Полыни я нарву, Себе гнездо совью. И на полынь-траву Полынь-слезу пролью. Р. Рождественский
1
Темно-красное вино невыносимо горчило, словно полынной настойки туда подлили. Мистрис лишь подносила чашу к губам, но не пила. А напиться хотелось невыносимо, хотелось, чтобы хмель ударил в голову, закружил-завертел, окрашивая мир в радужные краски. Хотелось, но смысла не было. Дурман затуманит голову, подарит забвение на миг, но миг пройдет, и морок развеется. Забыться… Странное желание на свадьбе. Хорошо, хоть на чужой. А гости веселились, девицы рядом, что птахи весенние щебетали. Огромный зал был украшен множеством белых лент и цветов, под потолком сияли звездочки. Юная невеста – нежная и хрупкая, сегодня выглядела на диво прелестно. Молодой жених с такой любовью смотрел на свою нареченную, его глаза казались чуть шалыми от нежданного счастья. Звучали поздравления, шутки, менестрели исполняли самые задушевные песни. В волосах Владыки мерцали звезды, а бледные губы трогала счастливая улыбка. А вино в чаше все равно горчило. А как хочется напиться! Почему же? Может быть, потому что она отлично помнит нечаянно пойманный взгляд этой хрупкой девочки – невесты? Тогда он, исполненный любви, был устремлен на другого. Что ж, память девичья коротка, только почему в сияющих глазах Мелькора таилась тревога? Да и невеста совсем не весела. Но её печаль никого не беспокоила – невестам пристало грустить на свадьбе. Зато голосок её подружки звучал звонче и веселее других, заставляя их улыбаться и радоваться. Бесшабашная Айрэ – дочка Ульва и Ириалонны. Дочка приемная, но самая любимая и балованная, несмотря на то, что в семье было еще три девочки. Любовь и забота не испортили Айрэ, она с нежностью относилась к младшим сестренкам, охотно помогала матери и отцу. Настоящий свет в окошке - теплый и ласковый. Впрочем, шалить барышня тоже не забывала. Лет семь тому назад в Твердыне от её проказ было очень весело. Лиссэ еле заметно усмехнулась, вспомнив, как одно время в Аст Ахэ не было проходу от ужиков и ежиков, обнаруживающихся в самых неожиданных местах. Владыка вычислил малолетнюю хулиганку, но родителям не сдал: нотацию о бережном отношении к зверятам он прочитал ей сам. Айрэ на время притихла, потом были еще какие-то проказы, а через некоторое время девочка повзрослела, но бесшабашности не утратила. Мистрис на этот праздник жизни притащила тоже она. К госпоже Лиссэ Айрэ испытывала уважение, но в то же время ничуточки не стеснялась. Несколько раз она бывала в её Школе и почти подружилась с Мгрыхой. Одно время дочка Ириалонны мечтала стать наставницей, но передумала. Ради этой заводной девчушки и приходилось сейчас сидеть здесь, изображая искренний восторг. В уголке рядом с мистрис оживленно перешептывалась молодежь, обсуждая сегодняшнюю свадьбу, а точнее, чудо любви, к которому им посчастливилось прикоснуться. Деву -целительницу долго подтачивала некая трудноизлечимая болезнь. Никто не мог её вылечить, и вот тогда Айанто погрузил бедную девушку в целебный сон. Долго спала Ахтэнэ, и кто знает, сколько бы длился её сон, если бы не любовь чужака. Воин из дальних земель, выздоравливающий от страшных ран, был не пленником, а, скорее, гостем в Твердыне. Однажды он увидел спящую деву и влюбился. Его поцелуй пробудил красавицу. Ахтэнэ очнулась и отдала ему свое сердце. Разве не чудо?! Каждая хотела бы в своей жизни такой сказки! - А если бы не Владыка, чуда бы не случилось! - тихо проговорила одна из местных барышень, заставив Лиссэ хмуро посмотреть на Мелькора. Конечно, без него чуда не случилось бы! Дейе опять уткнулась в чашу. Она знала, что это Вала исцелил Хурина, Вала усыпил Ахтэнэ и устроил эту расчудесную