А все так хорошо начиналось!

Очень важно сделать первый шаг И, что обязательно, навстречу. ………………………………………………… Менестрель так правильно поёт! В жизни будут не одни невзгоды… Каждый счастье должен сам искать, А найдя, с другими поделиться. Шаг навстречу… лучше целых пять. К чуду в жизни можно ль не стремиться? Yaga

1

Белые облака с неровными краями на фоне ослепительно-голубого неба казались нереальными, будто вырезанными из бумаги и привешенными к небу на прочных невидимых нитях. Что за глупости лезут иногда в голову! Игмильбет недовольно скривилась. Вместо того, чтобы изучать нужный ей фолиант, она разглядывает облака. Последнее время гордая аданет была сама не своя. Кто бы мог подумать, что появление Девятой так её заденет. Всегда выдержанная, уверенная в себе, равнодушная к любым оскорблениям Седьмая вдруг словно взбесилась. Слова глупой девчонки задели до глубины души. Она — истинная нуменорская аристократка — чуть было не опустилась до драки с оборванкой. Какой позор! Какой ужас! До сих пор стыдно смотреть в глаза братьям. Хорошо, что Хэлкар и Хонахт вмешались, а потом и Морэйно успокоил её. Но лишь слова харт’ана заставили опомниться. «Где же твоя справедливость, Игмильбет?» И впрямь, где она была в тот момент? Все разумные, населяющие Арту, равны, и не должно ставить одного выше других. И все же… Есть более сильные и умные, их долг защищать слабых и помогать им. Да и происхождение тоже играет свою роль. Недаром среди них — Хранителей Арты — потомок Элроса, в чьих жилах течет кровь эльдар, майар и людей. Повернись судьба по-иному, Хэлкар стал бы королем Нуменора, несомненно, более достойным, чем его бывший друг Атанамир. Недаром именно ему досталось первое кольцо. Даже эта нелепая девочка признала его первенство. Ильбар — король, сразивший порождение Пустоты и спасший тем самым свой народ, а может, и весь мир. Денна — сын короля и потомок Аллуа, пожертвовавший собой ради блага страны, и теперь вся его жизнь принадлежит Ханнате. Хонахт — сын вождя одного из сильнейших кланов Северных земель, потомок героя, сражавшегося вместе с воинами Аст-Ахэ. Никуш — обычный человек, но вся его жизнь переменилась, когда он встретил самого Мелькора. Тот многим одарил бедного мальчика. Теперь Четвёртый искусный Целитель. Сайта… Безупречные губы Седьмой искривились. Пират, разбойник, насмешник. Недостойный человек, но он не чужд ответственности и может быть верным другом. К тому же отец у него нуменорец, судя по всему, из древнего рода. Морэйно, потомок Моро, одного из Эллери Ахэ — милый, чистый мальчик с удивительным и трудным Даром. Сколько бед выпало на его долю, но он сумел сохранить доброту и любовь к людям. Игмильбет искренне восхищалась им и трогательно заботилась. Юный Видящий стал для неё нежно любимым младшим братом. И тут эта Тинни! Конечно, у неё в руках лютня Тано, и она из рода одного из его учеников, но её брат был бы более достойным Хранителем. Как жаль, что он погиб! Игмильбет бы с радостью приняла его. Почему же судьба позволила уцелеть этой наглой девчонке? Почему именно ей достался такой чудесный дар — пробуждать души, дарить утешение и радость? Почему кольцо Хранительницы пришлось по руке именно ей, идущей по миру так легко? Никогда она не знала истинного страдания… — Ну и при чем здесь страдания? — раздался ленивый голос. Черный майа грациозно вскочил на подоконник. Игмильбет холодно улыбнулась и спросила: — Читаете мысли, Повелитель? — Охота мне твое аванирэ взламывать, — хмыкнул он. — У тебя все на лице написано. — Надо будет внимательнее следить за своим лицом, — в тон ему отозвалась аданет. — Ты лучше за мыслями следи, — уже серьёзно сказал Гортхауэр. — А страдания? Разве в них дело? Арта не за это выбирает, ты неправильно вопрос ставишь. — Неужели? — подняла бровь Седьмая. — Вспомните, харт’ан, все хранители перенесли множество испытаний, все они прошли дорогой боли, тоски и одиночества. Даже Хонахта в семье не понимали, среди сверстников он был чужим. — И это ему было абсолютно безразлично, — усмехнулся майа. — Арта выбирает не за семейные сложности, не за одиночество, не за испытания, хотя и испытывает на прочность тех, кто будет хранителем. Арта выбирает тех, в ком есть дар, ответственность и совесть. Образование и воспитание — дело наживное, происхождение и вовсе не важно, а вот совесть либо есть, либо нет. Равно как и ответственность. Мир выбирает способных нести доверенную им ношу. Игмильбет медленно прошлась по комнате. — Ты неправ — происхождение имеет значение. Хэлкар — потомок Элроса, Морэйно и Денна потомки эллери, бывших учениками Мелькора, Хонахт из рода воина, сражавшегося за Мелькора… — А я его сотворённый, Лиссэ его видела, Арта так и вообще… — Гортхауэр вдруг рассмеялся. — Игмильбет, ну что может быть общего у Эллери и потомков Элроса, а уж Ульбар не нуменорец и не из потомков когда-либо видевших Мелькора… — Но он король и сразил… — А Сайта — пират, никого не сражал и нуменорцев терпеть не может. А что до остальных — северяне благодарные люди и помнили Тано, вот и решил Хонахт прийти ко мне и предложить свое служение. Никуш хотел узнать о судьбе своего спасителя. Ульбар искал спасение для своего народа. Денну заставили родные, остальных, кроме Тинни, я нашел сам. Не стоит искать здесь иное общее, кроме Дара. По нему я находил Хранителей, остальное проверяла сама Арта. Слабый не сможет надеть кольцо, лживых и подлых оно сожжет. Все очень просто. А Мелькор здесь при том, что все в этом мире его силой пропитано. Не ищи того, чего не существует. Гортхауэр говорил весьма убедительно, и его доводы были разумны. Пожалуй, он прав. И все же… — Разве может быть ответственность у оборванки, обошедшей чуть ли не полмира? — А чем оборванка хуже королевы? Ты и сама понимаешь, что высокое положение не всегда занимают достойные. Поверь, у этой девочки преданности и совести хватит на десяток королев. Согласиться было до боли трудно, но она приняла Тинни умом, еще тогда, когда услышала её мелодии, её голос. Эта нахалка достойна кольца, но почему же так больно и обидно? — Мда, крепко тебя задело, — задумчиво проговорил майа. — Хочешь совет? — Нет! — аданет гордо вскинула голову. — Не хочешь? Но все равно получишь. Подумай, что не так с тобой. Он легко спрыгнул с подоконника и удалился, а Игмильбет продолжила мерить комнату шагами. С ней все так, с ней все отлично. Она равнодушна ко всем, кроме Морэйно. Её интересует лишь общее дело. — Мрауук! — истошный вопль заставил подскочить. — Оррик, ты откуда взялся? — Мряяук! Мрауув! Врауув! Враувув! — вопил кот и терся об её ноги, оставляя на синем шелке клочья черной шерсти. — Врауу! — Я вру?! — возмутилась женщина. — Я никогда… К чему спорить: все эти дни она действительно лжет сама себе. Вся беда в ней, а не в Тинни. Закрыв книгу, Игмильбет аккуратно поставила её на полку и пошла в свои комнаты. Оррик, задрав хвост, следовал впереди. Коты — они такие: вечно стараются всех за собой вести.

