Не будь со мной такою, Колючая моя! Л. Козлова
1
Идея уговорить Тиниара рассказывать детям волшебные истории оказалась весьма удачной. «Братец» увлекся и даже забыл, что вокруг него искаженные. Потихоньку от него отстала и Мгрыха. Но проблемы лишь начинались, и самая главная была впереди. Гортхауэр явился внезапно и с порога ринулся в бой на новоявленного брата своей дамы сердца. Тиниар не остался в долгу. От растерзания его спасла Лиссэ, закрывшая недоумка собой. Прибежавший на шум Налион утащил нолдо за шкирку. Мистрис осталась один на один с разозленным майа. Гортхауэр рук не распускал, но слов не сдерживал. Вначале она спокойно слушала: пусть выговорится - лучше, чем потом прибьет кого-нибудь. Но когда Повелитель воинов со своими упреками и оскорблениями пошел по пятому кругу, она не выдержала: - Довольно! – сухо произнесла дейе. – Я уже наслушалась! - А я еще не закончил! Я жду объяснений! - серые глаза так и сверкали. - Объяснений чему? – ядовито проговорила Лиссэ и прищурилась. - Появлению этой твари! - Тварей здесь нет! - Этот нолдо? Кто он? Отвечай?! – руки майа сжались в кулаки. Раньше бы он точно пустил их в ход, а сейчас сдерживался. - Мой брат! – спокойно выдержала разъяренный взгляд женщина. - У тебя нет братьев! Что у тебя с ним? - Довольно меня оскорблять! – разозлилась Лиссэ. – Инцест не в моем стиле! Затверди хорошенько! - Он тебе не брат! - Брат! Названый - и этого довольно! – отрезала она. – Умерь свое воображение! - Пусть убирается! Я не потерплю здесь никого из нолдор! Запомни это! – прошипел Повелитель воинов. - Здесь я хозяйка! Тиниар останется! Указывай в другом месте! – гордо вскинула голову мистрис. - Ты моя! И я не желаю… - Ах, ты не желаешь! Как мило! И я принадлежу лишь себе. Заруби себе на носу! – Лиссэ была в бешенстве и еле сдерживалась. Нашелся тут горячий мужчина! Его она! Тоже мне, рабовладелец! Появилось горячее желание послать его лесом. Удружил ей Мелькор, подсунув «братца»! Надо было сразу сдать ученичку его Учителя, сказав, кому они обязаны этой проблемой. А впрочем, майа обойдется. Нечего командовать. То, что они делят постель, не значит, что он имеет право лезть в её жизнь, да еще так бесцеремонно. - Конечно! – горько бросил майа. – Я так и знал! Ты вечно замышляешь всякую гадость! - Что я замышляю-то?! – упрек показался дейе до обидного несправедливым. – Против кого я могу замышлять? Ты опять решил, что я против твоего Учителя замышляю?! Ты просто ненормальный! - Да причем здесь Учитель?! – взвыл Гортхауэр. – Я тебе даже благодарен был за Тано. С тобой он иногда улыбается так же, как раньше. - А теперь благодарность закончилась?! – приподняла бровь мистрис. - Нет! Я еще тогда хотел тебя поблагодарить, - майа перешел на нормальный тон. – В лесу, и потом у тебя в комнате… У меня просто слова куда-то делись… Я ведь на самом деле тебе очень благодарен, Лиссэ. Я просто не ожидал, что здесь будет какой-то брат! Обида неожиданно обожгла душу. Она и не ожидала, что будет так больно и горько. Дура! Успела полюбить! А он?! Он был всего лишь благодарен! Подлец! - Благодарен?! - усмехнулась женщина. – Так проваливай вместе с благодарностью! Вон! Мистрис выкрикнула последнее слово и подняла руку для пощечины. Гортхауэр уклонился, его тонкие, сильные пальцы подобно клещам сжали её запястье. - Ты с ума сошла, что ли?! - Вон! Будь ты проклят! Убирайся! – другой рукой она ударила его в грудь. Он перехватил обе её руки. - Уходи! Уходи! Немедленно! – прокричала Лиссэ, вырываясь. Будь они все здесь прокляты - и он, и его Тано. Это ведь надо же додуматься: благодарность свою нашел, как