Рождённый Волком: Вслед за Луной

             

Music: Brand X Music — Dogs of War; Future World Music — Life Goes On. Всё-таки рано — лучше, чем поздно.

                    Наверное, в первый раз жизни Айови не интересовал жар сражений с врагами и соперниками. Под непривычно широкой маской волка брата он крепко сжимал челюсти, сдерживая порыв развернуться и броситься в противоположную сторону. В ту, в которой скрылись родители, Сиррен, Орин и Теалис. Он верил слову шамана: с его маленьким волчонком ничего плохого не случится, однако сердцу не прикажешь. Оно мучительно болело и требовало немедленно повернуть обратно. Оно выло волком.       Айови не мог. За спиной бежали верные сейови, а ещё дальше — волки точо, готовые растерзать их в клочья, как только нагонят добычу. Им было легче. Они находились в зверином обличье, а ненависть и злость придавала запредельную силу и скорость. Сейови же с трудом продирались через сугробы и буреломы, но их спасало знание своих земель. Они ведали, где можно провалиться в яму, где непроходимые дебри колючих кустарников, где крутой обрыв, где под снегом прячется берлога медведя, который будет в ярости, если его разбудить. Чевейо научили их, что не всегда сила берёт вверх.       Погоня не утихала, рыжие волки выбирались из ловушек и упорно бежали вперёд, ещё более злые и полные жажды убийства. Сиррен сказал брату держаться тени, уходить из-под яркого света Луны, и хотя Айови не понимал значения его слов, но следовал им. И чувствовал, что поступает правильно.       Его задачей было отвлечь часть отряда точо, чтобы омеги и детёныши чёрных волков могли уйти в безопасные места. Завести врагов как можно дальше, а потом принять неравный бой или ускользнуть. Но последнее невозможно, и Айови повёл свой отряд под тень Крутой горы, и здесь он сорвал шаманскую маску, в которой уже не было надобности. Чёрные волки, верные и неутомимые, обступили его, готовые в любой момент перекинуться и броситься в сражение.       Точо остановились как вкопанные. Кровожадные и взбешённые. Крупный рыжий волк впереди пригнулся и зарычал. Не возникало сомнений, что обман Айови удался, и теперь рыжие волки были в ярости. Но он и подумать не мог, что грозный вожак взвоет и повернётся, а следом за ним помчатся все остальные. Одураченные рыжие волки спешили вернуться к селению сейови, чтобы отыскать настоящего шамана.       Айови мог лишь наблюдать за ними. Никто из чёрных волков не стал преследовать врагов. Они знали, куда направляются омеги и где произойдёт их встреча. Если всё прошло так, как задумали.       Вот только Орин сказал, что Теалиса он увидит не скоро, и потому следовало спешить.       Повернувшись к черноволосым оборотням, вымотанным бегом и мелкими схватками по пути, недовольным, что они так и не вступили в бой, как полагается истинным воинам, Айови повелел им обратиться зверями, а вещи, связанные в один узел, подхватить клыками и нести за собой. Волками они быстрее смогут добраться до отрядов племени, разошедшихся разными дорогами, чтобы собраться в одном месте. Послушно исполнив его волю, сейови побежали за Айови, который стремглав летел над белыми полянами, лавировал между пушистыми еловыми кистями, наполненными тяжестью снега, перебирался по поваленным брёвнам, не ведая страха на своей земле. Единственный ужас таился в сердце, в том волчьем чутье, что разбудило его много дней и ночей назад, когда Орин уходил за Теалисом. Боль и тоска, предупреждающие о беде, которую Айови не может прогнать или разорвать своими острыми когтями и клыками.       Первым, кого он увидел во тьме гулкой пещеры, спрятанной под обрывом у одного из наполнявших Красную реку истока, оказался бледный, словно первозданный снег, Кайлин. Рядом стоящие омеги утешали его, и хотя муж вождя не пролил ни единой слезы, черты лица, заострённые из-за тёмного цвета волос, исказило безмерное отчаяние.       Перекинувшись и даже не задумавшись о том, чтобы побыстрее облачиться в тёплый мех и кожу своей одежды, скрыть от чужих глаз обнажённое тело, Айови бросился к отцу, сжал плечо. Подняв опечаленные аметистовые глаза на сына, Кайлин узнал его сквозь пелену чувств и обнял за плечи, вдыхая знакомый запах:       — С тобой всё хорошо, — одними губами шепнул с облегчением омега, скорее себе, чем ему. Волнение передавалось и Айови, радость и успокоение, что отец-омега в безопасности, целый и невредимый. Но в тот же миг былые чувства вспыхнули снова, напоминая о любимом маленьком волчонке.       — Где Теалис, отец? — мягко отстранив отца, вопросил он. В глазах Кайлина появилась боль.       — Он пытался вернуться к тебе, словно знал, где ты, что ты остался сражаться. Возможно, случайно заметил тебя среди волков или учуял запах. Тэкорин вёл его, но они отставали, и точо нагнали их. Орин сказал нам уходить, а сам остался. Точо не пошли за нами. Но они забрали и Орина, и Теалиса, — рассказал произошедшее Кайлин.       Айови словно оцепенел, превратился в камень. Сердце поглотили страх и боль, тоска и любовь. Теалис. Он не должен был его оставлять, бросать одного. Если с волчонком что-то случится, жизнь станет ему безразлична.       Откинув голову, темноволосый волк протяжно взвыл, и все вокруг вздрогнули, ощутив силу его чувств.                     — Проходи.       Тэкорин с Теалисом на руках нырнул в уют времянки, наскоро построенной точо из ветвей и еловой хвои. Она почти не защищала от холода, но дарила защиту от пронизывающего ветра и снега, последний же позволял сохранить хоть какое-то тепло от костра посреди. Рядом лежали меха и шкуры, тонкие и жалкие для двоих.       Дрожащее тельце волчонка жалось к единственному безопасному существу в округе. Тэкорин уже спас его однажды, и малыш не сомневался, у кого искать нужно защиту. Когда незнакомец приближался, Теалис рычал и скалился на него, но точо просто отступал чуть дальше, хотя ему и не нравилось отношение волчонка и новая преграда на пути к истинной паре. Терпение сейчас, когда желанное стало доступным, было так близко, что достаточно сделать шаг и коснуться рукой, держалось на тонких нитях паутины, которую рвал ураганный ветер.       И молчание Тэкорина лишь усиливало бурю в душе Ниоса.       — Назови своё имя, — потребовал рыжий волк, впервые разлепив непослушные, побелевшие от напряжения и мороза губы. Присев на колени, омега укутал в меха Теалиса и обернулся. — Меня зовут Эрениосихэд, сын Анэтиви́дора. Ты можешь звать меня Ниос.       — Тэкорин.       Голос волка не дрогнул, прозвучал спокойно и без волнения. Лишь в глубине пронзительных голубых глаз таилось лёгкое смятение и тень страха.       — Зови меня Орином, — черноволосый волк говорил с расстановкой, без спешки. Его холодность раздражала горячую натуру Ниоса.       — Орин... — повторил точо, пробуя звук на вкус. — Кто твой отец?       — Я не могу тебе сказать его имя, — покачал головой Тэкорин, опустив глаза. Его смущал взгляд альфы, полный вожделения. Не будь с ними напуганного скулящего волчонка, Ниос бы непременно поддался страсти и желанию. Тэкорин боялся этого и... желал не меньше альфы.       Большую часть своей жизни Орин прятал лицо и чувства под чужой маской. Хотя внутри жил шаман, но сейчас яростно билось сердце омеги, с силой работали лёгкие, горя от витавшего рядом запаха страсти и несгибаемой воли своего альфы. Пересохшие губы едва подчинялись разуму.       В ответ Ниос зарычал, его пальцы покрылись шерстью и удлинились когти, но альфа пришёл в себя раньше, чем перекинулся в звериную ипостась.       — Ты... — глубоко вздохнув, точо успокоился и отбросил обвинения. Орин не пришёл на зов, убегал вместе с племенем, вёл себя с ним так, словно они чужды друг другу. Если бы омега откликнулся раньше и сам вышел навстречу, то волки смогли бы избежать распрей. Ниос передал бы весть через Орина, попросил помочь белого шамана избавиться племени точо от безумного проклятья Луны. Вместо этого их ныне разделяет вражда и непонимание. — Мы наконец вместе, а ты всё ещё скрываешься от меня?!       — Я не могу иначе, — прошептал Орин. Наконец в его голосе прорезалась нотка чувств — отчаяния. Он бы хотел поддаться искушению свободы, отринуть долг шамана и заботу о племени в прошлом, но не мог.       Ниос сорвался с места, напугав Теалиса и заставив Тэкорина насторожиться, приготовиться к атаке. Порой альфы в желании подчинить своего омегу могли совершить насилие и причинить боль. В руках, обхвативших его за плечи, заключалась грубая сила, но губы прижались с нежностью первого поцелуя, пылкого и неудержимого. Дыхание переплелось воедино. Тэкорин не мог пошевелиться, даже ответить на разгоравшуюся страсть Ниоса. Он хотел обнять альфу, но руки дрожали, а стук сердца заглушил все звуки. Тэкорин даже не мог сказать, чьё сердце он слышал: своё, Ниоса или их вместе.       