Рождённый Волком: Вслед за Луной

      

Music: Riptide Music — World Collapsing Wayra Nan — Tatanka Для того чтобы услышать себя, нужны молчаливые дни. Индейская мудрость.

                    Волчье чутьё подсказывало ему, что что-то происходит.       Проснувшись задолго до рассвета, Хоайóви, сын Куáрренархэ¹, вождя сейóви, племени чёрных волков, пытался собрать осколки сна воедино, вспомнить, что его мучило в ночных метаниях, но не мог. Отцы и брат ещё спали в викáва² — куполообразном строении, каркас из молодых стволов которого покрывали шкуры и циновки, скреплённые швами. В центре находился очаг, над которым находилось круглое, закопчённое от дыма отверстие, а на расположенных вокруг циновках и мехах спали оборотни одного рода. Альфы и омеги жили с отцами, пока не обзаводились собственной семьёй, и тогда всё племя помогало молодой паре построить свой викава. На свадьбе дарили скарб, украшения, одежду, еду, чтобы семья ни в чём не нуждалась в начале своего пути.       Хоайови, как и его брат, Си́ррен, ещё не нашёл свою пару, хотя по весне, когда начнётся течка у омег, он хотел побороться за одного сейови. Но до весны ещё далеко, ныне видимый мир только окутала пелена зимы, а альфа бессмысленно смотрел вверх, нахмурившись и не в силах понять, что же мучит истерзанную душу. Глубоко вздохнув, Хоайови бесшумно перевернулся, выбрался из тепла меховых шкур, и вышел наружу.       Морозный воздух впился сотнями иголок в обнажённые грудь и спину чёрного волка. Хоайови выдохнул клубы пара, поёжился и побрёл к одному из костров селения, вокруг которого расположились дозорные. В небе светила растущая луна, и вдруг нестерпимо захотелось обратиться в звериное обличье и взвыть в немой мольбе, чтобы не произошло то, что произойдёт. Сам альфа не мог сказать, почему возникло такое желание, но понимал, что его кто-то или что-то зовёт. Отголоски мольбы эхом слетались со всей округи, и Хоайови не мог определить, куда ему бежать, навстречу чему.       Огонь трещал, предвещая усиление морозов, его пламя отражалось в зелёных глазах оборотня. Хоайови прислушивался к утихающему в себе голосу, а потом поднялся, направляясь к дальнему викава, в котором жил и младший брат.       После смерти Мурэ́та Мóки, их предыдущего шамана, Тэ́корин, сын Куарренархэ, занял пустое викава, чтобы стать новым шаманом. Ещё волчонком омеге предвещали великое будущее и великую славу. Мурэта Моки говорил, что Тэкорина благословили духи ещё до рождения, связав судьбу его отцов, Куарренархэ и Сааркайлине. Старый шаман предсказывал, что недолго проживёт, потому что юный Орин забирал все силы. Однако умер он лишь две зимы назад вопреки своим же словам.       Сиррен и Хоайови не хотели позволять брату жить одному, но они не смогли разубедить его. Они всегда оберегали его и ревностно относились к любому, кто нёс угрозу Тэкорину. Юный оборотень оказался сильнее, чем они думали. Шаман занял викава Мурэта Моки, скрыл своё лицо под маской, а белые волосы — под чёрным мехом волка. Его мудрость и видения не раз помогали сейови, и он быстро завоевал уважение в племени.       Хоайови не успел дойти до викава, как полог откинулся и оттуда вынырнул брат, готовый к путешествию налегке. Шаман замер, словно не удивившись приходу, и ожидал слов альфы.       — Куда ты собрался, Орин? — пытаясь унять рычание, рвущееся из груди, спросил Хоайови. Его обуял гнев оттого, что младший брат собирался куда-то исчезнуть. Он сомневался, что Тэкорин уходит в священные места молиться и просить ниспослать ему видения, а неясный сон подогревал беспокойство.       — Меня зовут духи, — коротко ответил шаман.       — И далеко?       — Я не знаю.       Рычание всё же вырвалось наружу, выдав злость сейови. Волчья морда-маска склонилась набок, и Тэкорин подошёл ближе, успокаивающе положив руку на плечо брата.       — Я должен идти, Айови, — прошептал юный шаман.       — Мне снился дурной сон, — сказал Хоайови. — С тобой может что-то случиться.       Под маской блеснули синие глаза Тэкорина, а на губах появилась слабая улыбка:       — Твой сон не касается меня, брат мой. — Тэкорин замолчал, чуть подняв голову и прислушиваясь к далёкому вою волка, пронёсшемуся под безоблачным звёздным небом. — Мне пора идти. Пожелай мне удачи.       — Удачи тебе, Орин, — прошептал Хоайови. Чёрная маска с оскаленной пастью качнулась в знак благодарности, а потом шаман бесшумно обошёл брата и направился вдоль частокола к воротам. — Пусть твои незримые духи хранят тебя, брат.       Он бежал бесшумно, чёрной тенью скользя по белому снегу, изредка петляя, возвращаясь и путая свои следы, прислушиваясь к далёким звукам и вновь возобновляя свой путь на восток, к долине Красной реки. Преследования он не боялся, однако уроки отцов и братьев научили его быть всегда настороже и готовым ко всему.       Слева ухнула сова и слетела с ветки, просыпав снег на сугробы. Молодой оборотень замер на месте и выпрямился, из-под маски волка наблюдая за грациозным полётом хищника под полной луной, направляющегося на ночную охоту, а потом выдохнул горячий пар. Пора бы ему устраиваться на ночлег, негоже терять все силы на полпути.       Несколько мгновений оборотень медлил, прислушиваясь и поворачивая скрытое наполовину маской лицо по сторонам, и наконец решительно сошёл со своей тропы. Поблизости находился бивак, временное убежище, в котором коротали ночи охотники и такие же путники, как он, — укрытая от снега и ветра сухая площадка за густо поросшими елями. Скинув с плеч холщовый мешок со скудными запасами провианта и ритуальных вещей, оборотень отыскал запасы сушняка в дальнем углу, припасённые местным племенем, и сложил в пепелище для костра. Среди пожитков он отыскал два камня, натёртых серой, ударил их друг о друга, высекая искры, и несколько мгновений раздувал, пока вокруг не заплясали весёлые тени от огня. В укрытии стало светлее, а мир за его пределами, наоборот, потемнел.       Что-то пробормотав себе под нос, оборотень поднялся и, подхватив небольшой котелок, вышел, с лёгкостью отыскав среди снегов узкую полосу талого снега, где протекал небольшой ручеёк. Наполнив сосуд, волчонок вернулся и поставил кипятиться воду. И только тогда оборотень присел на старое бревно, закутавшись в свои чёрные меха и протянув ладони к теплу пылающего костра. Под маской, созданной из шкуры настоящего волка, сверкали пронзительные светло-синие глаза, схожие с одиноко блестевшим грубо обработанным камнем сапфира среди чёток и разнообразных украшений и амулетов из перьев, крашенных игл и клыков. Поджав губы, молодой оборотень, не отрываясь ни на миг, смотрел в пламя огня, словно искал в нём ответа. Или новых видений.       Что бы он ни увидел, юный Тэкорин, сын Куарренархэ, вождя племени чёрных волков сейóви, не стал рассказывать о своих видениях. Подождав, пока луна скроется за горизонтом, оборотень подбросил поленьев покрупнее и улёгся, свернувшись под мехами, чтобы коротким сном восстановить силы. На рассвете он вздрогнул, ощутив чьё-то незримое присутствие, и подскочил. Где-то вдалеке мелькнул Чёрный Волк, дух его племени, и Тэкорин, не медля, принялся собираться в путь.       На этот раз он не возвращался, чтобы сбить кого бы то ни было со своего следа. Время поджимало, молодой оборотень это чувствовал, легко взбегая по холмам и перебираясь через заваленные снегом овраги. В воздухе витала опасность, пролитая кровь и запах дыма, который вскоре стал виден за деревьями и елями. Чёрные вороны кружили в небе, возвещая о пиршестве.       Неизвестно где взялись силы, чтобы ускорить бег. Морозный воздух резал лёгкие, ступни, затянутые в кожу и мех, тонули в сугробах, но Тэкорин лишь быстрее бежал вслед за мелькающей среди стволов тенью духа сейови. Лишь раз Чёрный Волк остановился, печально затянув песнь над телами двух молодых оборотней, вероятно охранявших подступы к стае. Напуганные им падальщики-вороны взметнулись в воздух и в стороны, злобно выкрикивая проклятья на своём языке. Одного взгляда Тэкорину хватило, чтобы понять, что он уже не поможет оборотням.       — Вы родились волками и умерли волками. Пусть Луна освещает ваш путь по Тропе Предков, — прошептал ритуальные слова юный шаман и помчался дальше, догоняя Чёрного Волка. Ни один ворон больше не посмел опуститься рядом с мёртвыми телами.       