Вместе с запахом выжженых Солнцем полей, Тёмной птицею, в сердце Входит новая осень. Ты плетёшь свой венок Из траурных лент, Из увядших цветов И почерневших колосьев. Но кто знает, чем обернутся Холода и потери Для того, кто умел верить? И кто знает, когда над водою Взойдёт голубая звезда Для того, кто умел ждать? Флер
1
Тонкие длинные пальцы самой прекрасной из эллери неторопливо перебирали разноцветные бусины, а её взор был устремлен в неведомую даль. Аллуа никогда еще не чувствовала себя настолько ненужной и бесполезной. И никогда еще целый мир не ограничивался для неё дворцовыми покоями. Нет, она не была пленницей, она была свободна в любой момент отправиться куда угодно, вот только ей некуда было идти. Еще в незапамятные времена, по воле судьбы и Учителя, покинула Аллуа Долину Ирисов, покинула навсегда, оставив родных, друзей, привычный уклад жизни. То прошлое сгорело в неистовом огне Первой войны на Арте. Никого не осталось, лишь черные маки выросли там, где жили, любили, творили… Их осталось восемь, потому что Девятая нарушила клятву и пошла своей дорогой. Возможно, она была права, хотя многие из них считали, что Элхэ погубила своим поступком то, ради чего отправил их в дорогу Учитель. Но кто знает, зачем Тано дал им эти странные дары и буквально вышвырнул в огромный, неведомый и пугающий мир? Скорее всего, он просто хотел уберечь их от гибели. Хотя бы их. Сейчас Аллуа понимала это: терять детей и учеников невыносимо больно. Дорога их сберегла, дорога их и разлучила. С тех пор эллерэ никогда не видела никого из своих спутников. Она знала лишь, что где-то в горах на севере живет Оннэле Кьолла. Остальные затерялись. Еще в Первую эпоху она пару раз чувствовала Наурэ. Кажется, он все же сумел увидеть Учителя… Аллуа тоже могла бы прийти к Мелькору, но не пришла. Почему? Боялась? Или просто не хотела? Наверно, жизнь закружила. Тогда у неё было важное и нужное дело, тогда она была любима и необходима. Как давно это было! И сколько потерь и боли отделяет юную деву от сегодняшней уставшей женщины. Солнечная дева Ханатты слишком долго жила и слишком многих похоронила, чтобы еще чего-то желать в этом мире. Первым чувством после того, как эллерэ очнулась, была досада. Она так хотела уйти на те неведомые Пути, о которых говорил Тано. Она так близко подошла к желанной свободе, но… не получилось. Её безжалостно вернули в надоевшую жизнь. Милый наивный мальчик Никуш решил спасти умирающую волшебницу. Как благородно! А расчетливый фаэрни Мелькора решил, что для ханаттаннайн будет лучше, если Солнечную деву сочтут погибшей от рук предателей. Как цинично! И куда делся милый юноша, доверчиво взиравший на мир широко открытыми глазами? Наверно, погиб вместе с Лаан-Галломэ. Аллуа поднесла к глазам ладонь, полную цветных шариков из стекла, и медленно высыпала бисер в шкатулку. Наверно, можно было бы попытаться воскреснуть, но зачем? Она уже ничего не может сделать для своих потомков и бывших подданных. Сайори будет превосходной Верховной жрицей! Храм при ней расцветет. Ученица молода, умна, честолюбива и благородна. Да и небольшой дар у неё есть. Солнечная дева многому сумела научить своих девушек. Есть на кого оставить Храм, тем более, что он давно уже стал добровольной клеткой для его основательницы. В Ханатту нет смысла возвращаться, а что делать здесь, в Черных землях? Гортхауэр, ей трудно было называть его Ортхеннером, предупредителен, почтителен, но доверять ему она не может. Зачем фаэрни Хранители? Зачем он создал кольца, лишающие людей Дара, что дал им Мелькор? Как-то раз она не выдержала и спросила об этом. Майа ухмыльнулся и ответил: — Ты нарочно все бредни эльдар собираешь? Кольца, радость моя, никого и ничего не лишают. Они только собирают силу и служат для связи с Артой и между самим хранителями. — И с тобой! — И со мной, — кивнул Гортхаэур. — Что в этом преступного? — Но Дар? Ты не даешь им умереть! — Ага, а они так этого жаждут, что каждодневно пытаются скончаться всеми доступными и недоступными им способами! — Что за чушь ты говоришь? — возмутилась эллерэ. — Всего лишь пытаюсь соответствовать твоему настрою! — белозубо улыбнулся майа. Раньше он таким не был. — Этот бедный мальчик Никуш мог бы прожить свою счастливую человеческую жизнь, а вместо этого он обречен на вечность… — Этот, как ты говоришь, бедный мальчик живет уже не один век, не старея, благодаря не кольцу, а Дару, который пробудил в нем твой обожаемый учитель, которого ты, кстати, так ни разу и не удосужилась навестить. Стало неловко. Гортхауэр снова напомнил, что она так и не пришла к Тано. Но ведь никто из девятки не пришел. Почему же ей сейчас так стыдно? — А остальные? — легко сдаваться Аллуа не собиралась. Раз уж она сюда попала, то постарается выяснить все. — У каждого свой дар. Я всего лишь помогаю ему раскрыться и предлагаю стать Хранителем. Миру нужна защита. — От кого? Гортхауэр поморщился. — Много всяких разных найтись может. Хоть тот же Нуменор, хоть безумные эльдар. Эти во имя своих идей никого не пощадят. А есть