Под луной (Under the Moon)

Нажимая на газ от всей души, Джексон гнал по трассе. Окна были открыты, и сильный, острый поток воздуха будто рассекал глаза на несколько частей. Стайлз всё время морщился, но не решался закрыть своё окно, тем более, зная, что машина для Джексона как священная корова, боялся что-то не то тронуть. В итоге всю дорогу Стилински просидел с закрытыми веками. Уиттмору же, наоборот, нравилось, как ветер бил в лицо, как холодели глаза, ему всё время казалось, что он в лесу, на свободе. Попеременно с ощущением свободы возникало и совершенно новое, непонятное чувство — чувство страха. Джексон боялся своей тёмной стороны, он понимал, что теперь в нём есть два начала: человеческое и волчье, но, как ни странно, волка было больше, и он оказывался всё сильнее. Внутренний человек дрожал, искал себя, блуждал в тёмных коридорах в поисках света, чтобы обрести свою опору. Иногда человек не мог справиться с волком, который всё пытался взять верх над душой и разумом, поэтому, боясь окончательного поражения, человек убегал. И Уиттмор понимал, что если зверь победит, то он снова превратится в непонятно кого, и боязнь этого чувства заставляла его подавлять все инстинкты или стараться их подавить. Первое полнолуние он выдержал успешно. Дерек удивился, но не подал виду, сказав лишь, что якорь Джексона — это Лидия, поэтому он так хорошо держится, сохраняя чистый разум. Следующие полнолуния прошли так же успешно, будто их и вовсе не было. Волк спокойно дремал, иногда, конечно, подавал признаки жизни, но очень редко, когда Джексон злился. Через некоторое время, когда уверенный в себе новообращённый более не думал о полнолуниях, случилось это странное пробуждение, наполненное Стайлзом. А потом, после его спасения, началась череда кошмаров. Кошмары пробуждали в Джексоне волка. Иногда он просыпался в облике оборотня. Крепкие когти раздирали подушку, а он что-то рычал. В итоге на ночь он начал закрывать окна и обклеивать их чёрной, непроницаемой тканью. Ему думалось, что во всём виноват лунный свет и повлиявшее на его психику убийство. Будучи канимой, он не помнил о том, как и кого убивал, и, хотелось того или нет, но пришлось согласиться с тем, что этот финт с фильтром памяти очень нравился Уиттмору. «Если не помнишь, значит, невиновен», — убеждая, утешал себя Джексон. Доехав до особняка Хейлов, Джексон припарковался у старого, слабого дерева, которое держалось на честном слове. Стайлз, не дожидаясь, пока машина остановится, уже открыл дверь и готов был выпрыгнуть, когда Уиттмор схватил его за ворот и потянул обратно в салон. — С дуба рухнул?! — недовольно бросил он, и машина плавно затормозила. Ярко-красный осенний листок плавно опустился на капот, и Стилински меланхолично подумал, что скоро ещё одна опасная осень начнётся и снова станет уносить за собой жизни невинных и не очень людей. У особняка стояла стая. Эрика сидела рядом с Бойдом, на крыльце, остальные держались как можно дальше друг от друга, но что-то обсуждали. Говорил Скотт. Он был зол и раздражён. Скорее всего, стая не соглашалась с ним и даже не пыталась выслушать. Дерек с самым строгим видом осудительно мотал головой, когда с чем-то из доводов МакКолла совершенно не соглашался. Айзек внимательно следил за альфой, стараясь не пропустить ни одного движения. — Вы опоздали! — глухо начал Дерек, когда Джексон остановился рядом с Айзеком, а Стайлз подошёл к Скотту. — Зато пришли, — Уиттмор пожал плечами и продолжил, не давая Хейлу закончить начатую тираду: — Есть предположение, что наш враг очень опасен. Стайлз не говорил, но он видел похитителя. Это был Айзек, — на этих словах Лейхи удивлённо разинул рот, однако Уиттмор, снова делая вид, что ничего не творится рядом, всё говорил: — Но странно то, что от Стайлза не пахнет Айзеком, да и когда я искал вначале Стайлза, потом труп, то, если честно, запахов, которые бы насторожили, — не было. В первый раз всё, что я чувствовал, — это только Стилински и кровь. А во второй — лишь лес, некую сырость и остатки крови. — Стоп! — рявкнул Стайлз и бросился к Джексону. — Ты