С неба падает звезда — хватит быть доверчивой, Бесполезно под звезду подставлять ладонь. Зеркало ударь об пол — зазмеятся трещины Взмахом волосы обрежь, веер брось в огонь. Что поделать, если всё, что тебе обещано, С первым солнечным лучом обратилось в дым. Говорят, что в трёх мирах места нет для женщины, И в особенности нет для таких, как ты. Хельга эн-Кенти
1
Осень в этом году выдалась на редкость сырая и холодная. С востока ветер пригнал темные тучи, и дождик моросил уже четвертые сутки. Отвратительная погода, раньше такого не было. А может, он просто был тогда моложе и здоровее? Бурандор медленно прошелся по комнате, тяжело опираясь на трость. Ныли суставы и старая рана, полученная еще в юности при задержании грабителя на узких улочках Арменелоса. У истинных нуменорцев суставы не болят, они живут дольше всех остальных народов и старости не ведают. Нуменорцы добровольно уходят на Неведомые Пути, не дожидаясь, когда ослабеет их разум и тело. Таков Дар Валар трем родам Эдайн, сражавшимся с Врагом в далекой войне. Правда, сейчас редко кто уходит по своей воле, да и государи уже не передают скипетр наследнику, устав от власти. Теперь она им не надоедает, и они крепко держатся за трон до конца своих дней. Сейчас многие страшатся смерти и стараются оттянуть неизбежный конец. Уходит в прошлое и обычай давать имена на квенья. Эльдар у многих жителей Эленны вызывают лишь зависть: они-то бессмертны. Их советы отвергаются, да и не приплывают больше в Нуменор белокрылые корабли с Тол Эрессеа. Наверно, прав был Кириамон, когда говорил, что Дар Валар не был благом, ибо люди редко довольствуются малым. Такова человеческая натура. А уж начальник службы дознавателей, и даже более того, один из её основателей, превосходно знал людей и их пороки. Зябко поведя плечами, Бурандор закутался в меховую накидку. Старость не радость. Его отец был моряком, часто бывал на материке, вот и умудрился взять в жены женщину с востока. На Острове мать прожила недолго, умерев вскоре после рождения сына. Через несколько лет ушел и отец, оставив кучу долгов. Ростовщики забрали дом и имущество, выставив сиротку на улицу. Помыкавшись, Бурандор вскоре стал промышлять воровством. А что ему еще оставалось? Наверно, он бы кончил плохо, если бы ему не повезло попасть в руки главного дознавателя. Знал ли тогда перепуганный мальчишка, пойманный за кражу одним из самых опасных людей государства, как резко изменится его жизнь? Конечно, догадывался, ожидая плетей и каторги, а может, и веревки. Но получил кров, знания и службу, на которой весьма преуспел. Да так, что ему прочили место начальника, когда господин Кириамон уйдет от дел. Однако теперь Бурандор всего лишь старый безобидный чудак, живущий в небольшом домике в предместье столицы, выращивающий цветы в своем маленьком садике и помогающий беспризорникам. Соседи и не подозревают, что господин Бурандор был некогда грозой всех воров и грабителей Арменелоса. Не знают они и о том, что остались у него хорошие знакомые на прежней службе, бывшие ученики, весьма признательные за помощь в трудную минуту. И даже не могут они подумать о том, что у их скромного соседа до сих пор есть осведомители среди беспризорников. Мальчишки носятся везде, они способны проникнуть в любую щель, на них редко обращают внимание, и потому узнать они могут очень и очень многое, а также аккуратно выполнить какое-нибудь тайное поручение. Бурандору его маленькие помощники были всецело преданны, иных он и не держал. Они знали, что всегда найдут у него помощь и поддержку, а парочка несложных поручений — пустячное дело. Нет, бывший дознаватель не строил никаких коварных планов, просто привык быть в курсе событий. К тому же оставалось у него одно очень важное дело, ради которого он был готов терпеть и холод, и боль в суставах, и скучную, серую жизнь. Данное благодетелю слово было свято. Ради Кириамона Бурандор загубил свою карьеру, уехав в Северные земли Нуменора. Хотя… Не стоит врать самому себе на старости лет: не ради начальника, а ради его прелестной сестры. Лауриллэ… Мягкий шелк темных волос, неяркий румянец, огромные светло-голубые глаза, хрупкая фигурка, нежный тихий голос… Она забрала его сердце сразу же, забрала и даже не заметила. Разве могла благородная аданет помыслить, что какой-то полукровка осмелится грезить о ней? Лауриллэ чтила древние традиции и гордилась своей принадлежностью к потомкам великих. Все остальные были для неё лишь пылью под ногами. Её старший брат заметил чувства подчиненного. Сначала ничего не сказал, а потом, когда тот стал его помощником, предложил руку своей сестры. — Она не согласится, — вздохнул молодой человек. — Она будет послушна воле брата! — жестко ответил его начальник. Бурандор отказался, не желая неволить любимую, он понимал: принуждение порождает только ненависть. Отказываться от счастья было больно и трудно, но он сумел. Кириамон усмехнулся и произнес слова, за которые преданный помощник чуть было не ударил его. — Правильно решил. Лауриллэ — редкая дура, одна радость — тихая и исполнительная. С возрастом Бурандор понял, что наставник был прав, только любовь все равно осталась. Ради этой любви он так и не женился, ради этой любви он живет сейчас на жалкую пенсию в маленьком домишке.2
Кириамона за его прозорливость, неподкупность и упорство в расследовании преступлений ненавидели многие. Сколько покушений он пережил! Смерть единственного сына и невестки случайностью не была, главный дознаватель и его помощник отлично об этом знали. С исполнителями и заказчиками Кириамон жестоко расправился, а маленькую внучку и сестру отправил в дальнее поместье в Форростаре. Через некоторое время назначение начальником стражи на полуострове получил Бурандор, якобы уволенный из столицы. Многие тогда решили, что он предал своего начальника, тем более, что бывший помощник и впрямь принял кругленькую сумму от одного из недоброжелателей Кириамона и помог ему получить место в Форростаре. Все было разыграно так ловко, что никто и не заподозрил, что Бурандор отправился охранять родичей своего наставника. Новый начальник стражи полуострова старался держаться от поместья в отдалении, но его люди бдили неусыпно. Через несколько лет после смерти Кириамона Бурандор стал изредка навещать его сестру. Они почти подружились, но, скорее всего, Лауриллэ просто хотелось выговориться. Подруг у неё не было, да и жизнь со старшим братом приучила никогда ни с кем посторонним не делиться проблемами семьи. — Как же я устала, — плакала Лауриллэ. — Игмильбет невыносима. Она во все вмешивается, она управляет поместьем, словно мужчина. Уволила назначенного мной управляющего: дескать, он ворует. Наняла нового — бывший моряк, вежливому обхождению не обучен и к тому же у него нет одного глаза. Ужас! Старый был так услужлив и вежлив, а к этому я лишний раз подойти боюсь. У нас не дом, а кошмар! То приедут какие-то торговцы, и мне приходится ставить подписи, где укажет племянница. Конечно, состояние наше возросло, но девочке всего шестнадцать. В её возрасте я даже не помышляла о таких вещах, как деньги, доходы и тем более кражи. А ей, как мне кажется, доставляет удовольствие рыться во всякой пакости. Выгнала служанку: та подменила камни в моих серьгах. Ну и пусть! Зато она так ловко укладывала волосы. Это ужасно! Игмильбет просто копия Кириамона. Одно радует, она хороша собой и прекрасно умеет подать себя в обществе. Надеюсь, я смогу достойно выдать её замуж. Скорей бы она достигла подходящего возраста. Игмильбет и впрямь выросла редкой красавицей. К тому же отличающейся безупречными манерами, за что следовало благодарить её тетушку, и отменным образованием, о чем позаботился её дедушка. Кириамон оставил распоряжения, чтобы внучку учили самые лучшие наставники. На обучение ушло почти все состояние, впрочем, Игмильбет, повзрослев, сумела его утроить. Внучка Кириамона казалась настоящим совершенством. Девушка не только ловко управлялась с делами, она прекрасно пела и играла на лютне, слагала стихи, рисовала картины, вышивала шелком и бисером. Замечательно танцевала, была превосходной наездницей, метко стреляла из лука, отлично плавала. Помимо этого она отличалась глубокими познаниями в истории и литературе, говорила на нескольких языках, легко могла вести философские беседы, играючи решала сложнейшие уравнения, увлеченно наблюдала за небом. Наверно, не нашлось бы ни одной области знания и искусства, в которой Игмильбет не преуспела бы. Её часто сравнивали с Лютиэнь, но Бурандор считал, что она больше напоминает царственную супругу Келеборна. Еще