Не смотри в прошлое с тоской. Оно не вернется. Мудро распорядись настоящим. Оно твое. Иди вперед, навстречу туманному будущему, без страха и с мужественным сердцем. Г. Лонгфелло
1
Йаххи, не торопясь, заполняла дневники наблюдений за больными. Четкие, резкие буквы ровными строчками ложились на бумагу. Иногда йолэнна прерывалась, замирая на пару мгновений с пером в руке, но тут же снова начинала писать, не давая капле чернил кляксой упасть с кончика пера на бумагу. Она всегда все делала неспешно, но успевала больше многих торопыг. С юных лет Йаххи сочетала в себе резкость с неторопливостью и основательность с энергичностью. Впрочем, почти не осталось тех, кто помнил её девочкой, разве только иртхи. Лет уважаемой всеми Главной целительнице было очень и очень немало. Даже по меркам людей Твердыни, она прожила несколько жизней, видно, от отца досталось ей бессмертие. Хотя внешне на иртхи Йаххи была не похожа. Впрочем, и на мать она тоже не походила. Высокая, угловатая, сухопарая, с длинным лицом, орлиным носом, тонкими губами, чуть смугловатой кожей и неожиданно красивыми большими, черными, слегка раскосыми глазами. Двигалась йолэнна резко, так же резка была и в суждениях. Она до сих пор удивлялась тому, что кто-то смог её полюбить. Муж, один из черных рыцарей, почти боготворил её. Она же лишь позволяла любить, чувствуя, что нужна ему. Уверенный, красивый, энергичный, в душе Эрно был слаб, лишь она одна понимала это и старалась быть опорой. Гибель их детей подкосила его и подвигла на страшное дело. Йаххи была рада, что муж погиб в битве, иначе Гортхауэр казнил бы его за нарушение древнего завета — не убивать детей и женщин. Йолэнна снова склонилась над бумагами. Что толку вспоминать былое? Рядом с ней её настоящее: целители, ученики, больные.… Впереди столько дел, что некогда печалиться о прожитом. Да она и не печалилась, лишь иногда прошлое предъявляло свои права. Возможно, надо было заключить истинный брак, как её отец и мать. Тогда бы все могло сложиться иначе. Или нет? Что толку думать об этом, если слова: «Перед Артой и звездами Эа мы супруги, идущие одним путем», так и не прозвучали. Больше никто никогда не добивался её внимания и не предлагал своей руки. Да она и не давала никому такого шанса. Для всех Йаххи была Главной целительницей, и представить её просто женщиной ни у кого не хватало воображения. Слишком долго она жила и слишком отдавалась своему делу. Все и привыкли: Йаххи есть, была и будет. Женщина досадливо поморщилась. Лучше подумать о новых инструментах. Как бы ей хотелось более совершенных. Она не раз разговаривала на эту тему с Гортхауэром, идей было много, но выполнение оставляло желать лучшего. Как же обидно, что все время хартʼана отнимают эти мерзкие склоки: с эльфами, людьми. Нелегка жизнь наследника Величайшего из Айнур. Мир не отпускает его. А ведь майа — талантливый целитель и искусный мастер. Говорят, правда, что Айанто был еще более сильным целителем и умелым мастером, но так он все же Вала. Иногда Йаххи сожалела, что родилась так поздно и никогда не видела Мелькора. У такого учителя учиться было бы счастьем, а ей приходилось познавать все самой. Зато теперь она почти наравне с хартʼаном. А еще есть Никуш — яркий талант. Сколько он сможет сделать полезного! Сколько он еще узнает! Мелькор, исцелив его от смертельного недуга, подарил бессмертие, пробудив Дар и дав частичку своей силы. Он был очень щедр, этот странный Вала. Теперь Никуш, как и она, живет лишь своим делом. Давнее предательство любимой заставило его на века забыть о женщинах. Работа заменила ему все. Хорошо хоть друг есть. Шагнаур — очень хороший молодой иртха, ответственный, порядочный, умный. Только такие сложные штуки, как целительские принадлежности, изготовить не может. Зато он прекрасный мастер водных сооружений. — Йолэнна! Йолэнна! Посмотри! — раздались из соседней комнаты громкие голоса помощниц. — Ой, надо же! По воздуху плывет. А эти-то, эти! Ой, еще один упал! Расправив складки на платье и убрав выбившуюся прядь под форменную косынку, Йаххи прошествовала в комнату младших целителей. Девушки что-то бурно обсуждали, столпившись у окна. Увидев начальницу, они чуть отступили назад, давая ей возможность самой насладиться неким явно удивительным зрелищем. — Йолэнна! Только посмотри! Сцена была и впрямь хоть куда. По улице на высоте человеческого роста плыла огромная кастрюля, за ней, падая и спотыкаясь, тянулось несколько студентов. Позади с отстранённым видом шествовал Хэлкар. Рядом с ним, подпрыгивая и выкрикивая ругательства, бежала Кхангха. — Пхут* ахва**! Йе-ханга***! Чтоб вас разорвало! У-хаш-ша **** поганые! — вопила повариха. — Верни мою кастрюлю, йиргха *****! Нуменорец делал вид, что не замечает беснующейся рядом женщины, равно как и еле державшихся на ногах учеников в порванных и испачканных мантиях. Пару мгновений Йолэнна наблюдала эту картину, а потом распорядилась: — Девушки, быстро готовим комнаты и снадобья! Нам понадобится прочищающее и укрепляющее! — Что с ними? — спросила одна светленькая девчушка. — Отравление огненной водой, Тийла! Интересно, чем это они там занимаются в своем университете? — брезгливость в её голосе сочеталась с недоумением. Пьяных Йаххи, как и большинство иртхи, терпеть не могла, но Университет всегда считался заведением весьма строгим. Конечно, ученики частенько устраивали всевозможные шалости, но до такого безобразия еще никогда не доходило. Йолэнна привычным движением поправила косынку и поспешила навстречу странной процессии. — Почтенная госпожа! — Хэлкар поклонился. — Айанта поручила мне доставить в Целительский дом огненную воду, находящуюся в оной посудине! — Это моя кастрюля! И