встречу. - Сказка… - Ожившая сказка… - Настоящее чудо! Восторги юных дурочек раздражали. Мистрис чувствовала себя рядом с ними настоящей каргой - старой, циничной, злобной. Чудо нашли! Счастливая пара! Ну, разумеется! А сколько любви, сколько муки было в том взгляде Ахтэнэ, устремленном на Мелькора! На океан хватит! Девица буквально ела его глазами. Лиссэ таким пылким чувствам не удивилась. Удивительно, что до сих пор ни одна из романтичных дурех не осчастливила Валу своим вниманием. Изначальный был необычайно красив, невзирая на шрамы. Да и все эти шрамы, оковы, седые волосы лишь добавляли ему шарма, окутывая романтическим флером. Странно, что лишь Ахтэнэ все это оценила… Может быть, остальные дамы просто чувствуют, что он иной – ведь Мелькор не человек и даже не эльда. Да и можно ли так любить стихию? Но ведь и Вала поглядывал на девицу. Только не страстно, а тревожно. А теперь Ахтэнэ жена другого… Айрэ запела какую-то веселую песню. Дейе, подавив раздражение, улыбнулась и опять посмотрела на Владыку, пряча острый взгляд за густыми ресницами. Вала казался радостным и счастливым. Глаза его сияли ярче звезд, но где-то в глубине их чудилась тень тоски. Неудивительно: Мелькор все же нарушил свои принципы – никого памяти не лишать. Разумеется, принципы и существуют для того, чтобы от них отходить… Уставившись в чашу с вином, Лиссэ решила, что здесь она лишняя, тем более, Гортхауэр умудрился куда-то смыться. Волчище поступил разумно, жаль, она пошла на поводу у Айрэ. Чтобы не портить унылой мордой другим праздник, мистрис стала представлять возможных романтичных поклонниц Мелькора. Вскоре перед ней мысленно возникли причудливые картины. Девушки, одетые в расшитые серебром черные одеяния, простирали к Изначальному руки, падали перед ним на колени, пели под балконом серенады, лишая ночного отдыха. Стремясь поведать о своей любви, они прикрепляли булавками к мантии Мелькора посвященные ему стихи. Властелин Тьмы растерянно и печально взирал на происходящее, в его красивых как звезды, глазах, стыли обида и непонимание. Фантазии увлекли мистрис, происходящее вокруг перестало раздражать. В её видениях Мелькор уже удирал от неуемных девиц, а на помощь ему спешил любимый ученик. Гортхауэр, огорченный из-за Тано, жестоко расправлялся с увлекшимися преследованием девами. Наградой ему был измученный взгляд Учителя и тихий укор: «Как ты мог, таирни?! Ведь это же дети, это же – люди. Ну, как ты мог?!» Морально раздавленный майа забился в какую-то пещерку, а мистрис пришлось его утешать. Лиссэ чуть было не плюнула в вино. Лучше придумать более оптимистичный конец сей дикой истории. Например, она летит на метле спасать Тано, а за ней мчится Гортхауэр в образе волка и тащит ведра с водой в зубах. Как он их там тащит, она решила не заморачиваться - тащит и все тут! Нужно будет - и не то в зубах потащишь. Нагнав Мелькора и девушек, мистрис в своем воображении лупила барышень метлой, приговаривая: «Кыш, кыш, проклятые!» Майа поливал их из ведра и для острастки рычал. Увлекшись, дейе не заметила, как в мыслях огрела по голове Мелькора. Стараясь не расхохотаться, она закусила губу. Поняв, что долго смех сдержать не удастся, Лиссэ незаметно покинула зал. В комнате смеяться уже не захотелось. Захотелось спеть народную песенку про то, как три коровы трех драконов заменили. В студенческие годы она вместе с Сиренэ, Бармеусом и Неймилем частенько пела её в трактирах. Один раз исполнение оказалось настолько удачным, что обеспечило им бесплатный обед на целый учебный год. Трактирщик был готов кормить их задарма, лишь бы студенты воздерживались от вокальных упражнений в его почтенном заведении. Лиссэ покосилась на Оррика: если кот