Игмильбет обладала на редкость острым языком и не без удовольствия высмеивала недостатки окружающих. Особенно доставалось женихам, которых, несмотря на то, что она была не слишком богата и знатна, было хоть отбавляй. Слухи о красоте, безупречных манерах и редких талантах привлекали к ней мужчин, как огонь привлекает мотыльков. Своенравной девице не подошел никто. Один много поет, второй вообще петь не умеет, третий все время молчит, четвертому рта не заткнешь, пятый пьяница, зато шестой пьет лишь воду, седьмой плохо сидит в седле, а восьмой из него, наоборот, не вылезает. Девятый из лука в небо не попадет, зато десятый только стрельбой и занимается. Одиннадцатый не умеет плавать, двенадцатый скуп, тринадцатый мот. Четырнадцатый чванлив, пятнадцатый ошибается в счете, шестнадцатый стар, семнадцатый глуп, восемнадцатый зазнайка, девятнадцатый картавит, двадцатый не умеет рисовать… Список недостатков претендентов на руку и сердце казался бесконечным. Тетушка буквально рыдала от досады. — Она отказала Хириону, потому что он не может провести прямую линию! Неужели это так важно? А Мирэндур был отвергнут из-за того, что путается в названиях звезд! Киранон плохо танцует! Гимразор не знает, кто такой Феанор! Ну зачем ему это знать? Какое отношение всё эти требования имеют к замужеству?! Как же я устала! Когда эта вздорная девчонка оставит меня? Я так хочу к своему дорогому Сорондилу! Бурандору стало её немного жаль. — Чего же ты хочешь от мужа? — спросил он внучку своего благодетеля. — Немного, — улыбнулась девушка. — Ума, доброты, порядочности, силы воли и образованности. — Ох, девочка, проще Ариен с неба достать. Поищи лучше просто хорошего человека. Пусть будет не так уж и умен и образован, зато добр и честен. А ума и образованности у тебя самой на сотню хватит. — Лучше век одной прожить, чем замуж за дурака пойти! — фыркнула Игмильбет.3
Потом Бурандор корил себя за то, что не уберег девушку, и в то же время отчетливо понимал: она все равно бы его не послушала. На одном из приемов в Арменелосе, куда Лауриллэ достала приглашения, Игмильбет заметил сын одного из доверенных лиц государя. Нимразор был отменно воспитан, неглуп, хорош собой, но вел разгульную жизнь повесы, пьянствуя в кабаках, развлекаясь со шлюхами и устраивая драки. Числились за ним и более серьёзные дела: совращение невинных девиц, избиение и ограбление прохожих, нападение на стражу, а возможно, и парочка убийств. Сын советника и его дружки развлекались, не ведая ни меры, ни совести, ни сострадания. Благодаря положению отца и собственной изворотливости, наказания Нимразору удавалось избегать. Красота и ум Игмильбет, а в большей мере — идущая о ней слава, привлекли внимание молодого негодяя. Жениться он не собирался, решив очаровать девушку и сделать её своей любовницей. Но не на такую напал. Игмильбет сначала его даже не заметила, а когда ухажер стал слишком навязчив, быстро поставила на место, да так, что над Нимразором потом очень долго смеялась вся столица. Бурандор, зная характер юнца, посоветовал Лауриллэ спешно увезти племянницу в Форростар. Он ждал какой-нибудь пакости, но мстить Нимразор не стал. Он вдруг порвал с дружками, перестал пьянствовать и посещать веселых девиц, занялся благотворительностью и науками. Так продолжалось около года, придворные делали ставки: насколько хватит у молодого шалопая сил вести праведный образ жизни, но тот обманул ожидания всех. На Игмильбет он не только не держал зла, а напротив, хвалил её, восхищался и говорил, что именно встреча с ней перевернула его жизнь. Он написал ей длинное письмо с мольбой о прощении за свою навязчивость и просьбой поддержать его мудрым советом, ибо боится оступиться. Девушка ничего не ответила. Без ответа осталось и следующее письмо, а потом вся эта история как-то забылась. Бурандор продолжал наблюдение с помощью своих помощников, но Нимразор был безупречен. Через два года Лауриллэ с племянницей снова посетили Арменелос. Тетушке, а возможно, и племяннице весьма польстило внимание советника государя, признательного мудрой деве за то, что она вернула его сына на путь истинный. Игмильбет в разговоре проявила похвальную сдержанность, но от встречи с Нимразором не отказалась. Стихи, цветы, а главное, его просьбы о помощи постепенно сделали свое дело. На предложение руки и сердца девушка ответила согласием. Лауриллэ была счастлива: её племянница будет женой одного из первых людей государства, она войдёт в славный род. Бурандор был в ужасе: не уследил. Он пытался поговорить с внучкой Кириамона, обращаясь к её разуму, он показал ей множество донесений о прошлых похождениях Нимразора, он установил за ним слежку, стараясь поймать этого поганца «на горячем». Увы, к доводам рассудка девушка не прислушалась, от донесений отмахнулась, а от новых проступков Нимразор благоразумно воздерживался. — Это было в прошлом! Он изменился! — гордо вскинув хорошенькую головку, утверждала Игмильбет. Переубедить её не удалось. Тогда бывший дознаватель попытался воздействовать на её тетушку, но и тут потерпел неудачу. Лауриллэ горячо отстаивала выбор племянницы: — Нимразор исправился! Он полюбил Игмильбет, и его душа очистилась. Любовь способна творить чудеса! Она обращает к добру любое сердце! Я уверена: если бы Моргот встретил чистое и искреннее существо, полюбившее его, то и он бы ступил на путь Света! — Браво, тетушка! — входящая в комнату Игмильбет захлопала в ладоши. — Какая мастерская защита, и какая пылкая! Я польщена! Сравнить Нимразора с Морготом — это воистину оригинально. — Что ты, девочка?! — запротестовала Лауриллэ. — Я даже и не думала сравнивать. Разве возможно ставить на один уровень потомка достойного рода и Врага?! — Да, дорогая, для тебя это было бы слишком смело, — улыбнулась племянница. — Хотя я не уверена, что Моргот вообще существовал… — Подвергаешь сомнению всем известные факты? — поднял бровь Бурандор. Сейчас он невольно залюбовался девушкой, так она была хороша: иссиня-черные кудри, собранные в высокую прическу, лебединая шея, синие очи так и сверкают. — О нет! Всего лишь интерпретирую их иначе! В существующем виде они противоречат логике! — Игмильбет, какие ужасные вещи ты говоришь! — возмутилась тетушка. — Логика не для порядочных девушек! Они даже знать не должны о таком! Бывший дознаватель еле подавил смешок. — Конечно, тетя, иначе они не смогут выйти замуж! Ведь мужчины так любят дур! К счастью, Нимразор иного склада. А что касается Моргота, — Игмильбет повернулась к Бурандору, — если бы он был одним из Айнур и, как утверждается, сильнейшим, то ему ничего бы не стоило размазать по земле всю эту Великую армию. — Там были эльдар из Валинора, Эонве… — Конечно, никогда не воевавшие эльдар с Благословенных земель и всего один майа, ну пусть даже два или три, способны сокрушить Валу с драконами, орками и Сауроном! — девушка усмехнулась. — Либо никакого Валы и драконов в тех землях не было, либо там что-то было сильно не так. — Тогда с кем была война? И за что наши предки получили дары и Нуменор? — Война могла быть с каким-нибудь крупным правителем из людей или квенди, по какой-либо причине не угодившим нашим благодетелям, — Игмильбет сделала церемонный реверанс в сторону Запада. — А столь богатые дары могли быть даны либо авансом, либо за какую-нибудь пакость, либо Светлые силы прикрывали этим какую-нибудь свою крупную ошибку и, как это часто бывает, сотворили еще парочку гораздо худших! — Игмильбет! — Лауриллэ схватилась за голову. — Это кощунство! Мы не должны подвергать сомнению доброту, величие и мудрость Валар, а также эльдар! — Разумеется, иначе они нас накажут. — Твоя тетя права, — строго сказал бывший дознаватель. — О таком не следует говорить. Не знаю, накажут ли тебя Валар, но закон Нуменора жестоко карает усомнившихся и склонившихся на сторону Тьмы. — Я чту Элберет! — вздернула носик девушка. — Вот и чти, а свой ум используй на что-то более полезное! Хотя бы подумай логически о своем Нимразоре. — Мне не о чем думать, я все решила и выйду за него, даже если ты принесешь мне целый воз подобных бумажонок! — она брезгливо посмотрела на донесения о прошлых выходках своего жениха. Мда, влюблённые глупеют, даже такие умницы, как Игмильбет. — Его никто не понимал, поэтому он ступил на дурной путь! Возможно, Нимразор и слаб, но он нашел в себе силы отказаться от прошлого и раскаяться! Несправедливо карать человека за ошибки юности! Я не оставлю его. Наш долг помогать другим. У него чистая душа. — Конечно, конечно, душа у него просто прозрачная, и, кроме тебя, её никто не смог