Порочный роман

Забавная – нет, уморительная – мысль пришла Гермионе в голову. Том ее ревнует? Нет, это, конечно же, было просто смешно. Но его глаза так горели, когда смотрели на Альфарда… точно как в нескольких любовных романах, что когда-то читала девушка. Он сделал шаг вперед, что выглядело особенно грозно в свете луны. Альфард тут же убрал свои руки от Гермионы и отступил от нее на один шаг. Его адамово яблоко задвигалось вверх-вниз, когда он сглотнул слюну от страха. – Ну что, мы будем решать проблему с Крэббом? – нарушил неловкое молчание Блэк. На тот момент Том уже обернулся, чтобы уйти. – Естественно будем. Вам двоим тоже нужно вернуться, пока Слизнорт не начал распускать еще больше слухов о нас троих, – бросил Том через плечо, растворяясь в темноте коридора. Когда он ушел достаточно далеко, чтобы его шагов не было слышно, Альфард повернулся к Гермионе. – Думаю, мы еще поговорим позже, да? – внезапно он стал довольно напряженным. Подавленная, девушка сжала свои губы. Она подняла голову и осторожно заглянула в карие глаза парня. – Ты полностью проигнорировал мои слова и поцеловал меня. Кроме того, ты наговорил мне кучу обидных вещей. Не думаю, что я хочу с тобой разговаривать позже, Альфард, – громко сказала гриффиндорка, отходя назад и увеличивая расстояние между ними еще больше. Юноша сжал свою челюсть. – Ты ответила на поцелуй, – горячо обвинил он ее. Гермиона снова начала терять самообладание. – Ты вообще услышал хоть что-то из того, что я сказала? Не то чтобы ты меня не привлекаешь. Я не пытаюсь… , – она сделала паузу, судорожно пытаясь подобрать нужное слово, – … не пытаюсь играть тобой! Но ты назвал моего бывшего парня “каким-то мертвым чуваком”, а потом просто взял и поцеловал меня, даже не спросив разрешения! Альфард некоторое время молчал, пока они сердито смотрели друг на друга. – Отлично, – наконец произнес ядовитым тоном. – Отлично. Как скажешь. Но ты поцеловала меня в ответ. Просто помни об этом. – После этих слов, он стремительно развернулся и зашагал в кабинет Слизнорта, оставив предельно удивленную реакцией парня Гермиону стоять в одиночестве. Ей не хотелось возвращаться на вечернику, особенно учитывая, что там был Альфард. Хотя он упомянул что-то о “проблеме с Крэббом”... Возможно, они хотят завербовать его в “армию” Риддла. Ее стремление продолжать свою миссию противостояло чувствам по поводу того, что только что произошло. В конце концов, ее желание держаться подальше от Тома и Альфарда взяло верх и она, подобрав подол платья, направилась в башню Гриффиндора. Ее сердце все еще неистово билось о ребра, когда она вспоминала события сегодняшнего вечера. Хуже всего было то, что Альфард был прав: она действительно ответила на его поцелуй, более того, с огромным энтузиазмом. Ее губы приятно горели. Целуясь с Роном, она никогда такого не испытывала. С ним ей никогда не требовалось время, чтобы прийти в себя после этого. Не сказать, что ей не нравилось с ним целоваться. Просто это не было так пылко и волнующе. Раньше она никогда не испытывала это странное тепло, разливающееся по телу. Это восхитительное головокружение, пьянящее желание никогда не останавливаться… Девушка окончательно признала то, что терзало ее уже долгое время: ее никогда физически не влекло к Рону. Это ужасное осознание напомнило ей похожее ощущение, когда девушке исполнилось семнадцать: тогда она стала взрослым человеком, живущем в магическом мире и отныне должна была заботиться о себе сама. Никаких больше домиков для фей на заднем дворе, никакого Санта Клауса… Это был конец детства и невинности. Влюбленность в Рона являлась частью ее детства, такой же, как костюмы на Хэллоуин и чтение сказок, но теперь всему этому пришел конец. Гермиона оказалась выброшена во взрослую жизнь, но совсем не была к этому готова. Она будто снова и снова теряла Рона. Гриффиндорка не могла уснуть; как обычно, она бродила по территории школы, надежно скрываемая мантией-невидимкой, и наслаждалась холодным ночным воздухом, пробирающим ее тело до костей. На небе виднелись розоватые вкрапления; завтра будет дождь. Погода была предельно печальной. Подол мантии девушки испачкался от росистой травы и влажной земли. Кожа Гермионы покрылась испариной от активного хождения по морозному воздуху. Ощущалось это так, будто она окунулась в озеро и до сих пор не обсохла. Почему она не могла прекратить эти нелепые рыдания? Девушка сердито вытерла слезы с щек, но они продолжали бежать. Она поняла, что вряд ли наслаждалась бы семейной жизнью с Роном. Ее фантазии об их совместной