сказал, что от меня пахнет сыростью, так? Джексон кивнул, снова потянулся к рукам Стилински, зажмурился, пытаясь понять, тот ли запах он чувствовал утром. И Уиттмор не ошибся в своей догадке, запах оказался тем же. Джексон кивнул. Повисла тишина. Скотт жевал губы, Дерек хмуро смотрел на Стайлза, а Айзек не знал, как на всё услышанное отреагировать. — Ты точно видел меня? — Лейхи как-то жалобно взглянул на Стилински. — Чувак, я сам уже не уверен, — единственный человек в стае развёл руками. Хейл занервничал, что сказалось на настроении собравшихся. Эрика настолько тонко чувствовала перемены в настроении альфы, что сжалась в комочек. Бойд накрыл её руку своей тяжёлой, горячей ладонью, и девушка успокоилась, ощущая шлейф защиты вокруг себя. — Если Стайлз видел Айзека, то как ты его не видел? — вдруг спросил МакКолл, нарушая вязкую, лихорадочную тишину. — Фигура похитителя была в темноте, гений, а я сразу на него набросился. Словом, это даже не Айзек, так что уже нет смысла. Лучше разобраться с тем, кто смог превратиться в него и обмануть этого, — Уиттмор головой указал в сторону Стилински. — Айзек вообще-то тоже оборотень, поэтому он мог бы после всего выжить и вернуться, — предположил Скотт, от чего Айзек побледнел. — Нет, не смог бы. Ему бы потребовалось время, много времени. Раны, нанесённые Джексоном, даже за пять часов не восстановились бы до конца, — Дерек облизнул пересохшие губы, выдохнул. Всё оказалось слишком сложным. — Лучше подождать следующего хода, — подал голос до этого терпеливо молчавший Бойд. Как ни странно, но все во главе с альфой молча согласились. Даже договорились остановить поиски трупа, что, конечно, очень обрадовало Джексона, ведь он вызвался в одиночку искать некого пропахшего сыростью зомби. И, в принципе, если бы он его нашёл, то что бы с этим сделал? Убить ещё раз всегда можно, но если тело-то оживает, то смысла нет. Да и в одиночку как-то уже не хотелось, особенно после непонятного инцидента в лесу. Стойкое ощущение того, что за ним наблюдали, не покидало Уиттмора, но и об этом говорить он не спешил. Подростковые комплексы не позволяли ему сообщить всем о том, что он почувствовал, ведь непонятно почему он думал, что стая не поддержит его, а осмеёт. Поняв, что собрание стаи окончилось, Скотт двинулся к своему новообретённому мотоциклу. Положив руки на гладкую, прохладную поверхность, волчонок устало выдохнул. Ему хотелось вернуться домой и лечь спать. Голова раскалывалась от всего происходящего вокруг. Он устал от оборотней, от всякой мистики, и в целом хотел вернуться к простой школьной жизни. Уже не хотелось быть и капитаном в команде по лакроссу. И тем более он устал бояться за жизни родных и важных людей. Стайлз последовал за МакКоллом. Глядя на то, как друг кисло рассматривает свой шлем, Стилински попытался его подбодрить, однако Скотт не оценил попытки товарища. — Ты как? — Чувак, лучше не спрашивай, — Стайлз мотнул головой. — Знаешь, что-то мне подсказывает, что на этот раз всё серьёзнее. Псих-дядя и бешенный канима — цветочки, а вот это… Мы даже не знаем, что это. Но уже первая встреча дала понять, что нам всем каюк. Скотт промолчал. Он лишь похлопал друга по плечу и уже готов был достать запасной шлем, как рядом с ними возник Джексон. Его лицо освещалось закатными лучами солнца и казалось совсем уж мистическим. Уиттмор славился своей красотой на всю школу, да и вне её стен, но сейчас он походил на греческое божество, только очень усталое и хмурое. — Я уезжаю, — сообщил он Стайлзу и сразу развернулся в сторону своей машины. МакКолл опешил. На его вопросительный взгляд Стилински пожал плечами и странно улыбнулся. Совсем странно. Будто Скотт что-то снова упустил, важное, значимое, и больше не сможет понять. И пока он размышлял над этим, друг попрощался: «До завтра, чувак. Если что — звони. Пока» — и пошёл за Уиттмором. Не спеша, но так, словно он это делал не впервые, и сел спокойно в машину, забарабанил пальцами по бардачку, пристегнул ремень и, чему-то засмеявшись, исчез. Скотт нахмурился и, похоже, обиделся. Хотя пока сам этого не понял.