Порочный роман

Вокруг них летали стрелы, вонзающиеся в стволы деревьев. Одна из них приземлилась достаточно близко к руке Гермионы для поворота запястьем как раз таким образом, чтобы попытаться неуклюже распилить о стрелу веревку, связывающую ее руки. Тем временем, стрела пронзила плечо Тома. Он повернулся с выражением шока и боли на лице, грубо вырывая стрелу из своего тела и поднимая палочку. В воздухе пролетели капельки алой крови и Гермиона поразилась осознанию того, что была удивлена тому, какой обыкновенно-красной, равно как и кровь любого другого человека, была его кровь. Даже до того, как юноша заговорил, гриффиндорка почувствовала, что он был в шаге от того, чтобы запустить Непростительное заклинание в ответ на нападение кентавров. Нет. Гермиона вырвала свою почти освободившуюся руку из веревочных оков и разрезала стрелой все остальные путы. Еще секунда и она бы не успела спасти кентавров. Она отцепилась от дерева и влетела в Тома как раз вовремя. Девушка осторожно стащила свою палочку, когда они вместе рухнули наземь, образовав собой неразборчивую кучу из рук и ног. – Вы снова посмели явиться в наш лес? Вы посмели бросить вызов могущественному Адилю? – перед ними остановился кентавр с черной шерстью и каштановыми волосами. Его копыта поднимали пыль, грязь и сухую листву. – Отвратительные, заносчивые людишки. Вы, глупцы, даже не умеете правильно читать звезды, – гневно бросил он, поднимая свой лук, заряженный стрелой. Гермиона запаниковала. – Экспекто Патронум, – заорала она, усиленно думая о лицах Гарри и Рона, когда они были еще совсем юными. Их план по спасению Квиррелла, Гарри, в роли ловца… Она крепко зажмурила глаза и из ее палочки вырвался серебряный свет, формирующийся в выдру, плавающую, играющую и ныряющую над головой Адиля. Опешив, он опустил свой лук. – Это ты нас предупредила, – подтвердил другой кентавр, с гладкими, светлыми волосами и пятнистым окрасом, выходя из-за сбитого с толку Адиля. – Марс сегодня яркий, – сказал он, с отсутствующим видом глядя на ночное небо, едва различимое из-за деревьев. – Ты слишком кровожаден, Адиль. Ты что, не читал знаки в последнее время? Гермиона сжала свою руку на палочке Риддла, зная, что имеет все шансы умереть в любую минуту. Если ее не убьют кентавры, это непременно сделает Том. Ее сердце нещадно билось о грудную клетку, когда она кивнула. Светлые глаза блондинистого кентавра переместились с Гермионы и ее все еще вытянутой руки, к Тому, который, тяжело дыша, с диким взглядом ожидал следующего неожиданного шага кентавров. Когда кентавры переглянулись, девушка знала, что у них осталось совсем мало времени, прежде чем она будет больше не в силах удерживать Риддла. Внезапно, все кентавры опустили свои луки. Адиль заговорил. – Покиньте лес, – скомандовал он. – Твое предупреждение не останется без награды, человеческая девочка. Ты будешь жить, если уйдешь отсюда. Но, боюсь, только до тех пор, пока наша благосклонность не закончится. Направляя свою палочку на подбородок Тома, Гермиона медленно встала. Второй рукой она сжимала тисовую палочку Риддла; взгляд парня стал яростным, когда он увидел свою палочку в ее кулаке. Он резко устремился к ней и кентавры не оставили это незамеченным. В молодых людей снова полетели сотни стрел. Гермиона издала вопль. – Импедимента! – во весь голос закричала она и нырнула за дерево. – Ты все-таки сделал это, чертов тупица! – разъяренно бросила она Тому. – Я сделал? – его голос приобрел высокие и холодные нотки. – Гермиона, если ты думаешь… – Какая разница, что я думаю, козел! Я пыталась сделать так, чтобы они нас не убили, но, КОНЕЧНО ЖЕ, ты все испортил, – завизжала на него девушка. – Теперь мы никогда не найдем Арагога, – не то чтобы этот факт ее расстроил. Несмотря на то, что весь ее план полетел к чертовой матери, для магических существ, казалось, все сложилось хорошо, пусть даже она была полностью уверена, что может умереть. – Я не шучу! Ты слышал слова Дамблдора прошлой ночью. Это особо жестокое стадо. Все,что мы можем сделать – это бежать! И снова, они бежали через