Три - эльфийским владыкам в подзвёздный предел, Семь - для гномов, царящих в подгорном просторе, Девять - смертным, чей выверен срок и удел, И одно - Властелину на черном престоле В Мордоре, где вековечная тьма. Чтобы всех отыскать, воедино созвать И единою черною волей сковать В Мордоре, где вековечная тьма. Д.Р. Толкин. И честь по чести пьем и наливаем, Шестую бочку, вроде, допиваем. Твое здоровье, Черный Властелин! (с)
1
Дома все было тихо и мирно, не считая того, что особо одаренные обучающиеся умудрились разрушить одну из башен Барад-Дура в результате пошедшего не в ту сторону эксперимента. Гортхауэр ругаться не стал, а лишь заметил: - Отрадно, что эту башню разрушили ученики, а не вражеское войско. Теперь мы построим новую, более прочную. Кстати, пусть наши студенты произведут еще несколько подобных экспериментов для определения слабых мест обороны. Озадаченные наставники удалились. Какое-то время жизнь текла легко и непринужденно. Потом пришли известия из Эрегиона. Келебримбор переругался с Галадриэлью, и Светлая Владычица гордо удалилась в Морию. Супруга она то ли забыла, то ли оставила присматривать за государством, а может, он и сам не захотел лезть к Хмарышу в зубы. Не все же любят подземелья, даже комфортабельные. Гортхауэр от полученных известий скривил губы. Супруг явно на такое не рассчитывал. - Нет, ну что за остолоп! Я же сказал ему: не допускай эту бабу до нашего дела и постарайся под благовидным предлогом от неё отделаться. Но кто просил его с ней ругаться?! Теперь она перессорит нас с гномами. Уж сумел испортить отношения, так хоть к гномам бы её не пустил, а этот ненормальный еще и рад! Никому ничего нельзя доверить. Присутствующий при разговоре Тиниар спокойно заметил: - Изобретатели - опасные люди. А Келебримбор - внук Феанора. Значит, опаснее вдвойне! - При чем здесь опасность? – возмутился майа. - Здесь виновна дурость! - Дурость и отсутствие истинного света в душе приносят беды окружающим. Равно как и чрезмерная увлеченность при отсутствии света в душе опасна для всего мира! – вздохнул братец. - Кто про что, а нолдо про свет! – фыркнул Гортхауэр и ушел. - При чем тут нолдо? - возмутился Тиниар. - Келебримбор тоже нолдо, но света он лишен. - Да нормальный он вполне, - немного невпопад сообщила Лиссэ. - Изобретатели не могут быть нормальными, особенно эльфы, - печально покачал головой братец. – Пример Феанора слишком памятен. - А он-то тебе чем не угодил? - Своей одержимостью материальным он пробудил спящее Зло! Мистрис вытаращила глаза. Братец всегда мыслил чересчур нестандартно. Заметив её недоумение, Тиниар, вздохнув, продолжил: - Главное - это душа. А все самые дивные камни не стоят ничего, по сравнению со счастьем живых. Гордыня приводит к дурному. В душе Феанора таилась Тьма, и он позволил ей завладеть собой. Он погубил своих сыновей, он погубил свой народ. Он чудовище! Посему я не люблю изобретателей. Для них собственные замыслы дороже живых. - Между прочим, орки тоже изобретают. Да и один из твоих сыновей… - О свет моей души! – вскричал братец. – Ирха изобретают, чтобы облегчить труд, чтобы помочь другим. Они делают это не ради себя и своего честолюбия. В таких деяниях нет зла. Дейе махнула рукой: пусть лучше Мгрыха вправляет мозги своему муженьку, лично с неё хватает и заморочек Гортхауэра.2