я не позволю брать её всяким там! — перебила его Кхангха. — Эти йʼагpы****** испортили её своим гнусным зельем! Я не позволю!!! — Сарнэн, успокоительное тарнэ Кхангхи! — распорядилась Целительница, обращаясь к одному из помощников. Молодой человек бросился исполнять её распоряжение. Через несколько мгновений он уже протягивал чашу с травяным настоем главной поварихе. — Да чтоб я чего здесь выпила, когда моя кастрюля так пострадала! — возмутилась повариха. — Считай, что она продезинфицировалась! — усмехнулась Йаххи, собственноручно подавая успокоительное разбушевавшейся кухарке. — Чего-чего она? — подозрительно переспросила Кхангха. — Про…ше…те…ши…ви…шировалась? — Продезинфицировалась! — невозмутимо поправила её целительница. — Лучше стала, ибо от всяких вредоносных организмов избавилась! — Это ты на что намекаешь?! — снова приготовилась разразиться бранью иртха. — Я не намекаю, а предлагаю выпить отвар! Или ты сомневаешься в моем искусстве? — тон Йаххи был суров, а взгляд исполнен неодобрения. Ссориться с главой целителей было опасно, и посему Кхангха хоть и скривилась, но настой выпила. Вскоре чистая посудина была возвращена поварихе, а нескольким младшим помощникам из иртхи было поручено сопроводить достойную тарнэ до её кухни, поскольку Хэлкар явно больше не желал передвигать кастрюлю своей силой. Пострадавшие от огненной воды ученики были переданы в надёжные руки целителей, а Йаххи осведомилась у нуменорца: — И что там произошло? — Экзамен, — поморщился Первый. — Что же они сдавали? — Магическую теорию металлов. — Первый раз вижу такие последствия экзамена, — усмехнулась йолэнна. — Так ведь кто сдавал! — хмыкнул Хэлкар и тут же принял свой обычный невозмутимый вид. — Главное — кто принимал, — протянула целительница. Уж она бы такому безобразию никогда бы не позволила случиться. Да и никто бы не осмелился на её экзамен притащить кастрюлю зелья. Учившийся у неё не так давно, по меркам иртха, нуменорец, видно, тоже подумал об этом, так как слегка побледнел. Наверно, представил последствия. — Принимал Келебримбор, — с еле заметным осуждением произнес он. — Понятно, — медленно сказала Йаххи. Мастера-нолдо она немного знала. Его мастерство вызывало восхищение, а его безволие — презрение. Это кем же надо быть, чтобы так упорно пытаться убить в себе разум? Это кем же надо быть, чтобы так целенаправленно стремиться превратить себя в создание, что хуже диких урухов? Только люди иногда настолько безрассудно и опрометчиво губили себя, но за квенди такого безобразия никогда не водилось. Иртхи вообще огненную воду и вино употребляли только по приказу целителя. А сколько с этим у-хаш-шем мучились хартʼан с хар-ману! А как переживал Нарви! О чем он только думает, придурок?! — Повелительница, как понимаю, некоторых протрезвила, но своего отварчика не дала, — стараясь говорить спокойно, заметила целительница. — Айанта очень добра, но, к сожалению, целебным компотом не запаслась, ибо и помыслить не могла о подобном развитии событий, — любезно ответил нуменорец. — А горе-учитель где? — Изволит оправляться от последствий экзамена в комнате отдыха, — тон Хэлкара был предельно вежлив, но в голосе слышалась издевка. Не любит нуменорец пьяниц, ох не любит! И в этом йоленна его полностью поддерживает. — Проводишь до университета! — распорядилась она, даже не подумав, что Первый может отказаться. Те, кто хоть немного учился у Йаххи, без лишних размышлений выполняли её распоряжения даже много лет спустя после окончания учебы. Хэлкар исключением не оказался, он даже попытался подать ей руку, которую она, разумеется, отвергла. Ненужные церемонии, которые так иногда любил нуменорец, казались ей нелепыми. Она — сильная здоровая женщина и вполне способна дойти без посторонней помощи. Отдав распоряжения своим подчиненным, Йаххи направилась в университет.2
Сказать, что Лиссэ была зла — это ничего не сказать: дейе была в глубочайшем бешенстве. На кончиках её пальцев то и дело расцветали огненные цветы, и лишь огромным усилием воли она заставляла себя погасить их, а не отправить в сторону провинившихся кретинов. Последнее время магия Огня давалась ей очень легко, хотя раньше подобного Лиссэ за собой не замечала. Но лучше огонь, чем поднять чей-то обед со сковороды или устроить пляску костей. Кмырговы ученики! Это ведь надо же додуматься до такого безобразия! Разумеется, она со своими товарищами в студенческие годы устраивала выходки и похлеще, но их шалости вреда здоровью окружающих не приносили. Бедный Келебримбор! Уже целый год не пил, а тут такой «подарочек»! Мерзавцы! Если бы не заступничество Элдамириона, дейе и не подумала бы протрезвлять паршивцев. Но Первый почему-то решил за них вступиться. — Они себе все кости переломают, Айанта, — покачал головой он, держа за шкирку студента, которому не дал упасть с лестницы. — И поделом, — проворчала мистрис, но заклинание применила. Несчастные пьяницы тут же испытали все прелести похмелья. Раздались стоны, кого-то вывернуло прямо в коридоре, у некоторых прихватило живот. Ну и молодежь пошла! Совсем пить не умеют! Вот они с Сиренэ, помнится… Впрочем, и у них всякое бывало, особенно поначалу и с непривычки. Правда, на людях они стоически терпели последствия своих попоек и даже улыбаться пытались. Невесть с чего ставший сердобольным Хэлкар повел учеников в Целительский дом, прихватив и кастрюлю. Пусть Йаххи огненную воду использует, а заодно выяснит, как это у неё умудрились стащить дезинфицирующее. После ухода Первого Лиссэ отловила Сайту, попытавшегося незаметно проскользнуть мимо неё. — Куда?! — грозный окрик заставил пирата вздрогнуть. — Э… домой… — Рано! Полы будешь мыть, которые твои подельники