лес. Гермиона поочередно создавала защитные чары между собой, Томом и кентаврами и, к тому времени, как они вырвались на траву, девушка думала, что скончается. В суматохе они ушли с курса и очутились у озера. Гермиона упала на четвереньки на каменистый пляж. Когда она, покачиваясь, встала и обернулась через свое плечо, Том беззастенчиво направлял на нее палочку. – Может расскажешь мне что-нибудь про Тайную комнату, раз уж ты так стремишься спасти монстра, который там жил, – презрительно усмехнулся он. То, как уродливо его прекрасное лицо исказилось от отвращения, сильно напомнило как описывали его Гарри и Джинни. Упав на песчаный берег озера и глядя на Тома в ожидании того, что он ее прикончит, Гермиона поразилась тому, что могла думать о чем угодно, кроме ее предстоящей гибели. В ее голове мелькали тысячи несвязных и странных мыслей. О том, что было странно, как прекрасно Риддл разыгрывал этот абсурдный спектакль и о том, как бы ей пришлось прятать шрам, оставленный Беллатрисой, надень она свой серебристый наряд (и почему она не подумала об этом в магазине?) – были самыми основными. Но затем, нахлынула жгучая боль от воспоминаний того, как выглядели глаза Гарри, все еще распахнутые после смерти. Этот особенный зеленый цвет, доставшийся ему от матери вместе с потрясающей самопожертвенностью. О руках Рона; как они дрожали, когда он протягивал ей клык Василиска в Тайной комнате, уговаривая девушку уничтожить крестраж, потому что он любил и уважал ее. Два ее героя. Они не вели бы себя сейчас так, как ведет она. – Почему тебе так важно найти Арагога? Жизнь Хагрида все равно уже разрушена. – спросила Гермиона, когда встала на ноги; от ее движения мелкая галька с берега посыпалась в воду. Том усмехнулся. – Потому что это злобное создание. – И почему ты уверен, что сможешь его уничтожить? Ты великолепный волшебник, Том. Но что, если оно тебя убьет? Что тогда? Все твое великолепие пропадет даром. И ради чего? – Гермиона сама удивилась своему убеждающему ходу мыслей. – Почему ты думаешь, что я не справлюсь? Я делаю все, что захочу. – прошипел он. И вот опять: эта уродливая и грубая жажда власти. Девушка увидела знакомый блеск в его глазах. Так же, как она знала в лесу, что он собирается применить Непростительное, Гермиона понимала, что сейчас он собирается ее пытать. Она могла видеть, как его неотразимо красивые губы формируют слово, пока рука медленно поднимает палочку. – Дамблдор идет! Абрахас Малфой, сломя голову, мчался прямо на них, чуть не споткнувшись о свою мантию, в то время, как Ромулус и Маркус следовали за ним, а в нескольких шагах позади, чуть медленнее, пошатываясь, шел Альфард. Когда он приблизился, Гермиона увидела, что его взгляд был прикован к происходящей сцене. Его лицо побелело, когда его обычно теплые карие глаза, заметались между все еще поднятой палочкой Риддла и Гермионой. Абрахас наклонился, тяжело дыша. – Поттер рассказал ему, что гриффиндорская девчонка пропала, – объяснил он, глотая воздух. И Дамблдор идет это выяснять. Мы заставили Пивза швыряться разными предметами в Августу в Большом зале, чтобы отвлечь профессора, но это не задержит его надолго. Том, казалось, прислушался к предупреждению Абрахаса и опустил свою палочку. – Очень хорошо. Тогда мы пойдем через кухню. – Заговорил он, поворачиваясь, взмахнув мантией, и направляясь в замок. Абрахас и двое других его приспешников шли прямиком за ним, надоедая расспросами о подробностях победы над Арагогом. Альфард же немного отстал, чтобы идти рядом с Гермионой. Их глаза встретились, но они шли в молчании. Сейчас было просто неподходящее время для разговоров. * * * Оказавшись внутри замка, Гермиона сразу же отправилась в башню Гриффиндора. Когда она пришла туда, Джоффри и Руперт отсутствовали и девушка задумалась, не пошли ли они с Дамблдором и не отвлекает ли все еще их Пивз в Большом зале. Она порылась в своем сундуке и извлекла оттуда карту. Действительно, они находились в Большом зале. Ей оставалось только представить, что Дамблдор мог подумать обо всей этой ситуации. Изможденная, Гермиона переоделась