выразить. Поди, сам Учитель и подсказал. Хотя, вряд ли… Он все же умнее! Или бестолковее?! Негодяй! А она его… Какая же она дура! - Не уйду, пока не объяснишь! – майа все же ухватил её за плечи и хорошенько тряхнул. – Что не так?! - Объяснить?! – вскинулась она. – А ты не понял?! Бедняжка! Губы Лиссэ скривились в саркастической усмешке, и она ловко пнула его коленом, но Гортхауэр еще раз тряхнул её и крепко прижал к себе. - Ты же меня не пускаешь! Ты никогда не открываешься! – в первый раз за все время майа попытался проникнуть в её мысли. Боль разрывала её душу, боль от того, что поверила, что пустила в сердце и ошиблась! Благодарность! Страшное слово, когда речь идет о любви. Любовь – не деньги, а благодарность – долг. Лиссэ чувствовала, как её захлестывает волна отчаяния. Она здесь одна, совсем одна. Где же её дом?! Что-то мутное клубилось вокруг, что-то рвалось и металось. Женщина распахнула все свои чувства. Хочешь увидеть – смотри! И не говори, что не предупреждали!2
Гортхауэр и сам не понимал, почему так получилось. К Лиссэ он ехал с поручением от Учителя. Майа и так бы приехал к ней, но сейчас у него было законное основание навестить любимую. Он не скрывал от себя – эта странная, непокорная, страстная рыжая стала ему безумно дорога. Его душа пела от счастья, когда она была рядом. Ей он так ничего и не сказал о чувствах. Не то, чтобы страшился непонимания и отказа, просто не хотел связывать, боясь расставания. А её чувства казались ему понятными и без слов. Разве можно так любить, не любя?! И Сотворившему он так ничего не сказал, скрывать сначала было трудно, но Учитель ничего не спрашивал, и Гортхауэр как-то забывал в его присутствии о своей тайне. Молчал майа лишь из-за Лиссэ. Тано захочет их соединить, а он не хотел связывать любимую. Она ведь уйдет, да и он не принадлежит себе. Когда настанет время, майа знал, каким будет его выбор. Тано он больше не оставит. Он будет защищать его до последнего. Он не уйдет, что бы ни сказал Учитель. А вот Лиссэ должна будет уйти. Рыжая будет жить, и, если они не станут едины, ей не достанется его боль. Известие о каком-то брате Повелителя воинов неприятно поразило. У его рыжей нет брата! Он был готов убить этого самозванца на месте, но Лиссэ вступилась за проклятого нолдо. Кто он ей?! Ревность… Чувство было странным и непривычным… Если она извинится, он позволит уйти лже-брату. Только рыжая и не подумала извиняться. Гнев затуманил разум, майа с трудом сдерживался. Он совсем не думал, что она злоумышляет, он уже давно верил ей, да и этот «брат» был таким жалким. К тому же, как Гортхауэр понял, Тано позволил ему здесь жить. Но Учитель ничего о них с Лиссэ не знает! А она?! Как она могла?! А сейчас рыжая выглядела такой уверенной, такой оскорбленной. Наверно, он все же что-то не понял. Все-таки она из другого мира. Решив её успокоить, майа сказал о своей благодарности, но женщина почему-то окончательно взбесилась. Такой Гортхауэр не видел её никогда. Она бросилась на него, словно дикая кошка, у которой отобрали котят. Каких трудов стоило схватить её, не причинив боли. Но Лиссэ не сдавалась. Что он ей сделал? Почему она так взбеленилась? Гортхауэр и сам не понял, как из обвинителя оказался виноватым. Потом любимая открыла ему свои мысли. Она никогда не общалась с ним мысленно, никогда не открывала своих чувств. Майа не пытался пробить её защиту, он чувствовал, - ему с ней не справиться. Лиссэ была другая, не из этого мира. И защита её была странной и непонятной, такой силы прежде он никогда не чувствовал. Но что ему другие миры и другая сила! Лишь бы понять её - Единственную! А теперь мысли и чувства хлынули неуправляемым потоком, грозя все смести за собой. Сначала ненависть… Обида… Боль… Отчаяние… Что-то из прошлого… Убить её обидчика! Но это давно… давно… А боль жива, ярка, горяча… Почему ей так плохо? Что он сделал ей? Как же ей больно… А ведь она любит?! Любит его! Счастье смешалось с раскаянием. Как же объяснить? Гортхауэр открыл ей свои мысли. Они стояли и видели лишь друг друга. Её боль уходила, сменяясь удивлением, радостью. Его ревность, недоверие и неуверенность таяли в лучах её любви! Теперь все было иным. Где-то сияли звезды - сияли только для них. Где-то цвели ландыши, сирень и шиповник - цвели только для них.3
Поток холодной воды прервал его грезы наяву. Гортхауэр, подхватив свою женщину на руки, гневно обернулся. У порога с пустым ведром стояла Мгрыха. Майа чуть не испепелил её, но ирха оказалась шустрее. Отскочив в сторону, она ядовито проговорила: - Вы, волшебники недоделанные! Вы что натворили?! Гортхауэр окинул взглядом помещение. Мебель тихо догорала вместе с портьерами. По комнате плыл серо-зеленый туман, а в нем метались какие-то кости, словно танцевали не ведомый никому доныне танец. У порога прыгала безголовая жареная курица. - Что это? – прошептал майа. - О, Многоцветная! – простонала Лиссэ и щелкнула пальцами. Кости исчезли, но курица осталась. Она лишь прекратила танцевать и упала в мокрую грязь. - Курица, между прочим, сбежала из кухни, соскочив с вертела, - Мгрыха брезгливо двумя пальцами приподняла грязную тушку. – Интересно, волки её скушают? - Лучше выкинь, - посоветовала рыжая. Её наглая помощница молча удалилась вместе с чьим-то погибшим ужином. Лиссэ попробовала соскочить с его рук, он не выпустил. - Сыро и грязно! Промокнешь! – пояснил майа и начал восстанавливать стол. Вопреки обыкновению, его женщина спорить не стала, а лишь что-то прошептала. Туман исчез. Потом она сидела на столе и помогала ему в приведении кабинета в порядок. Он создавал предметы, она указывала, какими они должны быть. - Славно мы развлеклись! – рассмеялась рыжая, когда труды их закончились. - Зато объяснились, - немного хмуро сообщил Гортхауэр. - Тиниар остается? – она подняла глаза к слегка закопченному потолку. – Он полезным окажется, возможно. Знаешь, Гортхауэр, у меня чисто рациональный подход: не плюй в колодец… - В этот колодец я бы точно плюнул, но пусть остается, - майа, смеясь, взъерошил её кудри и вдруг помрачнел. - Неужели ты все сердишься и ревнуешь? - она шаловливо улыбнулась. - Ни то и ни другое! – Гортхауэр обнял её за плечи. – Я просто вспомнил о поручении. Говорить больше не хотелось, хотелось схватить её в охапку, посадить на коня и увезти далеко-далеко. - Что-нибудь случилось? - в её голосе была тревога. – Надеюсь, не с твоим Учителем? Гортхауэр подумал, что ему повезло – его любимая понимает, как дорог ему Сотворивший, и разделяет его чувства. - Нет, но он просил привезти тебя и Оррика! Я поймал тех разбойников! Зачем ты нужна?! - Кот же всех их видел, - пояснила рыжая. – А без меня он не сможет показать. Когда ехать? Сейчас? Она была уже собрана и деловита. - Можно и завтра! - Тогда эта ночь будет нашей! – Лиссэ положила руки ему на плечи. Словно величайшую драгоценность в мире, майа обнял её. В это мгновение никого и ничего не было для него дороже, чем эта рыжая, непокорная и удивительно чуткая женщина. - Колючка моя! Ты - не ландыш и даже не сирень, рыженькая! Ты - шиповник! - прошептал он чуть слышно, вдыхая аромат её рыжих с чуть красноватым отливом волос. - Ага, шиповник, - Лиссэ уткнулась носом ему в плечо. - Колючий, но полезный!