старости были всего лишь представлениями маленькой девочки об отношениях и замужестве: кружевное белое платье как у принцессы, прогулки с детьми в парке прохладными осенними деньками, совместно-испеченные брауни для внуков… эти картинки были лишены болезненной, но прекрасной реальной стороны настоящих отношений: страстные ночи, пылкие ссоры, мучительное молчание, следующее за ними… Раньше девушка была недостаточно зрелой, чтобы все это понимать и теперь размышляла, пришла бы она к этим же выводам, если бы Рон не погиб. Их роман был милым, невинным и максимально первобытным. Он длился во время их обучения в школе и во время охоты за крестражами, потому что тогда они преследовали чистые и благородные цели. Но что бы ожидало их в реальной, рутинной жизни? Куча мелких ссор, спровоцированных скукой? Изрядно устав, Гермиона сняла мантию-невидимку, запихнула ее под одежду и уселась на берегу озера наблюдать за рябью, идущей от горизонта. Вдалеке виднелись неразборчивые серые очертания гор и сосновых макушек. Существовало столько всего, что можно сделать, увидеть, исследовать! Она представила, как разгадывает загадки этого мира с Роном, но все же, теперь она знала, что все было бы не так, как в ее воображении. Из-за такого сумасшедшего количества смертей, которое она успела повидать, девушка видела себя и свою любовь к Рону в менее радужном свете. Но если она сражалась не за свое будущее с Роном, тогда за что же она сражалась? За Гарри и самоотверженность, которую он собой воплощал, в конце концов решила она. За свое детство с Роном, за будущую дружбу с ним. За безопасный и полный любви мир волшебников. Эти цели и мечты были гораздо важнее, чем фантазии о браке с Роном. Гермиона собралась с силами; слезы на ее щеках высохли. Что ж, и снова, за Мальчика, который выжил, криво подумала она. Поднимаясь с земли, девушка повернулась и увидела закутанную в мантию фигуру, шагающую ей навстречу. Гриффиндорке не нужно было вглядываться, чтобы незамедлительно узнать, кто это был: только один человек двигался с такой уверенностью, природной грацией и величием. Том Риддл шел вдоль гребня холма. Когда Гермиона смиренно пошла ему навстречу, с неба закапал небольшой дождь. Возможно ее ожидало продолжение наказания. Или Круциатус. Она была такой уставшей и переполненной своими переживаниями, что, на удивление, принимала тот факт, что Риддл может с ней что-нибудь сделать. Завтра бы она восстановила силу своего духа, но сейчас девушка была слишком изнурена. – Ты так и не вернулась, – произнес Том вместо приветствия, когда Гермиона забралась на холм, по которому он шел. Они стояли под дождем, в нескольких шагах друг от друга, ветер развевал их мантии. Девушка заметила в руках у юноши какую-то ткань. – Теперь Слизнорт думает, что мы с Блэком подрались из-за тебя. Подойди сюда. – Он развернул ткань: это оказалась плотная мужская дорожная мантия. Гриффиндорка попыталась стряхнуть ее с себя, но парень ловко успел одеть ее ей на плечи. Мантия пахла Томом. – Ты прервал важный разговор, – сказала Гермиона, не поблагодарив за мантию. Том издал смешок; дождь приклеил его волосы к коже лица и ручейки, стекающие с них по щекам, были гипнотизирующими. – Да. Очевидно, потому что вы слишком много разговаривали, – протянул он. Юноша внимательно разглядывал ее лицо. – Ты выглядишь несчастной. Я думал, что поцелуй Блэка наоборот тебя обрадует. – Ты ничего не знаешь о том, что меня радует, – резко ответила Гермиона. – Спасибо за мантию. Полагаю, ты собираешься назначить мне наказание? – добавила она намеренно-елейным голосом, начав шагать обратно в замок. Том присоединился к ней. – Вовсе нет. Ты кажешься такой подавленной; я бы не хотел делать еще хуже,– возразил он, будто бы искренне беспокоясь за девушку. Но она, конечно же, знала, что это всего лишь игра. Под дождем запах Тома на мантии звучал еще ярче – смесь мускуса и средства после бритья. – Ага. Как скажешь. – Грубо ответила Гермиона. Они шли молча, хотя это молчание нельзя было назвать неловким. Кроме того, мантия парня на ее плечах бесспорно согревала девушку, хотя и немного колола плечи. – Ну? Чего ты как в воду опущенная, Макмиллан? – Я в замешательстве, – призналась Гермиона, решив, что врать бессмысленно. Он все равно это поймет и будет доставать ее, пока не вытянет правду. – Я больше не уверена в чувствах к своему парню, который погиб. Чувствую себя виноватой, за то, что двигаюсь дальше так рано. Рассказывать это Тому было просто нелепо, ведь именно он в будущем станет причиной гибели Рона. Но все же, ей больше