Остановившись рядом с духом на краю обрыва, где кончался лес, Тэкорин перевёл дух и замер, не веря своим глазам. Внизу под ними разливались воды Красной реки, а на её другом берегу чернели остовы викава и тотемных столбов, обнесённых полуразрушенным частоколом. Клубы дыма и стаи голодных ворон поднимались над разорённым селением, усилившийся во много крат запах гари и крови входил в лёгкие с каждым вздохом, наполняя отчаянием. Рядом завыл Чёрный Дух, но Орин оставил его, спускаясь с обрыва и спотыкаясь в спешке, чтобы найти выживших, если они есть.       Под ногами хлюпал смешанный с пеплом и кровью снег. Тэкорин медленно шёл, прислушиваясь к возможному биению сердца или слабому дыханию, однако видел лишь мёртвые, растерзанные словно безумным животным волчьи тела. Серый их мех выдавал одну из стай чевейо, его деда по омежьей линии. После мира, который пришёл на земли волков по оба берега Красной реки с браком Сааркайлине и Куарренархэ, его отцов, племена серых и чёрных волков стали плодиться и размножаться, став настолько многочисленными, что внутри появились раздоры. Вскоре наиболее сильные альфы покинули племена, забрав с собой молодняк, чтобы основать собственные стаи. Вожди им не препятствовали, покуда земель хватало и на них не было мора и голода. Вскоре появился и совет племён, который решал миром возникающие между новыми стаями споры.       Это было одно из таких селений. Молодые волки жили, встречали закаты и рассветы, уходили на охоту и возвращались с добычей, а теперь лежали грудами мёртвых тел. Из-под маски не было видно лица Тэкорина, лишь закусанные до крови побелевшие губы. Оборотень остановился рядом с телом волка-омеги, прижимающего к груди трёх волчат, ещё совсем маленьких, родившихся прошлой весной, и по его щеке скатилась одинокая слеза, которую он поспешил стереть. Тэкорин был омегой и с болью воспринимал смерть, особенно столь юную.       Что-то холодное коснулось опущенной руки. Шаман косо взглянул на подошедшего огромного Чёрного Волка, ткнувшегося мордой в ладонь. Орин не знал, каким образом существуют духи, их нельзя было обнять или тронуть, однако он ощущал их рядом, ещё когда был несмышлёным волчонком. И сейчас прохлада, коснувшаяся его ладони, успокаивала горе и боль от того, что он видел вокруг.       — Благодарю, друг мой, — прошептал юный оборотень и пошёл дальше, отыскивая тех, кто может ещё жив, или следы тех, кто совершил все эти зверства. Чёрный Волк неотступно следовал за ним, а потом рванул вперёд, между обгоревшими остовами тотемных столбов и викава, к дальней стене частокола, которая осталась практически нетронутой. В почерневшем сугробе лежал, свернувшись клубочком, маленький волчонок. Его сердце стучало совсем тихо, но Тэкорин слышал!       Шаман бережно достал из своего мешка одеяло и закутал в него малыша, растирая холодное тельце. На боку, под рёбрами, у волчонка зияла рана, словно укус, с рваными краями и запёкшейся кровью. Тэкорин огляделся и, отыскав укромное место, уложил малыша, а сам быстро соорудил примитивный очаг, окружённый камнями, и высек огонь. Ему нужна была горячая вода, чтобы омыть раны и согреть волчонка. Достав из сумки свои снадобья и лекарства, юный оборотень раскрыл пасть ребёнка и влил туда отвар, заставив проглотить. Позже он обязательно приготовит лекарство, добавив для восстановления сил своей собственной крови, но дел у шамана оставалось ещё много. Он хотел похоронить всех оборотней селения.       К вечеру волчонку стало лучше, он согрелся и жался к теплу шамана. Тэкорин приготовил на костре похлёбку, накормил малыша и оставил его, закутав в свою накидку из чёрного меха. На шамане осталась лишь туника, сшитая из двух шкур лосей и украшенная традиционными узорами, бахромой, расшитая крашеными иглами дикобразов, и почти такие же диковинные штаны, а на ногах — мокасины, мехом внутрь. С шеи свисали амулеты и талисманы.       