заметить, — не удержался от колкости бывший дознаватель. — Я умолкаю, но позже пеняй на себя. Расстроенный, он ушел, даже не попрощавшись. С влюбленной женщиной спорить бесполезно, тем более с такой горделивой умницей, как внучка Кириамона. И почему девушки так любят наставлять мужчин на путь истинный? Почему они верят, что кого-то можно исправить, пусть даже любовью? За всю свою жизнь подобного чуда Бурандор так ни разу и не встретил, а вот девиц, погубивших свою жизнь из-за любви к негодяю, видел предостаточно. Игмильбет сейчас слишком довольна и горда собой: как же, заставила повесу остепениться! Но любит ли она его? Вряд ли, ей просто лестно. Бывший дознаватель надеялся, что до свадьбы еще много времени, и девушка успеет разобраться в своих чувствах. Увы, он ошибался, времени как раз не было. От помолвки до свадьбы в Нуменоре обычно проходит достаточно времени, но Нимразор спешил, спешила и Лауриллэ. То ли и впрямь устала от жизни, то ли что-то предчувствовала, но младшая сестра Кириамона умерла через шесть месяцев после помолвки племянницы, взяв слово с неё и её жениха, что они поженятся до конца этого года. Такая спешка считалась неприличной, но воля уходящего была на Острове все еще священна. Свадьбу сыграли очень скромно, хотя на ней присутствовали самые влиятельные лица Эленны. Молодые поднялись на Менельтарму и мысленно вознесли свои молитвы богам. Они казались счастливыми. Все присутствующие отмечали, что никогда ранее не видели более прекрасной пары — черноволосая невеста в бледно-голубом, расшитом серебром платье и златокудрый жених в синем и золотом. Они улыбались друг другу, держались за руки. Родители жениха тоже выглядели довольными: пусть невеста не богата и не слишком знатна, зато их сын её любит, и она так умна. Наконец-то Нимразор остепенился. Бурандор, потрясённый смертью своей возлюбленной, утратил всякое представление о действительности. Игмильбет, разумеется, на торжество его не пригласила, да он бы и не пошел, предпочитая оставаться в тени. Помешать и отговорить бывший дознаватель был не в силах, но постарался приставить своих людей к вздорной девчонке. Внучка Кириамона оказалась хитрее. На свою беду.4
Вместо того, чтобы остаться в Арменелосе или посетить Роменну, молодые супруги поехали в Хьярростар, где у советника было небольшое поместье. Для Бурандора их поездка стала досадной неожиданностью, еще больше он огорчился, узнав, что своенравная девица взяла с собой лишь нянюшку. Впрочем, слишком расстраиваться бывший дознаватель не стал. Что может случиться с Игмильбет в поместье мужа, тем более, вскоре после свадьбы? Нимразор пока будет лелеять супругу, а потом, когда она ему надоест, оставит её и вернется к своим дружкам, девкам и кабакам. Так поступил в свое время его отец, так поступит и сын. Правда, мать у Нимразора — женщина тихая, она быстро смирилась с тем, что нелюбима, ей хватает внешнего блеска, места придворной дамы и уважительного отношения со стороны мужа. Игмильбет так легко с ролью оставленной жены не согласится, но деваться ей некуда. Пострадает и займется хозяйством, воспитанием детей, а потом и продвижением непутевого мужа по службе — ради тех же детей. А счастье и любовь в браке — удел избранных. Немного покручинившись, Бурандор успокоился: от разбитого сердца такие гордые и умные особы не умирают. Тайное письмо, вскоре переданное через надежных людей, оказалось для бывшего дознавателя полной неожиданностью. Никогда прежде Игмильбет ему не писала, хоть и знала, куда в случае каких-либо трудностей следует отправить сообщение, чтобы оно дошло до Бурандора, не привлекая к нему внимания. Пакет оказался толстым и тщательно запечатанным. Вскрыв его, бывший дознаватель обнаружил еще один и письмо. Четкий почерк, короткие предложения, просьба, похожая на приказ, и ясные указания напомнили ему Кириамона. Он удивился, вчитался и похолодел. «Господин Бурандор, мне нужна твоя помощь. Надеюсь, что во имя уважения к моему деду, а также любви к моей тетке, ты не откажешь в ней. Первое. Необходимо спрятать, желательно не на Острове, целителя, оказавшего мне помощь в трудный момент. О его местонахождении написано в приложении. Второе. Нужно сохранить в надежных местах переданные мною документы. Во втором пакете шесть копий. Читать их пока не стоит, но в случае моей смерти или задержки известий на месяц следует вскрыть пакет и предать огласке во всех провинциях Нуменора, на площадях, в тавернах, отправить страже, государю и всем его приближенным. Третье. Мне нужны полные сведения о трех друзьях моего мужа, желательно, об их проступках, с доказательствами и свидетельствами. Четвертое. Прошу ничего не предпринимать без моего ведома и разрешения, если только речь не пойдет о жизни и смерти. Пятое. Надеюсь на дальнейшее содействие моим планам. С глубокой признательностью и уважением, Игмильбет. Ты был прав.» Что же случилось? Зачем молодой жене понадобился целитель? Зачем ей нужны сведения о бывших дружках мужа? Бурандор догадывался об ответе, но верить не хотелось, более того — даже предположить подобное развитие событий казалось невозможным. До такого и Моргот во всей своей злобе и черноте души не додумался бы. Вопреки своим правилам, с целителем бывший дознаватель встретился сам. — Я обещал молчать, — твердо сказал молодой мужчина, отводя глаза. — Полагаю, помощь ты оказывал не мужу, — усмехнулся Бурандор, которому хотелось выть. — Ответа не будет! — Синяков у неё много? Детей родить после всего сможет? В уме, поди, повредилась? — Как ты можешь?! — возмутился целитель. — Я никогда не видел столь сильной женщины! Она… Я бы их убил… Но она… Молодой человек осекся. — Все понятно! — снова усмехнулся бывший дознаватель. — Показания твои записаны, но лучше тебе поберечься. Поедешь в Нуменорские земли Средиземья. Разумеется, целитель не отказался. Он уехал под другим именем и вскоре осел в каком-то небольшом городишке. Его не нашли, да и не искали. Выслав целителя, Бурандор занялся сбором сведений о дружках Нимразора, а заодно и выяснением того, что произошло в Хьярростаре. Добытые сведения ужаснули. В небольшом поместье молодых ждали бывшие дружки супруга, с которыми тот «поделился» своей женой. Разумеется, девушка не сумела справиться с четырьмя сильными мужчинами. Слуг из дома выдворили, а нянюшка ничем не могла помочь, хорошо хоть привела целителя. Сотворив дурное дело, Нимразор с дружками отправился пьянствовать. Протрезвев, этот подлец то ли струсил, то ли почувствовал вину, а скорее всего, пожелал продолжить развлекаться — все-таки два года воздержания не шутка. В общем, негодяи покинули Хьярростар, и около месяца Нимразор там не появлялся. Что, впрочем, было не так и странно. Чем думал этот придурок, вытворяя такое с женой? Как потом собирался жить с ней дальше? Возможно, Нимразор хотел её убить, но все-таки смерть супруги вскоре после свадьбы, которую почтил своим присутствием государь, повлекла бы серьезное расследование. Так рисковать опасно. Бурандор остро сожалел, что не прикончил подонка, когда тот обратил внимание на Игмильбет.5
Судя по донесениям, Нимразор все же через месяц посетил супругу, но пробыл у неё совсем недолго. Выскочил белый как мел, с полубезумным взглядом, вскочил на коня и помчался в Арменелос. До столицы он не доехал, повернув с дороги опять в Хьярростар, но к супруге не вернулся, осев в охотничьем домике. Там предался беспробудному пьянству, выгнал заявившихся к нему дружков, причем одного даже ранил в руку. Все это было очень странно. Бурандору нестерпимо захотелось увидеть внучку Кириамона, но он все же удержался от поездки. Вскоре стало известно, что Игмильбет получила от мужа право распоряжаться его делами и, поменяв слуг в поместье, занялась хозяйством и благотворительностью. Через некоторое время все в округе славили молодую женщину за её доброту и справедливость. Игмильбет часто приглашали вместо мужа вершить суд, и всегда ей удавалось найти истинного виновника и вынести верный приговор. Нимразор тем временем продолжал пить. Когда настало время возвращения в столицу, Игмильбет, как ни странно, поехала со своим срочно протрезвленным супругом. Там они сумели убедить всех в своей нерушимой любви и семейном счастье. Сославшись на слабое здоровье, молодая жена вернулась в поместье, а Нимразор остался, вняв настоятельным просьбам супруги помогать во всем отцу, ибо сие на благо Отечества. Бурандор удивлялся, отчетливо понимая, что ничего не понимает. К сожалению, увидеть Игмильбет у него не получилось из-за разболевшегося колена, а сама внучка благодетеля словно