Храни

      «Белый свет спускается с неба. В его лучах сила, что не даёт сдаться, покориться мраку и тем, кого он порождает. Железные змеи холодной хваткой обвили лапы, пригвоздили намертво к каменным стенам. Тени, чёрные тени с горящими глазами мечутся вокруг. Они боятся меня. Боятся того, кто живёт во мне. Моей второй, светлой половины. Им нужна другая, тёмная, как они сами. Она понятна и близка им. Она должна победить, думают эти создания, должна одержать верх. Тогда стая обретёт невиданную прежде мощь. Но это не мой путь. Я давно не видел луны, моей хозяйки. Сегодня она взошла в полной силе. Значит, время пришло. Время быть волком».       В глуши Пустынной Страны высился полуразрушенный замок. Его парадные залы и южная сторожевая башня были давно заброшены, необитаемы уже не одну тысячу лет. Северный форпост крепости — логово Бледного орка. Здесь же он держал всю свору своих варгов. Готторм — вожак стаи и любимчик Азога Осквернителя, Бледного Орка — свирепое, безжалостное создание. От собратьев он отличался белой шкурой. Эта особенность могла бы убить его вскоре после рождения, ведь остальные чудовища ненавидели белый цвет. Он — это метка луны, память первородных волков — неискажённых злобой созданий, сотворённых валиэ Йаванной на заре мира. Готторм выжил благодаря ярости, что горела в его глазах с первых дней, а также поразительной способности легко ломать волю любого существа, подчиняя его себе. За это Осквернитель одарил необычного зверя своим расположением.       Когда в логово привели пленного — как оказалось, убившего одного из стаи, — первым распоряжением вожака было: «Разорвать на клочки». Спустя час ему донесли, что трое варгов, попытавшихся это сделать, мертвы. Готторма разобрало любопытство.       «Такой боец будет нелишним в нашей стае», — подумал он.       Войдя в сырой каземат, находившийся у подножия крепости, белый варг обнаружил в пыли, пропитавшейся кровью его приближённых, полуживого пленника. Шерсть его была всклокочена. Приобрётшая тёмно-серый цвет, лишь на загривке она всё ещё полыхала клоками, похожими на хлопья снега, тающие в грязи. При виде нового «гостя» Лаурион подобрался, как пружина, готовая в любой момент распрямиться. Затравленный взгляд полуварга упёрся в маленькие, немигающие зелёные огоньки напротив. Вожак стаи Бледного Орка не собирался нападать. Ему было нужно другое.       «Сегодня этого... — Готторм принюхался, различая в запахе пришельца нотки волчьей крови, — ...выродка знатно потрепали. Осталось только сломить его дух».       — Кто ты? — проскрежетал белый варг на своём наречии, медленно двинувшись на Лауриона.       Тот, не понимая, глухо заворчал, вжимаясь полыхающим боком, помеченным когтями его неудавшихся палачей, в прохладную стену подземной темницы.       Видя, что вопрос останется без ответа, Готторм продолжил:       — Кем бы ты ни был раньше, теперь станешь одним из моей стаи. — Лаурион оскалился в ответ на это заявление.       Вожак приблизился вплотную к полуваргу. Он возвысился над ним, глухо рыча, требуя, чтобы тот склонил голову, поджал уши и хвост — подчинился. Но Готторму не удалось добиться желаемого.       С этого момента началось их противостояние. Много дней подряд белый варг приходил в каземат, настойчиво пытаясь сломить волю узника. Тщетно. Вожак был настолько взбешён своей неудачей, что однажды попытался сразиться с полуваргам, дабы уничтожить его, стереть позор своего провала.       Позже, ползком выбираясь из подземелья, Готторм — израненный, вывалянный в зловонной грязи — визжал на всю крепость:       — Зовите орков! Убейте это чудовище!       На переполох сбежался весь гарнизон крепости. О произошедшем стало известно Осквернителю. Орк пришёл в ярость, узнав, что от него посмели скрыть нечто важное.       — Я лишь хотел подготовить его! — юлил белый варг перед бушующим Азогом. — Перед тем как представить вам, goss*.       — Мне не нужны жалкие оправдания неверного, — глухо прорычал Азог, медленно поворачиваясь к притихшему зверю.       Видя, что тот не намерен рассыпаться в лживых извинениях, орк начал мерить широкими шагами каменную площадку, освещаемую трепещущим пламенем факелов.       — Ты ослушался меня! — громоподобный окрик заставил Готторма хмуро опустить огромную голову. Он покорно ждал своей участи. Осквернитель смерил варга полыхающим от негодования взглядом: — Закуйте шавку в цепи. Не кормите и не поите. Тогда он поумерит пыл.       Готторм, не поднимая глаз, удалился исполнять поручение хозяина и недоумевал, почему Азог оставил выродка в живых?       «Неужели повелитель нашёл мне замену? — закралась в голову вожака тревожная мысль. — Это мы ещё посмотрим. Я не позволю какому-то грязнокровке выжить меня».       Для Лауриона потянулись недели, полные беспросветной тьмы. С трудом заковав сильного зверя в холодное железо, орки надели на него специально изготовленный намордник, напоминавший лошадиную уздечку. Обессиленный голодом и жаждой, измученный неподвижностью, полуварг постепенно становился спокойнее. Узнав об изменившемся поведении ретивого пленника, Азог разрешил понемногу выгуливать и поить его. Вскоре полуварг вновь ощутил давно забытый вкус мяса. Редкие прогулки совершались только с орком-наездником. Лауриона начали «приучать к седлу», чтобы однажды он смог возить на себе самого Осквернителя. Готторм не ошибся.

***

      Бильбо не спалось. Тарахтящие же на разный лад гномы, напротив — уснули мертвецким сном после очередного изматывающего дня. Маленький хоббит, укутавшись с головой в тёмно-зелёный плащ, так любезно одолженный Двалином, наблюдал, как стайка мотыльков игриво танцует вокруг пламени, которое сулило им смерть. Отряд уже пересёк границу гостеприимного края полуросликов и находился во владениях, чьи жители говорили на незнакомом для Бэггинса языке. Они пели песни, каких Бильбо раньше не слыхивал, чем подогревали в нём разгоравшийся всё неумолимее интерес к странствиям.       Путники расположились на ночлег у опушки леса, находившегося в одной лиге от ближайшего поселения. Здесь уже начинался тот самый мир, который так хотел повидать мечтательный хоббит. В воздухе пахло приключениями, поэтому ему не спалось. А вовсе не потому, что компания гномов шумно храпела, заглушая все остальные звуки, которые пытались наполнить округу сонмом искристых нот. Наблюдая за ночными бабочками, кружащими вокруг костра, полурослик, смежив веки, погрузился в тихую песнь, которую пела эта земля, не умолкая ни на мгновение. Его чуткий слух позволял улавливать малейший шорох незасыпающей природы: шелест молодой листвы, поскрипывание древесных крон, что раскачивались в такт слабому ветерку, журчание протекающего неподалёку ручейка, старательно пересчитывающего все камушки на своём дне, стрекотание сверчков и голоса ночных птиц — зорких охотников. Но внезапно где-то вдали раздался приглушённый вой.       Этот протяжный стон выдернул Бильбо из полудрёмы.       Резко открыв глаза, хоббит замер, пристально вглядываясь в сторону леса, окутанного полночной тьмой. Звук больше не повторялся. Облегчённо вздохнув, Бэггинс закрыл глаза и попытался успокоить разошедшееся было сердце, как вдруг кто-то тронул его за плечо. Перепугавшись насмерть, маленький путешественник, отчаянно вереща, рванулся вперёд. Запутываясь в собственном плаще, он вполне грациозно повалился прямо на спящего неподалёку Бомбура, после чего отпружинил от его огромного живота и приземлился бы точно в полыхающий костёр, если бы не подоспевший вовремя Балин. Белобородый гном случайно прикорнул на посту, охраняя покой своих друзей. Но когда взломщик по призванию, беспомощно барахтаясь в шерстяном плену, орал на всю округу, переполошив гномов, волшебника и добрую половину лесной живности, то очнувшийся быстрее всех Фундинул* подхватил несчастного под руки, а затем заботливо усадил полуживого беднягу на кстати подвернувшееся бревно.       