решит ей подпеть, то новобрачных ожидает бурная ночка в стиле деревенских свадеб Красногорья. Пожалуй, Мелькор не выдержит и она наконец-то увидит Изначального во гневе. Немного подумав, мистрис решила не портить так удачно устроенную Валой свадьбу. Пусть благополучно выпроводит новобрачных, а то от воплей они еще разбегутся. Лови их потом по углам. Хотя молодой муж точно не побежит, а вот жена… Через день молодые покинули Твердыню. Хурин получил от Владыки в подарок меч, а юная супруга одарила Изначального венком. У того почему-то дернулась щека. Потом Ахтэнэ и Мелькор долго смотрели друг другу в глаза. Было очень трогательно. Случайно подглядевшая такую романтичную сценку, мистрис на этот раз все же не удержалась и плюнула в вазочку с цветами. Хурин, благодарный и влюбленный, готов был поклясться никогда не обнажать меч против обитателей Твердыни и её Хозяина. Но Темный Вала попросил его лишь хранить Ахтэнэ пуще всего на свете. Счастливый супруг охотно пообещал, и молодожены наконец-то убрались прочь.2
- Что ты, майа мой, не весел, что головушку повесил? – пропела Лиссэ, наматывая на палец длинную черную прядь Гортхауэра. – Али я тебе не мила, али я тебе постыла? - Я весел, только повода для веселья нет, - невпопад отозвался мужчина, притягивая её к себе за талию. – И ты мила, только вот… - Веселье без повода неуместнее, чем пьянство без оного – ты прав, но и печалиться не стоит. Молодые уехали… - она хмыкнула: - Хурин её любит, и она любит… - мистрис картинно выдержала паузу: – Не его. - Тонкое наблюдение, - ирония её возлюбленному чужда не была. – Но ты слишком умна, рыжик, чтобы предположить, будто я огорчился из-за Хурина… - Огорчиться, радость моя, ты можешь лишь из-за одного создания, - фыркнула мистрис, начиная плести тонкую косичку. - Теперь из-за двух! - Полагаю, второе создание - это не Ахтэнэ? - осторожно поинтересовалась дейе. - Вот еще! Не говори глупостей, колючка, - поцеловал её в плечо майа. – Я тебе рассказывал про одну слишком самостоятельную и умную... Вот она и возродилась в виде Ахтэнэ…. Чтоб её! Теперь жди беды! А волнуюсь я лишь о Тано и о тебе. - Я польщена такой высокой честью! В какую замечательную компанию я попала! Мне есть теперь, чем гордиться! - возвестила Лиссэ, доплетая уже четвертую косичку. - Твои шуточки! Нашла время, - проворчал Гортхауэр. - Время, волчище, надо использовать так, чтобы не было мучительно обидно за бесцельно потраченные мгновения, - наставительно заметила мистрис и небрежно осведомилась: – А ты не хочешь караулы проверить? - Все уже проверено. - Лишний раз в таком важном деле никогда не бывает лишним! А еще можно ученья провести, - мечтательно прошептала Лиссэ. Майа отстранился и окинул её оценивающим взглядом. - Ученья – слишком шумно, а вот проверка… - он улыбнулся. – Проверка не помешает! Крепко поцеловав её в губы, Гортхауэр оделся и стремительно вышел. Дейе даже не успела расплести косички, а он их не заметил. Вот ведь выгнала любовника из постели! Женщина ощутила легкий укол совести, но предаваться самокопанию и угрызениям не стала. Небрежно заколов волосы, она надела строгое синее платье, накинула на плечи красную шаль и вышла из комнаты.3
