The Way

- Еще раз. Ее голос звучал резко и четко – и где-то над головой, хотя Вера Горски стояла поодаль. Стояла, уперев ладонь в бок и любуясь своей ученицей. Вернее, своей талантливой ученицей, одной из немногих, сумевших поразить ее в самое сердце. Или одной единственной? Пируэт, па…Три шага, два, один – решительный, смелый и уверенный, самый большой, на который только были способны ее стройные ножки. Поворот, и…Она видит его лицо. Его, улыбающегося ей через прозрачную стеклянную дверь. Его, держащего пистолет и хитро скалящего зубы в приторной, противной улыбке. Дым кальяна, которым насквозь пропахла его одежда мерещился ей в зале – и следующий вдох ее был настолько глубок, что ребра кольнула острая боль. Куколка остановилась, в ужасе прижав маленький ладошки к губам. Брови выгнулись в удивлении, а на лбу пролегла уродующая нежный облик морщинка. Прыжок – и она в стороне. В стороне от этого порождения ее темных мечтаний. В стороне от всего – от зала, музыки и Веры Горски, которая в непонимании заносит руку над ярко-красным бумбоксом. Музыка стихает, становясь как бы призраком прежней, настоящей жизни, и теперь…Теперь Куколка видит лишь себя и Блу, застывшего по ту сторону двери. Его она однажды уже пыталась уничтожить. Уничтожить так же, как детеныша той огнедышащей твари, что жила в подземельях замка. Так же, как и фашистского маршала, мечтавшего заполучить донесение. Так же, как и пыталась убить обреченность, зарытую глубоко в душах у своих ныне неживых подруг. Они наблюдали – Куколка знала. Знала. Прыжок. Еще один, а затем еще – и несколько прыжков приближают ее к двери. Еще мгновение – и девушка с волосами цвета светлого золота барабанит по стеклу кулаками, пытаясь уничтожить то, что не давало ей покоя. То, что она должна была считать мертвым, нереальным. То, что должно было покинуть ее мысли, оставить ее на многие лета. Она била по стеклу, не замечая, что то вот-вот треснет под напором той злобы, которая овладела хрупкой Куколкой. Сейчас она уже не была хрупкой. Сейчас не до этого. Она должна… Сражаться. Сражаясь, Куколка не замечала, как холодные, но твердые и уверенные руки мадам Горски хватают ее за лицо и шею. Она не знала, что это – ее учитель танцев, наставник на пути к миру желанных фантазий. И поэтому удар левой ногой был крепок. Он пришелся прямо в коленный сустав и скользнул дальше – нога с остервенением ударилась о пол. Хорошенькое личико искривилось в гримасе злобы, и ее было не узнать. Да и она сама себя не узнавала – как тогда, когда ей впервые вручили катану и сказали сражаться. Нет, даже не сказали, а…Вложили это слово в ее разум как механизм решительного действия. И сейчас прежнее стало пробуждаться, и пришла пора сражаться так же, как и тогда, давно. Скрученная болью, Вера Горски на момент отступила, но тут же снова ринулась вперед, моментально отойдя от шока и хрустнувшего сустава. Нужно…остановить ее, пока не стало поздно. Как тогда. *** Мир раскаленной реки граничил с миром могильного холода. А над пропастью, разделявшей их, висел лишь хрупкий мостик, сотканный, казалось, из самых паршивых обрывков шпагата, которые только нашлись в обоих мирах. Катана звонко чиркнула о каменную плиту. Один раз встав на путь воина, ты не можешь свернуть с него по собственному желанию. Иди вперед. Или умри. Таков закон. - Ты видишь меня. Слышишь меня?... Вокруг Куколки, чья форма была изрядно запачкана кровью, сгущался туман. Хотя она уверяла саму себя – то не туман. Это – пар, поднимающийся со дна адовой пропасти, желающей сожрать любого, кто подойдет к краю. Она стояла на самом краю – один шаг до желанного мостика. - Я ищу Его, - отозвалась воительница, поднимая катану и направляя ее в сторону голоса. – И на этот раз я Его не боюсь. И тебя тоже. В ответ хриплый смех поднялся