еще валар и дедушка Эру! — Какой он тебе дедушка? — опешила эллерэ. — Да и я о том, а вот Лиссэ считает, что мы несколько сродни, — хмыкнул майа и небрежно бросил: — Не скучай тут без меня! Будь как дома. Отвесив шутовской поклон, он удалился. Быть как дома так и не получалось. Все вокруг были добры, внимательны, но они были чужие. Даже Лиссэ, с которой Аллуа почти подружилась в свой предыдущий приезд в Тай-арн–Орэ. Жена Гортхауэра частенько навещала её, стараясь вытащить на праздники, вечеринки или просто погулять, но Солнечная дева хотела лишь одного: чтобы её оставили в покое. Странно все же, что Гортхауэр женился. Когда-то ему, кажется, нравилась Оннэле… Но это было так давно. А Рыжая его удивительно дополняет, и он доверяет ей и только ей одной. Возможно, еще этим своим странным ученикам — Хранителям… Аллуа прижала руку ко лбу. Странные они, эти Хранители. Хэлкар называет Лиссэ Айанта. Разве можно так? И остальные слушаются её ничуть не меньше, чем Гортхауэра. Да и вообще, все здесь очень странно! Мгрыха, подруга Лиссэ, замужем за чистокровным квенди, и даже более того — нолдо. А те, как известно, самые непримиримые. Но Тиниар до сих пор смотрит на иртху влюбленными глазами и утверждает, что прекраснее его жены нет никого на свете. Воистину, красота любимой в глазах любящего, но иртха и нолдо? А дальше еще хлеще — внук Феанора женился на полуиртхи. Эллерэ никогда ничего не имела против этого несчастного народа. Но ей было трудно представить, чтобы эллери смог бы влюбиться в кого-то из обиженных судьбой детей Арты. Или она чего-то не понимает?! Как же она устала! Ну почему ей не дали уйти?! С неожиданной злостью Аллуа схватила шкатулку с бисером и швырнула её в стену. Разноцветная радуга брызнула во все стороны. Дверь распахнулась. — Ого! — воскликнула Лиссэ, глядя на рассыпавшиеся по полу стекляшки. — Это ты правильно делаешь! Надо уметь расслабляться. А ничто так не помогает от раздражительности, как хороший погром. Или все же разгром? — она наморщила лоб. — Как думаешь? — Я не думаю, — горько бросила Аллуа. — И то верно. Чего думать — надо действовать, — Лиссэ вскинула ногу кверху, слетевшая туфля ударилась об стену и упала прямо на вазу. Та разлетелась на кусочки. — Я всегда так в Школе делала, когда слишком зла была. Попробуй теперь ты! Ну же, давай. Туфельку на носок, ногу вскидываешь кверху, как в танце. Эллерэ никогда не слышала о танцах, при которых приходилось бы так высоко задирать ноги, но, поддавшись напору подруги, последовала её примеру. Туфля, правда, до стены не долетела, зато врезалась прямо в буфет и опрокинула вазу с фруктами. Ханаттские плоды невесть где добывали и притаскивали ей Никуш и его молчаливый друг Шагнаур. Весьма интересный молодой мужчина, хоть и тоже полуиртха. Но таких здесь, кажется, очень много. — Теперь что будем бить? — деловито поинтересовалась Лиссэ. — Можно посуду. А вот окна не советую, очень уж прочные. — Бить обязательно? А то мне остальные вазочки жалко — красивые они! — Можно напиться, можно платья померить, а можно потанцевать, — радушно предложила подруга. Аллуа призадумалась: напиваться не хотелось, а вот перемерить наряды в компании с подругой, да еще попробовать в очередной раз объяснить ей, что не стоит носить зеленое вместе с красным и оранжевым, было заманчиво. И про танцы, в которых надо так высоко задирать ноги, узнать тоже хотелось. — А давай и то, и то! — тряхнув черными кудрями, предложила эллерэ. — Айда ко мне! — воскликнула Лиссэ и потащила Солнечную деву за собой. Примерка платьев настроение улучшила. Только, к сожалению, убедить подругу правильно одеваться не получилось. — Не стоит носить красное с оранжевым и зеленым, — мягко советовала Аллуа, пытаясь отобрать у подруги изумрудный шарфик, которым та вознамерилась подвязать ярко-красное платье, расшитое лимонно-желтыми цветами. — Почему? — подняла бровь жена Гортхауэра. — Некрасиво. — Да ну? — брови Лиссэ взлетели еще выше. — А мак красив? — Конечно, — не сообразив, что к чему, ответила эллерэ. — У него листья зеленые! Так что я всего лишь следую велениям природы! — гордо сообщила подруга. — А когда фиолетовое с рыжим и зеленым надеваешь, тоже природе следуешь? — не без ехидства поинтересовалась Аллуа. — Разумеется, но уже своей, — ухмыльнулась Рыжая. — И заметь, это очень важно — следовать своей природе! — Она весело захихикала. — Будь проще, Ллуа, и жизнь станет слаще. Тут приоткрылась дверь и появилась Мгрыха. — Над чем смеетесь? — спросила она. — А я медовой настойки принесла. — Ты удивительно вовремя! — обрадовалась Лиссэ. А Солнечная дева, посмотрев на пестрый наряд иртхи, отчетливо поняла: у жены Гортхауэра просто безупречный вкус. — В Лаан-Галломэ мы часто ходили в черном, — медленно произнесла она. — Здесь в черном слишком жарко, — ответила Лиссэ, доставая высокие кубки и блюдо с пирогами. — Иртхи черное не носят, не наш цвет. Мы весёленькое любим, — важно сообщила Мгрыха, вертясь перед огромным зеркалом. — Черное любил Тано, — чуть печально продолжила