уделали. Пират скривился, но от работы увиливать не стал. Пока нарушитель трудился, Лиссэ сумела немного успокоиться. Мгрыха, попросив её не слишком зверствовать, умчалась встречать мужа. Зверствовать дейе и не собиралась, она просто жаждала воздать каждому по его заслугам. Безмозглые студенты пускай пока лечатся, потом их ждет отработка в кузне, да и Йаххи к общественным работам после исцеления приставит. А вот с Рыжиком дейе разберется сама, потому как с зачинателя и спрос особый. Полы были вымыты быстро и качественно, пират даже убрал в кабинете. Очки зарабатывает, но это его не спасет. Мистрис ослепительно улыбнулась и пригласила поганца к себе для беседы. — Пить ты умеешь, — начала она разговор. — Это хорошо. А вот думать о других не в состоянии. И это очень плохо. Сайта скривился и попытался что-то возразить. Лиссэ холодно посмотрела на него, возражения застряли у пирата в горле. То-то, голубчик, и не таких обламывали. Историю мастера-нолдо он выслушал молча. — Я этого не знал, — тихо произнес Четвертый, когда дейе закончила свой рассказ. — А должен бы. Внимательнее надо быть к окружающим. — Исправлюсь! — Куда ж ты денешься, — фыркнула она. — После отработки у Нарви будешь сдавать теорию металлов Гортхауэру. — Нечестно так! — возмутился Четвертый. — Не тебе о честности рассуждать! Сдашь, как миленький. Хотя… — Лиссэ хищно улыбнулась и «осчастливила» ученичка. — Гортхауэру, пожалуй, и впрямь не стоит. Хэлкару будешь отвечать. С теорией у него все отлично. Заодно потренируется. — Не надо! — взвыл Сайта. — Я лучше хартʼану! Я лучше год на гнома пахать буду, только не это! Однако мистрис состраданием не прониклась. — Зато как сразу все поймешь! Вечно помнить будешь! — усмехнулась она и разрешила нерадивому студенту покинуть кабинет. Понурившись, пират ушел. Дейе только собралась побаловать себя земляничным отваром с хрустящими пирожными, как появилась Йаххи. Йолэнна, как обычно, была в форменном темно-зеленом платье. Насколько Лиссэ помнила, в других нарядах Йаххи никто никогда не видел. Даже на праздники она облачалась в очередное зелёное одеяние, лишь волосы под косынкой не прятала. Хотя зеленый ей идет, надо бы только оживить его чем-нибудь да прическу попышнее сделать. Красавицей целительницу не назовешь, но женщина она весьма интересная, жаль, подать себя не умеет или не желает. А ведь заглядываются на Йаххи многие: и иртхи, и люди. Но Глава Целителей держится так, что к ней даже подойти боязно. Тряхнуть, что ли, стариной: устроить кому-то сомнительное счастье? — Мир тебе, хар-ману! — резкий голос йолэнны прервал размышления. — Я пришла, чтобы забрать в целительский дом всех пострадавших сегодня на экзамене. Кмыргов Сайта! Теперь этот экзамен станет притчей во языцех. — Хэлкар уже всех к тебе отвел, — Лиссэ постаралась не выдать своего раздражения. — Только учеников, а наставник остался без помощи, — сказала Йаххи. — Гортхауэр исцелит. — Он в отъезде, а я здесь, — не согласилась целительница. Дейе хотела отказаться от её помощи, но вдруг передумала: пожалуй, Келебримбору пойдет на пользу общение с этой грозной дамой. Пара дюжих помощников погрузила храпящего мастера и поволокла в Целительский дом. Йаххи, скривив свой длинный нос, шествовала рядом. Ох, и достанется пьянице на орехи! Йоленна покажет ему, где кмырги водятся!3
Драгоценный Волчик решением своей супруги обрадован не был. — Разве Йаххи сможет понять Тьелпе? — Куда уж ей, если и ты до сих пор до конца не проник в его трепетную душу и не оценил всю силу его страданий! — хмыкнула Лиссэ. — Рыжая! — Муж показал кулак и пошел выручать друга из цепких лап главной целительницы. Дейе последовала за ним. За Йаххи она не беспокоилась: йолэнну голыми руками не взять. А вот раздраженного Волчика лучше без присмотра не оставлять, не то Четвертый за счастье сочтет все экзамены Элдамириону сдавать. Всю дорогу любимый дулся и тщательно делал вид, что он тут один вышагивает. Лиссэ напевала нехитрую мелодию одной из старинных студенческих песенок: «Сижу на крышке гроба одиноко» и не обращала внимания на мужнины заскоки. Вскоре Гортхауэр начал подпевать и подхватил супругу под ручку. Главную целительницу пришлось подождать: она совершала обход. А к мастеру в палату без её разрешения их не пустили: дисциплина в Целительском доме была почти как в армии, а может и похлеще. Уважая чужие порядки, майа терпеливо ждал. — Я за Келебримбором, Йаххи! — заявил он при виде целительницы и белозубо улыбнулся. Наверно, рассчитывал на свое обаяние, но прогадал. — Он еще нуждается в лечении, и сразу предупреждаю — все визиты запрещены! — йолэнна тут же обозначила свою позицию. — Как хартʼан, друг и первый его целитель я требую… — Не требуй — это бесполезно! — резко бросила Йаххи. — В делах исцеления право целителя выше права Повелителя. Твой же закон. А как друг ты тем более согласишься с моими требованиями. — Ты сомневаешься в моем умении исцелять? — поднял бровь Гортхауэр. — Исходя из результата предыдущего лечения, целителя в данном случае следует сменить, — ровным голосом сообщила йолэнна. Щека у Волчика дернулась, а руки сжались в кулаки. Лиссэ подошла к мужу ближе. — Ну что ж, действуй! — сквозь зубы сказал он и вышел, таща за собой жену. — Обнаглела! — возмущался майа по дороге. — Решила, что ей все позволено! — Ты бы Йаххи лучше спасибо сказал, — еле поспевая за ним, проговорила дейе. — Спасибо?! — Гортхауэр резко развернулся и бешеными глазами посмотрел на супругу. — За что, интересно?! — А тебе друг или амбиции дороже? — холодно спросила она. — Друг, разумеется, — чуть поумерил свой пыл Волчик. — Только Йаххи никогда квенди не лечила. — А квенди вообще кто-нибудь лечил от