Злился Гортхауэр долго, его плохое настроение вылилось в несколько выговоров наставникам и в настоящий разгон командиру стражи Барад-Дура. Бедняга Хассангур чуть не поседел, пытаясь понять, за что же ему влетело. Его подчиненные всегда были образцом внимательности, исполнительности и учтивости. Глава стражи никак не мог сообразить, как они проглядели тех охальников, что изрисовали ромашками и летающими коровами крепостные стены. И уж точно не они окунали в чан с водой для полива газонов трех ханнатцев, которые грубо приставали к одной из старших учениц. Стража бы их просто арестовала. И не стала бы приклеивать на лоб грубиянам таблички с надписью: «Баххаш пхут». Причем клей был таким крепким, что его ни одна сила не брала. Нарушители горько раскаялись в своем проступке и клялись всем самым святым, что никогда больше не обидят ни одной женщины. Только бы их избавили от позорной надписи, ведь в таком виде из комнаты выйти и то стыдно. Владыка Мордора на их причитания ехидно заметил: - Дешево отделались! Я бы за такое велел отхожие места вылизать. Больше ни для чего ваши грязные языки не годятся. И, тем не менее, Гортхауэр желал знать, кто же так плодотворно развлекается по ночам. Тайну сумела прояснить Мгрыха, которую очень заинтересовало упоминание сверхпрочного клея. Выяснилось, что это её отпрыски стащили клей, изобретённый их талантливым старшим братом, и решили поиграть в стражников. Призвав пред свои светлые очи хулиганов, Черный майа прочел им весьма прочувственную речь о приличном и неприличном поведении. Наказание для них он предложил выбрать Тиниару. Мальчишки взвыли. Они готовы были на все, лишь бы только избегнуть укоризненных взглядов отца. Тиниар умел смотреть с таким огорчением, разочарованием и болью, что сразу же хотелось самоубиться. Гортхауэр скривился, видно вспомнил дорогого Отца и Учителя, и предложил перепуганным оболтусам поступить на некоторое время на службу в Стражу города, отмыв перед этим стены крепости. Тут уже взвыл Хассангур, а Лаиртин с Таурмиром вежливо поклонились Повелителю, тщательно скрывая радостный блеск в глазах. - Ну и кого ты наказал? – осведомилась Лиссэ, когда за счастливыми ребятками и огорчённым стражником закрылась дверь. - Пусть делом займутся, а осенью в университете прикажу их по уши учебой загрузить, - пробурчал майа, понимая, что скорее наградил, чем наказал проказников. - Барад-Дур выстоит? - Выстоит! Мгрыха им покажет, где Унголиант ночует. Да и Тиниара побоятся. Я вот как взгляды Тано вспомню, так сразу бледнею. Иногда, Рыжая, плетка милосерднее. - Экие вы тут нежные, - фыркнула мистрис. - Я уж лучше взгляды переживу, а от плетки шкурка портится. - Шкурка заживет, а вот душа… - вздохнул муженек. - Душа у меня крепко спрятана. Ты бы лучше Эрегион посетил, раз все равно бесишься. Гортхауэр пожал плечами и к Келебримбору ехать отказался. Но отправиться в Ост-ин-Эдиль все-таки пришлось. Через некоторое время нолдо-изобретать сообщил, что на него снизошло очередное откровение по усовершенствованию пресловутых колец. А Черный майа как раз провел испытания оных, предназначенных людям. Силу они впитывали гораздо лучше простых камушков и уж, тем более, всяких там сучковатых посохов. Да еще Повелитель мог через кольцо подбросить в случае нужды своему помощнику магии. Тем не менее, Гортхауэр считал, что работу прекращать рано. Тем более, все равно кандидатов на роль кольценосцев не было, кроме Никуша, разумеется. Но молодой целитель, в свое время щедро наделенный Мелькором силой, еще долго не состарится. Да и принуждать его майа ни к чему не хотел, а сам Никуш все еще считал себя недостойным стать Хранителем мира.3