в ночное платье и халат и достала фотографию друзей из своего тайника. Некоторое время она рассматривала ее, после чего глаза девушки заболели от сдерживаемых слез. Она посмотрела на время: с ее возвращения в замок прошли часы. Убедившись с помощью карты, что никто не патрулирует коридоры, Гермиона покинула гриффиндорскую башню, не взяв с собой мантию-невидимку. Резко настигнувшие ее на озере воспоминания о Гарри и Роне и о том, как они выглядели перед смертью, что-то сделали с девушкой. Она не хотела быть слабой или расклеенной, но, в то же время, понимала, что ее горе эволюционировало и приобрело новую, еще более болезненную форму. Одиноко ковыляя по коридору и обнимая себя руками, Гермиона осознала, что уже даже не может вызывать в своем воображении воспоминания о счастливых моментах, проведенных с друзьями. Все, что она могла видеть – это их глаза, готовые принять смерть. – Если бы я просто покончила жизнь самоубийством, я могла бы быть с ними. Она оказалась слабее, чем предполагала, ведь мысли о суициде говорили не о самопожертвенности, а о том, что она сдалась. В голове до сих пор стояло изображение бледных, безжизненных губ Рона и стеклянных, смотрящих в никуда, глаз. Девушка прислонилась к стене и начала сползать вниз по каменному выступу. Встретилась ли она бы с ними, если б умерла? Или отправилась бы в отдельный круг ада за свою трусость? Глядя вверх, на темное витражное окно, гриффиндорка вышла на новый уровень понимания Гарри. Она думала, что все знает о его одержимости Воскрешающим камнем, но чувства, возникшие у нее сейчас, доказывали, что до этого она вообще ничего не понимала. Раньше ее пугал блеск его глаз, когда он говорил о камне, но теперь… Она сделала бы что угодно, отдала бы что угодно, только чтобы увидеть друзей вновь, поговорить с ними, спросить совета. Чтобы извиниться за каждое плохое слово или мысль в адрес Рона, за самоуверенность в том, что она понимала каждую грань боли Гарри. – Гер… Гермиона? Девушка с трудом узнала неуверенный голос. Наклонив голову, она наблюдала, как Альфард, запинаясь, делает несмелые шаги по направлению к ней. Почувствовав стыд за проявление слабости, Гермиона встала на ноги и отвернулась, вытирая с щек слезы. Она видела медленно приближающуюся к ней тень Альфарда, но он не коснулся ее, а остался стоять немного позади. – Что он… Что произошло в лесу? – его голос был мягким и поразительно напоминающим голос Рона, из-за чего девушка снова почувствовала приближающиеся слезы. Вопреки ее желанию, они покатились вниз по щекам, капая с подбородка. – Я слабая. И жалкая. – думала она. Но, несмотря на ненависть к самой себе, она могла думать только о том, как пуст мир без Гарри и Рона. Изображения ангелов на витражном стекле окна выглядели угрожающими и безразличными к ее страданиям. – П...прости. Я просто слишком эмоциональная. “Эти дни” и все такое, – пошутила она слабым и дрожащим от плача голосом. Альфард не пошевелился. – Том не сделал ничего неожиданного в лесу. Я попыталась предупредить кентавров, что им грозит опасность, – пояснила она вкратце. – Но они все равно на нас напали. Том сопоставил факты и оказался недоволен моим вмешательством. Вот и все. Ты… ты не должен беспокоиться. – Ты ведь знаешь, что он собирался с тобой сделать? Лунный свет, окрасивший мраморный пол под ними в серый цвет, странным образом вызвал у Гермионы ассоциации с дементорами. Какое подходящее время для подобных мыслей. Девушка была уверена, что не смогла бы сейчас произвести Патронус. – Думаю, знаю, – признала она. Этот разговор о Круциатусе заставил Гермиону неосознанно положить руку поверх шрама, оставленного Беллатрисой на ее предплечье. – Но я плачу не из-за этого, – добавила она, поддавшись внезапному и странному позыву защититься от осуждения Альфарда. – Я не какая-то изнеженная девчонка. Прости за это все. – Тогда почему же ты плачешь? Как слизеринец мог говорить с такой искренне мягкой и нежной интонацией? Гермиона вздохнула. Доброта и теплота его голоса чуть было не побудили ее рассказать свою тайну. Она все бы отдала, чтобы