пьянства? — Тьелпе не пьяница! У него просто… — Не хватает воли и ума перестать жалеть себя и посмотреть вокруг! — Лиссэ! — Я уже тысячу лет Лиссэ! А твой друг скоро сопьется, как обычный человеческий сапожник, и будет валяться в канаве! Йаххи — его последний шанс! А может, мне погонять его плеткой по двору? Знаешь, хорошая трёпка иногда отлично дурную голову прочищает! А может, лучше тебе его в каменоломни отправить? Говорят, кое-где труд из обезьяны человека сделал! Вдруг и здесь поможет! При виде невесть с чего взбесившейся жены, Гортхауэр остолбенел. — Ты с ним возишься, все дела позабыв! — продолжала свою гневную речь мистрис. — А твой Тьелпе только в чашу и смотрит! Весь мир вокруг него вращается, а ему на всех плевать! У него ведь беда! Он ведь таких дел натворил — Эрегион угробил, друга предал! То, что друг так не думает, его не волнует. Он ведь такая тонкая натура! У него трагедия — любимая оказалась не такой, какой он её видел! — Колючка, ты чего? — растерянно спросил майа. — Я?! Я-то ничего! А вот он! У тебя Ханатта, Черные земли! В Средиземье невесть чего творится! Нуменор этот, будь он неладен, обстановку нагнетает! Эльфы козни плетут! Валар невесть чем в Амане занимаются! Но ты же не пьешь! У Йаххи никого из родных не осталось: она в канаве валяется? Тано всех своих потерял, против всего мира один был! Он спился?! У нас с тобой дочь без родителей растет! Мы пьяницами стали? — неожиданно она шмыгнула носом. — Ох, Рыжик, — муж обнял её за плечи. — Волчик, если Келебримбор еще раз выпьет, я его отлуплю, ладно? — прошептала Лиссэ, уткнувшись носом мужу в грудь. — Я тебе сам помогу, — Гортхауэр осторожно погладил её по волосам. — Но пусть уж сначала наша непримиримая Йаххи попробует. — Побить? — хмыкнула дейе. — Все, что угодно. Ты права. Пора за Тьелпе всерьез приниматься. Он вздохнул и перевел разговор на другую тему. — Денне надо в Ханатту ехать, неспокойно мне что-то. Да и Сайту не мешало бы туда отправить. Хэлкар пока нужен мне здесь. — Пирату экзамен надо сдать. — Сдаст, — жестко сказал Гортхауэр. — Он все сдаст! — Йаххи собиралась Никуша в Ханатту послать: посмотреть, как там целительские дела устроены, да и Шагнаур обещал Денне водные сооружения там наладить. — Наладят и посмотрят, но чуть позже! За каким кмыргом я дал Аллуа слово не трогать её семейку?! — с досадой бросил он. — Все так плохо? — встревожилась дейе. — Пока нет, но что-то чуется. Ладно, — махнул он рукой. — Пошли домой! — Я пирогов напекла! — сообщила Лиссэ. — Что ж ты раньше-то не сказала? — улыбнулся муж и обнял её за плечи.4
Чуть приподняв подол тяжелого парадного платья из темно-лилового шелка, Лиссэ быстро поднималась по лестнице. Настроение было отвратительным. Серьги оттягивали уши, диадема с рубинами до боли сдавливала голову, но особенно раздражало платье. Так и отодрала бы этот кмыргов шлейф! Впрочем, ни украшение, ни наряд не виноваты, это её так сегодняшняя церемония обозлила. Еле удержалась, чтобы не испепелить этих лицемерных хряков, то бишь посланников наисветлейшего государя солнечной Ханатты. Чтоб их Хмарыш поглотил! Как они заверяли в своем добром отношении, какие хвалебные речи пели! Сразу видно — собираются предать. Правильно говорит Элдамирион: надо прибить этого королька вместе с его шайкой, но Волчик обещал Ллуа не трогать её родных. Неужели прекрасная эллера сама не видит, какое непотребство сидит сейчас на троне? Бедный Денна, что только он не делает, чтобы угодить своему отцу и братьям, а эти недобитки против него козни строят. Да и про Гортхауэра всякие гнусности распространяют. Где бы сейчас была Ханатта, если бы не Черный майа? Но об этом, разумеется, предпочли забыть. Дейе резво перепрыгнула через ступеньку, послышался треск. Один из бантов оторвался, зацепившись за узорные столбики лестницы. Стало обидно: красные и оранжевые ленты так дивно оживляли платье. Вздохнув, Лиссэ подняла бант с пола. Надо будет его пришить. А ведь Наранне волей-неволей придется терпеть Гортхауэра. Деваться-то ему некуда: пусть Нуменор притих, зато внутренние проблемы обострились. За годы своего бездарного правления король умудрился устроить в стране полнейший бардак. Мелкие князьки снова рвут Ханатту на части, каждый хочет независимости, каждый мнит себя властелином. А некоторые, окончательно обнаглев, рвутся на Солнечный трон. Теперь Денна усмиряет восставших, но государь снова недоволен: ему хочется, чтобы мятежные провинции были утоплены в крови, а семьи восставшей знати вырезаны до грудных младенцев. Вот и прислал своих лизоблюдов с жалобой на излишнее милосердие сына. Тьфу! Мерзость! Хотя мятежники никакого сочувствия не заслуживают. Это кем же надо быть, чтобы передраться друг с другом, когда враг у ворот? Или успешные операции Хэлкара заставили их окончательно забыть о Нуменоре? Только вряд ли Остров забыл про Юг. С досадой мистрис швырнула ленту на пол. Как вспомнишь этих посланников, так сразу умыться хочется, чтобы с себя эти липкие взгляды смыть. — Мряяуу! Муряяу! — Оррик выскочил из-за угла, стукнул лапой по банту, подбросил его кверху, перекувырнулся и растянулся посредине коридора, перегородив дорогу. — Ты чего тут делаешь? — хмуро спросила его дейе. — Тебяуу искауу! — сообщил кот, лениво трогая лапами ленту. — Эльфяуу-дуркауу-мастеряуу тебяуу искау. Мур-мяуу! Йауу помогаууу найтяяу. Шляуу к немяууу. Йауу! Внезапно подскочив, Оррик подхватил ленту зубами и помчался вниз по лестнице. — Келебримбор? — удивленно переспросила Лиссэ.- Зачем? — Неауу! — завопил кот. — Ты кудаауу? — крикнула ему вослед дейе и осеклась: совсем ошалела, начала говорить как эта наглая зверюга. — Волчкауу помогауу! Играуу, развлекау! Интересно, как переживет Гортхауэр явление Оррика в тронном зале? А точнее, переживут ли Оррика посланники? Впрочем, подлец на тот свет — Арте легче! Придется идти к Келебримбору, а так хотелось умыться и отдохнуть.5