На этот раз в Эрегионе все казалось каким-то другим. Келебримбор был спокойнее, хоть и задумчивее. Почему Галадриэль ушла к гномам, почему те прекратили всякое общение с Эрегионом, он и сам не знал. Черный майа посылал в Морию гонца, сам подъезжал к входу в королевство, но Врата не открылись. Наугрим не пожелали его выслушать. Гномы-мастера выглядели слегка пришибленными, и их стало меньше. Что наговорила Владычица их соплеменникам, было неизвестно, но вряд ли что-то хорошее, раз оставшиеся в Эрегионе оказались оторванными от сородичей. Зато работать стало проще: никто не отвлекал, не приглашал на вечера, не вел провокационные беседы. Келеборна они с Гортхауэром посетили. Владыка встретил их любезно и отстранённо. О своей прекрасной супруге он ничего не сказал и на Келебримбора не жаловался. Несмотря на любезную встречу, к себе Келеборн больше не приглашал и с ответным визитом не приехал. Лиссэ и Гортхауэра это вполне устроило: отвлекаться от важного дела не хотелось. Только вот иногда дейе казалось, что они что-то делают не так. Идея, осенившая мастера-нолдо, была очень простой и совершенно невыполнимой. - Послушай, Гортхауэр, все-таки это не слишком справедливо - выселять квенди в Валинор. Неужели нельзя сделать иначе? – спросил Келебримбор. - Как иначе? – меланхолично поинтересовался майа. – К тому же я не всех собираюсь туда отправить, а лишь самых ретивых. - Ты мог бы привлечь на свою сторону многих из нас. Ты все же не Мелькор… - Вот именно, я - не Мелькор! – перебил его Волчище. – И так как я не Мелькор, то не собираюсь терпеть чужую блажь и уговаривать по-хорошему. Все равно все будет по-плохому. Кого я могу привлечь на свою сторону, если даже ты, столь хорошо меня знающий, просишь не открывать свое истинное имя? Ты думаешь, Кирдан и Орофер с радостью примут меня? А Гил-Галад забудет про Финголфина и Финрода? - Ну, ты же не виноват ни в том, ни в другом случае! - А ты им объясни! Твой любезный родич даже и слушать тебя не стал, когда ты лишь намекнул ему, что все было, возможно, совсем не так, как видится! – Гортхауэр гневно посмотрел на друга. Келебримбор даже попятился. - Ты им тоже мог бы открыть память! - В надежде, что разом все скончаются? - ехидно поинтересовался майа, к которому опять вернулось спокойствие. - Не думаю, что все такие, как Инголдо, - мастер печально вздохнул. - И я не думаю, - утешил его друг. - Они просто решат, что я и по осанвэ научился лгать. - И все равно, Ортхеннер, кто-то бы нам поверил, кто-то бы пошел за нами, - сын Куруфина твердо посмотрел в глаза другу. – Помнится, Мелькор дал своим ученикам возможность самим выбирать свой путь и после смерти уходить с Арды. Если бы кольца полностью освободили от власти валар, дали свободу и в посмертии, то возможно, ради этого многие бы забыли о вражде. Ты ошибаешься, если считаешь, что все мы грезим по Валинору. В своё время эльдар охотно ушли оттуда, невзирая на тяжкие испытания, потому что устали от вечной неизменности существования в Благословенных землях. Мы устали быть вечными детьми под опекой внимательных и добрых родителей. Хотя, если вспомнить все, то так ли внимательны и добры они были? Я и сам хотел свободно творить и жить. Нэрвен с Инголдо и другие пошли за нами, потому что устали от вечной опеки и всевидящих глаз. Все самые пламенные речи Феанора не стронули бы стольких с места, если бы не горячее желания идти своим путем! Пусть многие нашли смерть, но те, кто остался, могут сами выбирать свою дорогу! – Угу, могут! - хмыкнул майа. – И все выбирают путь, навязанный им с рождения: «Смерть иному! Да здравствуют валар! Да будет Свет!» Вот и весь ваш свободный выбор. Извини, Тьелперинквар, но рожденный ползать у чьих-то колен во весь рост не поднимется. И уж, тем более, не взлетит. Вы, эльдар, живете прошлым! Вы лишь свято чтите былое и ожидаете награды за те страдания, которым вас якобы подверг враг. Думать умеют лишь немногие из вас. И твоей любезной тетушке никогда не править по своей воле, потому