По длинным коридорам Лиссэ прокралась, словно кошка на мягких лапках. Бесшумно открыла тяжелую дверь и на цыпочках скользнула внутрь. Изначальный стоял у окна, устало прислонившись к стене. Седые волосы, казалось, светились в неярком свете луны. Искалеченные руки привычно спрятаны в широких рукавах черного одеяния, плечи опущены. Дейе подошла к нему и прижалась, обняв за плечи. Он вздрогнул и попытался отстраниться. - Не бойся, в любви объясняться не буду, - прошептала она, не разжимая объятий. - Знаю, что не будешь, - тихо отозвался Мелькор, оставив попытки вырваться. - Ты другого любишь. Мистрис беззлобно выругалась про себя: решил перехватить инициативу в свои руки, но с ней так просто не справиться. – Тебя я тоже люблю, но иначе! - А обещала, что не будешь в любви объясняться, - поддразнил её Вала, но как-то невесело. - Я не в той объяснилась! Ты лучше скажи мне, старый седой дурак, ты зачем память Ахтэнэ стер? - Иного выхода не было, - прошептал он. - Кто она тебе? Любимая? - У меня нет любимой! Я ко всем одинаков! Не стоит об этом! – холодно ответил мужчина, но не возмутился и не отстранился. - Стоит, еще как стоит! Тебе же горько и больно! Отчего? Изначальный молчал. - Ты же человеком мечтаешь быть… Как же можно человеком стать, если любимую к груди не прижимал? Ты хоть любил кого? - Я не могу никого так любить! Наверно, я мог бы солгать, но принес бы ей лишь беду… Один раз уже принес… Второй не могу… Не хочу и не могу… Пусть хоть ей счастье будет! – он все же ответил. - Счастья не получится, - горячо возразила Лиссэ. – Она не любит Хурина. Знаешь, иногда миг с любимым дороже ста лет с нежеланным! И Хурин ведь её полюбил! Ну как ему жить, если все поймет? А?! - Я надеялся… Зря… - голос его был глухим и совсем больным. Зачем она трогает эту рану? Дейе очень хотелось отступить, но она заставила себя расспрашивать его. Иногда стоит и выговориться, чтобы не таить в себе столько боли. Иногда нужно и рассказать, а кому он расскажет? - Ты права, я не человек. И мне не понять, - согласился Мелькор. – Но я не могу больше допустить, чтобы она умерла на моих руках. Понимаешь, не могу! Ты права – я люблю её, но не так. Она для меня – дитя, ученица… Не женщина! Я же не могу иначе! Я принадлежу Арте! А перед Элхэ я виноват… Очень виноват… - Расскажи! – потребовала Лиссэ. Он высвободился из её рук и, прихрамывая, нервно прошелся по комнате. Потом печально усмехнулся и предложил ей сесть. Мистрис устроилась в кресле, а Изначальный опустился на свое узкое ложе, словно у монаха-отшельника, а не Творца мира. Впрочем, что она знает о Творцах?! - Хорошо, расскажу! Ты же не отстанешь. Но и у меня к тебе вопрос… - Какой? - насторожилась дейе. - Ты же любишь моего фаэрни? Она мысленно восхитилась: даже в такой ситуации Мелькор не оставил попыток пристроить чадо в хорошие руки. - Люблю, - коротко ответила Лиссэ. - Тогда почему? – Вала пристально посмотрел ей в глаза. Его сияющие очи словно стремились увидеть всю её душу до самого донышка. – Тогда почему ты не хочешь соединить с ним свою жизнь? - Потому, - дернула мистрис плечом.- Смысл любого союза и венец его – дети! А у нас их не будет. Так что одной веревочкой нас явно не стоит связывать! - Почему же нет? - не понял её Мелькор. – Ты из Перворожденных, Гортхауэр – майа. У Мелиан была дочь. Почему же у вас детей не будет? - Дело не в нашем происхождении, - Лиссэ поморщилась, будто съела очень кислое. – Дело во мне… Знаешь, я ведь была однажды мужней женой и готовилась стать матерью… Она подергала себя за упругий локон и продолжила: - Не сбылось, не получилось. И не получится – никогда! Непонимание в его глазах сменилось участием, но где-то в глубине притаилось и любопытство. - Что с тобой случилось, Лиссэ? - не удержался Изначальный от вопроса и тут же тактично заметил: – Извини, я не имею права… - Уж ты-то точно имеешь! – фыркнула она. - Я же влезла в твою жизнь личную, и ты теперь в мою можешь лезть. Открою я тебе свои тайны, открою. Только, знаешь, это не тот случай, когда мужчина уступает женщине. Я хотела бы рассказать после тебя. Идет? Мелькор с ней спорить не стал. Его рассказ оказался короток и сух, но мистрис смогла услышать и увидеть