забыла о бывшем дознавателе и своей просьбе. Впрочем, коротенькие записки от неё он получал каждый месяц. В них было всего два слова: «Все хорошо». Только Бурандор чуял, что ничего хорошего уже не будет. Слежка, установленная за тремя дружками, потихоньку начала приносить плоды. Мальчишка на побегушках в излюбленном негодяями трактире подслушивать умел отменно и все услышанное передавал своему благодетелю. Так Бурандор узнал, каким образом Нимразор замыслил свое гнусное дело. Дрянной человечишка, и вышло у него по-дрянному. Оскорбленный до глубины души неудачей с гордой провинциалкой, а еще больше насмешками придворных, Нимразор, по своему обыкновению, напился и начал жаловаться приятелям, которые лишь подначивали его. Слово за слово, выяснилось, что Игмильбет отказывает всем, даже самым завидным женихам. Нимразор, вылакав очередной кубок, заявил, что он-то точно женится на ней, уж он-то недотрогу уломает. Дружки загоготали: «Поди, девка этого и добивается!» Вставший в позу сын советника заявил, что все равно женится, но Игмильбет горько пожалеет, слезами кровавыми в первую же брачную ночь умоется, на коленях ползать будет и сапоги целовать. Дружки пожелали увидеть такую картину, и Нимразор предложил им в этом поучаствовать. Двое из троих от подобного предложения потеряли дар речи, третий хмыкнул: «Кишка тонка!» Нимразор поклялся именем Эру, что сдержит обещание. Мерзавец явно знал про Феанора и про его клятву, но вот выводов должных не сделал. С клятвами, тем более именем Единого, не шутят, но не лучше ли поклявшемуся было оборвать нить своей жизни, нежели свершить обещанное зло? Увы, Нимразор был человеком без стыда, чести и совести. Такого бы не измыслил и Моргот, а один из потомков тех, что сражались с ним, не только измыслил, но и сотворил. Как низко пал Нуменор! Но почему теперь этот подлец изменился? Это казалось Бурандору очень странным, еще более странным и даже обидным это казалось дружкам Нимразора, которые пытались даже пошантажировать приятеля. Но сын советника пообещал им все кары земные, если кто-нибудь узнает про их совместные дела. Но те и сами дураками не были: за такие делишки государь живо прикажет голову снести, и не в радость будет испорченная репутация надменной красавицы. Собрал Бурандор и те сведения, о которых его просила Игмильбет. Вскоре они отправились к внучке Кириамона. После этого жизнь бывшего дознавателя стала еще интереснее. Молодая женщина решила отомстить, и не просто отомстить, а воздать по заслугам. Бурандор не без удовольствия стал помогать ей в этом. Начать решено было с Миркуэндила — самого молодого из обидчиков женщины. Через два года после злосчастного брака Игмильбет его убил отец обесчещенной им девушки. История получила огласку, выползло еще несколько неприглядных делишек Миркуэндила. Так что родители не стали требовать от короля наказания для убийцы сына и сами вычеркнули его имя из семейной летописи. Для Нимразора эта история прошла незамеченной, потому что он помогал отцу и переживал потерю ребенка. Его супруга в великой горести затворилась ото всех в Хьярростаре. Бурандор точно знал, что никаких беременностей и детей у Игмильбет быть не могло, да и мужа она к себе близко не подпускала, хотя он иногда жил по несколько месяцев рядом с ней. Отношения супругов были ровными, а встречи — крайне редкими. Причем казалось, что сам Нимразор старается не попадаться лишний раз на глаза жене. На следующий год пришел черед ответить за свои дела Эзалиану. Сын казначея невесть по какой причине предпочитал развлекаться, грабя и избивая припозднившихся путников. Его несколько раз ловили с поличным, но отцу удавалось выручить свое преступное чадо. Пожив несколько месяцев в нуменорских поселениях в Эндорэ, Эзалиан возвращался домой и принимался за прежние дела. Умница Игмильбет придумала, как можно изловить сына казначея, да так, чтобы не сумел отвертеться. Ей бы родиться мужчиной, пошла бы по стопам деда и превзошла бы его. Однажды вечером к тоскующему над чашей вина Эзалиану подошли двое, предложили побеседовать, заказали вина. После четвертой чаши молодой человек согласился принять участие в весьма опасном развлечении, а заодно и поправить свои дела. Отец отказал ему в содержании, а привезённые из колоний вещички продавать было опасно. Правда, не опаснее, чем лезть в королевскую сокровищницу, но спьяну Эзалиан этого не сообразил. При выходе из сокровищницы его уже ждали, но не новые друзья, а стражники. Обыск в доме позволил найти много интересного: пропавшие из нескольких знатных домов драгоценности, а главное — серебро и митрил из Средиземья. Государь пришел в бешенство: он везде искал серебро и митрил, а этот негодяй обворовал королевские прииски. Вора казнили, его отца лишили должности и сослали. Труднее всего пришлось с Фурсадаром. Мразью он был отменной, но хитрой. К тому же Игмильбет хотела для него чего-нибудь особенного. На руку сыграло то, что в последнее время самый пакостный из дружков Нимразора буквально перешел все границы: от его жестокого обращения скончалось несколько девушек из числа доступных, а служанки из дома Фурсадара стали куда-то исчезать, но доказательств, что он в этом повинен, не было. Бывший дознаватель долго ломал голову, а потом вспомнил про последователей Темных культов. Люди часто стремятся легко получить все и разом, и некоторые из них готовы за это убивать других или пытаться призвать некие зловещие сущности. Были такие в Нуменоре и в землях Средиземья. За время службы Бурандор несколько раз встречался с так называемыми колдунами и их последователями. Всех их ждал костер, что часто было вполне заслуженно — создания, безжалостно мучающие животных и людей, достойны самой страшной кары. Игмильбет его предложение одобрила. Пронырливые помощники сумели выяснить, куда исчезли служанки — подвал дома служил настоящим кладбищем. Подбросить книгу колдуна и несколько приспособлений, а также начертить зловещие знаки в одной из комнат оказалось несложно. Еще проще было подкинуть донос одному из самых суровых дознавателей. Обыском Фурсадар был возмущен до глубины души, держался уверенно, считая, что вход в подвал не найдут: уж больно хитро был упрятан. При виде книги со зловещими знаками он завопил, что ему её подкинули, равно как и все остальное. Он говорил правду, но дознаватели этого не ведали и с огромным рвением продолжили обыск. Раз нашлись колдовские инструменты, значит, хозяин дома занимается черными делами, а раз так, то обнаружатся и следы жертвоприношений. Следы нашлись и превзошли все самые смелые ожидания. Даже видавший многое старший дознаватель слегка побледнел: кости и пара трупов со следами пыток — не самое приятное зрелище. Фурсадар все отрицал, кричал, что его подставили. Впрочем, в пыточной он признался во всем и сразу, что не избавило его от нескольких весьма неприятных мгновений. Волей государя чернокнижник, колдун, убийца и приспешник Моргота Фурсадар был приговорён к смертной казни через сожжение на костре, дабы его дух очистился от зла. Нимразор за время расследования над бывшим дружком побледнел и похудел. Взгляд его стал затравленным, казалось, он ждет беды, но не понимает, откуда она придет. Советник отправил сына в поместье, благодаря Валар за то, что тот встретил Игмильбет и порвал с дурной компанией. На следующий год вместе с супругом приехала в Арменелос и Игмильбет. Бурандор наконец-то смог её увидеть, правда, издали. Её краса стала еще совершеннее, еще величественнее, но сердце бывшего дознавателя сжалось — ничего не осталось от той горделивой и в то же время такой пылкой девчушки. Она словно заледенела — холодная, неприступная и ослепительно-прекрасная. В столице молодая женщина имела большой успех, на одном из приемов с ней долго танцевал государь и отметил ум, хватку и красоту супруги Нимразора. В честь Игмильбет было сложено несколько песен и одна баллада. Ей опять предложили место придворной дамы, и опять она отказалась, сославшись на слабое здоровье и скорбь из-за того, что не может родить мужу наследника. Получив дозволение, она вернулась в Хьярростар. Нимразор слегка прибодрился: казалось, успех жены его радовал, а может быть, его радовало то, что ему предложили место в Совете. Правда, условием было присутствие его жены в Арменелосе. Отец тоже говорил сыну, что такую умницу и красавицу нельзя держать в провинции. На следующее лето Нимразор отправился за женой, но в столицу не вернулся, покалечившись на охоте. Конь понес, лопнула подпруга, и после недели мучений сын советника скончался на руках безутешной жены. В