в его волосы и сильно сжимая их, но от этого он делает мне ещё больнее, заставляя всем своим существом меня полностью подчиниться. — Я хочу тебя. Хочу тебя всегда. Хочу больше героина, больше всех этих чертовых наркотиков. Ты сводишь меня с ума. — смотрю в медовые глаза, в которых пылает адский огонь — но тебе ведь и так это известно. — медленно, с расстановкой вытягиваю слова возле его губ. Шум крови в голове и её пульсация заглушает все мои слова, они словно растворяются в пространстве. — Да, киска, я знаю. В машине есть кое-что, что тебе должно понравиться. — Мэнсон резко отрывается от моих губ и встаёт с кровати, направляясь к двери. Около минуты лежу на своей кровати в полном смятении, в той позе, в которой он оставил меня, поскольку понимаю, что силы покинули меня и все эти беспомощные попытки подняться, ни к чему не приведут. Он возвращается, держа в руках верёвку и полароид. Немного приподнявшись на постели, с интересом смотрю на все это. На его губах лукавая улыбка, но взгляд по-прежнему остался тем же демоническим, что был несколько минут назад. Не произнося ни слово, ставит айфон в колонку, включает первую песню своего альбома не настолько громко, чтобы заглушить стоны, которыми вскоре наполнится спальня, но достаточно, чтобы слышать ритм песен. Мэнсон до конца не раскрывает то, что задумал. Садится между моих ног и начинает перевязывать все тело. Связывая шею, веревка следует по груди вниз, твердо обвивая её, параллельно с этим, Мэнсон исследует моё тело, временами покрывает его легкими поцелуями, иногда задерживаясь руками на груди или ногах, касаясь губами внутренней стороны бедер, вызывая волны удовольствия одними лишь поцелуями. Каким-то образом он перевязывает шею так, что мне пришлось запрокинуть голову назад. Финальным аккордом стало то, что он перевернул меня на спину, заломил руки и связал их. Вышло так, что я была полностью обездвижена и обнажена перед возбужденным мужчиной с садистскими наклонностями. Страх вместе с возбуждением наполняют каждую клетку тела. Моя беспомощность пугает на подсознательном уровне. Но и на подсознательном уровне меня нестерпимо тянет к Мэрилину. После проделанной работы с веревкой, он снова развернул меня, положив на спину и нависнув надо мной, с нескрываемым удовольствием осматривает свою работу. Мэрилин раздвигает мои ноги и ложится между ними, моё желание не заставляет себя долго ждать, в разы усиливается от ощущения его эрекции через кожу брюк. Татуированная рука исследует моё лицо, размазывая остатки помады на губах и проникая большим пальцем в мой рот. Он шепчет на ухо, что связанная я смотрюсь еще более сексуально и прикусывает мочку, обжигая кожу горячим дыханием. Затем тянется к полароиду. Бесчисленные снимки сыпятся из затвора, он разбрасывает их по кровати и всей комнате, некоторые ,особо хорошие складывает на тумбочку. Потом наклоняется над губами и целует, попутно кусая их. Затем смещается вниз и снова целует шею, но уже не грубо, а наоборот чертовски нежно, и от этого все внутренности переворачиваются. Спускается к груди, покрывает её все теми же нежными поцелуями, сосет мои уже давно твердые соски, заставляя изгибаться в экстазе, спускается по животу к лобку, чуть ощутимо проводит языком по клитору, но тело моментально отвечает на его прикосновения и сжимается от невыносимого удовольствия. — Сними, пожалуйста, рубашку, я хочу полностью ощущать тебя. — мой напряжений голос звучит неестественно натянутым. Он подчиняется просьбе, но сначала стягивает и без того развязавшийся черный галстук, приподымает мою голову за затылок, угадываю, что он хочет сделать и без каких-либо слов открываю рот, чтобы он смог завязать галстук, тем самым закрыв мне рот. Затем стягивает с себя рубашку, обнажая многочисленные татуировки и ложится на меня, сжимая в руках ягодицы. Без долгих прелюдий входит медленно, но, как всегда, грубо двигается во мне. Руки затекли так, что я не чувствую пальцев, а как бы мне хотелось сейчас прикоснуться к его нежной коже, поцеловать эти слишком правильные, остроконечные губы. Но я не имею возможности этого сделать, а ему сейчас нужен лишь жесткий трах. Я вижу, что Мэнсону нравится осознание того, что сейчас я полностью в его власти, на все сто. Вижу, как он теряет контроль над монстром, живущим внутри. Вижу, как дикий зверь вдалбливается в меня, упираясь лбом об мою голову и тяжело дышит над ухом. Я в свою очередь и не пытаюсь сдерживать стоны, которые тонут в музыке и его сильном голосе, вырывающимся из динамиков. Он снова переворачивает меня на живот и вновь собирает конский хвост из моих волос, наматывая их на кулак, и запрокидывая назад мою голову, снова входит в меня, ловит ритм музыки и движется в точности как свои песни: резко, грубо, больно, ритмично, но иногда на удивление нежно. Айфон проигрывает Saturnalia, его голос и он сам одновременно входят меня с чудовищной силой. Животные инстинкты берут верх над нами, с головой захлестывая обоих. Он кусает кожу на изгибе шеи до крови, а мне невыносимо хочется кричать от эйфории, но и этого я не могу сделать из-за галстука, перевязывающего мой рот. Я кончаю под ним, задыхаясь от бури эмоций, волнующих меня, оргазм накрывает несколькими волнами сразу. Забываю про свою слабость от героина, забываю про сам героин. Он знает, что я кончила, но все еще чувствую его толчки в такт песне, он продолжает вдалбливать меня в постель, пока с громким стоном не кончает сам.***
- До знакомства со мной ты хотела уехать из города? - Да, но сейчас это не имеет абсолютно никакого значения. Его взгляд проникает сквозь меня, упираясь в кости. Сегодня я часто ловлю на себе этот взгдяд. На часах 6 утра, за окном едва рассвело, его телефон тихо проигрывает песню Рианны Love On The Brain. Он пьёт водку, я - крепкий черный кофе и курю - завтрак чемпионов. - Как ты узнал? - Догадаться было не сложно, - он едва улыбается, приподнимая кончики губ, не потому что доволен собой, а потому что видит, как в моих глазах вновь вспыхнули искры, сжигающего меня изнутри, огня. - Я увезу тебя отсюда. Ничего не отвечая, накрываю его татуированную руку, лежащую на столе, своей ладонью. - Ты ведь знаешь, что ничего из этого не выйдет. — на моем лице застыла усталая улыбка, ладонь нежно гладит его руку. - Просто не переставай хотеть меня - шепчу в тот момент, когда Ри в очередной раз вытягивает строчку don't you stop loving me.