рассказывать Аллуа. — Гортхауэр тоже любит, да и у воинов одежда такая. Ты лучше пей! — подруга протянула ей кубок со странным напитком. Эллерэ пригубила: сладко, немного терпко. — Наверно, мы подражали ему. Учитель никогда ничего от нас не требовал. — Угу, — кивнула Лиссэ. — И ты не требуй. Когда-нибудь зачтется. — Что же с ним все же сталось? Или это такая тайна? — дева внимательно посмотрела на Рыжую. Та ничего не сказала. — Да какая уж тайна?! — хмыкнула иртха. — Великий Уллах Мелхар ушел к звездам, которые послали нам хар-ману Лиисха. Никаких тайн тут и нету. — Так Лиссэ не с Арты? — поразилась Аллуа. — Разве можно попасть сюда из других миров? И как мог Тано уйти? — Все можно, только осторожно, — рассмеялась подруга. — Как Мелькор отсюда смылся — не ведаю, но что сейчас занят обучением подрастающих волшебников — знаю точно. — Это правда? — А зачем мне врать? — пожала плечами Лиссэ. На душе у Аллуа стало теплее: все-таки судьба Учителя волновала её, что бы там ни говорил его фаэрни. Она улыбнулась и подняла кубок: — За то, чтобы Тано было там хорошо! — А нам здесь! — провозгласила жена Гортхаэура. Они выпили еще этого странного напитка, потом Лиссэ потащила их танцевать. Получалось не очень: ноги почему-то стали слабыми. Но все же Аллуа выучила несколько иномирных па и сумела показать, как когда-то танцевали в Лаан-Галломэ. Мгрыха с Лиссэ лихо исполнили народный танец иртхи. Тут-то Аллуа и оценила яркость и пестроту нарядов. В быстрой и зажигательной пляске они смотрелись очень красиво. Потом снова пили и рассказывали всякие забавные истории, а когда в окно заглянула луна, Лиссэ вдруг сказала: — Ой, я и забыла тебе сообщить: Гортхаэур не против твоего путешествия. Эллерэ удивилась: она вроде бы никуда не собиралась ехать, или все же собиралась? Потолок плавно кружился, в голове было легко и пусто. Почему бы и не поехать? Только куда и зачем? — А куда я собиралась? — По Черным землям. Может, Рагху навестить хотела, — лениво предположила Рыжая. И правда, почему бы не навестить старую хар-ману? Сколько веков она её не видела — подумать страшно. Да и Черные земли посмотреть не помешает. И чего она засела в этом Тай-арн-Орэ? Всю жизнь только и сидит где-то: сначала в Лаан-Галломэ, потом в Ханатте, теперь вот здесь. Лишь когда Тано их выпроводил, побродила по миру. Наверно, тогда слишком трудно пришлось, вот и пропало желание путешествовать.2
Через день Аллуа покинула Тай-арн-Орэ вместе с отрядом мастера водных сооружений. Вместе с Шагнауром в путь отправился и его друг Никуш. — Выпроводила подруженьку? — хмыкнула Мгрыха. — Жалко бедолагу стало, — вздохнула Лиссэ, пряча смешинки в глазах. — Сидит тут, тоскует. А ведь она — девица энергичная. — Нашла девицу! — возмутилась иртха. — Несколько тысяч ей, да и замужем побывала! Знаем мы таких девиц! — Конечно, знаем, — согласилась дейе. — Сами такие. — Мы не такие. Мы молодежи сердце не тревожим. — Ага, мы сводничаем по-тихому. — Это ты сводничаешь! — Мгрыха шутливо ткнула Лиссэ в бок кулачком. — Нечего тут с больной головы на здоровую! — Ха! А кто тут жалился, что чадо тоскует по аленькому цветочку из чужих земель? — И на что только ради ребенка не пойдешь, — вздохнула подруга. — Даже древнюю вдовую йерри в снохи взять согласишься. Как ты думаешь, сладится у них? Она ведь на него даже не смотрит! Мальчик ей всякие диковинки корзинами таскает, а эта морда эльфийская нос воротит! — Не волнуйся, Мгрынь, заметит она его и оценит. Такими, как Шагнаур, не бросаются. — Мне знаешь, что Тиниар сказал? Если она его судьба — то полюбит обязательно, а если нет, то значит, его чувство не настоящее. А я вот и не знаю, чего хотеть-то: с одной стороны, зачем мне такая доченька? А с другой — жениться старшенькому давно пора. Да и никто ему до Аллуа не нравился. — Ты не беспокойся, а лучше Тиниара слушай. Он сердцем видит и потому часто прав оказывается, — Лиссэ обняла подругу за плечи. — Пойдем лучше, почаевничаем!3
Пустыня цвела. Ковер из розовых, лиловых, голубых и оранжевых цветов покрывал серо-желтую землю. Местами встречались мелкие звездчатые цветочки на стелющихся бледно-зеленых побегах. Неподалёку от них виднелись ярко-оранжевые, похожие на чашечки, и пушистые кустики с ярко-красными свечками-соцветиями. Недолог век этих цветов, но сейчас пустыня благоуханна и прекрасна. А небо все равно было бледно-голубым, и солнце на нем казалось белым и размытым. Аллуа поправила прозрачную полоску темной ткани, прикрывавшую глаза. — Скоро до селения доберемся, — тихо сказал ехавший рядом с ней Шагнаур. Женщина лишь кивнула. Она устала и говорить не хотела. Пустыня казалась бесконечной, хотя не верить мастеру водных сооружений у неё не было оснований. Он еще ни разу не ошибся: ни в определении расстояния, ни в предсказании погоды. Шагнаур предусмотрителен, основателен и уверенно ведет их отряд по Черным землям. Работники уважают мастера и беспрекословно подчиняются приказаниям, отданным ровным и негромким голосом. Аллуа и сама незаметно поддалась тихому обаянию