В мастерской оказалось на удивление тихо. Ученики отсутствовали, Нарви тоже не было. Печь не горела, в комнате царил полумрак. Лишь два светильника над столом разгоняли темноту. Келебримбор обнаружился там же. Склонившись над бумагой, он что-то чертил. Темные волосы схвачены в хвост синей лентой. Рабочий халат чист и отутюжен. После той истории с экзаменом мастер очень изменился. Лечение Йаххи, как ни странно, пошло ему на пользу. Увидев его через пару месяцев, Лиссэ просто не узнала мастера. Куда делся растерянный эльф с потухшим взором? Теперь Келебримбор смотрел на мир спокойно и уверенно, в нем чувствовались сила и воля. Все свое время он стал проводить с учениками, стараясь найти подход к каждому. И это ему удавалось. Потом Тьелпе неожиданно для всех отправился в поездку по Черным землям. Столько лет просидел в Барад-Дуре, отвечая отказом на все попытки Гортхаэура вытащить его из столицы, а теперь объехал даже самые далекие и труднодоступные селения иртхи. Посетил он и своих соотечественников по Эрегиону, хотя прежде упорно избегал их, чувствуя свою вину. Да и характер исследований прославленного мастера изменился: не отвлечённые изобретения, не наука ради науки, а нечто полезное для жизни. Вопреки всем их сомнениям, Йаххи сотворила чудо. Как ей удалось? Но сама йолэнна на все вопросы, пожимая плечами, отвечала: — Поговорила немного, подлечила и отправила в свой приют для калечных потрудиться. Вот и все! Остальное только его заслуга. Приют был детищем Йаххи, в котором поработали все её помощники и ученики прежде, чем стать целителями. Некоторые после такой практики нашли себе другое место в жизни, осознав, что целительство не их стезя. В этом доме, расположенном в одной из красивейших долин, йолэнна собрала неизлечимо больных, у которых не было родных или кто стал близким в тягость. Здесь были и рожденные неполноценными, и те, кто сошел с ума, потеряв на войне своих родных и близких, жили здесь и горькие пьяницы, окончательно пропившие свой разум и полностью утратившие здоровье. В этом доме обитали только люди, ведь иртхи своих увечных не бросали, а сумасшествие и пьянство им были несвойственны. Наверно, пребывание в таком месте сильно задело тонко чувствующего квенди и заставило по иному посмотреть на мир. Иногда беда другого позволяет справиться со своей. — Лиссэ? — Тьелпе вскочил, услышав шорох её платья. — Спасибо, что пришла. Я искал тебя… — он внимательно вгляделся в её лицо и встревоженно спросил: — Ты огорчена? Что-то случилось? Раньше Келебримбор никогда не обращал внимания на настроение других. — Скорее зла, — ответила дейе. — На посланников государя Ханатты. — Я могу чем-то помочь? — Если только подержать, пока я буду отпиливать им головы, — хмыкнула она. — Но увы, такое счастье мне не светит. У тебя есть, где умыться? — Да, — мастер чуть растерялся, но в умывальню её проводил и полотенце чистое принес. — Жаль, в Ханатте я еще не побывал, — сказал он, когда Лиссэ снова появилась в мастерской. — Побываешь еще. Вот наведут там относительный порядок, и Денна тебе с удовольствием покажет свой родной край. Ты меня зачем искал-то? — Видишь ли, — Тьелпе замялся, — мне в одном деле твой совет нужен. — Точно мой? — усомнилась мистрис. — Может, Гортхаэура? — Нет, твой, — твёрдо ответил Келебримбор. — Вот посмотри, — он достал из ящика стола продолговатую шкатулку и откинул крышку. — Что скажешь? Гарнитур из изумрудов в серебряной оправе был дивно прекрасен. Кулон в виде цветка с лепестками, усеянными росинками-бриллиантиками, и под стать ему кольцо с серьгами. — Глаз не оторвать! — восхищенно выдохнула Лиссэ. — Ей понравится? — напряженно спросил мастер. — Кому? — Йол-лэнне Й-йаххи, — запинаясь, ответил Келебримбор. — М-мне бы хотелось отблагодарить её. Она так помогла мне… Дейе задумалась: гарнитур хорош, но Йаххи… Йаххи она в нем не видит. — Не знаю, — честно ответила мистрис. — Работа чудесна. Даже я чуть в ладоши не захлопала, хотя обычно к безделушкам равнодушна, но йолэнна… Она украшений не носит. — Может, потому, что не дарили, — резковато сказал Тьелпе. — Возможно, — согласилась Лиссэ. — Только, боюсь, она сочтет это слишком дорогим подарком. — Пусть! Она достойна самого лучшего! — воскликнул мастер. Подозрительно прищурившись, дейе взглянула на него: кажется, Йаххи сумела пленить сердце гордого нолдо. Только бы она не оттолкнула его слишком резко. — Я все равно подарю, а там будь, что будет! — Келебримбор махнул рукой и, подхватив шкатулку, выскочил из мастерской. Ну и за какими кмыргами было советоваться?!6
Вечерний обход был закончен. Немного времени для отдыха — и можно будет начать готовиться к завтрашней лекции в Университете. — Йолэнна, к тебе гость! — сообщила Тийла. Главная целительница прибавила шагу. У дверей стоял Келебримбор. Увидев её, просиял улыбкой и смутился Давненько она его не видела. Но похоже, у него все хорошо. Йолэнна почувствовала гордость. Она и сама не ожидала, что сможет помочь там, где оказалось бессильным искусство хартʼана. Йаххи просто очень сильно разозлилась, вот и взялась за заведомо безнадежное дело и оказалась права. Правильно говорят: неизлечимых больных не бывает, просто целители не могут верное лечение подобрать. Но какое же это счастье, когда ты можешь помочь и избавить от недуга! Йолэнна до сих пор радовалась каждому исцеленному и переживала за каждого больного как за родного. Да они и были для неё родными. Она поприветствовала своего бывшего пациента скупой