И от этого убожества, Что пришлось не ко двору, Нынче я – сыграю в Божество, И чегой-то соберу! Алькор
1
Орки Лиссэ не разочаровали: они оказались в меру неприглядны, но разумны. Невежественны и дики – да, безумны и тупы – нет. Молодая дикая раса, возникшая в тяжелых условиях. Во всех мирах есть или были такие. Люди в ранние эпохи тоже отличались дикостью и свирепостью. Конечно, орков, как объяснил Гортхауэр, в Замысле не было, но когда что идет по замыслу? Главный сотворитель оного мира, похоже, был слишком косным и ограниченным: придумал какую-то сферу, какой-то замысел. Творец должен быть свободен, а замысел может меняться по ходу сотворения. А если созданное обретает жизнь и начинает жить по своим, не зависимым от желаний создателя законам, стоит радоваться. Подобное - великое счастье и редкая удача, об этом любой истинный Творец знает. Насколько нелеп этот мир! Да и другие не лучше. Дейе покачала головой. Она не в силах изменить целый мир, а вот оркам можно попробовать немного помочь. Иначе сегодня истребят орков, завтра эльфов, потом примутся друг за друга люди. Так мир превращается в пустыню. И никакие валар, и никакой Элеватор уже не помогут. Орки не разочаровали, а Гортхауэр удивил. Ученик Мелькора оказался прекрасным организатором и руководителем, и судя по рассказам воинов, отличным полководцем. Талантливый не-человек. Так ловко управляться с такой разношерстной публикой, выжимая из неё все, на что она способна и неспособна! Подобное лишь восхищения заслуживает. Дейе тщательно скрывала возникшее уважение – нечего ему об этом знать, а то зазнается. Интересно, что мешает Первому ученику установить мир во всем мире, завоевав всех и вся? Учитель? Скорее всего. Конечно, Черный майа бывал и жесток, точнее неумолим и строг. Но иначе невозможно: кто-то должен испачкать руки в грязи, чтобы другие могли жить, творить, любить. Жизнь подчас жестока, но иной не дано. Сколько бы миров ни видела мистрис - везде, по сути, одно и то же. Рай придумали от отчаяния, ад из ненависти. А Боги обычно молчат. И пусть молчат, они же предоставили свободу своим творениям.2
Решение устроить совместную попойку пришло не сразу. Постепенно Лиссэ сблизилась со всеми обитателями крепости, лишь ирха старались держаться от неё подальше. Запугал их, видно, Повелитель воинов. Стараясь наладить отношения, дейе в отсутствие Гортхауэра стала осторожно подсаживаться к их костру. Её сторонились. Она спрашивала, учила язык. Потихоньку к ней привыкли. Приглашение отметить день рождения вызвало у ирха неподдельное смущение. Крепкий и суровый Аррагха покачал головой, но у более молодого Крыгха глаза загорелись любопытством. Лиссэ сделала вид, будто обиделась. Отойдя в сторонку, дейе навострила уши и услышала несколько фраз: - Ну, вот посланницу харт’ана обидели. - Предводитель запретил! – вздохнул Аррагха. - Обижать запретил, а мы обидели! - И то. Дело говоришь. Самогонку она сварила отличную: светлую и чистую как слеза, с травками, веселящими души и согревающими сердце. От такой ноги в пляс, а не руки в кулаки. Воины–люди пили и радовались, да рецептик выпрашивали. Мистрис не дала, сказав, что лишь у нее такая получится – слова знать надо верные и силу их сказать иметь. Ирха тоже понравилась. Сколько песен они спели. Начали с оркских народных, потом на её народные пели. Все перепев, на студенческие перешли – тоже хорошо пошли, хоть её собутыльники большую часть слов и не понимали. Даже мрачный Гортхауэр повеселел и спел пару куплетов, сидя в обнимку с Аррагхом. Наутро, правда, первый ученик был мрачен, как небо перед грозой. Даже от её дивного компотика отказался, и зря. Поправил бы здоровье, улучшил бы настроение. Разогнанные им орки оказались гораздо умнее и потянулись за приятным напитком снова. После праздника отношения улучшились. Ирха даже подарили Лиссэ подарок: какую-то страхолюдную морду, вырезанную из дерева. Мистрис горячо поблагодарила и повесила дивное изображение в изголовье кровати. А что такого? Помнится, у них с Сиренэ в комнате скелет малого ящера стоял. Так и спалось с ним даже спокойнее. Если какой придурок сунется, то при виде такого предмета интерьера тут же и вылетит обратно. Любопытство Лиссэ уже не пугало ирха. Ей охотно рассказывали о быте и обычаях, о легендах и сказаниях. Обычный диковатый народ! Никакого зла в них Лиссэ не увидела. Эльфы и люди точно так же режут друг друга. Правда, уже не едят. Но и эти ирха разумных на обед и ужин не употребляли. Аррагха много рассказывал