тарно. И получала от поездки наслаждение, несмотря на палящее солнце днем и нестерпимый холод ночью. Впрочем, традиционный наряд здешних иртхи прекрасно защищал как от зноя, так и от холода. Эллерэ уже давно сменила шелковое платье на плотные штаны и запахивающийся теплый халат, который здесь носили и мужчины, и женщины, подвязывая длинным широким шарфом. Оценила она и высокие сапожки на плотной подошве с загнутыми кверху мысками. На лошади в них ехать было очень удобно. Солнечной деве досталась спокойная соловая лошадка, а Шагнаур ехал на коренастом гнедом коне, такие же были и у его помощников. Груз везли верблюды. — Весной верблюд тощий, у него спина жёсткая, посему мы в этот раз на конях, — объяснил ей один узкоглазый мастер. Путешествие продолжалось несколько месяцев. Где Аллуа только не побывала: в горах, и в степях, и в долинах. Посетила она и город, который основали квенди, пришедшие сюда из разоренного Эрегиона. Их поселение располагалось в низкой долине у большого прозрачного озера. Кругом цветники, сады и огороды. Дома из бледно-серого и розоватого камня казались миражом в предрассветных лучах. Элиндор — Звездный край, так назвали свое поселение беглецы. — Ты не представляешь, какие тут бывают звездные ночи! — восторженно сообщила эллерэ тоненькая Риллиэ. — Такие звезды только из колодца видно! Скрывать своего происхождения Аллуа не стала, но, несмотря на то, что она была из Эльфов Тьмы, к ней отнеслись очень тепло. — Все мы изгнанники, потерявшие свой дом, — тихо сказала высокая темноволосая эльдиэ. — Все мы здесь потеряли родных из-за чужой мстительности, жестокости и неумения смотреть на мир открыто. Не удивляйся, мы уже многое поняли. В Элиндоре живут не только квенди, но и люди, и даже иртхи. Мы научилась ценить друг друга. Горе иногда сближает. Жаль только, что всех не переубедить. Они там, — она махнула рукой в сторону Запада, — создали для себя пугало и до сих пор боятся и сражаются с ним. Я такой же была, пока жизнь не научила. — Не всех она учит, — горько сказала эллерэ. За долгую жизнь она уверилась, что ничто не способно научить разумных уважать друг друга. Но Черные земли начинали казаться Аллуа исключением из правила. Здесь все жили в мире и согласии, здесь для каждого находилось дело по душе. Пребывая в Тай-арн-Орэ, эллерэ думала, что такой порядок завел и поддерживает Гортхауэр, но, побывав в остальных городках и деревушках, поняла: все гораздо сложнее и одновременно проще. Обычаи племен иртхи, принявших Закон Мелькора, тоска потомков людей Твердыни по утраченному единению, суровая природа и оторванность от остальных земель сыграли свою роль. То, что было продиктовано необходимостью, стало Законом. В Черных землях уже невозможно жить по-другому. Гортхауэр учил, творил, иногда помогал, но уклад жизни поддерживался и без него. — Совет матерей, совет мудрых, совет вождей и общественное мнение, — пояснил как-то Шагнаур. — И необязательно именно в этом порядке. Подчас мнение общества оказывается важнее. Думаешь, у нас преступлений не бывает из-за страха перед суровым наказанием? Да нет, опасаются безродными стать и родичей своих опозорить. Потому и бездельников нет: лентяй — позор дома, от него отрекаются. С голоду не помрёшь, у нас и бесплатно в харчевнях неимущего накормят да и переночевать пустят. В жизни всяко бывает, но если на шею к другим сесть норовишь, никто тебя уважать не будет. Таких неуделков даже за разумных не считают. — Жестоко. — Мудро, — не согласился с Аллуа мастер. — Жестоко по отношению к остальным захребетников поощрять. Спорить эллерэ не стала: от бездельников и впрямь вреда много, но за долгие годы жизни в Ханатте она пришла к выводу, что все люди слишком разные, а справедливости нет и быть не может. — Вы просто чересчур много думаете и в итоге начинаете бояться делать, — Шагнаур снова угадал её мысли. — Людям кажется, что раз так повелось со времен изначальных, то так и должно быть. Только откуда им точно знать, что было в те времена, когда все мужчины вместе на зверя ходили, а женщины огонь в очаге поддерживали? Это уже потом сильные да ловкие заняли первые места. Сначала по праву мудрейшего и сильнейшего, а потом по праву рождения. Деньги часто подменяют ум и силу, вот и оказываются у людей выродки на первых местах. У нас все проще: мы к земле ближе, а её не обмануть. Матушка-Арта все видит и лжи не прощает. — Разве ирхи умеют слышать землю? Разве Арта не отторгает их? — Не все умеют, а научившиеся ценят Мир, и он платит им за то добром и заботой. Неожиданно пустыня закончилась. Горы возникли словно из ниоткуда — высокие, мрачные, их вершины терялись в тумане. Караван уверенно вошел в одно из ущелий, и вскоре они оказались в небольшом селении, притулившемся у склона гор. Круглые домики из шкур, стада овец, щиплющие невысокую травку, женщины у костров. Здесь можно было отдохнуть и даже вымыться: неподалеку журчал ручей. После омовения в небольшой затененной кустами и пологом шкур купальне измученная трудной дорогой Аллуа уснула сразу же. Проспала