волосах Игмильбет появилась седая прядь, женщина поникла, как ива над прудом, её скорбь казалась искренней. Родители Нимразора старались окружить её заботой, но она предпочла горевать в одиночестве в поместье, оставшемся ей от мужа. Целый год Игмильбет не покидала усадьбы, целый год раздавала щедрую милостыню всем нуждающимся. О её скорби была написана еще одна баллада, но через год вдова снова вышла замуж, как ни странно, за дядюшку своего покойного мужа. Бывший адмирал, назначенный наместником в нуменорские земли Эндорэ, был уже стар. Обзавестись семьей он не пожелал, отдав всю жизнь морю. Но теперь ему нужно было срочно найти жену: по воле государя наместник должен быть женат. Азрамир по неведомой причине остановил свой взор на Игмильбет, на которую до этого не обращал ни малейшего внимания. Супруга наместника из неё получилась замечательная, в Эндорэ она смогла найти применение многим своим талантам. Азрамир уважал жену и всегда прислушивался к её мнению. Он не был прекрасен, не играл на лютне, не писал стихов и вряд ли читал их, зато был честным и порядочным человеком. Жаль, что Игмильбет не встретила его раньше. Да и не заметила бы она его тогда. Бурандору было жаль её, а еще ему последнее время было очень тревожно. Азрамир стар, а возвращаться в Нуменор после его смерти Игмильбет не стоит. Её деверь был глубоко опечален женитьбой своего дядюшки, тем более, что все нажитое им достанется жене, а племяннику лишь небольшой родовой надел. Отец Нимразора умер, оставив одни долги, а его второй сыночек, во многом унаследовавший худшие черты своего старшего брата, хочет красиво жить. Тяжело опустившись на стул, бывший дознаватель придвинул к себе лист бумаги: Игмильбет должна знать о его подозрениях. Наместнице следует подумать о том, что её супруг не вечен, и найти для себя надежное убежище где-нибудь подальше от Нуменора. Хотя в Эндорэ тоже несладко: снова Тень простерла свои крылья над миром. Но Саурон далеко, и ему нет дела до простых смертных, а вот родственнички могут причинить много неприятностей.6
Конь шел неторопливо, видно, чувствовал усталость всадника. Следовало бы остаться дома, но сегодня спускают на воду новый корабль, разве можно пропустить такое событие? С детства Азрамир влюбился в море и не представлял жизни без него и кораблей. Семьей он так и не обзавелся, опасаясь встретить такую, как Эрендис, да и не испытывал он никогда ни к кому сильного чувства… Пока не увидел Её… Игмильбет… Бездонные, как море, очи, темная, как ночь, волна волос, бледное, как облако, лицо, нежные, как рассветная дымка, губы… Зачем он поехал к вдове племянника? Отдать запоздалую дань приличиям, или почувствовал зов судьбы? Кто знает… Тогда Азрамир был растерян и опустошен: желанная для многих должность наместника казалась ему наказанием и мукой. Оставить море было невыносимо. Отчаяние терзало душу, но сдаваться он не привык. Пусть он покинет флот, но будет строить корабли, а море все равно останется с ним — в сердце, в воспоминаниях. Да и кто помещает наместнику хоть изредка отправляться в плавание? И жену он найдет — какую-нибудь одинокую, тихую женщину. Хотя разумнее искать умную, энергичную, разбирающуюся в хитросплетениях и интригах. Азрамир понимал, что в Эндорэ его ждет множество проблем: воровство, интриги, взяточничество. Сумеет ли он, всю жизнь проживший в море, справиться с этим? Так думал он по дороге в Хьярростар. Имение вдовы ему понравилось. Высокий дом с белыми колоннами, увитыми нежными розами, аккуратные клумбы, ровные аллеи лауринкве с их длинными гроздьями желтых цветов — все выглядело ухоженным, но ему показалось, что от белых каменных стен веет холодом. Вдова его принять отказалась. Раздосадованный адмирал отодвинул слугу и без спроса вошел в гостиную: не для того он проделал этот путь, чтобы его выгнала вздорная бабенка. Вошел и остолбенел. Она была прекрасна. Высокая, тоненькая, с огромными глазами, полными муки. Она что-то говорила, он не слушал — любовался, не в силах отвести глаз. — Я не принимаю! — льдинкой зазвенел её голос. — Я покажу тебе море, — невпопад ответил он. — Что? — Оно такое же бескрайнее и глубокое, как и ты. Ты полюбишь его… — Сошел с ума! Не мешай мне предаваться скорби. — Сколько же можно тосковать из-за этого поганца? — изумился Азрамир. — Как ты смеешь?! — тонкая рука с силой хлестнула его по щеке. Боль отрезвила. Он и впрямь сошел с ума. Глаза вдовы сверкали от гнева, губы были белы. Она стояла перед ним, гибкая, стройная и хрупкая. Звездочка, упавшая с неба и готовая рассыпаться на сверкающие осколки. Её взгляд вдруг метнулся к столу. Он проследил за ним — полированная столешница, лист бумаги, чернильница, кубок, наполненный красным вином. Вдова пьет по утрам? Не похоже. Азрамир шагнул к столу и взял кубок. Изысканный аромат дорогого вина и что-то еще — еле ощутимое. Яд? Женщина бросилась к нему и вцепилась в руку. — Поставь! — Хорошее вино. Местное? Для себя приготовила? — адмирал не отрывал от неё глаз. Губы Игмильбет сжались в нитку, зрачки сузились. — Жить без него не можешь? — тихо спросил он, наклоняя кубок. Вино медленной струйкой потекло на пол. Вдова застыла. — Почему? — он всматривался в её глаза, желая найти ответ. — Потому что так любила? Она усмехнулась — горько и страшно. — Потому что ненавидела, — синие очи прямо смотрели ему в лицо. — Потому что убила. А за убийство надо отвечать. — Ох, девочка, — беспомощно прошептал Азрамир и обнял её, прижал к груди. Она дернулась, пытаясь вырваться, но он гладил её по волосам и прижимал все крепче. — Что же он тебе сделал, звездочка? — Что? — Игмильбет резко отодвинулась, но он все равно удержал её за плечи. Больше вырываться она не стала, а заговорила — сухо, коротко и отстраненно. Слова обжигали, наполняя душу гневом. Ну почему он не приехал на свадьбу? Почему не узнал раньше? Почему не спас? О Элберет, почему же никто ей не помог?! Игмильбет говорила долго, он узнал все — и про смерть приятелей Нимразора, и про его кончину. Она не называла имен тех, кто помогал ей, но Азрамир понимал: внучка Кириамона должна была сохранить дедовы связи. — Все справедливо! В случае с его друзьями я всего лишь помогла правосудию, они виновны не только передо мной. А вот Нимразора я убила лишь за себя. За убийство полагается смерть. Ты напрасно мне помешал! — она выпрямилась — снова холодная и бесстрастная. — Хочешь, чтобы баллады сочиняли, как молодая вдова Нимразора умерла, не пережив его кончины? Восславить его в веках хочешь? Синие очи потемнели, как небо перед штормом. — Нет. — Тогда живи. Ты умна, сведуща, так помоги другим. В землях Эндорэ живут люди, и многим из них не сладко. Меня посылают наместником в колонии, и мне нужна жена — умная, преданная, честная. — Ты не понял? Замуж я больше не пойду… — Я уже стар, и женщина мне не нужна, но от соратницы я бы не отказался. Она молчала очень долго, Азрамир испугался, что Игмильбет ему откажет, но она согласилась. Поженились они очень спешно, удивив всех. Но что за дело ему до них было? Впрочем, государь одобрил этот брак, сказав, что лучшей подруги жизни для наместника не найти. Игмильбет и впрямь оказалась идеальной женой, она столько сделала для него и Нуменора. Азрамир берег жену, почитал, уважал и любил — страстно, преданно и безнадёжно. Он так не сказал ей о любви, ни когда она впервые улыбнулась, глядя на бушующие волны, ни потом. И теперь уже точно не скажет. Наместник привычно потер грудь слева. Боль, давно поселившаяся там, была несильной, но противной, тягучей… Наконец-то порт, корабли — белокрылые птицы. Легко, словно сбросив десяток лет, бывший адмирал соскочил с коня, свита бросилась за ним. Его уже ждали. Слова приветствия ничего не значили, а вот новый фрегат был прекрасен. Как жаль, что Игмильбет не смогла отправиться с ним. Жена часто провожала корабли в путь по древнему обычаю, водружая на бушприт Зеленый Венок Возвращения. Ныне венок надела хорошенькая дочка начальника порта. Игмильбет занимается его делами, без неё он не продержался бы в этом гадюшнике и месяца. Азрамир снова потёр грудь. Левая рука чуть онемела. Ничего, на корабле все пройдет. Но о здоровье следует подумать. Подумать надо и об Игмильбет. Вести из Нуменора тревожны. Ему собираются прислать помощником младшего брата Нимразора. Еще один паскудный племянник. Пока удается нежелательное назначение задержать, но его связи в Арменелосе не слишком сильны, а оставшийся век уже не так долог. Что будет с Игмильбет, когда он уйдет? Как жаль, что Хирандир не знатен и так молод. Иначе можно было бы