2

Спокойно посидеть и подумать не удалось. В дверь кто-то поскребся, и черный кот, до этого момента мурлыкавший у неё на коленях, побежал к двери. И, конечно же, открыл её непрошенному гостю. Точнее, гостье, причем дважды непрошенной и совершенно неожиданной: на пороге мялась Тинни. Выглядела она сейчас весьма робкой. — Мир тебе, Девятая, — любезно произнесла Игмильбет. — С какой целью ты решила нанести мне визит? Понадобилась помощь? Судья изо всех сил старалась быть вежливой, подавляя жгучее желание захлопнуть перед носом девчонки дверь и припереть её чем-нибудь крепким. Столом, к примеру, потом для надежности креслом, а еще лучше шкаф придвинуть. — И тебе мира. Извини, что пришла, но пройти-то можно? — Тинни крепче прижала к себе лютню, но вламываться не стала. Ждет, что пригласят. И все равно манеры у неё ужасающие, тетушка бы в обморок от них упала. — Проходи. Менестрель осторожно вошла, огляделась. — Здорово у тебя! Все такое красивое, строгое! Тебе идет! — Благодарю, — еле разомкнула губы Игмильбет. — А сесть куда можно? — девушка с опаской смотрела на обтянутые синим шелком кресла из чёрного дерева. — Куда хочешь. — А чего попроще у тебя нет? Стула, к примеру? — У окна стоит, — холодно ответила Игмильбет. Эта девчонка невыносима. — Отлично! — Девятая уселась у окна, поджав под себя ногу. Какой ужас! Хар-ману и то никогда себя так отвратно не ведёт. Впрочем, Айанта прекрасно знает все правила этикета и отменно их применяет, когда нужно, а эта девица просто невоспитанная оборванка. Впрочем, как сказал харт’ан, образование и воспитание дело наживное, а Тинни нужна Арте. Значит, придется её терпеть. — Я пришла извиниться и спеть для тебя. — Благодарю, не нужно, — холодно улыбнулась Седьмая. — Я начала первая, и мне стоит самой принести извинения. Мои слова были ошибкой, прошу меня простить. Её поклон был учтив, но не глубок. — Экая ты церемонная, — хмыкнула Тинни. — Но мне не стоило говорить о твоих волосах. Посему и я прошу меня извинить и не держать зла. — Я и не держу, — сухо ответила Игмильбет. Скорей бы ушла эта девица. — Но твои манеры следует улучшить. Она все же не удержалась от замечания: позорить имя Хранителей не стоит. — Ты прям как моя матушка говоришь. Учила я этот дурацкий этикет! Не лезет он в меня. Да и что толку учить, коли ни кожей, ни рожей не вышла? Мамка у меня чудо как хороша была, да и сестры на загляденье. Не такие, конечно, красивые, как ты, но тоже ничего. А вот я неудачная вышла. Мамка и няньки вечно причитали: кто же её такую тощенькую да страшненькую возьмёт? Нос кривой, рот как у жабы, волосы мышиные, и конопушки везде. Фигура что доска, шить и вышивать с малых лет не получалось: нитки путались и рвались, иголки ломались. Писала тоже так себе — вечно кляксы и на бумаге, и на платье, и на лбу. К тому же еще дралась. Вечно меня наказывали — то в угол поставят, то пшено перебирать заставят. Но я и тут ухитрялась отличиться: просыплю или мусору накидаю. В углу пока стою, стену изрисую. В общем, не было от меня прока в девичьих делах. Да и в платье ходить совсем не нравилось, и волосы вечно во все стороны торчали. Вот с мальчишками бегать мне хорошо было, шалить да песенки сочинять. Правда, я еще отменно торговаться умела, но матушка меня с собой на рынок не брала — дескать, девице так вести себя невместно. Могла и огородик вскопать, и даже заборчик сладить, а еще рыбы наловить и уху сварганить. А вот всякие там хитрые разносолы и пирожные у меня не получались. Послушала я, как меня ругают, подумала и решила: чего зря мучиться и свою натуру ломать, буду сама собой. Стала удирать из дому, только рассветет. Поначалу родители ругались, а потом смирились: дескать, вырастет — поумнеет. Жениха принялись подыскивать: такого, чтобы мог меня в руках удержать. Только мне этого добра не надобно, я с ранних лет мечтала по миру странствовать и песни петь. Решила, подрасту и отправлюсь вместе с Лиирниром. Так и вышло. Брат меня всегда понимал — один-единственный из всей родни, — девушка шмыгнула носом и, тряхнув волосами, резко сказала: — Если бы я с ним тогда была!.. — Ты бы не смогла ему помочь, — резонно заметила Игмильбет. — Хрупкая девчушка в драке лишь помеха. — Я не хрупкая, а мелкая, верткая и драться отлично умею. Почти всегда из потасовок с ребятами победительницей выходила. Меня старик Дарндир драться учил и из лука стрелять, только у меня из рогатки лучше получалось. А ножи я вообще метко бросаю, да и всякие секретные приемчики ведаю. Дарндир наемником раньше был, он чего только не умел. И я у него самой лучшей ученицей была! — похвасталась Тинни. Странная девица! — Девушке не пристало учиться сомнительным приемам. Как твои родители позволили тебе общаться с бывшим наемником? Игмильбет, как и всякую благородную девицу, учили держать в руках оружие, но её наставниками были весьма достойные люди, а уроки не шли дальше основ. Все же не дело женщины быть воином, а тем более — участвовать в сомнительных потасовках. — Ха! — фыркнула Девятая. — Откуда бы они узнали! Мы с ребятами молчали аки рыбы! Только чем это бывший наемник плох для общения? Уж наш наставник был получше всяких прочих, нос задирающих и луж под ногами не замечающих! К тому же я говорила, что странствовать собиралась, а уж в пути всяко важнее уметь драться, чем всякие там любезности говорить да краснеть и бледнеть, женихов привлекая. Я и одежду мужскую надела, ребятам проще: к ним не пристают. Впрочем, один смекалистый как-то раз полез, но я ему так коленом вдарила, что он где стоял, там и свалился. А я деру дала. Какая практичная! Седьмая незаметно пожала плечами, решив не обращать внимания на развязный тон Девятой. Скорее всего, эта Тинни иначе просто не может. Досадно, что воспитанием девицы пренебрегли. — И чем же ты платила этому наемнику за уроки? — Дядька Данрдир с нас денег нисколечко не брал! Помогали иногда по хозяйству — вскопать, посеять, постирать. Он и сам мог, но считал, что мы и этому учиться должны — в жизни все пригодится. — Разумный человек, — против воли одобрила аданет. — Да, только не помогла моя наука брату. Ох, не наешься я тогда незрелых яблок, не прихвати у меня живот, то отвела бы я тот нож. Век себя не прощу! — она снова шмыгнула носом. — Так судьба решила! Твоей вины в этом нет, — ровно сказала Игмильбет. Еще не хватало утешать эту сопливку. Хотя она неплоха кое в чем. По крайней мере, честь свою сумела сохранить. Да и законов не нарушала, краденые яблоки и булки можно счесть мелкой шалостью. К тому же она талантлива, и колечко уже на её пальце. Значит, придется терпеть. Эта фраза так и крутилась в голове у Седьмой все время с появления Девятой — «надо терпеть». А может, попробовать немного её воспитать? Но хватит ли на это сил? Безумно разболелась голова. Хоть бы эта девчонка ушла! Но Тинни уходить не собиралась. — Ты не думай, я не ныть пришла — пустое дело себя жалеть. Прошлого не вернуть, только и забывать его не стоит, — неожиданно серьезно заявила она. — Брата не воскресить, лучше тем, кто жив, помогать. Она достала лютню, явно собираясь играть. — Мне не нужны твои песни. Уходи, — сдавленно прошептала Игмильбет. — Ты просто не знаешь, что тебе нужно, — менестрель тряхнула головой и прикоснулась к струнам.