только поговорить с кем-то о своих чувствах. – Ты должен узнать кое-что обо мне. Есть причина тому… – она остановилась, колеблясь насчет своего решения, – … Почему у нас с тобой ничего не получится, – закончила девушка. Она не услышала ни удивления, ни негодования от Альфарда, так что продолжила, быстро редактируя в голове свою историю. Когда она вновь заговорила, из глаз полилось еще больше слез, а плечи задрожали. – Когда-то у меня было двое лучших друзей. Годами я была уверена, что влюблена в одного из них. Втроем мы прошли через непередаваемые страдания. И вот, наконец, я думала, что он тоже любит меня. И вскоре после этого… – она запнулась, не зная, как преподнести информацию об их смерти. – Они погибли, – в итоге просто сказала она. – Оба. И это произошло совсем недавно. И, на самом деле, это главная причина, почему я оказалась в Хогвартсе. Мое решение приехать сюда было следствием мгновенного порыва. И, если честно… Гермиона слегка повернулась к парню. –… Ты мне нравишься. Сильно. Возможно даже сильнее, чем я нравлюсь тебе. Но еще слишком рано. – Она отвернулась и начала расхаживать вперед и назад. – Когда я рядом с тобой веселюсь и чувствую себя счастливой, мне кажется, я предаю его. Это заставляет меня думать, насколько сильно я его любила на самом деле, ведь с тобой я чувствую себя так, как ни с кем и никогда. И я знаю, что он ушел и я должна его отпустить, но это так сложно. Было бы нечестно по отношению к тебе продолжать что-то, не рассказав эту историю. Она перестала ходить, все еще избегая смотреть ему в лицо. Затаив дыхание, девушка смотрела, как его тень тянется к ее, после чего она почувствовала его руку на своем плече. – Гермиона, ты очень храбрая. Эти неожиданно добрые слова успокоили ее, но, в то же время, добавили боли. – Н...нет, это не так. Я просто сбежала от своей боли, приехав сюда. – Произнеся это вслух, она поняла, что это была горькая правда. Она сбежала от всего, а ее миссия по уничтожению крестражей была подходящим для этого поводом. – Никто легко не справляется со своей болью или страхом. Никто. Даже храбрейшие из гриффиндорцев. – Девушка услышала улыбку в его голосе. – Что, даже ты? – спросила она, хотя было сложно представить кого-то, вроде Альфарда – такого веселого, умного и остроумного, убегающего от боли. – Особенно я. – Его руки, слегка поглаживающие ее плечи, успокаивали ее. – Но это неважно. Ты не можешь справиться с горем, постоянно глядя ему в лицо. Кроме того, ты все еще страдаешь и чувствуешь себя потерянной. У тебя пока недостаточно сил, чтобы справиться с этим. Но они появятся. Просто нужно немного времени. Девушку поразила мудрость его слов. – А когда люди выглядят так, словно спокойно справляются с горем, они просто притворяются, не так ли? Дай им немного времени и они тоже раскиснут. Иногда нужно много сил, чтобы, наоборот, разрешить себе погоревать. Его руки обвились вокруг девушки, прижимая ее к нему. – И знаешь что? Я сильно сомневаюсь, что нравлюсь тебе больше, чем ты мне. Я еще никогда в жизни так не волновался из-за девушки. Должно быть, это знак. – прошептал он ей в ухо голосом, снова вернувшим себе игривый тон и эти слова были такими же утешающими, как и мудрые слова до этого. Он повернул гриффиндорку лицом к себе, сжимая ее плечи в своих руках и глядя на нее с ребяческой полуулыбкой. Гермиона думала, что он предложит ей остаться друзьями. Но когда они посмотрели друг на друга, в воздухе что-то изменилось. – Пошли. Завтра ты будешь уставшая, сегодня у тебя выдалась ужасная ночка. – Внезапно произнес он, разрушая напряжение между ними. Он повернул девушку и они вместе зашагали по коридору в неопределенной, но приемлемой тишине. Молодые люди остановились перед Полной дамой, которая все еще дремала, блаженно не ведая об их присутствии. Гермиона повернулась к Альфарду. – Как вышло, что ты знаешь столько о… о подобных вещах? – спросила она, когда их глаза встретились. Альфард улыбнулся. – Это секрет, – просто ответил он, но озорной тон не был сопровожден привычным огоньком в глазах. – Спокойной ночи, Гермиона.