Гномы вокруг сонно заворчали, приподнимаясь со своих мест и интересуясь причиной возникшей суматохи. Со всех сторон посыпались вопросы: «Что за шум?», «Какого балрога здесь творится?». Балин попытался успокоить разбуженных, однако только шуточная, но вполне доходчивая угроза «если не уймётесь, бороды всем поукорочу!», прозвучавшая от Двалина, смогла восстановить прежнюю тишину, вновь завладевшую лагерем.       — Что ж ты так переполошился? — вкрадчиво спросил Балин, опасливо поглядывая на всё ещё не пришедшего в себя Бэггинса.       Тот дрожал так, будто на дворе стояла не поздняя весна, а промозглая осень. Уши Бильбо были словно заткнуты ватой, но он смог разобрать слова гнома. Хоббит в ответ лишь неопределённо пожал плечами и попытался улыбнуться, но онемевшие губы смогли изобразить только кривую ухмылку.       — Я задремал, хотя караульному непозволительно спать на посту, — продолжил Балин, присаживаясь рядом с Бильбо. — Тебе нужно было просто растолкать меня. Не обязательно было самому сторожить, — по-своему истолковал гном ночное бдение полурослика.       — Да-а, сторож-то отменный вышел, — послышалось из-за бревна колкое замечание.       Балин, продолжая утешать хоббита, опустил руку назад и, пошарив немного, поймал за ухо остроносого шутника, который всё это время наблюдал из «надёжного укрытия» за последствиями своей проделки. Выудив из-за спины ойкающего Кили, умудрённый жизнью гном непререкаемым тоном изрёк:       — Лучшего часового, чем вы, юноша, не сыскать, посему думаю уступить это почётное звание самому зоркому и остроумному из нас.       Балин расшаркался, жестом приглашая опешившего Кили занять пост у костра. Возражать убелённому сединами старцу было себе дороже, и юный гном это знал.       Торин только следил из-под опущенных ресниц за всем происходящим. Он проснулся ещё в тот момент, когда самый уязвимый участник отряда поднялся со своего спального места и принялся наблюдать за мотыльками. Предводитель предчувствовал, что первая ночёвка вдали от обжитых мест не пройдёт спокойно. Проводив строгим взглядом полуночного шутника, Торин шумно вздохнул и перевернулся на другой бок, спиной костру.       Нахмуренный Кили, заметив неодобрительный жест дяди, уселся у огня. Сосредоточенно затачивая один из маленьких кинжалов, которые он всегда носил в голенищах громоздких сапог, молодой гном ехидно поглядывал на суетящегося хоббита, который всё никак не мог устроиться поудобнее. Спустя некоторое время Бильбо наконец затих, забывшись тревожным сном, а новый сторож, довольно улыбаясь сам себе, придумывал, как можно опять испугать новенького до полусмерти.

***

      Путешествовать в одиночку по большой дороге было небезопасно, поэтому Нилоэла и Сиритх пробирались сквозь густые зелёные луга по тропкам, тонкой сетью сопровождавшим Великий Восточный Тракт, растянувшийся на много лиг вперёд. После пережитого, сдобренного щедрой порцией морковки, лошадка стала вести себя намного дружелюбнее. Сама Нило больше не пыталась называть пони на свой лад, стремясь сохранить то шаткое подобие дружбы, что возникло между ними. Пока кобылка мирно пощипывала сочную молодую травку, Нилоэла, растянувшись на плаще после утомительного дня в седле, делала записи в купленной у мясника книжечке. Она пользовалась углём, остававшимся после костерков, что приходилось разводить по вечерам. Нило вела летопись своего путешествия.       