Тэкорин редко снимал свою маску и меха, скрывая под ними свои белоснежные волосы, отличавшие от почти всех в племени его отца, Куарренархэ, племени сейови, чёрных волков. Длинные, необычайно лёгкие, они доходили оборотню почти до пояса, и, чтобы не мешались, часть их была стянута верёвкой и украшениями на затылке. Внешностью оборотень пошёл в своего деда — выходца с Севера, из племени белых волков ви́хо. Кроме Тэкорина в племени сейови таким же белым волком был его отец-омега, Сааркайлине, сын Гэхэджина, и брат, Сиррен.       Прислушиваясь к стуку сердца единственного живого существа в округе, Орин стягивал в одно место мёртвые тела его жителей. Вернулся он в лес и за теми двумя, что встретил по дороге. Покружив у реки и за частоколом селения, Тэкорин нашёл ещё несколько убитых воинов и следы многочисленной волчьей стаи, которая, видимо, напала на мирное племя. Эти же следы, почти заметённые снегом и с каплями крови, уходили вверх по течению Красной реки к священным местам четырёх Прародителей всех волков.       На всё у него ушло полночи и море сил, и когда Орин закончил, небо уже посеребрили лучи солнца, прятавшегося за горными хребтами на востоке. Шаман вернулся к костру, решив сделать небольшую передышку и приготовить зелье. Поморщившись, Орин старым клинком полоснул по ладони, и тёмная кровь стекла в чашу. Пошептав заклинания, шаман заставил волчонка выпить всё до капли.       Когда солнце взошло, Тэкорин уже бежал по своим следам обратно домой, прочь от селения. Найденный им волчонок, обратившийся человеческим ребёнком, посапывал около его сердца, привязанный крепко к телу шамана. С короткой гривой волос мышиного цвета, спрятав лицо на груди Орина, волчонок не видел столба дыма погребального костра, поднимавшегося позади, а шаман не оборачивался, сжимая губы.       На селение чевейо напала стая других волков. Но кто может быть насколько жестоким, чтобы убивать волков, когда на землях между племенами царит мир?              Спустя три дня и две ночи Тэкорин встретил на границе земель небольшой отряд охотников родного племени. Они уже обратились людьми — оборотни охотились и воевали в волчьей стати, которая давала им немало сил и преимуществ, — накинули тёплые одежды и готовились в обратный путь.       Среди них выделялся своей осанкой и статью альфа с чёрными волосами и зелёными глазами, в которых читался неприкрытый гнев и облегчение от вида невредимого брата, исчезнувшего накануне.       — Орин! — воскликнул Хоайови, бросившись к шаману. — Мы тебя везде искали!       — Тише, — попросил шаман, и его брат увидел на руках омеги волчонка, который испуганно прятался под чёрным мехом накидки. До того малыш шёл рядом с Тэкорином, вцепившись в штаны, но, учуяв запахи охотников, перебрался на руки омеге. — Ты его пугаешь.       Альфа обменялся удивлёнными взглядами с соплеменниками, но больше ничего спрашивать не стал, как и укорять за доставленные всем волнения, приберегая все упрёки до возвращения. Оборотни разделали на месте тушу своей добычи — лося и двух лосих, — оставив немного мяса в знак благодарности мелким зверькам и голодным воронам, внимательно следившим за волками с веток. Они положили куски мяса в подобие носилок и по снегу потащили обратно, к селению сейови. Тэкорин бесшумно шёл рядом с ними, успокаивая шёпотом волчонка, а Хоайови бросал на них насторожённые и злые взгляды.       Они вернулись к вечеру. Их селение находилось у небольшой реки, названной Прозрачной за её чистые и холодные воды, стекавшие с Высоких гор. Переняв опыт чевейо, сейови окружили свои викава частоколом из заострённых сосен и выкопали ров, уже четыре лета придерживаясь оседлой жизни. За частоколом виднелись тонкие витки дымов от вечных костров, за которыми неустанно следили дозорные, и тотемные столбы с мордой чёрного волка на верхушках.       Охотников встретили с радостью: кто-то повёл альф отдыхать и накормить, омеги унесли славную добычу, чтобы разделить мясо между семьями и приготовить его для охотников. Голову лося отнесут в викава вождя в знак уважения от его сына Хоайови — нежное мясо верхней губы и носа особенно ценилось среди оборотней и принадлежало тому, кто завалил благородного зверя.       