3

Полилась тихая, торжественная и чуть печальная мелодия. Потом Тинни запела что-то незатейливое и в то же время удивительно мудрое. Тихо замурлыкал на коленях Оррик. Игмильбет не нужны были песни даже такие прекрасные, тем более, такие прекрасные и рвущие душу. Если бы не кот, Седьмая бы встала и выставила девчонку за дверь. Не стоило пускать её… Но было уже поздно. Оставалось лишь слушать и вспоминать то, что она больше всего хотела забыть. Зачем? Зачем эти звуки терзают её и без того измученную душу? Она не хочет помнить. Кот сильнее вжался в её колени, его коготки впились в кожу сквозь платье. Наверно, будут царапины. Не важно. Уже ничего не важно. Теперь все было так ясно и прозрачно, теперь Игмильбет отчетливо понимала, в чем её беда, почему так задели слова нелепой девчонки про крашеную прядь. Нелепой? Зачем она снова лжёт сама себе? Тинни мудра и прозорлива. Она сразу подметила главное. Крашеная прядь. Некогда седая. Память о былом, память, которую следовало стереть или хотя бы закрасить. Почему она так боялась помнить? Стыдилась? Но чего ей было стыдиться? Игмильбет всегда считала, что виноват обидчик, а не жертва. Считала по отношению к другим, а сама отвергала своё прошлое. Отомстила, но принять не смогла. Гордыня, вечная гордыня! Считать себя выше остальных. А на самом деле даже юная девчушка сумела понять, что надо быть собой и идти своей дорогой. А она — умница, красавица Игмильбет — всегда шла по чужому пути, думая, что сама устанавливает правила. Разве замуж она хотела? Разве блистать при дворе мечтала? И не к благотворительности лежала её душа, и даже не к научным изысканиям, хотя была она сильна во многих науках. Нет, знатная и благородная аданет в глубине души мечтала быть похожей на деда: расследовать преступления, восстанавливать справедливость. Но девушке неприлично заниматься подобным делами. Она и не занималась, пока жизнь не загнала её в угол, когда больше ничего не осталась, кроме её способностей, внезапно усилившихся в ту роковую ночь. Лишь Азрамир дал ей достойное занятие, но и то мало кто знал о деятельности госпожи наместницы, а если и знали, то считали причудой благородной дамы. А впрочем, тогда так и было, Игмильбет уже не понимала, чего хочет — Дар вел её. Гортхауэр многое объяснил, здесь с братьями по кольцам она нашла себя. Почти нашла. Осталось лишь признать свои былые ошибки и принять свое прошлое. Седая прядь надо лбом не клеймо, а знак доблести — ведь она выстояла, ведь в тот страшный миг пробудился её Великий Дар. Но Игмильбет не поняла этого и замерзла, казалось, навеки. Слезы текли по бесстрастному лицу и капали на черную шелковистую шерсть. Тинни все пела, а Оррик все мурчал и мурчал. Перед глазами проходила вся жизнь, было больно и тошно, но с каждой слезой уходила полынная горечь из души и исчезала боль. Тишина наступила неожиданно. Игмильбет вытерла слезы и пристально посмотрела на менестреля, словно ища в её лице жалость или злорадство. Но девушка смотрела чуть растерянно и виновато, словно прося прощения. — Ты очень сердишься? — тихо спросила она. — Ты мудра, Тинни, — улыбнулась аданет. — Да что ты! Я же почти ничего не знаю! — Ты знаешь главное, и у тебя чуткое сердце, а остальное приложится, — она на миг прижала ладони к вискам. — Ты рассказала мне о себе, теперь мой черед. Хочешь узнать о том, как иногда умные и красивые девицы становятся заледеневшими гордячками? — Если ты считаешь меня достойной доверия… — Мы же теперь сестры, — усмехнулась Седьмая. — Ну, сестры у меня были… — недоверчиво протянула Девятая. — Сестры бывают разные. Нас ведь сам Мир выбрал, значит, верит в нас и в то, что мы можем стать родными, пусть не по крови, так по кольцам и нашему предназначению. — Знаешь, я толком про это самое предназначение не понимаю, но тебя я никогда не предам! — горячо проговорила Тинни и крепко прижала к себе лютню. Игмильбет вздохнула и сухо, но откровенно рассказала то, о чем предпочла бы забыть. Девушка весь её рассказ молчала, чуть приоткрыв рот, а потом выдохнула: — Их бы на кол всех! Я бы им показала… — А я им и показала! — неожиданно для себя в тон ей ответила Судья и поведала о своей мести. — Так им и надо, этим козлам позорным! — припечатала Тинни. — Таких жить оставлять нельзя! Ты молодчина, сестренка! Жаль, меня с тобой рядом не было! — Тинни-Тинни, — улыбнулась Седьмая. Неожиданно горькое прошлое стало далёким и неважным. Словно незаживающая рана наконец-то затянулась. — Благодарю тебя, сестра. — За что?! — изумилась Девятая.  — За песню, за то, что выслушала, за то, что не стала ни жалеть, ни презирать. — Дура я, что ль? Ты сильная — справилась, а презирать только этих гадов стоит! — снова удивилась Тинни и тут же встрепенулась. — А ты что, никому никогда не рассказывала? Столько времени в себе таила?! — Не было слушателей, и время еще не пришло. Твои слова помогли мне понять саму себя. Теперь уже больше не буду крашеной выдрой. — Ой! — смутилась менестрель. — Не волнуйся, все правильно, но и тебе следует немного измениться. Подобрать более подходящий наряд, научиться хорошим манерам… — Платья не надену! — вскинулась Девятая. — И вообще, не собираюсь я быть церемонной и жеманной! — Тинни! — рассмеялась Игмильбет. — Тут таких и нет! Ты хоть на хар-ману, хоть на Мгрыху посмотри. Да, они нарядные, женственные и в платьях, но разве они жеманницы? А уж церемонная тут, наверно, только я. Менестрель, насупившись, молчала. Вот ведь упрямая! Но Игмильбет сейчас искренне хотела помочь сестре по кольцу. Песня Тинни, её поддержка и даже грубоватые манеры неожиданно растопили лёд, сковавший душу Седьмой. Трещину он дал еще раньше, когда она спасла Морэйно. Но мысль рассказать ему о себе никогда даже не приходила ей в голову. Видящий что-то подозревал, может быть, почувствовал. Хотя дал слово не смотреть в её прошлое. Судья верила ему: Морэйно не способен ни на обман, ни на предательство, но какой-то отзвук он уловил. Однажды он сказал, что её другом станет надевший последнее кольцо. Наверно, еще и поэтому она так рассердилась и обиделась. В тот миг Седьмая чувствовала себя оскорбленной и обманутой. На младшего брата она не рассердилась, он просто ошибся — бывает. Морэйно лишь печально улыбался и смотрел на неё своими бездонными глазами. Он знал и видел, более того, он верно сделал, что намекнул на своё видение. Если бы она не разозлилась, то не смогла бы раскрыться. На эту помощь Игмильбет тоже не сердилась — разве можно подозревать в чем-то такого чистого и милого мальчика? А теперь она верила, что они с Девятой смогут подружиться и стать полезными друг другу. — Тинни, у меня и в мыслях не было надеть на тебя платье, — мягко проговорила Седьмая. — Просто можно хорошо выглядеть и в более подходящем тебе по стилю жизни наряде. Да и знание хороших манер не повредит тебе, а, напротив, поможет. Знаешь, наша Айанта бывает очень разной. Подчас её поведение может шокировать, но она отлично знает и правила. — Лиссэ — замечательная! Она такая… Такая, ну просто своя в доску! — на миг зажмурившись, выпалила Девятая. Разумеется, их своенравная и отчаянная хар-ману понравилась этой бесшабашной особе. Кто бы сомневался. — Ты тоже очень хорошая, просто другая! — как ни странно, в глазах Тинни было искреннее восхищение. — Хотя знаешь, у вас много общего! — Общего? Ты ошибаешься, — слова слетели с губ, а память уже подсказывала: давний разговор, намеки, слишком тонкие, чтобы понять их сразу, еле заметные подколки, игра слов. «— Как и твоя, моя жизнь была совершенно безмятежна. Можно сказать, я плыла, словно лодочка, по тихой речке среди надежных берегов. — Может, расскажете, какова безмятежная жизнь спутницы почти что Бога? — О покое и счастье скучно рассказывать и слушать, — насмешливо протянула Лиссэ. — Люди предпочитают драмы и трагедии. К тому же у нас было очень много общего. Поверь!» Так ли безмятежна была жизнь Айанты, если у них много общего? Возможно, стоило бы поделиться, возможно, они бы смогли помочь друг другу… Нет! Тогда ей никто не помог бы. Пусть даже жизнь хар-ману была полна бед, пусть они обе сильны духом, все же характеры их слишком разные. Не спасло бы её тогда чувство локтя, а вот восхищение в глазах Девятой согревает. — Возможно, — кивнула Седьмая больше своим мыслям, чем словам сестры, и добавила невпопад: — Но отказываться от моей помощи не стоит. — Да я и не думала, только сама решать буду, что мне нужно, а что нет! — Разумеется, последнее слово за тобой! — кивнула Игмильбет, а в глазах её уже горел огонек предвкушения: сделать из этой оборванки хорошенькую девушку будет делом непростым, зато весьма увлекательным. Она была уверена, что в итоге и самой Тинни результат понравится. А уж как будут удивлены братишки! Не удержавшись, аданет озвучила последнюю мысль: — Поверь, увидев хорошенькую барышню, пусть и в мужском наряде, наши братья ахнут! — И даже Сайта с Хэлкаром? — И даже они! — подтвердила Игмильбет, недоумевая, почему Девятая поставила вместе столь разных людей. — Тогда по рукам! — тряхнула волосами менестрель. — По рукам! Издав торжествующий мяв, Оррик вскочил с насиженного местечка и помчался к двери. Кажется, кот решил сопровождать их к Салгхе. Именно к своей первой помощнице и подруге Седьмая собралась вести Тинни. У молодой иртхи безупречный вкус, и шьет она быстро и красиво. Пожалуй, не мешает и себе заказать пару платьев с учетом изменений во внешности. Возможно, стоит расшить по вороту серебром, чтобы лучше гармонировало с седой прядью, или напротив — синий глубокий цвет, серебристый пояс, а из украшений фероньерка с сапфирами? Нет, лучше большой кулон на длинной серебряной цепочке.