достаточно. Скупые слова, произнесенные слишком спокойным голосом, сложились в историю, полную боли и тоски. Лиссэ буквально воочию увидела эту юную девчушку. Молоденькая, влюбленная в первый раз в жизни, влюбленная страстно, бескомпромиссно и эгоистично. Все ради него! И ради него нарушила его же волю. Потому что решила – так надо. Все ради него… Или ради себя? А он её не понял, не мог понять тогда, почему она спросила: вернется ли человек, не окончивший своего дела. Он ведь в ней не девушку, не женщину, а ребенка видел. Хотел сберечь… Избаловал в свое время, вот и не заметил, что девочка чересчур своевольна. Такие скромницы да мечтательницы подчас таят в себе слишком много гордыни и самоуверенности. Недаром существует пословица про тихий омут. Только Мелькор таких пословиц слыхом не слыхивал. Девица, конечно, понимала, что ему нужна защита. Понимать понимала, а думать не думала. И прикрыла его собой от удара меча, тем самым нанеся ему куда более страшную рану. Лучше бы дождалась и встретила! - Я виноват - не понял, - качнул Вала седой головой. Конечно, не понял. Ты же не человек. Ты ведь тогда неопытен был и юн. Вот и не понял. Они же все твои дети – пусть и названные. Откуда тебе знать, что тебя тоже полюбить как суженого можно. Ты же в ней дитя свое видел! А сейчас ты её понимаешь? Но Лиссэ ничего не сказала. Она слушала молча: сейчас не время для слов. Вина легла на его плечи - тяжелая, горькая. И за неё тоже. Услышать бы, увидеть бы… Она вернется. Она и вернулась. Стала просыпаться память, проснулась и любовь. Пришла к нему. А самой так за него страшно, и он же её утешает, глупую. Сколько слов, слез, жестов! Аж плюнуть хочется или укусить… Какое счастье, что Гортхауэр не стал ничего говорить о любви и на колени падать! Тогда бы точно летел кубарем по лестнице вниз. Мелькор же - создание милосердное, в отличие от злобной некромантки, он лишь память стер. Магистр бы за невыполнение приказа либо повесил, либо расстрелял. В лучшем случае - выпорол. Чтоб неповадно! А её Изначальный винит себя и страдает. - Зачем ты ей память-то стер? – не удержалась Лиссэ от вопроса. – Сказал бы, что не можешь на чувства ответить. - Как я мог?! Она бы страдала! - А сейчас она радуется? Тьфу на тебя! – возмутилась мистрис и наставительно добавила: - Сказал бы, что любишь любовью отца или брата и прочел бы лекцию о культуре поведения. - Зачем?! – яркие очи были полны недоумения. - Мелькор, девушкам неприлично вламываться ночью в комнату к мужчинам! Это может плохо кончиться! - Я же Вала! И я бы никогда!.. - Не ты! Другие! Да и вообще, какой осел её воспитывал?! Изначальный молчал, отвернувшись в сторону, плечи напряжены, а рука чуть дрожит. А ведь ему плохо. Уверен, что правильно поступил, а плохо все равно – и тошно, и больно. Да и не получилось до конца так, как хотелось. А сердце-то в груди живое бьется. Вот ведь чудушко на её голову!4
Лиссэ перебралась к Изначальному на ложе и обняла за плечи. Мелькор не отстранился. Говорить она ничего не стала. Хватит ему душу рвать! Молчаливое сочувствие сейчас для него значит больше всех самых важных и верных слов. Какое-то время они так и сидели. Его сведенные, словно судорогой, плечи чуть расслабились, дыхание стало ровнее, лишь руки чуть вздрагивали. А вот плакать ему не стоит. Не простит потом. Себе не простит! Вот и пришло время и для её рассказа. Как же не хочется! Дейе ухмыльнулась и начала – нарочито и небрежно: - Обычная история, в общем-то, если призадуматься. Она училась, он учился. Специализация одна была, но он двумя курсами старше. Она – талантливее и усидчивее, он - веселее и бесшабашнее. Душа любой компании, к тому же красавец. Она тоже собой недурна и