Среди омег, разбирающих добычу, чёрный волк, брат Тэкорина, отыскал глазами кого-то и подошёл ближе. Молодой оборотень с неохотой обернулся к охотнику, отвлекающим его от дела. Хоайови давно положил глаз на этого омегу, который славился на всё племя силой и здоровьем. Он был младше, и альфа ждал весны, когда у Инри должна была начаться первая течка, чтобы побороться с другими и заявить свои права на него. Омега пока не отдавал никому предпочтения, но Хоайови это не останавливало.       Тэкорин же мечтал об отдыхе. Много дней и ночей ему приходилось идти зимним лесом, холмами и степями, а на обратном пути он не раз нёс найденного им волчонка на себе. Малыш видел свою седьмую или восьмую зиму и был тяжёлым, несмотря на былой голод и лихорадку, что иногда тревожила во сне.       Но шаман понимал, что не скоро сможет отдохнуть. Навстречу ему вышли два белых и один чёрный волки — брат Сиррен и отцы, Куарренархэ и Сааркайлине.       Вождь племени, Аррен остановился впереди, скрестив на груди руки и хмуро смотря на шамана. Хотя Тэкорин был выше своего отца-омеги, но намного ниже высокого и крупного чёрного волка, который снискал славу самого сильного воина всех волчьих племён с ближайших земель. Его волосы давно отросли, и часть была заплетена в косы, спускавшиеся из-под высокого головного убора из перьев хищных птиц — орлов, соколов и беркутов. Одет он был, как и все, в тёплые зимние одежды, расшитые узорами.       Позади, рядом с братом Сирреном встал Хоайови. Они были похожи как две капли воды, если бы не цвет волос. Белый Сиррен и чёрный Хоайови. Их зелёные глаза пылали гневом и беспокойством.       Лицо Тэкорина скрывала маска чёрного волка, но даже и так от него исходила уверенность. Он знал, что поступил верно, и это доказывало испуганно бьющееся сердце рядом с его собственным. Предки не зря послали ему видения и направили к селению у Красной реки. Это его судьба, судьба шамана.       — Отец, — Тэкорин говорил негромко, но его слышали все. Шаман обращался к Кайлину, мужу вождя, и омега вышел навстречу сыну, такой же красивый, как и в молодости. — Прошу тебя, позаботься об этом волчонке. Он остался один, всё его племя отправилось по Тропе Предков. И позовите Джалуунгара и Маара. Теалис, Вернувшийся к Жизни, ранен.       Таким именем нарёк Тэкорин волчонка, который так и не произнёс ни слова.       Кайлин протянул руки к волчонку, но тот зарычал, оскалив острые зубки и вцепившись в шамана. Тэкорин мягко что-то прошептал ему на ухо, и Теалис неохотно перебрался в объятья Кая. Тот понёс волчонка в викава вождя, и за ним потянулись старик-альфа с изуродованным лицом, целитель Джалуунгар, и высокий черноволосый омега, его сын и преемник, Маар.       — Куарренархэ, сын Хелейдхора и вождь чёрных волков сейови, — громко начал Тэкорин, словно отринув родственную связь между собой и отцом. Он был шаманом. Все сейови затихли, всё больше оборотней окружали кольцом молодого оборотня. — Я вернулся с печальными вестями. Духи Предков послали меня к Красной реке, к одному из молодых поселений чевейо, отделившихся от племени Гэхэджина, с которым уже больше двадцати зим у нас заключён мир. То, что я увидел, ужасно. Кроме этого волчонка, — рука шамана указала на викава вождя, в котором скрылись Кайлин, Джалуунгар и Маар, — не выжил никто. Вороны клевали внутренности и мёртвые тела чевейо. Я не знаю, что за безумцы совершили такой проступок, но им нет прощения. Волки подло напали на мирную стаю и перебили всех. Их следы ведут вдоль Красной реки, к священным местам наших Предков.       Среди сейови послышались возмущённые крики, приглушённые более старыми волками, ожидающими ответа от своего вождя.       Аррен внимательно смотрел на Тэкорина, гордо выпрямившегося под его взглядом.       — Вечером, на совете, племя выберет тех, кто пойдёт по следам безумцев, направляющихся вдоль Красной реки. Так же мы пошлём вести к Гэхэджину, сыну Секихеса, вождю серых волков чевейо, и другим племенам, которым угрожает опасность.       Слова вождя были встречены воем и боевыми выкриками. Тэкорин опустил голову, покоряясь решению вождя, хотя желал бы, чтобы всё происходило быстрее.       Аррен подошёл ближе к шаману и тихо прошептал ему, чтобы никто не слышал:       — А с тобой, сын мой, мы поговорим в моём викава.