она остаток дня и всю ночь. Проснулась рано, долго лежала на теплых шкурах, постеленных на большом сундуке специально для дорогой гостьи. Потом не торопясь встала. Хозяйка радушно предложила откушать. От мяса эллерэ привычно отказалась, но каши отведала. Шагнаур с Никушем уже отправилась по своим делам, и Солнечная дева решила прогуляться по селению. Жители приветливо улыбались, звали к костру, предлагали выпить молока или выкурить трубочку. Вина иртхи не пили, но многие курили какую-то странную резко пахнущую смесь из растертых листьев. Аллуа узнала, что харт’ан курение не одобряет, но так как хар-ману иногда курит, то изредка можно и остальным побаловать себя трубочкой. Эта Лиссэ — настоящий кладезь всевозможных познаний, к сожалению, не всегда полезных. Эллерэ осуждающе покачала головой и хотела было поддержать авторитет Гортхауэра, но звонкий девичий голос отвлек её от намеченной нотации. Светлокосая девушка в традиционном наряде иртхи командовала разгрузкой телеги. — Арршахра, семена неси ир-мани Нагрхе, а вот эти мешки пока не трогай. Они для хагры Кургурра. Луинвен — эльдиэ из Элиндора! Что она здесь делает, да еще в таком виде? Аллуа направилась к ней. Только тонкий стан и светлые волосы отличали эльфийку от иртхи. Да еще, пожалуй, бледно-зеленый цвет халата и его изысканная вышивка, ведь орки столь нежные переходы тонов в одежде не используют. — Аллуа! — воскликнула златокудрая эльдиэ. — Вот так встреча! Ты с Шагнауром, да? А я здешней ир-ману семена привезла. А потом еще в горы поедем! Мы тут с Граххи в Красной долине огород затеяли и сад посадили. Вот теперь и ухаживаем за своими посадками. Она схватилась было за увесистый мешок, но Арршахра тут же отобрал его у девушки. — Й’мани не надо тяжести поднимать, — проговорил он укоризненно. — Ох уж эти иртхи! — притворно возмутилась Луинвен. — Ничего сделать не дадут — ни воды натаскать, ни угля, даже мешка поднять не позволят! Заботливые больно! — А квенди не заботливые? — подначила её эллерэ. — Мужчин у нас мало осталось, да и те мастера. Они, кроме своих изобретений, ничего не замечают. Творят! — не без осуждения сказала девушка. — А вот иртхи практичные: колодец вырыть, табурет сделать, печь сложить, дом построить… — Как будто квенди построить не могут! — воскликнула Аллуа, вспомнив изукрашенные резьбой домики в Лаан-Галломэ. — Могут, но пока они все эти витушки сотворят, пока красоту наведут… Мы без людей и иртхи еще в первую зиму бы скончались. Холода здесь лютые бывают. Даже вулкан не спасает. — А мы как-то в Долине у Хэлгор жили… — Вы молодые были, да и с вами Вала рядом находился. — А Гортхауэр хуже? — Харт’ан? — наморщила лоб эльдиэ. — Он в беде не бросит, но и за тебя ничего делать не будет. Гортхар хочет, чтобы все сами за себя отвечали. — Раньше он таким не был. — Раньше и я с иртхи не дружила! — хмыкнула Луинвен. — Ты куда направляешься? — К Рагхе. — Отлично! И мы туда заедем, — обрадовалась эльдиэ и предложила: — А давай и в Красную долину с нами? — Давай! — легко согласилась Аллуа. С Никушем и Шагнауром было интересно, но она уже соскучилась по женскому обществу.4
Потрескивал огонь, пахло целебными травами. Рагха медленно пила отвар из глиняной чаши, расписанной оранжевыми цветами. Аллуа в странном оцепенении сидела рядом, не смея нарушить покой старой хар-ману. На первый взгляд она совсем не изменилась за прошедшие столетия. Но лишь на первый: возраст выдавали морщинки у глаз и губ, несколько седых прядей в черных жёстких косах и цепкий взгляд глубоких темных глаз. Годы никого не щадят. Не были милосердны они и к древней иртхе. Скольких потеряла она — и детей, и учеников, и родичей. — Оставь прошлое за порогом, Огненная йерри, — вдруг разомкнула уста Рагха. — Я не имею права забыть! — вскинулась эллерэ. — Память нельзя убивать, — кивнула хар-ману. — Но прошлое не должно мешать будущему. — У меня нет будущего, — Аллуа сжала руки. — Я никому не нужна. Я должна была уйти вслед за Моро, Айони… — Но ты не ушла, — спокойно сказала Рагха. — Значит, твое время не пришло. Солнечная дева пожала плечами. — В любом случае, смысла в моем существовании нет. — А об этом не тебе судить, девочка, — хар-ману качнула головой. Звякнули кольца в височных косицах. — Не зря Уллах дал тебе красный камень. Мелхар знал, что делает. — Он просто спас нас от смерти. Не было у нас никакой цели, и пользы от нас тоже не было. Возможно, если бы Элхэ не ушла… — Откуда тебе знать о цели Величайшего из Уллахов? — усмехнулась иртха. — Все было не напрасно, не лги сама себе. А Дева-Полынь не могла поступить иначе. — Теперь она обречена возвращаться. Но я не слышала о ней ни разу… — Девятая получила свободу. Харт’ан Мелхар отпустил её. — Как?! — поразилась Аллуа. — Она не вернется?! Откуда ты это знаешь?! — Старая Рагха знает многое, — загадочно ответила иртха. — А Дева-Полынь и вернется, и не вернётся. Окончательно запутавшись, эллерэ недоуменно посмотрела на хар-ману. Рагха довольно улыбнулась и стала объяснять: — Вернется она и не она, но