Спустя неделю после истории с лукошком погода испортилась: в небе угрожающе повисли свинцовые тучи, готовые в любой момент обрушиться на землю колким дождём; промозглый ветер дул с севера, пробираясь под тёплую шерсть плаща своими ледяными пальцами; солнце показывалось редко, а его скупые лучи лишь ненадолго дарили одинокой путнице крупицу тепла. Нило стали одолевать мрачные мысли. Чем дальше девушка забредала в глубь Пустынной Страны, тем чаще стала вспоминать горькие моменты прошлого. Недавние: смерть дедушки, предательство любимого, потерю Лауриона. И далёкие: прощание с Огоньком, события Лютой Зимы.       Безлунными ночами полукровке снились сны, больше походящие на воспоминания из далёкого детства. В них заботливые руки укрывали тёплым одеялом, ласковый голос рассказывал сказки о зелёных холмах, но чаще всего являлись льдистые, отливающие голубым серебром глаза, хозяина которых побаивалась, но крепко любила маленькая девочка.       «Лунная моя малышка», — говорили эти глаза, и сеть мелких морщинок опутывала уже немолодое лицо. Пухленькие ручки тянулись вверх, пытаясь поймать две чёрные косички усов. Хриплый старческий смех сливался с младенческим гулением. Радость сменялась тревогой. Слёзы звенели в воздухе. Заботливые руки усаживали кроху в заплечную сумку Огонька и ударяли по крупу пони. Их обладательница что-то пронзительно прокричала, но слов не разобрать. Тряска, дикий вой, переходящий в рычание, которое всё ближе... ближе. Каждый раз Нилоэла просыпалась в поту. Сердце колотилось, отбивая частую дробь.       Преследовавшие после наступления темноты кошмары днём сменялись внутренними терзаниями, воскрешающими старательно запрятанное чувство. Нило не могла забыть Домерика. Она часто спрашивала себя: «Правильно ли я поступила? Может, не стоило торопиться?» Ум говорил забыть, но сердце не соглашалось с ним полностью. Оно слабо ёкало, вспоминая дни, когда они были счастливы. Нилоэла стала замечать, что теряет нить, ведущую в нужную сторону.       Так прошла ещё одна неделя, полная нарастающей тревоги, в тщетных попытках выбраться на Великий Восточный Тракт. Ножик, купленный на базаре, из походного мешка теперь перекочевал на пояс путницы, которую не покидало ощущение, что за ней наблюдают.       Дни становились короче, умирая прежде времени без сияния жёлтой звезды. Приходилось рано вставать и рано ложиться. В один из таких скорых вечеров, когда спать совсем не хотелось, Нило пыталась развести костёр, чтобы хоть немного согреться.       «Вот бы горячей похлёбки сейчас», — мечтала она, пробуя высечь искру. Девушка решила переночевать в одном из песчаных гротов, живо напоминавших хоббичьи норы, только появившихся благодаря стараниям матушки-природы. Пусть с потолка свисали скрюченные корни каких-то растений, а в них копошились разные насекомые, но зато в пещерке царило тепло. К тому же, относительно сухой грот спасал от пронизывающего ветра. Если бы удалось развести огонь, то лучшего укрытия не сыскать. Но подсыревший хворост никак не хотел разгораться. Да что там! Даже не дымил! Промучившись с костром до темна, Нилоэла бросила неблагодарное занятие.       Однако эта ночь значительно отличалась от предыдущих. Чёрная пелена, покрывшая небо непроницаемой маской, поредела. Сквозь бреши робко пробивалась луна, кутая округу бледным саваном. Неподалёку шумел говорливый поток — это река Буйная несла свои воды к Лебяжьему Разливу далеко на юг. Петляя по полузабытым тропкам, Нило давно потеряла из виду тракт, которого старалась держаться. Она забрела в самое сердце Рудаура и теперь, в поисках верного направления, двигалась вверх по течению самой крупной из рек, что питали этот мрачный край. Сегодня волшебные застёжки дедушки Тука стали густо-лиловыми, а это означало, что, сбившись, казалось, с верного пути, Нилоэла нашла тропу, которую отчаялась отыскать.       