из хорошей семьи. Он – потомственный маг, из древнего королевского рода. В их мире после войны Безумных Магов, волшебникам править было запрещено. Его предки давно отреклись и нашли свое счастье в ином. Но молодой колдун, к сожалению, был обделен силой и старательностью, зато был сверх меры честолюбив и амбициозен. Впрочем, до поры до времени о его честолюбии никто и не подозревал. Они поженились, несмотря на недовольство её друзей и предостережения бывших наставников. Но кто и когда слушает такие предостережения?! Он же её любит! Она с любимым будет счастлива! Она и была счастлива… Он тоже… Только счастье каждый понимал по-своему. И оно закончилось, прошла её великая любовь. Средство уж больно надежным оказалось. Очнуться прикованной на алтаре в качестве жертвы ритуала по вызову демона - лучшее лекарство от любви, особенно, если любимый этот ритуал и проводит! Он же трон хотел вернуть, власть заполучить! Можно, разумеется, было нанять армию наемников и пойти войной, но денег не было, да и убить могли по дороге к трону. Можно было заговор организовать, но нужны были связи, знакомства. К тому же - опасно! Повесят ведь, коли поймают. А вызвать демона и попросить желаемое – самое простое средство! Тем более, ритуал-то проверенный, вычитан в старинной книге. Всего-то нужна чистокровная светлая эльфийская принцесса, на худой конец с примесью человеческой крови, носящая под сердцем твоего ребенка. Все надежно и безопасно. Для знающего, разумеется. Только наш герой слишком небрежен был в учебе. Если бы лучше учился, то понял бы, что в их мире чистокровных нет – ни эльфов, ни людей! Смешались все расы в самых разнообразных сочетаниях! - Вот и не повезло ему, бедняжке, - женщина вздохнула и продолжила: - Оборотень разорвет любые оковы, его способно удержать лишь серебро, но на людей и эльфов оно не действует. А ведь жертва для ритуала нужна в сознании: демоны страх любят, он для них самое вкусненькое. Так вот: очнулась она, осознала, разумеется, все - не в раз, но все-таки поняла и решила: накось- выкуси! Частичная трансформация - и оковы разорваны. Заклинание - и круг разомкнут. Но разлом уже образовался. Чтобы не пустить в мир сильнейшего демона, понадобилось много сил: своих и ребенка, а также всех детей, которые могли бы быть. У волшебников обычно больше двух-трех и не бывает. А после такого приключения уже и ни одного не будет! – Лиссэ перевела дух. - Муженька утащил демон, а женушку спасли от смерти от истощения подоспевшие маги. Сама виновата! Думать надо было, а не в мечтах пребывать! – дейе пожала плечами. – Так что деток у меня не будет! Никогда. Но я уже привыкла, посему не бери в голову мои прошлые горести. Давно это было, память у меня не абсолютная, и прошлое стирается постепенно. Потом, чтобы лишних проблем не наживать, нашла себе хорошего любовника – красивого, нежного. Потом еще одного, а потом… подумала и решила: можно и без них. Ах да, я его еще раз встретила - муженька покойного. Мелкой нежитью ухитрился стать: деревеньку одну глухую с народишком темным затерроризировал. Я проездом там оказалась, пришлось помочь людям. Пара заклинаний и осиновый кол - легко получилось. Рука даже не дрогнула. Так и была поставлена последняя точка в этой нелепой истории. И теперь я вдова окончательная и бесповоротная. Изначальный ничего не сказал, а, лишь притянув её к себе ближе, обнял за плечи. И снова, словно бархатным темным теплым покрывалом, её закрыло от всего мира и всех его горестей. Она прижалась щекой к его плечу, в свою очередь, стремясь отдать тепло души своей. Так они сидели долго.5