улыбкой и пригласила пройти в кабинет. Гость почему-то побледнел, потом покраснел, споткнулся у порога, но все же вошел. — Йаххи! — воскликнул он. — Я так благодарен тебе! Ты спасла меня! — Спас ты себя сам. Я лишь помогла, — возразила йолэнна, с легкой тревогой глядя на мастера. Что это он такой взбудораженный? — Нет, без тебя я бы не справился! — звенящим от напряжения голосом произнес Келебримбор. — Вот, прими в знак моей глубочайшей признательности! Он церемонно поклонился и протянул ей продолговатую шкатулку, украшенную изящным травяным узором. Пожав плечами, целительница откинула крышку. Серьги, кулон, кольцо. Серебро и изумруды. Искусная работа. Только зачем ей все это? Уши Йаххи никогда не знали серег, а пальцы — колец. Да и кулонов она не носила. И что теперь со всей этой красотой делать? Отказаться? Келебримбор обидится и огорчится. — Красиво, очень красиво, — медленно произнесла она. — Сразу видна рука мастера. Но мне неловко: я ведь ни одна лечила. Тийла столько времени около тебя проводила… — Ей я тоже очень благодарен, — пробормотал Келебримбор, отводя глаза. Значит, даже и не вспомнил о девочке, не говоря уж о том, чтобы безделушку подарить. — А еще Рихха о тебе заботилась. Послышался вздох. — Твоя работа — чудо, — неторопливо продолжала Йаххи. — Наверно, мы все же её достойны, раз ты так решил. И я с удовольствием приму твой дар нашему искусству. Можно девочек позвать? Плотно сжав губы, мастер кивнул. — Тийла, Рихха, идите сюда! — громко крикнула йолэнна. Младшие целительницы тут же прибежали. Йаххи с удовольствием оглядела девушек — платья аккуратные, волосы под косынку тщательно убраны, лишь у Тийлы кокетливо золотой локон выбивается, а у Риххи челку видно. Ну, так и когда себя показать, если не в младые лета? Тем более, обе хороши на загляденье — тоненькая светленькая Тийла и крепенькая черноволосая Рихха. А уж какие они целительницы искусные да заботливые! — Тарно Келебримбор благодарен нам за заботу. Он дарит в знак признательности украшения, — объявила Главная целительница. — Мне кулон, а вам колечко да серьги. Она вручила серьги Тийле. Как раз к её зеленым очам изумруды подойдут, да и шейка у девушки лебединая. Риххе досталось колечко, пальцы у неё такие же, как и у Йаххи. Опешив, юные целительницы некоторое время рассматривали подарки, а потом наперебой заговорили. — Ой, да зачем! — Нам ничего не надо! Это наш долг! Келебримбор махнул рукой и сказал: — Для вас старался. Носите на радость! Горячо поблагодарив, девушки ушли. Йолэнна ожидала, что теперь гость её покинет, но он словно приклеился к стулу. — Надо признать, ты необычайно искусный мастер, — произнесла она для поддержания беседы, когда молчание стало тягостным. Резко выставить его вон почему-то не хотелось, хотя обычно она ловко избавлялась от нежеланных посетителей. — До Феанора мне далеко, — печально сообщил Келебримбор. — Его творения были совершенны. Никогда больше подобного не будет создано на Арде. — Ну и прекрасно! — резко бросила Йаххи, которая терпеть не могла Пламенного. — Почему? — удивленно воззрился на неё внук Феанора. — Никто не создаст такую мерзость, как эти сияющие каменюки. Руки мастера сжались в кулаки, он резко втянул воздух. Йаххи ожидала, что он разразится бранью или, оскорбившись, уйдет, но Келебримбор сумел её удивить. — Сильмариллы не были мерзостью, в них был заключен Свет Древ. Конечно, из-за них сотворилось много зла, но сами камни были прекрасны. — Они несли смерть всем, кроме квенди, а может, и им, но не сразу. Сходи в горы, поговори с Рагхой. Мелхар показал ей камни, когда вернулся из Валинора и рассказал хар-ману, как взял их. Она поняла, почему он так поступил. Рагха увидела их суть — Смерть всем рожденным и измененным, Арта, превращенная в Аман. Вот, что они несли. Мертвящей Пустотой был Свет ваших Древ. Он убивал все живое, не давая развиваться. Где нет движения, там нет и жизни. Вот почему камни забрал Айанто. Он хотел уничтожить их, но по воле Эру это мог сделать и лишь их творец. Возможно, твой дед не понимал, что за чудовищное оружие создал. Скорее всего, он сам пал жертвой своего творения, этот Свет мог помрачить его разум. Но теперь можно жить спокойно, пока очередной безумец не попробует превзойти всех и вся в своей жажде самоутверждения! — Кто такая Рагха? — словно не услышав остального, спросил Келебримбор. — Одна из древнейших иртхи. Мать рода, который принял закон Мелхара и научился жить в мире с Артой. Спроси её сам. Иртхи, как и квенди, на прямой вопрос солгать не смогут. Мастер долго молчал, прикрыв глаза рукой. Потом вздохнул и произнес. — Наверно, ты права. Ортхеннер тоже говорил о подобном. Да и нас всех сильмариллы словно с ума свели. И все же Феанор был величайшим! Сколько бы он еще мог сотворить! — Да лучше бы он бездарным подмастерьем был! — возмутилась йолэнна. — И очень хорошо, что больше ничего он не сотворит! Настоящий мастер тот, кто радость создает да от бед избавление! Кому творения твоего Феанора помогли? Кого исцелили? Кого спасли в трудную минуту? Или хотя бы помощь в труде оказали? Лучше удобную повозку изобрести, чем меч острый выковать. Лучше лекарство создать, чем каменюку, невесть чем заполненную. Лучше скальпель тонкий сделать, чем лук меткий! Права Лиссэ, когда говорит, что некоторые изобретатели опасней бешеной собаки. В иных местах до того доизобретались, что себя погубили и весь свой мир угробили! У нас ведь как: вместо чего доброго да для жизни предназначенного, все оружие создают, все придумывают, как бы половчее ближнего уничтожить, либо под себя весь мир переделать. Вот ты кастрюлю себе во вред хитрую придумал, а нет бы такое устройство, чтобы оную огненную