Обойдя спящую Сиритх, девушка тихо выбралась из временного убежища. Снаружи было поразительно тихо, только где-то поблизости ухала сова. Нило вздрогнула от неожиданности. Боязливо оглядываясь по сторонам, она, обхватив себя за плечи, робко двинулась к реке. Пробравшись через нестройные заросли камыша, Нилоэла присела на корточки и опустила горящие руки в глянцевую, поблёскивающую серебром гладь. Кончики пальцев тут же закололо, настолько вода оказалась холодна. Наскоро умывшись, девушка повернула обратно. Всё-таки ночные прогулки — затея плохая, она прекрасно помнила свою последнюю вылазку.       «Если мне удалось найти неприятности под кровом кузена, то что же может случиться здесь, в полной опасностей степи?» — запоздало рассуждала Нило про себя.       Прибавив шагу, она пыталась как можно скорее добраться назад, но вдруг зацепилась рукой за разлапистый куст. Подумав, что некто схватил её, Нилоэла изо всех сил дёрнулась вперёд, пытаясь высвободиться. Послышался треск ломающихся веток. Только сейчас до Нило дошло — никто не собирался нападать на неё в этот тёмный час. Она сама попалась в капкан своего страха.       Облегчённо выдохнув, девушка начала соображать, как же ей выбраться. Найдя нож, она потянулась вперёд, пытаясь рассмотреть, благодаря чему так сильно запуталась. Оказывается, всё дело было в старой, но, как оказалось, довольно прочной обещательной ленте, ставшей плотным жгутом из горьких воспоминаний. Нилоэла всё это время не вспоминала о ней, пытаясь загнать скребущую боль поглубже в сердце, но сейчас картины прошлого нахлынули потоком. Слёзы сдавили грудь удушливым кольцом. Глотая ртом воздух, Нило одним рывком перерезала путы. Торопясь освободиться, она оставила на белой коже алую полосу. Девушку охватило непреодолимое желание крушить всё вокруг. С остервенением набросившись на ни в чём не повинный куст, Нило, раздирая руки в кровь, начала вырывать цепкое растение из земли, помогая себе ножом. Оно прочно пустило корни в землю, так же как и Домерик в её душу.       Некоторое время спустя девушка кинула последний вырванный ствол далеко в темноту и ощутила огромное облегчение. Две солёные дорожки блестели на щеках. Торопливо утерев с лица следы своей слабости, Нилоэла приладила затупленный нож к поясу и скрылась во тьме.

***

      Третий день лил дождь, сплошной завесой маяча перед глазами. Сиритх медленно брела по разбухшей земле, маленькие копытца вязли в грязи. Она то и дело поскальзывалась, но упрямо продолжала идти дальше. Промокшая насквозь всадница, скрючившись в три погибели, монотонно покачивалась в седле, закрыв глаза. Её голова раскалывалась, а в горле начинало неприятно щекотать.       «Только заболеть не хватало», — уныло отметила про себя Нило.       Когда кобылка в очередной раз оступилась, путешественница решила, что на сегодня с неё хватит. С трудом отыскав место посуше, — им оказался довольно уютный уступ тянущегося с гор плато, — Нилоэла устроилась на ночь. Терзаемая голодом, она постепенно заснула под протяжный говор Буйной, которая бурлила где-то внизу. Разбудил её заложенный нос.       «Прекрасно, — проворчала девушка, собираясь в путь, — осталось только околеть под ближайшим деревом».       Глотнув воды из фляги, она тут же поморщилась от резкой боли, резанувшей горло. Волна бессилия накатила на путешественницу, и только сейчас она заметила, что дождь перестал. Слабо улыбаясь выглянувшему солнцу, Нило не без труда взобралась на спину нетерпеливо танцующей Сиритх. И снова дорога. Вновь озарённый светом лес, прореженный каменистыми пригорками, умытый прошедшим накануне дождём. Справа бежит река, искрясь в лучах дневного светила серебряной лентой. Впереди маячат горы, растянувшиеся серой грядой далеко на север. Через пару часов плащ Нило совсем высох, начиная наконец согревать свою хозяйку, но вскоре девушка сняла его и пристроила поверх поклажи.       «То ли солнце так сильно греет, то ли у меня начался жар, — опасливо отметила про себя Нилоэла. — Как же есть хочется».       Съестные припасы кончились ещё три дня назад, как раз тогда, когда зарядил дождь, поэтому добыть что-то мало-мальски съестное было невозможно, но теперь Нило всерьёз озадачилась этим вопросом. Остановив кобылку на берегу, она направилась к руслу Буйной, в надежде поймать рыбу. Девушка была настолько голодна, что даже не подумала о том, как она будет её ловить.       «Да хоть бы и голыми руками», — мелькнул ответ на всё-таки возникший вопрос.       Но этому безумному плану не суждено было осуществиться. Решившись поискать подходящую палку, которую можно было бы приспособить под удочку, Нило обнаружила на дереве, склонившем ветви к мерно струящемуся потоку, чей-то походный мешок. Несказанно обрадовавшись такому подарку, она не раздумывая полезла за ним. Ухватившись за шершавую ткань, Нилоэла настойчиво потянула «улов» на себя и в это мгновение поняла, что ветка под тяжестью прибавившегося веса угрожающе прогнулась. Отступать Нилоэла не спешила и, поумерив пыл, продолжила стаскивать мешок.       Сиритх на берегу взбрыкнула, настороженно подняв уши. Её испугал громкий треск, смешавшийся в гомон отрывистых звуков с всплеском воды. Пони взволнованно заметалась вдоль берега, наблюдая, как её хозяйку уносит течением.       Очнувшись в тихой заводи, Нило, смачно выругавшись, прокляла всё на чём свет стоит. Она опять вымокла до нитки. Вылив из сапогов воду, девушка осмотрела себя — вроде, всё цело. Правда, рубашка и бриджи выпачканы в иле, коса расплелась, а потемневшая шевелюра, спутавшись, напоминала клубок водяных змей.       «Чудище болотное, — ахнула девушка, разглядывая своё отражение в спокойной воде. — Зато нос дышит, — обрадованно заметила она, не забыв отрывисто шмыгнуть. — Но как теперь отыскать Сиритх?» — задумалась было странница, устремляя взгляд вверх по течению Буйной, попутно выжимая мокрые волосы.       Подозрительный шорох заставил её резко присесть — спрятаться в зарослях камыша. Не обращая внимания на истерзанное тело, которое ныло после крутого спуска вниз по реке, Нило вся обратилась в слух. Приглядевшись, она увидела неподалёку жирного белого гуся, чинно расхаживающего рядом с кромкой воды. Он озабоченно гоготал, взрывая оранжевым носом влажную землю.       «Тоже ищет чем поживиться, — разгадала его намерения Нилоэла, — а я, кажется, уже нашла».       Ей никогда раньше не приходилось убивать, однако другого пути насытиться она не видела. Осторожно подкравшись поближе, девушка уже готова была наброситься на аппетитного вида птицу, но остановилась.       «Гусь явно домашний, — осенила догадка. — Значит, где-то поблизости есть ферма или постоялый двор».       Отложив поимку до следующего раза, Нилоэла принялась наблюдать за белобоким гордецом. Он, измазавшись в земле, торопливо брёл вперёд, в сторону гор. Девушка бесшумно кралась за ним по пятам — настолько бесшумно, насколько позволяли её хлюпающие на каждом шагу сапоги. Ей приходилось то и дело замирать, когда гусь, взволнованно шипя, оглядывался по сторонам. Наконец птица привела Нило к разрушенной ферме, на которой ещё совсем недавно жила.       — Как же так? — огорчённо всхлипнула девушка, забыв, что она не одна.       Гусь, встрепенувшись и гогоча во всё горло, бросился наутёк. Нилоэла, опомнившись, кинулась за ним. Они неслись по кустам, огибая владения съеденного фермера. Почти настигнув свою жертву, Нило прыгнула на крикливую птицу, накрывая её своим телом. Визгливый клубок, окутанный ореолом белых перьев, обрушился на усталого путника, только что лёгшего отдохнуть.