- Лиссэ, не думаю, что Ортхэннеру нужны дети, - задумчиво проговорил Вала, нарушив уютное молчание. – Я не принуждаю, но не скрою, мне бы очень хотелось соединить вас. Только, кажется, не суждено, – он вдруг невидяще уставился куда–то вдаль. - Вас соединит сама Арта, и Эа одобрит.Сплетутся руки, разойдутся серые тучи и встанет на небе радуга! - Что с тобой, Мелькор? Какая еще к Хмарышу радуга?! А если я домой вернусь? Ты подумал? – возмутилась мистрис, решив, что у Мелькора уже видения начались. Или вправду так будет? - Возможно, ты и вернешься, - все так же задумчиво, словно вглядываясь в грядущее, сказал он. – Что будет с тобой, я долго не мог увидеть. Иногда мне казалось – ты останешься, а иногда - уйдешь, но вернешься. И лишь сейчас приоткрылось на миг – ты все равно будешь с ним! - Хорошо, буду с ним, пока он со мной! - дать это обещание было легко: как же она без своего волчика жить будет. – Найдет лучше и краше - уйду. - Не найдет! Ты для него - Единственная. - Откуда ты знаешь? – потрясенно уставилась дейе на Изначального. Это было так странно: услышать, что ты чья-то судьба. - Я просто вижу! Прошу – поверь и не бросай сейчас моего ученика. Ему одному будет очень плохо! - Я не брошу, но… - Лиссэ растерянно посмотрела на Мелькора. - Почему одному? Ты его всегда сможешь успокоить. Ты значишь для него гораздо больше. - Я не всегда буду рядом, - в его голосе теперь была твердая решимость. – Ты говоришь – Ахтэнэ не будет счастлива? Пусть, зато останется жива. Времени уже нет. У меня нет, а у остальных без меня его еще много будет. - Что ты еще напридумывал? – с тревогой посмотрела на него мистрис. От этого странного создания можно все что угодно ожидать. Что Сотворенный, что Сотворивший – сплошная морока! - Я ничего! Скоро война. Осталось немного. Нам не победить, – Мелькор был совершенно спокоен. Он уже все решил и давно. Он уже смирился со своим решением. Его не переубедить, теперь бы понять, что все это значит для остальных. - То есть? – подняла она бровь. – У тебя прекрасные воины. И люди так просто не отдадут свою землю. - Нам не победить войско из Валинора. - Откуда ты знаешь, что они пошлют войско… - Лиссэ резко выдохнула: верить в подобное не хотелось. - Я же Видящий, - просто ответил Изначальный. – Не все и не всегда, но сейчас я точно знаю, что они идут. - Ну и что?! Гортхауэр талантливый полководец, у тебя Сила есть. Неужели не сможете отбиться? - Сможем, - согласно кивнул он. – Раз – сможем, два - сможем, а потом? Они не устанут и не отступятся. Смысла нет побеждать! Вы все уйдете! За меня больше не будут умирать! Дай мне слово, что уйдешь! – Мелькор сжал её плечо почти до боли. - Уйду, - не стала спорить мистрис. – Ты один решил их встретить? - Не один… Я и сам бы к ним пришел, но им нужен не только я. Они никого не пощадят. Они уничтожат всех, кто выбрал Тьму, - усмешка тронула его губы. – Со мной останутся лишь единицы. - Думаешь, они поверят? - Или поверят, или захотят поверить – без разницы! Пусть считают, что они доблестно победили в жаркой схватке с полчищами Врага. Самообладание к Владыке вернулось полностью, словно не он чуть раньше обреченно стоял у окна, поникнув головой. - Разумно, - кивнула Лиссэ. Она тоже успокоилась. Решение Мелькора было простым, но действенным. – И отсылаешь ты людей уже давно? Она вспомнила путешествия Гортхауэра, освоение новых земель, визиты каких-то дальних вождей и князей, а заодно и то, как обезлюдели в последнее время многие деревеньки и городишки. Теперь все становилось понятным. - Я уже давно знаю о грядущей войне, - поведал скрытный Вала и уточнил: - Так ты уйдешь? - Конечно, - повторила она. - Сражаться я не умею. Силы у меня не так много, да и ты мне не позволишь ею воспользоваться. Я уйду! Гортхауэр тоже уйдет? - Спасибо, - облегченно