4

Просторная зала, плетёные коврики, изящные бежевые столики и кресла, маленькие чашечки с цветным узором, легкие кремовые шторы. Лишь только раздался звон колокольчика, в залу выбежала черноволосая девушка с раскосыми глазами. Просияла улыбкой и повела пришедших за один из столиков. — Как я рада видеть тебя, Игмильбет! — щебетала она, разливая по чашам янтарный напиток с душистым ароматом трав. — И я тебя, Салгха, — ответно улыбнулась сестра. — А мы к тебе за нарядами для моей младшей сестренки. Найдется подходящее? Девушка прищурилась, потом нахмурилась, щелкнула пальцами и снова разулыбалась. — Разумеется. Отдохнете или сразу приступим? — Не будем терять время, — Игмильбет встала. — Тинни, пойдешь с нами или скушаешь пирожное? Менестрель на миг задумалась: смотреть на ткани не хотелось, пусть сестра сама выбирает, раз ей так хочется. А не понравится выбранное — всегда можно отказаться. — Я лучше тут посижу, — ответила она. Салгха взмахнула рукой, и тут же появилась еще одна девушка в таком же нарядном платье, как и у хозяйки модной лавки, только другого цвета. Помощница сразу же принесла корзинку с пирожными. Тинни взяла одно и стала осматривать помещение. В таких лавках она еще никогда не была. Ни за что не скажешь, что они у портнихи. Здесь будто в королевском дворце — так все изысканно, беленько, чистенько и явно дорого. На столике цветочки стоят. Чаши тонкой работы. А уж ткань на шторах прямо невесомая, из такой, наверно, только королевам платья шьют, а здесь — занавески. Платье у Салгхи странное — просторное, широким поясом в талии прихваченное, и рукава тоже широкие. И вся ткань нежными цветами расписана да птицами всякими. Экая она мастерица! Сестрицы бы за такое душу продали. Но Тинни подобное не собиралась носить: нечего из себя пугало корчить. Даже ради сестры. Игмильбет не появлялась очень долго. Девятая уже всю корзинку опустошила и теперь подумывала, как бы сбежать. Но обещание следует выполнять, тем более — данное сестре по кольцу. Тинни все же перед ней виновата. Конечно, Судья встретила её плохо, но и про прядь говорить не стоило. Девушка уже забыла прошлые обиды, в её душе осталось лишь восхищение перед стойкостью сестры, перед её выдержкой и мужеством. Да у них в городке после такого любая бы утопилась, а Игмильбет лишь сильнее стала. Правильно, что Седьмой досталось кольцо, а вот ей — напрасно. Ну какая из неё хранительница? Хотя Черный Властелин сказал, что мир Девятую принял. Чудной он все-таки, этот мир, такую разношерстную компанию собрал. И чего у них общего? Пират, целитель, король, принц, потомок древних королей, благородная дама, провидец, сын вождя, и она — девчонка с лютней. Чудно все это, но, наверно, Арта и Властелин лучше знают, что для них нужно. На этом Тинни успокоилась. А вообще в Черных землях было весело, даже учение оказалось не в тягость. Рассказывали увлекательно: не захочешь, а в учебу втянешься. Да и люди здесь были хорошие, впрочем, не все они люди: есть и эльфы, и орки. Только все равно — люди. Так и хар-ману говорит: «все мы люди-человеки, хоть некоторые и живут не один век на свете». Не разумными же звать, как-то нехорошо звучит. Орки Тинни сразу понравились, то есть она и не поняла сперва, что они орки, а уж потом пугаться было нелепо. Внушительные такие, основательные и совсем не страшные. Вот эльфы поначалу настораживали, но и они оказались совсем не злобными, хоть и не такими, как их в сказках описывают. Красивые — да, утонченные, но в то же время и с лопатой ловко управлялись, и пошутить могли. Вон эльфийка Рильвен так лихо огородик копала, что залюбуешься. Аллуа своим ребятишкам один раз подзатыльник отвесила, а другой раз и деверю досталось. За дело, разумеется. Лаиртин — редкий проказник, даром что эльф. А уж какой выдумщик! Тинни прикусила губу, чтобы не расхохотаться, вспоминая, как они вместе с близнецами поменяли флаги на башнях университета и некоторых важных зданиях в Тай-арн-Орэ. Несколько дней готовились, нашивая оранжевые звезды и треугольники на полотнища красного и малинового цвета. Новые флаги такие яркие получились! А потом на башню все втроем лезли. Таурмир, правда, ругался и шипел всю дорогу, но брат его все же уговорил. Зато утром так весело было ждать, что Властелин и остальные скажут и как удивятся. Они и впрямь удивились. Гортхауэр с Лиссэ хохотали во весь голос, зато начальник стражи ругался. Потом уже не так весело было: харт’ан заставил флаги снять и в наказание отправил шить мешки для семян и корнеплодов. Это было утомительно, а уж когда пришел отец близнецов и начал вещать об уважении к символам, то стало совсем тошно. Тиниар вообще странный, точно настоящий эльф из сказки: как своими огромными глазищами посмотрит, так сразу усовестишься. А еще он возился с сиротами, отстающими в развитии и детьми диких племен. И они его все очень любили. Его трудно было не любить, но держаться хотелось подальше. И как его Мгрыха выносит? Вот она-то нормальная, веселая женщина, правда, иногда очень суровая. Как она Лаиртину сковородкой дала за то, что стулья клеем в зале для заседаний намазал, и все приклеились. Тинни даже вступилась за него: ведь вместе мазали. Наверно, и она бы получила сковородкой, но пришла Лиссэ и велела стулья отчистить. Тяжко пришлось, Девятая так измучилась, что дала себе торжественное обещание больше никогда ничего клеем не намазывать. Лаиртин, правда, сказал, что главное не попадаться. А вот Таурмир не пострадал, потому что в их проделке участия не принял. Его с каким-то заданием послали в нуменорские земли. Близнецы, при всей их легкомысленности, оказывается, выполняли всякие секретные и опасные поручения харт’ана. Ну и дела! А узнав, сколько