ей о своем народе. - Наше племя, Лиисгха, очень давно узнало харт’ана и его народ. Те много делали для нас. Харт’ан Мелхор вылечил старшего сына Матери рода. Мы всегда следовали его заветам: не приносить жертвы, не есть себе подобных, не убивать женщин, детей и слабых. Даже когда харт`ан ушел надолго. С нами тогда Гортхар оставался. Потом харт’ан вернулся, и теперь мы служим ему и Гортхару. Есть и другие племена, совсем дикие, совсем свирепые. Там большую власть имеют говорящие с духами. Харт’ана они чтят, но сути его не понимают. Договориться с ними сложно. Предводитель воинов иногда берет и из этих племен к себе на службу, но они плохие воины. Вот нашему племени повезло, вовремя пришел харт’ан Мелхор и его дети. Они дали знания, дали закон. А к тем племенам далеко идти харт’ану. Они ведь слышали о его законе, но им трудно его блюсти. В их тупых башках не укладывается, как же без жертв. Они так дики, что плодятся без меры и деток, которых не могут прокормить, относят в лес, как бы в жертву духам. Гортхар и его воины уничтожают их за убийство мирных жителей. А как же иначе? Слишком тупы они и дики. Еще в самом начале Мелькор старался помочь ирха, но всем не смог и не успел. Почему они все-таки появились? Дейе потёрла лоб и подергала себя за прядь. Ответ, разумеется, так и не появился. Изначальный молчал, аки умертвие, а его ученика спрашивать не хотелось: еще взбесится, словно голодающий вампир. Если бы у Мелькора было больше времени тогда, а теперь сил… Лиссэ сознавала, что харт’ан не покидает пределов Аст Ахэ не потому что закоснел в своем величии, а потому что ему тяжело. Как он с такими руками вообще может хоть что-то делать? А его хромота и жуткие вечно кровоточащие шрамы? Если бы не был Изначальным, давно бы скончался. А вот она, дейе Лиссуаль, может шастать везде и почему бы ей не съездить к столь мудрой Матери рода? Тем более, Гортхауэр уехал воевать. Она даже на прощание спела ему песенку про полководца, который, собравшись на войнушку, объелся кислых щей и умер по дороге. Первый ученик даже не скривился, а лишь пообещал щей не есть. Все-таки образовывается постепенно. Орков в крепости осталось только трое. Комендант совсем не хотел отпускать вместе с ними гостью повелителя воинов, но мистрис всегда была изобретательна. Сказать, что ей дано Владыкой поручение изучить орков, не составило труда. Черный рыцарь поверил, и ворота были открыты.3
В чистой пещере с высоким сводом горел костер. Дым уносила умело сделанная вытяжка. Здешним оркам неплохо удаются технические изобретения. Оружие они тоже делают сами и неплохо. Хотя у людей, обученных Мелькором, получается лучше. Мать рода Рагха стара. Это сразу видно по её мудрым глубоким темным глазам. Мелькор и Гортхауэр тоже живут давно, но они изначальные, у них есть сила и столько веков для них не возраст. Мелькора гнут к земле не годы, а вина, горе и чужая ненависть. Гортхауэра заставили повзрослеть ненависть и одиночество. Век эльфов также долог, но они другие. Они легче относятся к жизни, медленнее взрослеют душой, они знают, что возродятся рано или поздно в Валиноре. А вот орки получили долгую жизнь, но не получили силы. Они почти как люди, только вечные. Рагха видела немало, да и видит намного вперед, а знание будущего никому радости не приносит. Мудрая орчанка с бронзовыми кругляшами в височных косицах стала третьим человеком, узнавшим всю правду о появлении дейе на Арте. - Лиисха прислали звезды, - убежденно сказала шаманка, выслушав рассказ мистрис. - Она должна слушать себя, и тогда поймет - зачем? Лиссэ грела руки о глиняную чашу с травяным настоем и отпивала маленькими глотками резко пахнущую жидкость. Рагха - умелая знахарка, в настое хорошие травы, проясняющие ум, укрепляющие тело. - Я сама пришла, хар-ману, - мистрис подёргала себя за мочку уха и задумчиво продолжила: - Я хотела кое-что сделать, но не знаю… - Харт’ан Мелхор направил сюда Лиисха, - строго сказала старая орка. - Лиисха уже все знает. - Не направлял он меня. Не направлял, лишь не запретил. - Лиисха должна верить себе и в себя. Харт’ан, он знает, что делает. - Я бы хотела учить ваших детей, – Лиссэ подняла взгляд от чаши. – Учить, как у нас учат в простой школе. Я скажу как, если хар-ману Рагха захочет. - Рагха захочет! – важно кивнула Мать рода. Дейе рассказывала долго, очень долго. Уже потухли костры, и заалело полоской зари небо, а рассказ не кончался. - Я поняла, - вдруг прервала её Рагха. – Лиисха хочет, чтобы дети ирха жили с другими в