на туманных крыльях, и упал куда-то в пропасть отголосками воспоминаний. - Что ж, ты действительно думаешь…- пять, десять…сотня голосов сразу и со всех сторон ответила ей, вкрадчивым шепотом сжимая смело бившееся сердце. – Что сумеешь? Куколка крутанет катану в воздухе – немой жест, означающий не что иное, как простой, выученный бойцовский жест. - Я иду до конца, - отвечает девушка, и катана снова чиркнет по осколкам камня, уходящим из-под ног в свое последнее путешествие. Она ловко кувыркнется назад, а затем – сразу – в сторону, как раз для того, чтобы успеть оказаться на последней, целой плите. - Разумеется, - ответит голос, и Куколка кожей почувствует, как улыбается неведомое существо. – Твой путь начинается прямо сейчас. Рука, цепляющаяся за край выступа, окажется удивительно крепкой и подымет воительницу на вершину одной из многочисленных скал. Леденящий душу холод пробежит сквозь пальцы, коснется волос и разбудит старые воспоминания. Прямо сейчас?.. *** Если бы Блу был на месте Горски, что бы сделал он? Позвал бы охрану? Нет, он бы справился с ней. Приструнил бы ее ударом или одним из других многочисленных приемов, которые были известны Куколке. Но Вера…Вера была добрее, и за это поплатилась прической, губами и без конца ноющим коленным суставом. Куколка, стоявшая в центре зала подобно замерзшему каменному изваянию, оцепенело глядела на выбитое стекло. Руки ее, окровавленные, словно одетые в бархатные перчатки до локтя, подрагивали – не остыли от нахлынувших воспоминаний и действий, которые не заставили себя ждать. - Зачем вы мне лгали? – после нескольких секунд молчания спрашивает девушка. Блестки на ее костюме зловеще подмигнули стоявшей у балетного станка мадам Горски. - Он ведь жив, правда? – еще один вопрос, который заставляет подмигнуть и вторую блестку – любому стало бы от этого не по себе. Но только не Вере. Она однажды сказала ей – сражайся. И видела, насколько сильно ошиблась, передавая этому цветку собственную позицию. Заражая ее тем болезненным блеском, что всегда был в ее глазах. Мадам Горски делает ошибку, шагая ей навстречу, на что безумная девочка вытягивает вперед руку с окровавленным осколком стекла – размером с половину ее руки. Мог бы получиться прекрасный стеклянный нож, если бы не одно «Но». Нож в руках юной обезумившей девчонки, не способной сейчас мыслить здраво. - Девочка? Ты слышишь меня? – осторожно спрашивает учитель танцев, и тянет руку вперед, в попытке что-то исправить. На что безумный цветок, сверкнув золотом волос, бросается вперед, зажимая в ручке стекло. Острый кончик прозрачности врывается в теплую плоть возле ключицы, открывая проток для крови. Она – горячая и столь дивно пахнущая металлом, рвется наружу, отчего Горски отступает, роняя вместе с кровью и свой авторитет. - Девочка? – сухими, слабыми губами – совсем не тот хореограф, каким она была раньше – говорит Вера, и сползает на пол, вдоль огромного – до потолка – зеркала. Оставляя навечно кровавый свой след в этом проклятом зале. - Мой путь начинается прямо сейчас?.. – шепчет Куколка, обводя ярко-розовым язычком губы – облизывая кровь, и с сожалением глядя на обессиленную Горски. Да. Жаль. Ей было жаль, но что она могла сделать сейчас? Она прыгнула в сторону, оставив тот стеклянный осколок в теле Веры Горски, и теперь… - Я должна сражаться, - повторила она те слова, которые хореограф давно-давно говорила ей. С улыбкой глядит она на Веру, а затем… Второй осколок оказывается в ее руке, а порванный подол служит средством остановки крови на руках. Теперь, можно начать Путь. Куколка открывает дверь пинком, и та, жалобно скрипнув, скособочившись, открывает ей путь на свободу. И лишь издалека до Куколки доносятся слабые крики Веры Горски «Охрана!» и предостерегающий шепот… Прямо у нее за спиной.