ребятам лет, девушка изумилась еще больше: это ж надо, они старше её прадедушки, и все никак не повзрослеют! Неужели все эльфы такие? Или нет? Впрочем, вскоре она удивлялась уже другому. Как-то полистав хроники после уроков истории, девушка вдруг сообразила, что ей уже давно не двадцать и даже не тридцать. Сколько времени она бродила по дорогам Арты — и представить страшно, а ведь не постарела ни капельки. — Это кольцо и твой дар тебя хранили! — серьезно сказал Никуш. — Я ведь тоже много на свете прожил прежде, чем кольцо надел, а по виду и не сказать, что не юноша, — он грустно улыбнулся. — Но здесь, в Черных землях, легче. Квенди, иртхи почти бессмертны, да и люди живут в этих краях очень долго. — И я тоже буду очень долго жить? — распахнула глаза Тинни. — Ты теперь бессмертна, девочка! Арта хранителей не отпустит. — Ух ты! Здорово! — обрадовалась она. А Целитель лишь покачал головой. Хороший он, хоть и вечно занят. А еще Тинни подружилась с Сайтой и Хонахтом. Они были замечательные. Пират такой озорник, а Хонахт основательный и очень добрый. Ульбар —забавный, только весь в своих опытах. Хэлкар казался неприступным, однако смотрел по-доброму. С Денной было очень легко, но он почти всегда торчал в своем государстве. Сайта тоже туда часто ездил, Тинни как-то раз взял с собой и познакомил с молодым королем и управительницей дворца — очень красивой, яркой дамой с пышными формами. В столице Ханнаты менестрель раньше не была, город ей понравился, но в Черных землях все равно было лучше. Неожиданно зловещий Мордор стал для Тинни родным домом, она и сама не поняла, как так получилось. Подружиться хотелось со всеми, кроме Игмильбет. Но Морэйно Девятую переубедил. Если бы не Видящий, Тинни ни за что бы не решилась вломиться в комнату к Седьмой. За скандал при встрече было стыдно, обида уже давно прошла, но видеть надменную аристократку не хотелось. Только Восьмой умел уговаривать. Вот ведь зараза! Еще похлеще Тиниара будет. Тот, кстати, тоже что-то такое вещал о свете, согревающем душу и снимающем оковы льда. И ещё про то, что Дар — это ответственность, и надо использовать его во благо ближним и дальним. Говорил он, разумеется, более красиво и длинно, и сразу захотелось попросить прощения у всех, кого она тогда обидела. Тинни даже перед Властелином извинилась за намерение дать в глаз, но он, оказывается, и не обижался. Хороший все-таки человек, хоть и строгий. Но правитель и должен быть строгим, иначе все распояшутся, а он к тому же справедливый. А уж Лиссэ так и вообще просто своя в доску, хотя тоже умеет быть серьезной. У такой не забалуешь, хоть с ней и весело. После разговора с Видящим менестрель и пошла к Игмильбет. А как не пойти, если Морэйно сказал: — Она очень хорошая, Тинни, просто перенесла много. У неё вся душа льдом покрыта. Помоги ей, ты сумеешь. — Да разве я смогу? — испугалась девушка, но черные очи смотрели с такой мольбой, что Девятая, прижав к себе лютню, отправилась извиняться. И правильно сделала: теперь у неё есть старшая сестра. И она такая замечательная! — Тинни, ты уснула? — раздался голос замечательной старшей сестры. — Не, я задумалась. — Иди за мной, девушки приведут тебя в порядок, — распорядилась Игмильбет. Менестрель, вздохнув, отправилась в соседнюю комнату. Следующие несколько часов её вертели, крутили, мыли, чем-то натирали, расчесывали волосы, стригли, водили кисточкой по лицу. Тинни не раз и не два страстно хотелось сбежать, но Седьмая выглядела такой воодушевленной и увлеченной, что девушка не отважилась. Решив, что если не понравится, то она вернет все как было, Девятая смирилась. А бросив быстрый взгляд на сестру, хихикнула. Та выглядела, как девчонка, дорвавшаяся до игрушек. То, что в роли куклы оказалась она сама, Тинни не смутило. Где наша не пропадала! Наконец её отпустили. Тинни захотела посмотреться в зеркало: чего они там наворотили? Все равно мышь облезлая такой и останется. Но Игмильбет остановила. — Сначала примеришь одежду. Салгха подобрала кое-что из готового и подогнала по фигуре. Остальное потом сошьют. Внутренне приготовившись отстаивать свое право носить штаны, Тинни пошла следом за сестрой. Но сражаться не пришлось. Платье было, но всего одно. Очень простого фасона, из кремового шелка, с узеньким пояском. Игмильбет даже не стала просить мерить. — Позже! И не спорь, хоть одно платье у каждой девушки должно быть! Остальные наряды протеста не вызвали — замшевые штаны, льняные и шелковые туники, бархатные и шерстяные курточки, плащ — все в бежевых, кремовых, нежно-розовых и коричневых тонах, как листья в осеннем лесу. Тинни всегда любила краски осени, поэтому позволила надеть на себя приготовленную одежду. Потом её подвели к большому зеркалу. Менестрель сначала зажмурилась, потом открыла глаза, зажмурилась снова, опять открыла и помотала головой. — А я где? — прошептала она растерянно. Из зеркала на неё смотрела незнакомая, очень хорошенькая девушка. Нежный персиковый цвет лица, тонкие брови, большие глаза под темным пушистыми ресницами, красивой формы рот, приятный, чуть удлиненный носик. Правда, наряд был знакомый, только сейчас она надевала эту рубашку и куртку. Неужели это она? — И как тебе? — осведомилась Седьмая. — Здорово! — Тинни крутанулась перед зеркалом. — Прям принцесса! — Уже нет! — фыркнула сестра. — Почему? — возмутилась девушка. — Принцессы так не разговаривают. Наряды и внешний вид тебе понравились, значит, будем приводить в порядок манеры. — Ну зачем так спешить? — заныла менестрель. — Тинни, в каждом разумном создании должно быть гармонично все — и внешность, и мысли, и манеры. — Ладно, буду гармоничной, — хихикнула Девятая. Интересно, какая из сестры учительница хороших манер?