***

      Ссора с волшебником вывела предводителя гномов из себя. Мало того, что он нёс на плечах тяжёлое бремя короля без королевства, так ещё этот хитромудрый маг, вместо того чтобы помогать, как он обещал, тащит их к эльфам, навязывает никчёмного хоббита, уверяя, будто он превосходный вор. Дубощиту было просто необходимо побыть немного в тишине, поэтому он, объявив привал и раздав указания, скрылся в тени низкорослых раскидистых деревьев. Облокотившись на одно из них, Торин вскоре задремал, по привычке стискивая одной рукой рукоять своего топора. Но поспать ему не удалось. Через полчаса гном был бесцеремонно разбужен. Сквозь тягучую дымку сна он различил приближающийся шум и гам, сопровождаемый резким хрустом веток. Внезапно что-то больно ударило его в плечо. Торин, не успев ещё толком проснуться, схватился за оружие.       Искусанная, расцарапанная и жутко злая Нилоэла в конце концов совладала с брыкающимся гусем. Тот внезапно умолк, уставившись мутно-серыми глазами на что-то, явно испугавшее его куда больше «болотного чудища». Проследив за его взглядом, Нило наткнулась на гнома. Он возвышался над ними с занесённым топором в руках. Голубые глаза обдали холодом, горло сжало внезапной судорогой. В этот миг в голове у девушки возник только один вопрос: «Кто умрёт раньше? Я или гусь?». Повисло напряжённое молчание, прерываемое судорожным кряхтением птицы, трепыхающейся в руках у Нило. Дальше произошло то, чего девушка ожидала меньше всего — Дубощит опустил оружие и басовито расхохотался, опираясь на резную рукоять топора.       Запах варева, готовившегося в походном котелке, приятно щекотал нос. Гномы, смирившиеся с потерей поклажи, где, как назло, была большая часть провизии, с растущим нетерпением потирали руки, предвкушая рагу из гуся. Его появление, да ещё вместе с кузиной взломщика, привело отряд в смятение. Выяснив, что мисс Тук чисто случайно набрела на место их привала, все успокоились, вернувшись к своим делам. На вопрос, куда она направляется, девушка ответила, что держит путь на запад, потому как в этом направлении последний раз видели Лауриона. О волшебных запонках, которые после всех злоключений чудесным образом не потерялись, она предпочла умолчать.       Нило сидела вполоборота к костру и всё никак не могла согреться. Её начинал пробирать лёгкий озноб. Бильбо примостился рядом, делясь впечатлениями. Нилоэла молча слушала его, изредка кивая — не было сил поддерживать разговор. Путаные мысли о том, что же теперь дальше делать, ютились где-то на грани сознания, приглушённые начинающимся жаром.       Раскрасневшийся Бомбур объявил, что ужин готов. Разливая варево по плошкам, рыжебородый повар так и светился счастьем. Сегодня он получил несказанное удовольствие, занимаясь готовкой, а сколько ещё впереди! Толстяк чуть не подавился слюной при мысли об этом. Раздав всем по порции, он приметил, что только полурослики да племянники Дубощита остались без ужина. Подозвав своего брата, Бофура, Бомбур попросил передать им тарелки с рагу. Сам же принялся за еду, зачерпывая половником прямо из котелка.       Поблагодарив улыбчивого гнома, хоббиты принялись за похлёбку. Бильбо с аппетитом уплетал гусиное рагу, а Нилоэла, съев пару ложек, только рассеяно помешивала ложкой содержимое плошки.       — Ты чего не ешь? — спросил обеспокоенный хоббит сестру.       — Не хочется, — бесцветным голосом откликнулась та.       — Может, заболела? — встрепенулся Бэггинс.       — Просто очень хочу спать, — отмахнулась Нило, зябко кутаясь в свой плащ.       Она улеглась поближе к костру и закрыла глаза. Бэггинсу ничего не оставалось, как отнести посуду обратно Бомбуру.       — Вашей кузине не понравилось? — почти со слезой в голосе произнёс гном.       — Нет, нет, что вы, — как можно дружелюбнее начал Бильбо, — просто она, кажется, подхватила простуду, пока путешествовала и ... — хоббиту не дали закончить фразу.       Дородный повар подозвал Бифура, занятого мытьём посуды, и сказал ему полушёпотом несколько отрывистых фраз. Полурослик в крайнем недоумении вернулся на своё место. По пути он опасливо оглядывался на братьев, которые достали ещё один котелок поменьше и начали колдовать над ним. Вскоре к ним присоединился седовласый гном с раздвоенной бородой — Оин.       Кто-то тронул задремавшую девушку за плечо. Она с неохотой открыла глаза.       — Sukeb, zi nduet gas. Выпей, оно снизит жар, — произнёс Бифур, протягивая приподнявшейся Нилоэле чашу с дымящимся отваром.       Нило, помедлив, приняла её. В нос ударил густой запах душистых трав и чего-то терпкого.       — Lasanta. Благодарю, — прохрипела девушка, сделав маленький глоток целебного напитка.       — Sliw waneb, nilo ished men, ar-zimrahil. Болезнь уйдёт, луна поможет тебе, дочь, — добродушно произнёс Бифур, указывая на показавшуюся из-за туч новорождённую луну.       — Nilo? Луна? — переспросила удивлённая девушка, глядя в ночное небо.       — Nilo, — улыбаясь, повторил гном, проследив за взглядом Нилоэлы.       И тихонько ушёл, оставив полукровку наедине с новым открытием.