произойдет это не скоро. Земля изменит вид, незыблемое падет, чуждое уйдет, а смятенные сердца обретут покой. — Значит, все предопределено? — Нет, — с досадой бросила хар-ману. — Все только решается… Если разум и сердце найдут дорогу друг к другу, то Девятая вспомнит себя и сможет стать Единственной. — Единственной? Для кого? Гэлрэна убили. — Гэлрэн тут не при чем, — фыркнула Рагха. — Ради него она сломала аир. — Ха! Глупая йерри, прожить столько веков и не научиться разгадывать загадки сердца! — Хватит! — гневно воскликнула эллерэ. — Я не за оскорблениями к тебе пришла! — Огненная йерри пришла найти себя, и потому ей придется выслушать старую хар-ману, как бы ни кололи её слова. Аллуа махнула рукой: обижаться на Рагху смысла нет. Старуха то ли выжила из ума, то ли просто важничает. Пусть! Кроме неё все равно больше не с кем поговорить о прошлом. Лиссэ с Мгрыхой Эллери не знали, а Ортхеннер стал чужим. — Звезда, ставшая Полынью, осталось ради того, кто творил этот мир и возлюбил его больше всего на свете. — Ради Тано? Ну конечно, ради него! Как же они были слепы, ведь Элхэ только на Учителя и смотрела. Но чем она могла помочь ему? Последние слова Солнечная дева, кажется, произнесла вслух, потому что иртха ответила: — Ему не могла, а вот Миру… — Откуда ты все это знаешь, Рагха? — с досадой спросила эллерэ. — От Арты, конечно, — важно ответила иртха и рассмеялась: — Какая ты еще молоденькая! — Ты пошутила? — А как хочешь, так и думай. Только никому, кроме мужа, об этом не говори. — Даже Гортхауэру? — удивилась Аллуа, и вдруг, поняв слова хар-ману, возмущенно воскликнула: — Но у меня нет мужа — и не будет! — Не зарекайся, — отмахнулась от ее слов старая иртха. — Гортхауэру Лиисха все скажет, когда поймет. У неё сердце доброе, она её пожалеет. И Мелхар в свое время все узнает. Нелегко ему будет, но он отпустит часть к целому… Голова шла кругом. — Какой Мелхар? Какая часть? — Великий Уллах Мелхар, а обо всем остальном тебе думать не надобно. Ты лучше о муже позаботься. — Да нет у меня мужа! — завопила эллерэ, потеряв всякую сдержанность. — Что ты несешь?! Какой еще муж?! — Какого выберешь, такой и будет. Тебя сдержанный да холодный звал, хотел за собой по жизни вести, а ты не пошла. Потом горячего да смелого встретила, и он за тобой всю жизнь шел… Вот и думай, какого теперь хочешь? — Никакого, — устало выдохнула женщина, пряча лицо в ладони. И зачем она только сюда приехала? Рагха коснулась рукой её волос — мягко и осторожно. — Ты пока сама не знаешь, чего хочешь. Всему свое время. Только одно знай: не тебе теперь о судьбе мира заботиться, твоё дело теперь жить да радоваться.5
На следующее утро Аллуа поехала в Красную Долину вместе с Луинвен и Граххи, а Шагнаур с Никушем отправились на дальние стойбища. С увлечёнными садоводством и огородничеством девушками у эллерэ нашлось немало общего. Они даже смогли поучиться друг у друга. О способах выращивания растений у квенди Солнечная дева знала, пожалуй, больше златокудрой эльдиэ из разоренного Эрегиона. Все-таки долгая жизнь и годы учебы у Тано не прошли даром. А вот иртха её удивила. Оказывается, несмотря на суровый климат и сложные отношения с природой, эти отверженные дети Арты научились выращивать пшеницу, овес, ячмень и даже некоторые бахчевые культуры. Хотя какие уж они отверженные при таких успехах! Теперь две подружки мечтали совместными усилиями иртхи, людей и квенди превратить долины в цветущие сады. А уж рассказ Аллуа о фруктах Ханатты так потряс Граххи, что та решила непременно научиться выращивать арбузы, дыни и персики. — Нам бы Шагнаура залучить, — поддержала подругу Луинвен. — А с отоплением нам Арршахра поможет. — Знаешь, Аллуа, чем иртхи подкупили моих сородичей? — она лукаво посмотрела на эллерэ. — Тем, что теплицы устроили, где даже зимой можно цветы и плоды выращивать. Тут наши гордые и чуточку перепуганные эльдиэр растаяли, как снег под лучами солнца, и прониклись к ужасным порождениям Тьмы самыми добрыми чувствами. Вот так два совершенно разных народа смогли подружиться. — Ха, разных! — фыркнула Граххи. — Многие в Черных землях уверены, что мы одного дерева побеги. Просто жизнь у нас по-разному сложилась. Мы раньше проснулись, когда земля еще не устоялась, и оказались в более суровых условиях. Вот и получились такими упорными да стойкими. — Да и мы не просты! — ни чуть не обидевшись, заявила Луинвен. — Ага! — кивнула молоденькая иртха. Девушки переглянулись и весело рассмеялись. Аллуа тоже улыбнулась. Юные создания были так милы и наивны. Целая жизнь — длинная и прекрасная — лежала перед ними, и ей было тепло рядом с их молодостью и беззаботностью. На миг она подумала, что тоже могла бы многому научить здешних жителей и сама бы нашла, чему поучиться у них. Возможно, она и впрямь найдет свое место на этой суровой и прекрасной земле. Мечты и надежды были прекрасны, жаль, что продолжались недолго. Сны пришли неожиданно и были ужасны. Они бередили душу, лишали отдыха и покоя. Казалось, от них никуда не деться. Вот и сейчас, в