что она никогда не сможет посмотреть правде в глаза! - Ты не прав! Не все из нас такие! К тому же все мы живем под карающей дланью! Мы знаем, что, умерев, вернемся в Мандос. И даже если нам позволят воплотиться, то обратной дороги в Эндорэ не будет! - Ну конечно! Квенди в своем неподражаемом стиле! – Гортхауэр поднял глаза к небу. – Пошли куда-то, наплевав на высшую власть и не подумав, что все равно у неё на верёвочке! А теперь, дабы придать вам храбрости жить своим умом, я должен осчастливить вас Даром Выбора Пути? Не пойдет, друг мой! Я все-таки, как ты справедливо отметил, не Мелькор! А если бы и имел подобную силу, то все равно не стал бы такого делать! Каждый сам решает и выбирает. Рожденный квенди не должен превращаться в атани! Хотите свободы - берите её сами. Уговорите Манвэ, убедите Эру! В общем, головкой, ручками да ножками! Келебримбор неожиданно обиделся и ушел. Лиссэ с укором посмотрела на супруга. - И зачем надо было его обижать? Сказал бы, что не можешь, и дело с концом! А то развел демагогию. Тьфу на тебя! - Колючка, понимаешь, квенди будет лучше в Валиноре. Часть останется здесь, но малая и самая разумная. Ведь не жить им среди людей. Если бы эльдар сразу себя мудрыми помощниками, защитниками да наставниками показали, то тогда шанс бы был. Хотя всем свойственно вырастать из своих детских одежд… А сейчас, когда эльфы научили людей воевать и делать оружие, двум расам в мире не ужиться. Дейе покачала головой, но ничего не сказала. Почему-то последние дни она была настроена на редкость скептически. И ей опять очень хотелось домой – в родную Школу к дочери, к мэтру. Ей очень хотелось показать мужу её мир, их дочь, познакомить его со своими друзьями, узнать, как поживает Мелькор. Но приходилось сидеть здесь, занимаясь непонятными делами, которые еще неизвестно чем закончатся.4
Келебримбор оказался отходчивым, да и Гортхауэр признал, что погорячился. К вечеру друзья снова помирились и принялись за дело. Работа ладилась. Вскоре кольца для людей уже можно было считать сделанными, и три кольца для эльфов были почти готовы. Черный майа хотел их забрать с собой, но мастер попросил оставить: надо бы испытать еще раз. А в Мордоре эльфов мало. Майа согласился: и впрямь, не на Тиниаре же их испытывать. После такого эксперимента ни одно кольцо как надо работать не будет. Братец Лиссэ уникален. Вот кого никаким Мандосом не запугать. К вечеру последнего дня пребывания в Эрегионе друзья собрались посидеть за кружкой пива. Лиссэ от пива отказалась, предпочтя собственноручно настоянную на травах самогонку. Напиток получился изумительным: чистый, как слеза, с ароматом луговых трав и спелых лесных ягод. Душа радовалась. Пиво у мужчин тоже шло неплохо. Вместе с гномами за полвечера они усидели солидный бочонок. Так что язык развязался даже у обычно непьянеющего майа. Сначала обсуждали дела, потом рецепты приготовления того же самого треклятого зелья, которое и пили. Лиссэ морщилась и налегала на самогонку. Когда собутыльники или, точнее, собочоночники перешли к воспоминаниям о Мелькоре, дейе заинтересовалась. Гортхауэр рассказывал про житье в Лаан Галломэ. О тех давних временах мистрис знала мало: лишь то, что увидела на маковом поле, да то, что поведал Черный Вала. Мелькору говорить об Эллери Ахэ было тяжко, и рассказы его были сухи до горечи полынной. А вот майа сейчас вспоминал не горькое, а светлое и радостное: прекрасный деревянный город, Праздник Ирисов, День выбора Пути, игры и шутки, песни и танцы, и те чудесные творения, что как бы играючи создавались тогда. Гортхауэр говорил так, словно и не было печального конца, словно не запорошило пеплом то