попробовать пристроить его на свое место… Уже давно наместник догадался, что молодой дознаватель любит его звездочку, но ревновать или обижаться не стал. Игмильбет Хирандира не замечала, как не замечала никого. Корабль благополучно спустили на воду. Азрамир стоял на палубе и смотрел на пенный след за кормой. Солнце ярко сияло, а думы были невеселыми. Игмильбет, благодаря его распоряжениям, останется богатой вдовой, очень богатой. Его родные ей этого не простят. Понимая это, он переправил часть средств в надежное место, найти бы такое и для жены. Нуменор отпадает, нуменорские земли в Эндорэ тоже, у квенди её не спрячешь, у других народов тоже могут найти. Если только на Юге… С Ханнатой сейчас относительный мир, там тоже живут нуменорцы, пусть и черные. Игмильбет не слишком чтит Валар, пожалуй, она сможет прижиться. В любом случае женщину в Ханатте не обидят. Азрамир неплохо знал обычаи и историю этой так и не покорённой страны. Знал он и то, что тщательно скрывалось ото всех — знаменитый полководец Элдамирион, меч Нуменора, не погиб в неравном бою, а стал служить Саурону, надев кольцо. Почему? Чем смог Черный властелин купить неподкупного героя, бесконечно преданного Эленне? Кто знает? Когда-то Азрамир осуждал и презирал Элдамириона за этот поступок. Сейчас он его понимал: есть вещи, за которые и души не жаль. Ради Игмильбет он бы тоже надел кольцо, только вот никто не предлагает. Но в любом случае ни Элдамириону, ни Саурону нет дела до его жены. Он отдаст распоряжения, когда вернётся, и возьмет с Игмильбет обещание, что после его смерти она покинет земли Нуменора. На душе стало легче, и боль в груди прошла. Выпрямившись, наместник направился к штурвалу: ему вдруг захотелось самому вести корабль. Сильные руки уверенно легли на полированное дерево. Корабль легко шел, рассекая водную гладь. Небо было ярко-синим, синим было и море. Они сливались, и казалось, что вода переходит в небо. Как же хорошо! Бывший адмирал вдохнул полной грудью. Острая боль на миг пронзила сердце и пропала. Яркая звезда вспыхнула на синем небе — сверкающая, лучистая, манящая. Звезда? Днём? Азрамир не мог оторвать от неё глаз. Тонкий луч потянулся к нему, превращаясь в сияющую дорожку. Она манила, он сделал шаг, и звездная дорога повела его прямо в небо или в море. Он не знал этого, понимая лишь одно, что отныне море и небо всегда будут с ним. Только как же теперь Игмильбет?! Звезда ласково мигнула, и тревога ушла, растворившись в вечном покое.7
Тонкая шелковая нить ложилась ровно — вышивка будет безупречной, как и все, что она делала. Небрежности Игмильбет не прощала никому, а в первую очередь себе. Небрежность и несдержанность достойны осуждения — как бы тебе ни было трудно, следует вести себя безупречно. Женщина аккуратно обрезала нить, незаметно закрепив её конец. Вышивка — все, что теперь ей осталось. Нет, можно и рисовать, и петь, и сочинять стихи, но расследования и установление законности больше не её дело: вдова наместника не имеет права вмешиваться в дела преемника своего супруга. Она прочитала письмо Бурандора дважды и до сих пор не могла поверить, что государь доверил столь высокую должность столь ничтожному человеку. Бурандор просил уехать — но куда? Куда ей теперь ехать? Никто и нигде её не ждет, кроме Черного Властелина. Улыбка, коснувшаяся бледных губ, была злой. Саурон вручил колечко и пропал, а она так надеялась на увлекательную игру. Вдова вставила новую нить и принялась за вышивку. Вышивать она любила. На чистой ткани рождается узор — сначала неясный, потом он становится все понятнее, и вот, наконец, возникает четкая картина. В этом было что-то от установления истины. Игмильбет всегда любила разгадывать загадки, только никогда не думала, что будет вершить судьбы. Как же наивна она была когда-то! Старый друг её тетки был прав, но она оказалось так слепа и безрассудна. За ошибки приходится платить, подчас слишком дорого. Та наивная девчонка умерла на брачном ложе от боли, обиды и предательства. Умерла, чтобы воскреснуть вновь — сильной, холодной и жестокой. Игмильбет помнила все — до последнего жеста, вздоха, слова. В какой-то миг в ту страшную ночь она, казалось, покинула свое тело и смотрела на происходящее откуда-то сверху — бесстрастным, оценивающим взглядом. Тогда она увидела души этих негодяев — гнилые, покрытые плесенью. Тогда она узнала, что зло не черное, оно цвета гнили и пахнет клоакой. Чувства умерли, остался лишь разум. Уже тогда Игмильбет знала, что её обидчики будут наказаны, и как наказаны. Все было изучено, взвешено, отмерено. Миркуэндил сначала не хотел участвовать. Не стыдившийся совращать невинных девиц, он не желал насиловать жену друга, но насмешки Фурсадара отказаться не позволили. Жалкий слабак! Правда, он почти сразу же сбежал. Умрет первым. Эзалиан тоже медлил, в какой-то момент ему стало стыдно, но он пересилил себя. Умрет вторым и не так легко. Фурсадар — зачинщик. Он наслаждался происходящим, ему нравилось издеваться и причинять боль. Что ж, пусть испытает на себе искусство палача. Он умрет в муках. Нимразор. Муж. Любимый. Подлец, заманивший её в эту ловушку. В последний момент готов был отступить, но подначки Фурсадара и слабость характера не позволили. Он умрет последним, измученный ожиданием гибели и не понимающий, откуда она придет. Перед смертью узнает, за что наказан. «Таково решение мое, и да будет так!» Откуда пришла эта мысль, Игмильбет не знала, знала лишь то, что будет именно так, а не иначе. Оставалось уладить мелкие детали. Никто тогда не пришел на помощь молодой женщине, лишь нянюшка позже привела целителя. Раньше она ничего сделать не могла: Нимразор запер её в чулане. Бедная женщина так плакала, Игмильбет даже стало смешно: о чем сожалеть, все уже свершилось! Молодой целитель сжимал кулаки от гнева, этот забавный юноша так рвался покарать её мужа. Чудак! Такие, как Нимразор с приятелями, ему не по зубам. Игмильбет пожалела мальчика и попросила Бурандора найти для него место в колониях. Здесь его могли убить. Опомнившийся Нимразор избавился от нескольких слуг, знавших о том, что произошло в ту ночь. Муженек понял, что огласка ему повредит. Тех, кого не убрал супруг, уволила она. Все они плохо кончили. Нет, Игмильбет никого не убивала: некоторым достаточно протянуть веревку, а уж повесятся они сами. Их поступки определили их судьбы. Она не верила, что слуги ничего не слышали и ничего не поняли. Люди подчас так забавны, оправдывая свою трусость. Они часто забывают, что неоказание помощи — тоже преступление. Но это было потом, а сперва Игмильбет с досадой изучала себя в зеркале. Синяки сошли, её красота не пострадала, но в волосах надо лбом появилась широкая седая прядь. Пришлось закрашивать. Краску она приготовила сама, да такую отменную, что никто и не догадался о её седине. Протрезвевшего в конце концов Нимразора она встретила в его бывшем кабинете. Муж почему-то решил, что жена будет испугана, сломлена и покорна. Пытался угрожать. Игмильбет холодно смотрела на него и молчала. Под её пристальным взглядом Нимразор стал запинаться, потом побледнел и замолк. Выдержав паузу и дождавшись, пока у супруга задрожат руки, она сообщила ему свои условия. Они были просты и разумны. Во-первых, он больше никогда не прикасается к ней как муж и не переступает порог дома, в котором она находится, без её дозволения. Во-вторых, не делает попыток избавиться от своей жены и не пытается причинить ей вред — ни своими руками, ни чужими. В-третьих, передает супруге право управлять всеми его хозяйственными делами. В-четвертых, навечно порывает со своими прежними друзьями. В-пятых, отправляется в Арменелос и ведёт достойный образ жизни — никаких скандалов, похождений и пьянок. Тайную любовницу при необходимости Игмильбет позволила ему завести. Супруг попытался протестовать. Она улыбнулась, и он побледнел, вцепился пальцами в край стола, да так, что костяшки побелели. — Ты не понял, мельдо, у тебя нет выбора. Одна ошибка, и тебе конец. Все, что со мной произошло, записано, подтверждено свидетелями и спрятано в надежных местах. Можешь не искать — все мои письма тебе никогда не найти. Их очень много. По моему приказу, в случае моей смерти или иного вреда моей жизни, здоровью и свободе все события нашей брачной ночи станут известны во всех провинциях Нуменора, государю и страже. — Ты… т-ты… — заикаясь, он вскочил со стула. — Я — твоя жена, и ты должен оберегать меня более всего на свете, особенно теперь. Нимразор посмотрел на неё и отшатнулся, в его глазах стыл ужас. Казалось, он увидел свою смерть, и это было правдой. Сейчас из её глаз на него смотрела сама судьба — неотвратимая и безжалостная.8