ничего не оставалось делать в этой ситуации. Парень нахмурился в раздумьях. – Определенно, это весомая причина для замешательства, – согласился он. – Но может быть тот факт, что ты так быстро переключилась на кого-то другого, доказывает, что у тебя не было глубоких чувств к твоему предыдущему кавалеру? – Это именно то, из-за чего я грущу. Я думала, что любила его много лет. А теперь все кончено; я чувствую, что мое детство закончилось. Том усмехнулся. – Что? – застенчиво спросила девушка? – Ничего. Правда. Просто я думаю, что ты единственная девушка с такой реакцией на подобную ситуацию. Большинство других были бы слишком заняты попытками удержать Блэка. Или же, горюя, они лежали бы в кровати, неспособные продолжать жить дальше. Ты очень необычная… – Я не могу просто лежать и горевать, – сказала Гермиона тяжело вздохнув. Снова повисла тишина, нарушаемая лишь хлюпающими звуками их обуви о грязную дорогу. В этот раз у гриффиндорки не получилось расшифровать эмоции Тома. Когда их взгляды встретились, парень внимательно смотрел на нее, словно ожидая найти что-то в ее глазах. Вспомнив о его способностях в Легилименции, Гермиона отвела взгляд в сторону, но юноша не перестал смотреть на нее. Она почувствовала себя неуютно и кашлянула. – Почему ты пришел и принес мантию, если собирался применить на мне Круциатус две ночи назад? – Они остановились и встали лицом друг к другу. Дождь начал лить в полную силу. – Я бы никогда не применил на тебе Непростительное, – ответил Том громко, чтобы его было слышно за шумом ливня. Его тон был искренне возмущенным; девушка мысленно похлопала его актерскому таланту. – Ты лжешь. Том улыбнулся на это. – Действительно, чрезвычайно необычная девушка, – произнес он, – Кстати, твой “Отдел Тайн” выглядел довольно хорошо в том красном наряде. – И снова ложь, – сказала Гермиона. Даже плотная дорожная мантия теперь промокла насквозь. – Почему ты просто не можешь говорить правду? – Не могу понять, почему ты настаиваешь на том, что я все время вру. – Это не был прямой ответ на вопрос. Девушка расстроилась из-за его уверток. Ей хотелось глубже понять личность парня, узнать, что именно сделало его Волдемортом. – Потому что это очевидно. Том вытащил свою палочку, но Гермиона слишком устала, замерзла и была эмоционально истощена, чтобы испытывать страх. Неожиданно, он прошептал “Люмос”. Это было последнее заклинание, которое девушка ожидала услышать. Том поднес палочку к ее лицу. – Ты и сама не полностью честна, – обвинил он ее после того, как наградил продолжительным взглядом. – Потому что ты говоришь, что тебе всегда было и будет плевать на меня, и все же… – он сделал паузу и прикоснулся другой рукой к ее щеке. – Даже под проливным дождем ты краснеешь от моих прикосновений. В подтверждение его слов, щеки Гермионы покрылись румянцем. Ей хотелось закричать от отчаяния. – Ты подслушивал. – Она использовала его же маневр и тоже уклонилась от ответа. – Нет, я искал Блэка, а ты кричала на него на весь коридор, – возразил он, прежде чем произнести “Нокс”. Свет погас и Том убрал свою палочку. – Я краснею от любого физического контакта с кем угодно, – коротко оправдалась гриффиндорка. Том рассмеялся. – Хорошо. Тогда докажи это, Гермиона. – И докажу! Неважно, как сильно ты этого хочешь, но ты меня не привлекаешь, – горячо сказала она. Гермиона ускорила шаг, Том следовал за ней следом, посмеиваясь. – Сдается мне, эта дамочка слишком много говорит “нет”,– беззаботно процитировал он, когда молодые люди переступили порог Большого зала. В коридоре было значительно теплее, чем на улице. С их мантий громко капала вода, образовывая небольшие лужицы на каменном полу. В теплом золотистом свете горящих факелов Гермиона могла особенно хорошо оценить то, как мокрая одежда облегала плечи юноши, как темные волосы прилипли к его белой коже и вода стекала по ней. Чувствуя отвращение к самой себе, она отвернулась. – Спасибо тебе за мантию. Я постираю ее, прежде чем вернуть, – произнесла Гермиона немного более холодным тоном, чем собиралась. Том не стал провожать ее в гриффиндорскую башню. Вернувшись в комнату для девочек, она высушила себя и дорожную мантию Тома специальными чарами. Затем гриффиндорка убрала мантию-невидимку и свои вещи в чемодан, но не устояла и окунула лицо в ткань мантии парня, глубоко вдыхая запах. Она ненавидела себя за это, но все же признала, что если бы ей пришлось сейчас сварить Амортенцию, зелье пахло бы для нее сочетанием свежего запаха средства после бритья, обычного мыла и этим непередаваемым ароматом мускуса.