светлое время надежд, любви и радости. Поведал он и про венок, который отдал Онньеле Къелле. Лиссэ мрачно подумала, что стоило бы выдрать космы у этой девки, а потом, махнув рукой, решила, что ревновать к прошлому нелепо, тем более, сейчас Волчишка стал совсем другим. Рассказ о ландышах, которые так вскружили когда-то голову её умудренному жизнью и подчас весьма циничному и язвительному супругу, насмешил изрядно. Кто бы мог представить, что когда-то он был таким милым и наивным юношей! Лиссэ этого уже не застала. Келебримбор таким друга тоже не видел, посему и слушал завороженно. Затем наступил его черед повествовать о жизни в Валиноре. Желая сделать Гортхауэру приятное, нолдо-изобретатель стал рассказывать про Мелькора. Внук Феанора видел Черного Валу издали и крайне редко, знал он о нем больше по рассказам Инголдо. Финрод в те времена восторженно внимал речам опального Айну. - Зря я так и не решился последовать твоему совету и поговорить с твоим Тано, - вздохнул нолдо-кузнец. – Теперь же… - Теперь не получится, Мелькор далеко. К звездам ушел и возвращаться не собирается. А чего ему здесь делать? - майа пожал плечами. - И верно! У нас теперь ты за него, - заявила Лиссэ. - Правильно! И я сделаю все, чтобы дело Мелькора победило! - пафосно вскричал Гортхауэр и опрокинул кружку на пол. – А Тано пускай деток учит, - тихо добавил он, поднимая посудину с пола. - Точно! Распространим Тьму на весь Свет! – хихикнула дейе. - Да будет Тьма! - поднял полную пива кружку Келебримбор и залпом выпил. Лиссэ даже подивилась: хорош пить мастер. Это сколько уж они выдули? Гномы смотрели несколько непонимающе, но тоже пили: за Мелькора, за Тьму, за мир во всем мире, за успешное окончание и продолжение работ, за все народы Арты, за Эру, за Унголиант, за Манвэ и Ахэрэ. Пиво текло рекой и не кончалось. Мистрис даже стало казаться, что оно льется в кружки прямо с потолка. Двое гномов, не выдержав попойки, отправились спать под стол, стащив со стола скатерть. Майа и нолдо еще держались и поглощали поистине бездонные запасы мерзкого напитка, а Лиссэ, прикончив самогон, пила воду, безуспешно пытаясь вспомнить одно очень полезное заклинание по превращению алкогольных напитков в безалкогольные. К сожалению, самогонка оказалась ядреной. У опьяневшей дейе все смешалось не только в голове, но и перед глазами. Келебримбор с Гортхауэром двоились и троились, но особенно мешали сосредоточиться гномы. Они то появлялись, то исчезали. Тряхнув головой, мистрис попыталась прислушаться к беседе за столом. Муженек с мастером хвастались друг перед другом своим вкладом в создание колец. - Да ты понимаешь, что с их помощью мы всё вверх дном перевернем! Люди силой превзойдут майар… А может, и валар, - разглагольствовал Гортхауэр, размахивая руками. - Они станут истинными хозяевами мира! А этих всяких там… Эру и Манвэ с присными…. Да они их пошлют к Унголиант в зубы! Мы еще всем покажем! Мы их… это… того… в лягушек превратим… Келебримбор, перебивая его, вещал: - Да с их помощью квенди тут такое устроят! Да мы все сможем! В этих трех такая сила! Да и гномьи мы сделаем ого-го какими! Мы тут весь мир превратим в прекрасный сад! Арда своей прелестью Валинор превзойдет! - Подумаешь, Валинор! – стукнул кружкой об стол Черный майа. – Подумаешь, три кольца! Вот мое кольцо - оно всем кольцам кольцо. Пока оно со мной, я все могу! И в огонь, и воду, и всех одной левой сделать! Оно мне всех на свете дороже! - майа притянул к себе Лиссэ и чмокнул в щеку, прошептав: - Единственная моя! Келебримбор попытался что-то сказать, но выпитое взяло верх, и он уткнулся носом в стол.5