5

Можно вытащить девушку с улицы, но попробуй вытащи улицу из девушки! Задачка не из простых: можно отмыть, приодеть, причесать, но речь и манеры… Игмильбет иной раз хотелось завыть. Но древние волки Гортхауэра неподдельно удивились бы, вздумай она проделать такое. Нет, сестричка по кольцу не сопротивлялась, она набралась терпения и упорно училась этикету и культуре речи. Но иногда в глазах Тинни мелькали обреченность и желание выбросить все эти вилочки и ложечки в окно. — Сестричка, ну зачем для каждого блюда разная вилка? — не выдержала однажды Девятая. — Я не вижу никакой разницы между вилочками для пирожных, фруктов и рыбы. А в дороге мне, кстати, хватало одной ложки. — Разумеется, — поджала губы аданет. — Но сейчас ты не в дороге. — Айанта много вилок не кладет, да и ваще в Черных землях никто столько посуды на стол не вываливает. — Надо говорить «вообще», а посуду на стол ставят. Менестрель тяжко вздохнула. Игмильбет подняла руки к вискам. Это ужасно! Хотя… Здесь и вправду никто столь строгого этикета не соблюдает, даже квенди, а уж их в неприличном поведении не упрекнешь. Наверно, надо немного упростить занятия. Вряд ли Тинни окажется в лучших домах Нуменора. Конечно, есть еще морэдайн, некоторые из них свято хранят обычаи покинутой родины, хоть и отвергли её верования. Впрочем, какое им до них дело? В Тай-арн-Орэ свои порядки, и не черным нуменорцам осуждать поведение сына Мелькора и его народа. Судья вскинула голову и улыбнулась. Пришла пора устанавливать свой свод правил. Она уже давно отряхнула пыль Эленны со своих ног, пора забыть и её обычаи. — Ты, права, девочка, сократим количество столовых приборов и упростим манеры, — величественно произнесла она. — Потомки Элроса для нас не указ. Тинни захлопала в ладоши. — Ну, ты даешь! Сказанула — будто приговор вынесла. — Я — Судья, мне положено! — еще более важно сказала Седьмая и неожиданно для самой себя рассмеялась. — А ты законы для всего Мира можешь придумать? — заинтересовалась сестра по кольцу. — Пока еще нет, — покачала головой аданет. — Но настанет время, и изреченное мной станет высшим Законом.  — А почему не сейчас? — Время еще не пришло. Мир слышит нас, а мы его, но есть и другие — валар, Эру со своим Замыслом. Но настанет миг, и мы займем свое место. И никто не сможет тогда оспорить нашу волю, никто не вмешается в жизнь Арты.  — А что мы все же можем? Ну, для мира? Гортхауэр много рассказывает, и Лиссэ тоже, но они такие умные, а я переспрашивать стесняюсь. — Даже в доску свою хар-ману? — беззлобно поддела её Игмильбет. — Мне думается, ты лучше объяснишь, — широко распахнула глаза эта мелкая хитрюга, ловко уходя от ответа. Конечно, Седьмая объяснила — как умела. — Хэлкар — вождь, связующее звено между нами. И Арту он воспринимает глубже, тоньше каждого из нас. Она для него Великий Смысл, Путеводная Звезда и Величайшая Любовь. Я бы даже сказала, что никто так не любит Мир, как он. Волею судеб ему еще достался страшный и таинственный Дар Некромантии. Редкость для нашего Мира, наверно, ненужная редкость. Хотя, — аданет призадумалась, — ничто не дается напрасно. Думаю, так надо. — А Ульбар? — Ульбар — Воздух, на первый взгляд, самая легкомысленная и ветреная из всех стихий. Его дело — отвечать за атмосферу нашей планеты, за многие погодные явления. Но это еще не все — ему достался Дар проникновения в суть вещей, Дар познания. Он ученый, исследователь, изобретатель. Денна — Земная твердь, а также Верность и Постоянство. Никуш — Целитель, но способен лечить не только людей, иртхи и квенди. Настанет день, и он сможет исцелять раны самого Мира. Сайта — Вода, и ему будет подчиняться Мировой Океан. Еще он — путешественник, авантюрист, искатель приключений. Дар Свободы — опасный и мятежный дар, но без него не жить Арте. Хонахт — Природа. Дар жизни. Он Творец живого — и растений, и животных. Вместе с Никушем, Хэлкаром и Ульбаром, возможно, сумеет сотворить и разумные расы, если они понадобятся нашему миру. Игмильбет медленно прошлась по комнате. Рассказывать об очевидных вещах оказалось нелегко, но Девятая слушала, затаив дыхание и крепко сжав ладони. Хорошо хоть ногти отучилась грызть. Вот уже и небольшой прогресс в её обучении. Отрадно. — Переходим ко мне. Закон, Справедливость. Суд. Пока лишь в некоторых землях, а дальше — на всей Арте. Мне устанавливать обычаи для народов и для Мира, находить наиболее подходящие, отсекать отжившие. Мне судить обидчиков и предателей. Морэйно — Видящий. Он видит варианты развития Мира. Он способен открывать глаза, обращая разумных к Истине. Он Хранитель Прошлого и Будущего. Ты — Радость и Утешение. Ты способна пробуждать души и сердца. Но истинную силу мы сможем обрести только все вместе. Мы будем выбирать дорогу, по которой пойдет Арта, мы будем хранить её и оберегать. Наш путь — это путь долга и совести. Мы живем ради Мира, живем, пока жив он. Наши Дары и кольца навсегда связали нас с Артой. — Какая же ответственность! — прошептала Тинни, восторженно и одновременно испуганно. — Но я смогу. Вместе с вами со всеми обязательно смогу. Сначала я боялась — кто я такая? Необразованная девчонка, только песенки петь и умею. А потом я тоже услышала Арту, только еще пока плохо, но я буду стараться — очень-очень! Я оправдаю доверие Мира. — Конечно, Тинни! — ласково улыбнулась Игмильбет. Какой же она все-таки еще ребенок — легкомысленный, наивный и такой мудрый. — Вместе мы сможем многое! Седьмая и сама точно не знала, что они смогут и когда настанет их час, знала лишь одно — он придет, и тогда от Девятерых волшебников потребуется вся их сила, все знания и умения, а главное, вся их любовь к Арте и добрые чувства друг к другу. И как раз Тинни помогла ей понять, что помимо знаний потребуются еще любовь и дружба, верность и преданность. Душа Игмильбет медленно оживала, она менялась — что-то уходило безвозвратно, а на смену ему появлялось новое. Жизнь ощущалась острее, а взгляд на события становился более спокойным и отстраненным: ни одна мелкая деталь не ускользала от её взора. Отчетливо виделись и причины, и следствия. Седьмая в самом деле стала Законом — неотвратимым, неумолимым, но справедливым. А малышка Тинни делала успехи: то ли помогла облегченная версия правил поведения, то ли усердие ученицы, то ли упорство наставницы. Скорее всего, и то, и другое. Разумеется, озорная и нахальная девчонка никуда не делась, Девятая просто научилась вести себя сообразно обстоятельствам. То, что хорошо для маленького менестреля в дороге и таверне, не пристало одной из Хранительниц Мира. Теперь Тинни это понимала, хотя иногда прошлое давало о себе знать.