воду без всяких примесей делать. Она для лекарств и дезинфекции знаешь как пригодилась бы! Вот, рассказывают, вы в Эрегионе много всего мудреного делали, а времени для инструмента целительского ни у кого так и не нашлось. Йаххи говорила долго, выплескивая наболевшее, Келебримбор её не перебивал. Он слушал, подперев голову рукой и полуприкрыв глаза. — Какой инструмент тебе нужен? — спросил он, когда женщина замолчала. — А хотя бы такой! — йолэнна решила не терять времени попусту и стала рассказывать о скальпеле, который собиралась попросить у хартʼана. Мастер внимательно её выслушал, черкнул что-то на листе бумаги и суховато сообщил: — Хорошо, будет тебе скальпель. Простился он вежливо, но Йаххи поняла: обиделся на её слова о Феаноре. Ну и пусть! Глядишь, чего толковое создаст, а то эти квенди то побрякушки творят, то невесть что неизвестно для чего предназначенное, а то и пакость какую-нибудь. А при этом еще о стремлении всех осчастливить кричат. Йолэнна открыла тетрадь и стала набрасывать план лекции. Некоторое время она писала, потом задумчиво посмотрела на продолговатый футляр и, откинув крышку, достала подвеску. Хороша, сказочно хороша! Все-таки зря она с Келебримбором так поступила. Йаххи нахмурилась. А что делать было? Нет, ей и раньше благодарные исцеленные дары приносили, но все больше для Целительского дома потребные: то повозку, то лошадку, то табуретку. Еще цветы дарили: семенами и в горшочках, знали, что срезанные йолэнна не любит. Зато теперь какие клумбы во дворике разбиты — любо-дорого посмотреть. Изумрудный цветок притягивал взор. Такой нежный, такой прекрасный, такой лучистый, видно, с любовью сделан. Йолэнна рассматривала побрякушку, а перед глазами вставало лицо мастера: тонкие и четкие черты лица, глубокие темно-серые глаза, еле заметная морщинка на лбу, видно, хмурится часто. А сколько же нежности и тревоги, смешанной с надеждой, было в его глазах! Она снова посмотрела на подарок. Коснувшись изумрудного лепестка, йолэнна в который раз подумала, что работа необычайно изящна и выполнена с любовью. Неужели к ней? Тонких губ коснулась усмешка: разве подойдет резкой и угловатой Йаххи такая прелестная безделка? Не только о ней думал Келебримбор, когда творил свой подарок. Пусть лучше целительские инструменты делает, а она посмотрит, как ей дальше быть.7
Домой мастер шел быстрым шагом, не замечая ничего вокруг. Подарил подарочек! Йаххи даже не посмотрела, а сколько нежности и любви он вложил в это незатейливое украшение. Как он мечтал порадовать её! Не вышло. Эта йолэнна, оказывается, изобретателей терпеть не может, а его деда вообще ненавидит. Конечно, Феанор был очень сложной, а подчас и неприятной личностью, но он был гениален. А за талант можно простить многое, или все же нельзя?.. Келебримбор остановился и потер лоб. Ничего, он покажет этой невозможной женщине, что не только побрякушки создавать умеет! За работой Тьелпе провел всю ночь. Сначала его подстегивала досада, а потом он увлекся. Подобрать нужный сплав оказалось нелегко, ведь надо, чтобы изделие было острым, и в то же время порезы от него заживали быстро, и чтобы боли приносило меньше. А еще Келебримбор думал о Йаххи, представлял этот, как она выразилась, скальпель именно в её руках. Обида постепенно прошла, осталась лишь досада на самого себя. Подарил подарочек! Надо было Аннисилмэриэль слушать, жена Ортхеннера никогда плохого не посоветует. Повезло другу, сумел найти свою половинку. А вот он всю жизнь в погоне за призраком провел и потерял все. Только мечтами жил, живых с их чаяниями вокруг себя не замечая. Лишь придуманные образы видел. Вот и сейчас понять не захотел. Разве такой, как йолэнна, нужны безделушки, пусть и самые прекрасные? Вскоре инструмент был готов, Тьелпе жаждал и опасался показать его Йаххи. А вдруг не то сделал? А вдруг не угодил? За окнами занималась заря. Темное небо окрашивалось в нежные розовые и золотистые тона. Мастер вышел из дома и медленно пошел по мощеным булыжником улицам. Сколько лет он прожил в Черных землях, а дальше мастерской носа не высовывал. Учил чему-то, а учеников не видел. Правильно Сайта ему кастрюлю зелья принес: вот он — тогдашний предел его мечтаний и смысл жизни. Напиться и забыться. Мерзко-то как! Выйдя в южные ворота Барад-Дура, Келебримбор не торопясь пошел по каменистой дороге. Ему всегда легче думалось при ходьбе. Он не забыл о тех, кто был с ним в Эрегионе, он тогда не забыл, просто спрятался, страшась их осуждения. А получилось, что бросил — на Ортхеннера и Нарви. Теперь Тьелпе отчетливо понимал, как тяжело было с ним друзьям, а Лиссэ, наверно, его нормальным и не видела никогда. В Ост-ин-Эдиле он был одержим своей работой и своей любовью. Надо было сразу честно назвать всем настоящее имя друга, как этого и хотел Ортхеннер, а Тьелпе упросил его скрыть правду. Боялся, что придется выбирать между другом и любимой. В итоге невольно предал друга и потерял навеки свою любовь. Да и была ли она — эта любовь? Может, он просто придумал её себе? Несомненно, сила, ум и красота Нэрвен влекли его, ему хотелось стать нужным для неё, хотелось, чтобы она восхищалась им. О том, что она замужем и что квенди выбирают пару на всю жизнь, Келебримбор тогда не задумывался. Наверно, в его чувстве было больше тщеславия, чем любви. Прекрасная мудрая элдиэ и влюбленный в неё талантливый мастер. Ну чем не сюжет для баллады? Его баллада стоила Эрегиона и жизни многим достойным квенди. Так что Йаххи права: надо о пользе для других думать, а не только свои амбиции тешить. У обочины дороги на сухой растрескавшейся земле, среди камней Келебримбор заметил невиданное доселе растение. Высокое, со стеблем, покрытым колючками, с острыми листьями, оно казалось бы некрасивым, если бы не цветок — удивительно яркий и душистый. Мастер подошел ближе, осторожно коснулся листка и почему-то представил Йаххи. Уверенная, сильная, гордая, самоотверженная. Красота её не бросается в глаза, но, тем не менее, йолэнна прекрасна. Келебримбор прикрыл глаза рукой и стал вспоминать их первую встречу.8