Как они с Гортхауэром добрались до дома, дейе помнила плохо. Всю ночь ей снились гномы, число которых постоянно менялось. Мистрис безуспешно пытались их сосчитать, почему-то это казалось очень важным. Но сколько было гномов за столом и под ним, она так и не вспомнила. Наутро болела голова, и пришлось варить свой чудесный целебный компотик. Видно, на его запах и притащился любимый супруг, с покрасневшими от перепоя глазами и спутанной гривой. - Колючка, ты не помнишь, зачем мы вчера так напились? – спросил он. - Зачем – это не ко мне, и почему – тоже, - хмыкнула она. – Зато вы так похвалялись. Мир собрались в сад превратить! - Какой еще к Эру, мир? - простонал страдающий муж. - Мир тут один, а из Эру вы собирались сделать лягушку. Мелькора еще вспоминали и его дело. Гортхауэр ошарашенно посмотрел на жену и тряхнул волосами, которые от этого спутались еще больше. Чисто воронье гнездо. - Рыжик, ты уверена? – осторожно поинтересовался он. - Разумеется, я же столько не пила! – гордо вскинула гудевшую голову Лиссэ. Честно говоря, это движение было лишним, и дейе еле сдержалась, чтобы не скривиться. - Ничего не помню! – майа покачал головой и поморщился. - Странно, никогда в жизни настолько не упивался! - Я же всегда говорила, что пиво вредно для здоровья! Его лишь гномы употреблять могут, а вы вчера и их перепили! - Мы пили с гномами? – ужаснулся Гортхауэр. – И они тоже про Тано слушали? - Они даже пили за победу Тьмы над Светом! Ты мне лучше скажи: сколько гномов было, а то я ночью замаялась их считать. - Где это ты их считала? - В кровати, разумеется. - В кровати?! Рыжая, я тебя прибью! Как ты посмела притащить туда гномов?! - муженек с завидной для терзаемого головной болью прытью подскочил к ней и тряхнул за плечи. - Очумел?! Мне только в кровати этих пьяниц не хватало! Я пыталась вспомнить, сколько их было за столом! - Да какая разница, сколько их там было! Главное, чтобы их ноги не было в моем доме! Не смей думать о гномах! - Да я терпеть не могу этих недомерков с их мерзким напитком! Сам привез меня сюда и заставил с ними общаться, а теперь еще бесишься! Пошел ты к Хмарышу! Лиссэ развернулась и выскочила из комнаты. Гортхауэр бросился за ней. Некоторое время он извинялся, ссылаясь на больную голову. - Рыжик, я просто не понял! Ну не злись?! Голова-то как трещит! Дейе обижалась, но его ревность была ей даже приятна. Просто с ней следует бороться сразу же, пока она не пустила корни. - Ох, колючка! Налей-ка лучше мне своего чудесного отварчика! - И зачем он тебе? У тебя великое кольцо есть! – фыркнула Лиссэ. - Какое еще великое кольцо?! – вытаращил на неё глаза супруг. - Мне откуда знать? Ты все о нем вчера вещал! Вот и пусть оно тебя исцеляет. Волчище наморщил лоб, скривился, посмотрел на руку и вдруг просиял: - Да запросто! А ну-ка, жена, налей мужу компот! Дейе замахнулась на него поварешкой и рассмеялась. Компот она, конечно, ему налила. Гортхауэр пил и нахваливал. - Рыжик, с тобой я все могу! Пока ты любишь, любое дело мне по плечу! А кольцо… Оно великое и единственное для меня потому, что нас с тобой соединило. А так… Всего лишь полоска метала… Кое-что туда вложено, но главное совсем не это. А то, что рядом с тобой у меня крылья вырастают! Рыжее мое чудо! Лиссэ с улыбкой смотрела на мужа, хотя где-то в глубине души занозой сидела непонятная тревога. Вскоре заявился Келебримбор и тоже не отказался от целебного отвара. Нолдо-изобретатель предложил им задержаться еще на день, но майа отказался. Мастер настаивать не стал. Тепло распрощавшись, они расстались. Белый город со стройными башенками, изящными балкончиками, витыми решётками, душистыми цветами и тенистыми садами вскоре остался за спиной.