Перепуганный супруг отправился в столицу и вел себя там на редкость смирно. Игмильбет тем временем навела порядок в поместье, познакомилась с соседями и произвела на них самое благоприятное впечатление. Её оценили за молчаливость, скромность и способность ненавязчиво дать хороший совет. Полюбили молодую хозяйку и жители окрестных деревенек, и рыбаки, издавна живущие в поселках посреди болот и заводей в низовьях реки Сирил. Людям не так много и надо: внимание, участие, добрый совет. Игмильбет считали доброй, но она была всего лишь справедлива. Чужие беды не вызывали у неё сердечного отклика, её помощь шла не от сердца, а от ума. Молодая женщина считала правильным восстанавливать справедливость, помогая достойным найти свое место в жизни. И еще ей просто нравилось разгадывать загадки. Нет, преступлений в Хьярростаре почти не было. Но так увлекательно выяснять, почему по утрам хмурится молочница, а кузнец позавчера плохо подковал коня. Не менее интересно узнать, за что кухарка невзлюбила старшую горничную, а староста рыбацкой деревушки выгнал из дома младшего сына; отчего горят по утрам маковым цветом щеки младшей прачки, а конюх старается не ходить мимо дома главы отделения здешней Гильдии мореходов. Человеческая душа таит множество тайн, и подчас узнать их не так-то просто. В положенный срок Игмильбет вместе с Нимразором посетила Арменелос. В их семейном счастье никто и не усомнился: люди так легко принимают ожидаемое за действительное. Обмануть подчас слишком просто, и это даже несколько раздражает. При дворе молодая женщина не задержалась: уж больно внимателен был к ней государь, и слишком холодно смотрела королева. Разумеется, в Нуменоре разводов нет и быть не может, ибо древние обычаи святы. Но все же подражание Законам и обычаям Эльдар в некоторых случаях нелепо: люди не квенди, да и те, если верить рассказам, записанным со слов Мудрых, подчас заглядывались на других, имея законную супругу. А Тар-Теллемайте однажды весьма прозрачно намекнул, что жена сына советника приятна его сердцу. — Столь дивная драгоценность, которой являешься ты, прекрасная госпожа, нуждается в достойной оправе. Глупые юнцы не в состоянии оценить истинное совершенство, лишь умудренный годами способен сберечь его. Мне отрадно видеть, что ты, как и я, любишь серебро, — глаза государя сияли. — Мне бы хотелось, чтобы наши встречи стали более частыми: беседовать с умной женщиной — истинное счастье. Твое место при дворе, — он улыбался, обещая больше, чем сказал. Игмильбет уехала, сославшись на то, что ждет ребенка. Потом она отговаривалась слабым здоровьем и скорбью по утраченному чаду. Нимразор несколько раз навещал её, но старался как можно реже попадаться супруге на глаза. Гибели Миркуэндила он не заметил, а вот казнь Эзалиана его напугала. Супруг откровенно радовался, что вовремя разорвал дружбу. Но после ареста Фурсадара муженька охватил настоящий ужас. Он примчался к жене, трясясь подобно зайцу, заслышавшему лай гончих. Боялся, что бывший дружок припомнит их старые дела, а еще больше — что он расскажет о брачной ночи. Игмильбет сочла страхи мужа напрасными: Фурсадар не дурак, он не станет отягощать свою участь. К тому же он хоть и труслив, но слишком самонадеян и, привыкнув всегда выходить сухим из воды, до последнего будет надеяться на снисхождение. Но снисхождения не было и быть не могло: колдовство на Эленне не прощалось никому. Бурандор отлично сработал, его идея оказалась просто замечательной. Игмильбет забавляло продумывание планов устранения своих обидчиков, но ни радости, ни горечи от их смерти она не чувствовала. Испуганного супруга она утешать и не подумала: все свои страдания он заслужил сполна. После казни дружка Нимразор на время успокоился, а потом затрясся снова, решив, что приятель-колдун будет мстить ему с того света. Забавно было смотреть, как муженек пугается даже своей тени. Как ни странно, он вскоре опять начал ухаживать за женой: дарить цветы, сочинять стихи. В последние годы у него появились необоснованные надежды на прощение. — Игмильбет, это не я, это Фурсадар меня заставил. Он меня околдовал, а я всегда любил тебя! Прости, мельдэ! Этот приверженец Моргота разрушил наше счастье, но мы должны быть сильными и не позволять Тьме торжествовать! — вещал трус и глупец. Она улыбалась — холодно и слегка насмешливо. Муж бледнел, падал на колени и снова умолял простить. Иногда его поведение утомляло, но чаще забавляло. Однажды, когда Нимразор вновь заговорил о Тьме, она рассмеялась. Супруг вздрогнул и сбежал к отцу в столицу. Игмильбет даже помахала ему вслед: «Как ни беги, от судьбы тебе никогда не уйти, мельдо». Он и не ушел. Вернувшись следующим летом, отправился на охоту. Конь понес, подпруга лопнула, и муженек сломал себе хребет. Вранчик был слишком норовист и строптив, к тому же обожал избавляться от своих хозяев. Обычно он мчался на дерево, стараясь проскользнуть под низкими ветками. Первый его хозяин погиб, разбив голову о сук. Его смерть сочли несчастным случаем, несколько подобных происшествий случилось и с последующими владельцами. К счастью, для них все закончилось не настолько трагично. Коня в злом умысле не подозревали, но Игмильбет, глядя в блестящие невинные глаза, догадалась о его коварных действиях. Приобретя столь опасное животное, она несколько раз отправлялась на прогулку верхом, но лишь на открытой местности. Вранчик пытался помчаться под деревья, но уверенная рука всадницы и её строгий голос сдерживали его. Нимразору Игмильбет сразу сообщила, что конь не для охоты и поездок в роще, но супруг, разумеется, поступил наоборот: «Я способен укротить любую лошадь, и все увидят, как эта глупая коняга станет просто шелковой». Отговаривать мужа она не стала. Вранчик от удара хлыстом взбеленился и помчался прямо под старый дуб, а потом долго тащил зацепившегося ногой в стремени всадника по тропинкам. Об этом рассказали слуги, сопровождавшие Нимразора. Целитель сразу же сказал: надежды нет. Но смерть не торопилась. Мучился муженек сильно, но умирать не хотел, почти до самого конца надеясь выздороветь. Игмильбет ни на миг не оставляла супруга, а поняв, что смерть его близка, сказала, глядя прямо в глаза: — Ты так предсказуем, мельдо. Я купила коня для тебя, знала — не устоишь. Тебе всегда нравилось укрощать и ломать, а теперь сломали тебя. — Игмильбет! — простонал супруг. — Ты не могла… — О нет, любимый! Я могла, и я сделала. Поверь, у меня было на это право, — её безупречных губ коснулась легкая улыбка. — Я не хотел… — Хотел, и более того, ты предвкушал. Ваша судьба была решена еще в ту ночь. Это я помогла правосудию найти твоих сообщников. — Нет! — он дрожал от страха, но не мог отвести взгляда. — Пощади! Будь милосердна. — Я не знаю, что такое милосердие, — холодно ответила Игмильбет. В глазах мужа стыл ужас. Она просидела с ним до самой его смерти — спокойная, равнодушная, лишь легкая улыбка витала на её губах. А Нимразор так и не смог отвести взгляд от бесстрастного лица жены, он всматривался, словно хотел отыскать что-то. Только вот что? Жалость? Ненависть? Любовь? Но Игмильбет давно забыла, что значит любить, жалеть, ненавидеть. Она сделала то, что должно, и собиралась сама заплатить по своим долгам. Убийство карается смертью, иначе закон будет попран. Так думала она, когда шла за гробом мужа, и потом, когда затворилась ото всех в поместье. Ей сочувствовали, ею восторгались, даже написали какую-то балладу — бездарную, надо сказать. Игмильбет собиралась привести приговор в исполнение, но вмешался Азрамир. Как он сумел её переубедить? Или просто поняла, что её путь не окончен? В колониях она была нужна наместнику, без неё он бы не справился. Игмильбет ценила второго супруга — за доброту, честность, порядочность, за удивительную чистоту души. На таких, как Азрамир, держится мир. Он был достоин великой любви, но она могла подарить ему лишь уважение. Наместнику не повезло с женой, что бы ни говорили окружающие и ни думал он сам. Её холод выстудил и его душу, это она привела его к смерти до срока. Раскаяния не было: Азрамир знал, кого берет в жены. А вот Игмильбет не знала, что её будут так любить. Если бы она могла ответить… Старший дознаватель Хирандир тоже влюбился в неё. Смешной мальчик!9