Открыв глаза и обнаружив себя в незнакомой комнате, мастер увидел высокий и стройный силуэт. На миг ему почудилась Нэрвен, но когда смуглое лицо с темными, удивительно глубокими глазами склонилось над ним, он понял ошибку, но не огорчился. В незнакомке было столько сочувствия и тепла, столько силы и уверенности, что при одном взгляде на неё становилось легче. С тех пор он мечтал лишь об одном — быть рядом с этой замечательной женщиной. И чем больше он узнавал Йаххи, тем сильнее очаровывался ею. А сочувствие в прекрасных глазах со временем сменялось неодобрением, и от этого было так больно и тяжко. Однажды Йаххи предложила Келебримбору поехать с ней в одну из долин, точнее, приказала. Мастер был рад её приказу: куда угодно, только бы быть рядом. Но рядом быть не пришлось, в долине находился приют, и там ему пришлось потрудиться, ухаживая за безнадежно больными. Даже смотреть на них было страшно. Особенно потрясли его люди, пропившие свое телесное и душевное здоровье. Вначале он хотел тут же уехать: кто бы задержал его? Но мысль о том, что темные очи посмотрят на него с презрением, была невыносима. Тьелпе остался и делал все, что мог. Йолэнна осталась довольна. И это наполняло сердце радостью. Вернувшись в Бард-Дур, Тьелпе даже смотреть не мог на огненную воду, а также на вино. Теперь он казнил и презирал себя за слабость и твёрдо решил изменить свою жизнь, для начала узнав лучше обитателей Черных земель. Люди и иртха открылись ему с неожиданной стороны. Земля не баловала их так, как квенди, все доставалось им с трудом. Но они не падали духом, работали, помогали друг другу и с поразительной нежностью любили свою суровую Отчизну. Чем-то они были похожи на этот неприхотливый и упорный цветок. Келебримбор вдохнул чарующий аромат. Не дивная роза, а пахнет нежнее и слаще. — Колючкой любуешься? — раздался насмешливый голос. За размышлениями он и не заметил, как подошел Ортхеннер. — Ты знаешь, я такую глупость сделал! — вздохнул Тьелпе. — Только одну? — поднял бровь майа. — Я хотел Йаххи порадовать, а сам… Тебе Аннисилмэриэль не рассказывала? — Меня вчера дома не было. А что ты натворил? — обеспокоился друг. — Подарок я натворил: в серебре изумрудные цветы. Думал, что она о моих чувствах догадается, а она такое не носит. Да и не для неё это, — снова вздохнул Келебримбор, понимая, что прошлое сыграло с ним дурную шутку. Любая из эльдиэ была бы в восторге от такого гарнитура, но Йаххи — это Йаххи. Она Единственная. — Всякие изящества не для нашей суровой йолэнны — согласился Ортхеннер. — Да и к тому же ты, поди, свою златокудрую родственницу вспоминал? — Не то чтобы вспоминал, но что-то общее в них есть. — Кроме роста — ничего! — отрезал майа. — Йаххи такая же стройная! — возразил мастер. — А глаза у неё еще глубже! А волосы!.. Друг хмыкнул и подмигнул: — Конечно, наша йолэнна краше всех дивных эльдар вместе взятых и по одиночке. — Не смей смеяться! — возмутился Келебримбор. — Йаххи — она такая… — Вот и я о том говорю, что она такааая, — протянул майа. Тьелпе показал Ортхеннеру кулак и спросил: — Ты мне лучше скажи, что теперь делать? — Можно головой об стенку, можно оной в ведро, а можно и поискать иные пути к нашей строгой целительнице. — Я ей скальпель сделал. — Верное решение, — одобрил друг. — Мы из-за Феанора поспорили, — покаялся Келебримбор и начал рассказывать все с самого начала. Черный майа слушал его внимательно, а потом сказал: — Выше нос! Раз с тобой разговаривать стала, значит, ты ей небезразличен. На душе потеплело, а потом Тьелпе вдруг кое-что вспомнил: — Ортхеннер, я такой осел! Она ведь меня в таком виде видела! Как я ей не противен?! — Ты точно осел, Тьелпе! — разозлился Ортхеннер. — Она целительница — это раз. Из кабинета не выставила — это два. Разговор начала — это три. Отчаиваться не стоит. Теперь нужно показать, какой ты на самом деле — умный, талантливый, заботливый и чуткий! А ты панику на пустом месте разводишь. — Спасибо! — от души поблагодарил мастер. Слова друга вдохнули в него уверенность.9
К вечеру Келебримбор снова посетил Целительский дом и вручил Йаххи свое изделие. Глаза йолэнны просияли. А Тьелпе вдруг понял, что он должен делать — и не только ради внимания этой необыкновенной женщины, но и ради других. Все эти годы в Барад-Дуре у него не было цели, он не мог сотворить ничего нового, а сейчас вдруг возникло множество идей и замыслов. Даже из этой проклятой кастрюли можно извлечь пользу, если кое-что изменить. Мастер тут же поделился своими соображениями с Йаххи, и вскоре они уже вместе сидели, склонившись над бумагой, спорили, чертили, писали, зачёркивали и снова спорили. Келебримбор размахивал руками, волосы его растрепались, Йаххи фыркала, поправляла свою косынку, убирая под неё непослушные жесткие пряди. Тьелпе смотрел на неё и восхищался: никогда еще ни с кем у него не было такого взаимопонимания. А украшения он для неё обязательно сделает, и даже знает, какие. Сначала браслет и подвеску из малахита. Только никаких вычурных узоров он творить не будет, просто красоту камня покажет. Малахит Йаххи подойдет. И кольцо тоже сделает: в виде змейки, но отдавать торопиться не будет. Им спешить некуда, хоть и медлить не стоит. Рано или поздно йолэнна ответит на его любовь. Ведь недаром они с полуслова и полувзгляда понимают друг друга!