самый темный час, Аллуа проснулась и долго лежала, прижав руку к груди, чтобы унять отчаянно бьющееся сердце. Уснуть уже не удастся. Эллерэ медленно встала и, накинув на плечи плащ, вышла из дома. На черном бархате неба в причудливые спирали скручивались темно-серые облака. Звезд не было, лишь луна с любопытством смотрела на землю. В её холодном свете все казалось призрачным и зыбким. Аллуа зябко поёжилась и крепче запахнула тёплый плащ. Как же она устала! Она так надеялась, что путешествие поможет ей разобраться в самой себе и найти свое место, хоть и не признавалась в этом, но все равно надеялась. Только все еще больше запуталось. Правда, поначалу ожидания, казалось, оправдывались. Поездка с Никушем и Шагнауром приносила лишь удовольствие. Целитель оказался прекрасным собеседником, у них нашлось немало общих тем. Она вспоминала Лаан-Галломэ, он рассказывал о встрече с Тано. Шагнаур все больше молчал, но его молчание совсем не тяготило. Рядом с мастером было так надежно, никогда раньше она не чувствовала себя настолько защищенной. Его ненавязчивая забота, уважительное отношение, умение в нужный момент сказать веское слово, а иной раз просто промолчать почти очаровали эллерэ. Таких мужчин она давно не встречала. Хороший сын у Мгрыхи и Тиниара, все самое лучшее взял от своих родителей. Неожиданно высокий даже для квенди и сложен отлично. Аллуа вспомнила резкие, словно высеченные из камня, черты лица, прямые жесткие волосы, обычно заплетенные в толстую косу, удлинённые к вискам серые глаза, сухие четкие губы. Он был по-своему красив, этот полуиртха. Эллерэ тряхнула головой: мысли зашли куда-то не туда. Но ей и впрямь не хватало Шагнаура, точнее, не его самого, а удивительного чувства защищённости, что она ощущала рядом с ним. Мастер казался надёжным, как скала, но при этом не давил и ничего не требовал. Не то что Соото Гэленнар. Аллуа снова поежилась. Тогда, давным-давно, эллеро даже слегка нравился ей, хоть и казался необычайно скучным. Она — порывистая и живая, как огонь, а Соото — холодный, размеренный и требовательный. Его объяснение в любви вызвало досаду и чуть напугало. Гэленнар не хотел понимать, что она не сможет подчиниться ему. На самом деле Соото не любил её, он лишь жаждал обладать диковинкой. Аллуа снова взглянула на темное небо. Она уже несколько веков не вспоминала его, а вот теперь… вспомнила. Точнее, сны заставили вспомнить — странные, пугающие и навязчивые. Такие же, как Соото. Именно его она видела и слышала в этих снах. Он звал, требовал, он утверждал, что непокорная эллерэ все равно станет его. Равновеликий найдет её, где бы она ни спряталась, он ничего не забыл и ждет. Пока ждёт, а потом… Зачем Соото вспомнил о ней? Столько веков не вспоминал, а теперь дотянулся… И как сумел? Или это просто игры её смятенного разума, навеянные словами Рагхи? Аллуа страстно захотелось рассказать хоть кому-то о своих терзаниях, но рядом не было ни Гортхауэра, ни Лиссэ, ни даже Рагхи. Робкие лучи солнца медленно протянулись сквозь темные облака, над долиной повис туман. Какие-то неясные тени двигались в нем, или это просто были видения. Эллерэ сидела долго, пока туман не стал таять, пока не раздались звонкие голоса пастухов. Выплывший из тумана всадник на вороном жеребце показался ей смутно знакомым. Так это же Шагнаур! Аллуа и сама не ожидала, что так обрадуется ему. Не успев подумать, она вскочила и помчалась навстречу, как девчонка. Мастер тоже увидел её издалека и спешился. — Харайа! — поприветствовал эллерэ Шагнаур. — Мир тебе, мастер! Доброй ли была твоя дорога? — Благодарю за заботу, ир-ману, — он внимательно посмотрел на неё, взгляд серых глаз стал чуть встревоженным. — Но я вижу, что некая печаль терзает тебя? Голос его звучал спокойно и уверенно, участие казалось искренним. А ей так хотелось выговориться. Слова полились бурным потоком, Аллуа путалась, сбивалась, рассказывая про свое детство и юность, про Соото, про мужа, которого когда-то встретила в степях Ханатты, про Девятку, про Элхэ, нарушившую обет, и про свои сны. Шагнаур слушал, не перебивая. — Он сюда не доберется, — тихо и твердо сказал мастер, когда женщина замолчала. — Харт’ан его не пустит, да и мы сумеем тебя защитить. Забудь о нем, йерри, он не стоит твоих печалей. — А если?.. — Аллуа очень хотелось поверить его словам, но она слишком привыкла полагаться лишь на себя. — Никто тебя ему не отдаст! Здесь ты в полной безопасности, — Шагнаур вдруг улыбнулся. — Пойдем, я покажу тебе, почему эту Долину называют Красной. Маки уже распустились. — Маки? Какие? — она растерялась. — Красные и прекрасные. Они похожи на тебя, Огненная йерри! Маки казались алыми звездами, разбросанными по травянистому полю. Они светились рубиновым светом, их шелковые лепестки трепетали от легкого ветерка. Туман разошёлся, небо стало ослепительно-голубым, вдали виднелись заснеженные шапки гор. Горы, небо и маки. Душа пела от счастья, печали и тревоги куда-то ушли. Шагнаур молчал, но сейчас и не нужны были слова. В поселок они вернулись к