Вдова вдела в иглу новую нить: осталось всего несколько стежков. Море — синее и бескрайнее — и белый корабль. Она никогда прежде не вышивала кораблей. Азрамир был бы рад её работе. Женщина склонилась над вышивкой. Тонкая цепочка выскользнула из-за ворота, блеснуло тончайшее колечко с аметистом. Кольцо Саурона. Выкинуть его Игмильбет так и не решилась, равно как и надеть на палец. Аметисты она не любила, предпочитая сапфиры: они так шли к её глазам. Женщина убрала цепочку за ворот платья. Этого можно было бы и не делать, кольцо Саурона обладало загадочным свойством: его не видел никто, кроме неё. Даже Азрамир своим острым взглядом не заметил его. Игмильбет с легкой досадой посмотрела на ненужный подарок: доверия эта странная вещичка у неё не вызывала. Будучи человеком здравомыслящим и рассудительным, она предпочитала всему находить разумное объяснение. Так, она не слишком доверяла древним квентам и не верила в существование Валар, считая, что возникновение мира вполне можно объяснить с научной точки зрения. Разумные стихии казались ей домыслами невежественных людей, которые не в состоянии понять суть вполне очевидных для каждого образованного человека вещей. Все эти нелепые легенды и предания были записаны в ранние годы Нуменора со слов Мудрых. Присутствие в мире Эльдар Игмильбет отрицать не могла, но считала их, как и ужасных орков, всего лишь одним из народов, населяющих Арду. Если наряду с долгоживущими нуменорцами существуют короткоживущие люди Эндорэ, то почему бы где-то не быть и людям бессмертным, а точнее, просто очень долгоживущим? Такое объяснение вполне научно и разумно. Саурона женщина тоже считала всего лишь могущественным и деспотичным властелином одной из стран. Но его появление разбило все её представления. Первый раз в жизни Игмильбет столкнулась с необъяснимым. Внешне обычный человек, пусть и очень красивый, но от него исходила нечеловеческая сила, а душа горела темным пламенем. Она еле сумела скрыть свою растерянность. Выдержка не изменила ей: всю эту странную беседу наместница разговаривала с воплощенной стихией, как с обычным человеком. Саурон сумел удивить её еще раз, сообщив, что она обладает неким Даром, нужным ему и миру. Никогда прежде Игмильбет не задумывалась над тем, почему она видит и понимает в некоторых вещах больше других. Разгадывать тайны, проникать в суть вещей ей всегда удавалось легко, но видеть души и определять меру вины она стала со времени своей незадавшейся брачной ночи. Что случилось с ней тогда? Коварный Властелин ушел, оставив на прощание множество вопросов и книгу в черном переплете. «Черная книга Арты» — странное произведение, завораживающее, мастерски написанное, способное проникнуть в душу. Оно изрядно развлекло её. Айнур из квент казались плоскими и придуманными, здесь они были более ярки и убедительны. Они могли радоваться и горевать, размышлять и чувствовать, верить и сомневаться. Они были более людьми, чем она. На какой-то миг Игмильбет почувствовала зависть к главному герою: он мог плакать, страдать, любить. Вначале он показался ей смешным и жалким: не просчитать простейших вариантов, попасться в примитивные ловушки, не увидеть очевидного… Потом она поняла: тогда все было впервые — первая любовь, первая улыбка, первый снег, первая слеза, первая смерть, первая обида, первая война… Мелькор знал чуть больше собратьев, но его знание было однобоким. Представляя, каким должен быть мир, он тогда еще не ведал простейших вещей об отношениях между разумными. Другим айнур в какой-то мере пришлось легче: они были вместе и учились друг у друга, но, судя по всему, не преуспели. Забавные создания, запутавшиеся в паутине чужих замыслов. Хотели покоя, счастья и добра для всех созданий сотворенного ими Мира и начали войну, устроили казнь, сковали цепи, проглядели под собственным носом недовольство и мятеж. Теперь она понимала, что квенты не были всего лишь сказками невежественных людей. Хотя Эру, конечно, не хмурился и не воздевал руки — у них у всех и облика тогда не было, да и вряд ли Валар могли петь, будучи бестелесными. Черная книга не лгала, но и всей правды не говорила: слишком она разная для всех — правда. Кто же написал Книгу? Саурон? Кто-то из людей или эллери? Разумеется, кое-что добавил и Отступник. Он не был злобным Морготом, но милосердным и всепрощающим тоже не был. Мелькор знал свою цель и упорно шел к ней, он сумел переиграть более сильного противника, пожертвовав собой. Он запутал вконец своих собратьев, и они сделали так, как хотел он, окончательно загубив Замысел. Досадно, что ей никогда не увидеть Мелькора. Сильнейший из Айнур покинул Арду и не вернется. В его страдания за Гранью она не поверила, уж слишком спокоен был Гортхауэр. Если бы Его Сотворивший пребывал в мучениях или погиб, Саурон бы уничтожил посмевшую насмехаться над святым. Интересно, что дает ему силы жить без любимого Учителя, и не просто жить, а наслаждаться жизнью? Долг? Преданность? Надежда? Слишком мало для того, чтобы выглядеть таким довольным и счастливым. У него явно есть точка опоры, и, может быть, не одна. Впрочем, тайны Черных книг и властелинов разгадывать не ей. Да и кольцо она не собиралась надевать: вечное служение — это так глупо! И бежать в Ханнату, куда перевел часть денег Азрамир, не хотелось. Игмильбет знала, что её судьба определена. Это Валар способны на сомнения и ошибки, она же знает все, что с ней случится. Дорогой племянничек не позволит, чтобы тетушке достались деньги дядюшки. Интересно только одно: новый наместник устроит вдове предыдущего несчастный случай или предпочтет действовать более грубо? На улице послышался стук копыт, приветственные возгласы. Что ж, сейчас она все узнает. Вдова тщательно разгладила оконченную вышивку. Она не собиралась уподобляться Девятой из «Черной книги» и сожалеть о недоделанной работе. Дела Игмильбет находились в полном порядке: племянника ожидает неприятная неожиданность. Он получит лишь самую малость от состояния, что оставил ей Азрамир — часть находится в Ханнате, другую она перевела надежным людям. Потом эти деньги достанутся Бурандору. Бывший дознаватель найдет им достойное применение. Бедный Бурандор, он всю жизнь любил её нелепую тетушку. Лауриллэ была прекрасна, но так глупа. Впрочем, Азрамиру тоже не повезло: его избранница была лишена чувств. Да и мальчишка Хирандир явно избрал себе неподходящий объект для любви. Возможно, он не пойдет по пути старого друга её семьи и найдет хорошую девушку, а оставленная для него сумма будет неплохим подарком к свадьбе. Бурандор об этом позаботится. Игмильбет встала и расправила складки платья. Внизу раздавались голоса. А вот и тяжелые шаги по лестнице, лязг оружия. Двери с грохотом распахнулись. Новоявленный наместник был жалким подобием её первого мужа: ни красоты, ни вкуса, а сколько драгоценностей! Наверно, ему тяжело носить столько украшений на себе. И откуда он их взял? Не иначе как ограбил какого-то ювелира. Не сказав ни слова приветствия, Таризанон уставился на тетушку и начал обвинительную речь. Игмильбет слушала его с холодной улыбкой на устах. Глупец похлеще своего старшего брата. Обвинить её в колдовстве, в связях с покойным Фурсадаром! Он не понимает, что бросает тень на имя брата? Или блеск золота затмил ему жалкие зачатки ума? Племянник нервно сглотнул, заметив её улыбку. — Ведьма! Палач заставит тебя во всем признаться! Тебя ждет костер! — Какая жалость, что твой отец умер! Вот бы он порадовался, глядя, как его младший сын пачкает в грязи древнее имя рода. — При чем тут род? Ты — пришлая ведьма, околдовавшая моих брата и дядю! Ты свела их в могилу своими порочными деяниями! — Какая прелесть! — женщина шагнула к открытому окну. Порыв ветра взметнул вдовью вуаль. Таризанон смотрел на неё во все глаза. — Ты, конечно, очень хороша, даже жаль такую красоту отдавать палачу. Слушай, если будешь со мной нежна, то умрешь быстро! У меня хороший яд есть, — он сделал к ней шаг, облизывая губы. Игмильбет звонко рассмеялась. Племянничек побагровел: — Прекрати немедленно! Я тебе одолжение делаю! Я ведь и силой могу… — Ты так уверен, что можешь? — она легко вскочила на низкий подоконник. — Ттты, ведьма! Не хочешь по-хорошему, по-плохому будет! — взвизгнул наместник. Слушать его было противно, и очень жаль все их с Азрамиром старания: такой наместник — беда для Нуменора. Впрочем, долго он не проживет, его смерть с ним рядом стоит. И все равно — прыгать в окно из-за дурака… Игмильбет поморщилась, цепочка снова выскользнула, она прижала руку к груди, кольцо было горячим. Надеть? Кольцо легко скользнуло на палец и… ничего не произошло. И Черный Властелин обманул! Что же, значит, от судьбы не уйти! Игмильбет шагнула вниз. Сознание разлетелось на радужные осколки, и наступила тьма — бархатная, ласковая и такая родная.