6

Свои занятия Игмильбет и Тинни тщательно от всех скрывали: явно мечтали удивить окружающих. Но Гортхауэр, разумеется знал: скрыть от его взора что-либо было практически невозможно, хотя он и не стремился видеть все. Теперь он, как никогда, понимал Тано — могущество радости не приносит. Впрочем, рядом находилась Лиссэ, любимая колючка, а с ней жизнь сверкала самыми яркими красками, и даже вечность и упавшая на его плечи ответственность были не в силах омрачить душу. Рыжая о занятиях и неожиданной дружбе двух сестричек по колечкам тоже знала, более того, она с самого начала утверждала, что эти столь разные женщины станут лучшими подругами. И, к счастью, оказалась права. Все-таки хорошая идея была свалить обучение Девятой на прекрасную нуменорку. У Игмильбет прирождённый вкус и прирожденный талант учить всяким скучным, но нужным вещам. Сама же Судья стала душевнее, живее, оковы льда с её души пали, и это пошло на пользу её Дару. Она стала отчетливее слышать мир и еще ответственнее относиться к своим обязанностям. Майа откровенно восхищался тем, как Седьмая решила спор двух горных кланов, обитавших к северу от Ханатты. Кочевники, разбойники, они издавна дрались друг с другом, похищали девушек и жен, а заодно грабили торговые караваны. Майа уже собирался отправить к ним войско во главе с Хэлкаром или Денной, но вмешалась Судья. Явившись к горцам, как обычно, вместе с Хонахтом, Игмильбет окинула чуть покосившиеся глинобитные домики ледяным взглядом и изрекла свою волю: — Отныне и вовеки жить вам в мире и согласии, пасти скот и возделывать землю на дальних склонах гор, выделывать кожи и прясть ковры, а о распрях и разбойничьих делах забыть навеки! Такова воля Арты, и да будет мое слово Законом для вас. А коли нарушите его, то горы вам отомстят! Сказала, сверкнула синими очами и растаяла вместе со своим спутником. Ошарашенные кочевники долго молчали, потом их старейшины столь же долго совещались. Решено было воле странной синеокой не противиться: уж больно нечеловечески хороша была она, да и веяло от неё какой-то неведомой жутью. Какое-то время Закон чтили. Бедные земли осенила своим крылом удача: поголовье скота увеличилось, уродился неплохой урожай, а ковры и кожаные изделия пользовались большим спросом. Только недолго пребывали они в мире и согласии. Не всем пришлась по нраву мирная жизнь: закипела горячая кровь, схватились молодцы недобрые за кинжалы свои острые и порушили Закон. Через две ночи горы задрожали, сошел сель и похоронил под собой одну из деревенек. Ту самую, в которой горячие головы новую распрю замутили. К счастью, сгинули лишь нарушители Закона. Еще несколько распрей закончились с тем же результатом, горный народ смирился и Закон более не нарушал. Конечно, Денне нелегко было сдерживать внезапно разбушевавшуюся твердь, но иначе бы многие погибли. Вот так Мир услышал и одобрил волю Седьмой. Майа потирал руки: Судья у Арты будет сильнее Намо. Да и Девятая — настоящая находка. — А кто у тебя не находка? — фыркнула супруга. — Все ведь хороши! — И даже Видящий. Экий хитрец оказался: посодействовал всплеску эмоций у своей обожаемой сестрички. А ведь такой робкий, невинный, чистый мальчик, — покачал головой Гортхауэр. — Так он же любя и заботясь, — возразил Лиссэ. — Разумеется, — ухмыльнулся майа. — А сегодня нас, кстати, ждет представление. — Какое? — округлила глаза Рыжая. — Двух сестричек братишкам. Как раз все вместе собрались, и зуб даю, что наши шустрые дамы своего не упустят. — Значит, займем лучшие места и насладимся зрелищем!

7

Игмильбет постаралась на славу: вкус у неё отменный, а хватка железная. Сотворить из девочки-пацанки очаровательную особу мало кому удастся. Тинни в замшевой курточке приятного бежевого цвета, в ладно сидящих на ней штанах чуть более темного оттенка, заправленных в изящные сапожки без каблука. Рубашка из небеленого полотна, на шее шарфик с узором из осенних листьев, с одного плеча свисает темный плащ на светлой подкладке. А какая аккуратная сейчас у Девятой прическа — ровно подрезанные, загнутые внутрь пряди где-то на палец до шеи не доходят, и даже цвет волос перестал быть мышиным, а прибрел приятный каштановый оттенок, и бровки аккуратно подведены, и бледно-оранжевой помадой губки чуть тронуты. В травах и косметических средствах благородная аданет отлично разбиралась. Хороша стала Девятая, очень хороша. Красавицей не назовешь, но обаятельной и привлекательной — запросто. Да и ей самой такой образ явно нравится: каждой женщине хочется быть красивой, а тут еще и одежда походная, движений не стесняет. Улыбка на губах Тинни была весьма лукавой, хоть и держалась она удивительно скромно. На Игмильбет тоже стоило посмотреть: необычайно элегантное платье, изысканные украшения, и краску наконец-то со своих волос смыла. Серебром сверкала тщательно уложенная надо лбом седая прядь. Не отметина, а знак отличия. И глаза небесным огнем сияют. Обе хороши, каждая в своем стиле: ни одна другую не затмевает, напротив, дополняют. Женщина Зима и девочка Осень. А уж как братья по кольцам на них смотрят! Сайта аж присвистнул: — И это наша маленькая менестрелька? Ничего себе! — Это Тинни? — брови Ульбара поползли вверх. — А она вроде другая была? — Надо иногда и на людей смотреть, брат мой, — с легкой укоризной пробасил Хонахт. — Женщины — существа изменчивые, и, как говорила моя матушка, почтенная Даррин, в каждой из них сокрыта красавица. Надо лишь разглядеть. — Она и тогда была миленькая, а сейчас прехорошенькая! — тихо заметил Никуш. — Я знал, что Игмильбет сотворит чудо! — просиял улыбкой Морэйно. — И Тинни тоже сотворила чудо. Вы посмотрите на нашу Судью! — А чего с ней не так? — снова удивился изобретатель. — Тьфу на тебя! — махнул рукой пират. — Ничего, кроме своих колб, не видишь. Наша Седьмая поменяла окраску и выражение лица. На неё теперь можно смотреть без опасения обратиться в лед от столь пылкого взгляда. — Тинни — хорошая девочка, — пробасил Хонахт. — Тинни? — кажется, Второй вконец запутался. — Хонахт и Сайта имеют в виду, что Девятая с помощью своего Дара помогла Игмильбет сбросить с души оковы льда, — пояснил Хэлкар. Ульбар дернул себя за кончик носа и покосился на дам. Его явно больше интересовал отложенный эксперимент. Денна тихо улыбался и молчал. Мгрыха захлопала в ладоши, а Тиниар заявил, что сразу заметил, какая Девятая красавица. — Вы бы лучше удивились тому, как прекрасна стала Игмильбет! А Тинни какой была, такой и осталась. Волчик поднял глаза к потолку. — Твой братец, Рыжик, все-таки невыносим. — Он просто иначе видит, — пожала плечами дейе. Седьмая, к счастью, на Тиниара не обиделась. Она и впрямь изменилась, кажется, ей даже польстили его слова. Вскоре Тинни взялась за лютню, а Игмильбет неожиданно для всех закружилась в танце. Сайта дернулся было присоединиться, но Денна его придержал. — Пусть лучше Хэлкар или Морэйно. Может, они и хотели потанцевать с сестрой по кольцу, но их опередили. Хитро подмигнув супруге, Гортхауэр подхватил под руку Седьмую и повел в танце. Перед Лиссэ склонился в изысканном поклоне Первый: — Вы позволите, Айанта? Разумеется, она позволила: если есть возможность потанцевать, упускать её никогда не следует. Пели и плясали до полуночи. Было чему радоваться: наконец-то Хранителей девять, и наконец-то все они подружились. Это важно. Впереди борьба. Накопивший огромную мощь Нуменор мечтал поработить всю землю. Гортхауэру есть, чем ответить зарвавшимся островитянам, но показывать раньше времени свои силы опасно. Арта еще слишком слаба, Валинор не покинул её пределы, а Эру не оставил свои вредоносные замыслы. Но в эту ночь о дурном никто не думал. В душе царил праздник, и даже звезды, казалось, светили ярче. Но это, скорее всего, лишь казалось.