обеду. Их отсутствия никто не заметил. Граххи с Луинвен занимались в огородах, Шагнаура еще не ждали. Мастер тут же ушел по своим делам, а Ллуа направилась в сад. В этот день они больше не встречались, но чувство тихой радости осталось. Ночью привычный кошмар не вернулся, а утром у порога своего жилища Аллуа нашла букет маков, перевязанных золотистой лентой. Улыбка невольно тронула губы. — Дяденька Шагнаур на дальнее стойбище уехал, к вечеру вернётся! — сообщила маленькая Меррхи. — Это он тебе цветочки оставил. Я видела! Но никому не скажу. Эллерэ смутилась, но букет подняла, коснулась шелковистых лепестков. — Мастер слова нужные сказал, они долго не завянут! — поделилась девчонка. — А ты их к себе в дом возьмешь? — Конечно! — с легким удивлением ответила Солнечная дева. — И на стол поставишь? — с хитрой улыбкой расспрашивала маленькая плутовка. — И на стол поставлю! К чему такие вопросы? — Так это ж все знают! — хмыкнула девочка. — Обычай у нас в долине такой есть. Если агра (мужчина, добытчик) й’мани (девушке, ничьей женщине) на порог красные цветы положит, значит, она ему очень-очень нравится. А если и он ей по сердцу, то она цветы возьмет, на стол поставит, а потом желанного к себе позовет и чашу молока предложит. — Вот как, значит, — медленно произнесла Аллуа, — обычай… Хороший обычай, жаль, я ничего о нем не знала. И что ей теперь делать? Цветы выбросить жаль. Но неужели Шагнаур решил, что она его пригласит к себе? Не может быть! Или все же? Сердце билось так, словно стремилось вырваться из груди. Её бросало то в жар, то в холод. Чувства мешались: обида, досада, радость и предвкушение. — Что ж, у эллери тоже были обычаи, — неожиданно решившись, прошептала Аллуа. — Я не буду ставить цветы в вазу, я сплету венок! Сказано-сделано. Венок был сплетен, комната в странном круглом домике убрана. На столе стоял глиняный чайник с отваром из трав, свежие лепешки выложены на большое блюдо. — Благодарю за цветы, Шагнаур! — медовым голосом пропела Аллуа, встречая мастера у входа в селение. — Не отведаешь ли моего угощения? — Слишком ты добра, прекрасная йерри, — он спокойно встретил её взгляд. — Я доволен уже тем, что сумел тебя обрадовать. — Неужели обидишь отказом? — она лукаво улыбалась, а сердце вдруг сжалось: неужели эта Меррхи все напутала, неужели цветы всего лишь скромный подарок чужеземке, а не намек на нечто большее? — Разве я осмелюсь на такое? — чуть шутливо ответил Шагнаур и пошел с ней рядом. — Молока, правда, у меня нет, — чуть смущенно призналась эллерэ. — Но лепешки я сама испекла. — Аллуа, я не из Красной долины, — мастер серьёзно посмотрел на неё. — Но обычай я хорошо знаю. Тебе не обязательно приглашать меня в свой дом. Красные маки — мой дар тебе, к тому же они прогоняют дурные сны и злых духов, если… — Благодарю за заботу, но в ней не было необходимости! — резко перебила его эллерэ. Её всего лишь пожалели, а она-то… Женщина прибавила шаг, не желая больше идти рядом с этим непрошенным защитником, но Шагнаур удержал её, осторожно взяв за руку. — Не торопись, йерри. Лишь маки, подаренные тем, кому ты дороже всего на свете, надежно хранят покой спящего. Я рад твоему приглашению, но и без него ты будешь находить на пороге своего дома красные цветы. От его слов в душе запели птицы. — Но я пригласила от души, — прошептала она, потупив взор, словно наивная девчонка. — Или ты не хочешь? — Больше всего на свете, Огненная йерри, я хочу быть с тобой, но не одну ночь, а целую вечность. Потому и прошу: не торопись. — Вечность — это так много! Я не готова к ней, но и ждать больше не могу! — неожиданно страстно даже для самой себя воскликнула Аллуа. — Что ж, я приму любой твой выбор, — очень серьёзно ответил мастер. До самого дома они шли молча. У порога Солнечная дева на миг замерла, а потом решительно шагнула, ведя за собой Шагнаура. Она не знала, верно ли поступила, не понимала, что чувствует к мастеру, но отпускать его не хотела. Слишком долго она была одна, и ей так хотелось тепла. Прикусив губу, Аллуа взяла сплетенный венок и, поднявшись на цыпочки, надела его на голову мастера. — У Эллери Ахэ тоже был обычай — плести венки для избранника, — тихо сказала женщина. Шагнаур молча склонился перед ней. Сухие горячие губы коснулись руки, Аллуа бросило в жар, захотелось взъерошить его волосы. Неужели это любовь? Но эллерэ всегда казалось, что любовь — это порыв и восторг, это костер, пылающий до небес. Так любила она когда-то, а сейчас ей было тепло, уютно и надежно. — Огонь, он разный бывает, — снова угадал её мысли мастер. — Лесной пожар и тихое, мерцающее пламя свечи, разожжённый у дороги костер и уверенно горящий огонь очага. Каким он будет, зависит от нас. Он осторожно привлек её к себе. Эллерэ со вздохом прильнула к широкой груди. — Я не понимаю, чего хочу, но не бросай меня, — попросила она. — Как же я тебя брошу, мой огненный цветок? Его губы прикоснулись к её губам. Столько веков прожила на свете Солнечная дева, но до сего времени не знала, что поцелуй может быть так нежен и сладок.