мире. Харт’ан тоже хочет мира и хочет, чтоб все жили. Мы сделаем так, как хочет Лиис-ха. - Спасибо, - поблагодарила мистрис. – Только я боюсь не успеть. - Лиисха успеет, - уверила её Мать рода. – Я вижу. Она пришла ненамного, но останется надолго. Твое сердце мои слова не ранили? – неожиданно заботливо спросила её орка. - Нет, я уже догадываюсь. Я здесь навсегда? - Как Лиисха захочет, так и будет. Есть два пути! Она узнает их, когда придет время. Её выбор далек, - неопределенно ответила Рагха. - Далек, так далек. Будем жить с тем, что есть. Другие племена приносят жертвы и убивают слишком часто. Убивают и лишних детей. С ними можно говорить? - медовые глаза мистрис прямо глянули в темные Рагхи. - Лиисха будет с ними говорить. Я пошлю с тобой сына и дам воинов. Ты придешь и будешь говорить с видящими духов. Тебя услышат!4
Рокотали барабаны. Шаман гортанно тянул заунывную песнь и кружился волчком. Он спрашивал совета у духов. Лиссэ стояла неподалеку в кругу. Рядом воины и старейшины. Женщин и детей почти не видно. Здесь было совсем не так, как у Рагхи. Шатры и пещеры. Вокруг поселения частокол. На острых кольях черепа - и не только животных. Мясом существ разумных здесь не брезговали, хотя, возможно, часто не баловались. Племя Рагхи было другим. Гордые, чуть диковатые, строго соблюдающие свои законы, а здесь так много страха и ненависти в душах. Селение вызывало острое желание уничтожить его, но мистрис было не восемнадцать лет и потому желание желанием и осталось. Её спутники смотрели с тревогой. Их было слишком мало, но Лиссэ не боялась. Вначале их пытались выгнать, она была настойчива, и тогда шаман решил обратиться к духам. За то, что не убили сразу, следовало благодарить Рагху, давшую с собой для вручения видящему какой-то странный кругляш. Наверно, он содержал понятное ему послание или был охранной грамотой. Рокот барабанов становился все отчаяннее, шаман вертелся все быстрее. Дейе, изрядно утомленной всем этим зрелищем, надоело смирно стоять. Она вскинула вверх руки и, затянув старинную троллью песню из своего мира, пошла в танце. Танцевать Лиссэ умела и любила, только не изящные эльфийские танцы, а нечто дикарское, разудалое. Сейчас в её танце слились воедино и огневые пляски гитан, грубые ритуальные прыжки и подскоки троллей, боевые танцы орков её мира. Красно-рыжие юбки взметнулись, словно пламя костра, концы ярко-зеленой шали развернулись подобно крыльям огромной диковинной птицы. Подхваченная диким танцем, Лиссэ вдруг вскочила на один из барабанов и стала лихо выбивать каблуками дробь. Барабаны кричали и вопили. В их голосе ей слышалось: «Убьем! Убьем!», а каблуки выбивали: «Поживем! Поживем!» Кто-то начал подпевать и её дикой песне. Сидевший смирно на плече у Рраугнура Оррик вдруг, перелетев через голову орков, вскочил ей на плечи и зашипел, изогнув спину. Потом кот издал боевой клич и помчался по головам и плечам ирха. Подхваченная колдовской пляской, Лиссэ не удержалась от небольшого хулиганства. Маленькая толика силы, и вот уже зажглись зеленым черепа на кольях, и вот уже из земли потянулись косточки животных, собираясь в причудливые скелеты, тоже втянувшиеся в безумный танец. Лиссэ плясала, черепа, мигая, подпрыгивали на кольях, скелеты водили вокруг неё хоровод, кот, завывая, носился по плечам, головам и кольям. Шаман, не выдержав ритма, без памяти рухнул на землю. Остальные тоже разорвали круг. Лишь Лиссэ еще некоторое время кружилась в танце, потом она остановилась и одним щелчком упокоила черепа и скелеты. Мигнув на прощание зеленым светом, они рассыпались серой пылью. Просить прощения у потревоженных она будет потом,сейчас ей нужен был ответ. С трудом придя в себя, шаман с испугом посмотрел на женщину и, воздев руки, воскликнул: - Пришла к нам великая хар-ману Лиис-ха и, увидев её, духи устрашились и сказали: «Дай ей то, чего она просит, иначе возьмет она сама требуемое»! Так сделаем же так, как хочет пришедшая со звезд хар-ману! «Пришедшая со звезд» прекрасно понимала, что просить многого не стоит: все равно не сделают, а лишь усомнятся. Детей в обучение ей отдать согласились. Мистрис выбрала самых смышленых, не забыв начать с маленьких сыновей и дочерей вождя и старейшин. Возразить ей не посмели, кажется, эти ирха и впрямь считали, что им оказана великая честь. Слегка обнаглев, Лиссэ сообщила им, что духам теперь неугодны кровавые жертвы и поедание разумных. Ирхи поклялись не обижать духов, но в искренность их клятв мистрис не слишком–то поверила.