выдохнул Изначальный. – Ортхеннер уйдет, только он пока этого не знает! Он собирается сражаться… Не говори ему! Я сам! Он с тревогой посмотрел на неё. - Не буду! – опять согласилась дейе. – Я чужие тайны не распространяю. Но Гортхауэр будет против. Глаза Мелькора опять стали уставшими и больными. - Я понимаю его, но не могу, Лиссэ. Не могу его потерять. Даже страшнее, чем потерять. Он ведь после смерти… - Понимаю, - медленно проговорила женщина, – окажется в Валиноре на радость твоим недругам. Вот я могу позволить себе умереть здесь, я ведь просто в Школу свою прежнюю вернусь и все. А он… Мда! – У меня никого ведь нет ближе тебя, его и Элхэ. Ортхеннер останется хранить Арту, и ты поможешь ему. С тобой ему будет проще и легче. - А Элхэ? - Она проживет свою жизнь - и все. Хмыкнув, дейе подумала, что как бы Мелькор не относился к своей ученице, он ей совершенно не доверяет. Теперь и стирание памяти стало понятным: Вала просто не был уверен, что сумеет убедить и объяснить и не захотел трепать себе нервы. Мудрый Изначальный выкинул проблему в окно. Не слишком разумно – проблемы в таком случае часто возвращаются в самый неподходящий момент. - Мелькор, а зачем твои собратья после стольких лет уютного сидения в своем совершенном мирке устремились на войну? Осы их покусали? - Не стоит клеветать на ос, Лиссэ! К ним явился Вестник. - И смог преодолеть преграду? - Смог. У него был сильмарилл… Только не думай, что любой с этим камнем попадет туда же и его выслушают, - Вала многозначительно улыбнулся: - На то была воля Эру! И грядущая великая победоносная война тоже по его воле. Так решено! - Но у тебя в рукаве спрятан небольшой скунс, которого ты в нужный момент бросишь в лицо своему Сотворителю? - Не совсем так, - усмешка, тронувшая бледные губы, была злой. – Я постараюсь не сыграть навязанную мне роль! Только и всего… Я слишком заметная фигура, чтобы меня оставили в покое. - Остаются менее заметные и более шустрые… - протянула дейе. - Спасибо за понимание, Лиссэ! – Мелькор благодарно посмотрел на неё. - Я многое понимаю, - пробормотала мистрис. – Но я очень хочу или напиться, или спеть… - Прости меня. Я… - в ярких глазах Изначального мелькнуло раскаяние. - Ты поступил верно, - жестко оборвала она его. – Такое не стоит держать в себе. А я никому ничего не скажу. Только вот... Лиссэ вдруг лукаво ему подмигнула: – Пить не буду. Одной скучно, а от тебя проку мало. А вот спеть… Она с наслаждением потянулась, встала и прошлась по комнате. - Спеть можно, я не так уж и плохо пою, - успокоила дейе Мелькора. – Я даже про драконов и коров петь не буду… Мистрис взяла со стола веточку полыни, оторвала несколько серебристых листочков и растерла. Горьковатый запах поплыл по комнате. - И про полынь не буду. Хотя есть у меня про неё пара любимых… А вот про калину я спою. Она тоже горькая. Только – калина красная… Последние её слова и были началом песни - грустной и раздольной, горькой и бесшабашной. Низковатый, глубокий голос Лиссэ поплыл под сводами комнаты. Пела она вполголоса, обхватив себя руками, пела песню, когда-то услышанную в одном из миров, услышанную и полюбившуюся. Таяли на губах горькие, морозные ягоды. Таяли и обжигали холодом и горечью. Кто-то шел по первому снегу, и слетались снегири к алеющему кусту горьких ягод, медленно падал снег, и вела вдаль дорога… Дорога, с которой не повернуть назад, и красные, как кровь, ягоды на снегу. Допев, Лиссэ сразу же затянула следующую песню, потом еще одну… Спела она и про полынь и про травы сорные… Мелькор молчал, металось в широкой чаше светильника пламя, таились по углам тени. Колдунья-ночь на время отрезала их от всего мира… А потом её чары развеял рассвет.