Нежность уступила ненасытной страсти, пальцы точо зарылись в чёрные волосы, удерживая лицо, и белый волк, привыкший, что к нему никто не смеет притронуться, очнулся от чар альфы.       — Ты мой, — прорычал Ниос, разорвав поцелуй, но не отодвинувшись. Губы разделял лишь вздох, глаза заглядывали в душу друг другу. В одной — подтаявший лёд, в другой — всепоглощающее пламя. — Тебе больше от меня не сбежать и не спрятаться.       — Этого я и боюсь, — почти беззвучно признался Тэкорин.       — Я не причиню тебе вреда, — пообещал Ниос, коснувшись рукой бледной и прохладной щеки. Кроткая ласка ещё больше принесла Орину смятений. Он бы предпочёл удар когтей. — Я принесу вам еды.       Покосившись на шевелящийся и рычащий клубок меха за спиной омеги, Ниос поднялся и вышел к костру. Охотники принесли вчера два оленя, и сегодня они могли насытиться после битвы и погони. Точо провожали Ниоса взглядами, кое-кто задавал вопросы или поздравлял: ни для кого не было тайной, что его вело не только желание избавиться от проклятья, но и зов истинной пары. Передав кусок жареной оленины, волк хлопнул его от души по спине и отошёл к собратьям. Их волновала неудача в поимке шамана, а Ниос впервые за долгое время не жаждал гнаться за призраком спасения. По крайней мере не этой ночью.       — Ниос, сын мой, — позвал его Тивид. Он сидел у костра, на поваленном бревне, и ослепший Рагон Мош примостился рядом, у ног. Старый шаман выглядел измотанным, но что-то выдавало его сильное волнение — дрожащая нижняя челюсть, навострившиеся уши, впитывающие каждый звук и слово вокруг, вгрызшиеся в лоб глубокие морщины.       — Меня ждут, — нетерпеливо сказал Ниос, подойдя ближе. Его взгляд метнулся к времянке, заваленной снегом. Он опасался, что его омега снова исчезнет, растает дымкой на рассвете, оставив лишь зыбкие воспоминания о себе.       — Ты его нашёл? — хрипло спросил шаман, слепо смотря вперёд. — Белого шамана!..       — Нет, — покачал головой Ниос. — Он ускользнул от нас вместе с омегами и волчатами. Нас обманули. Один волк взял одежду шамана и увёл часть волков. Они знали, за кем мы идём и что будем гнаться за ним, бросив всё.       — Он близко, я чувствую, что шаман совсем рядом... — сгорбившись, прошептал Рагон Мош, сухой рукой вырисовывая знаки на рыхлом снегу, потом сметая. — Мы должны его найти как можно скорее...       — Как только мы отдохнём, то бросимся снова в погоню, — сказал Тивид. Он даже не выразил желания увидеть омегу сына, настолько его волновало снятие проклятья. — Мы не можем позволить сейови увести белого шамана дальше, в горы. Там мы его не найдём.       — Да, отец, — склонил голову Ниос и ускорил шаг, стремясь вновь увидеть Орина. Омега сидел у огня, приобняв маленького волчонка. Едва альфа вошёл, как взгляд голубых глаз обратился к нему. Тэкорина смутила теплота, с которой смотрел на него Ниос, и он потупился, вновь вглядываясь в язык пламени. — Надеюсь, следующей зимой на твоих руках будет наш волчонок.       Омега вздрогнул. Ниос видел смятение и совершенно не понимал его причин. Почему Тэкорин так боится его, почему так холоден?! Они истинная пара — разве этого мало для доверия между ними?       — Я принёс еды, — сообщил Ниос, присаживаясь рядом. Маленький волчонок недоброжелательно заворчал. Не обращая внимания на угрожающий звук, Ниос переломил кусок мяса пополам и подал Тэкорину большую часть. Волчонок рванул вперёд и вцепился острыми клыками в запястье. Альфа не вскрикнул, а Орин не успел перехватить Теалиса. — Голодный, — пошутил Ниос, стараясь разрядить напряжение.       — Он боится точо, — проговорил Тэкорин, разжимая челюсти волчонка. Ниос не успел моргнуть, как омега нажал что-то под подбородком — и его рука была освобождена. Прокусанная кожа кровоточила. — Его семью и всё племя несколько дней назад убили.       — Ты обвиняешь в этом точо?       Ниос одновременно чувствовал и изумление, и злость, растирая больную руку. Он помнил слова Сиррена, сына вождя сейови, и его слова, что белый шаман нашёл разрушенное селение чевейо и единственного выжившего.       Тэкорин вновь закутал разъярённого и напуганного волчонка, подал ему мясо, которое тот мгновенно выхватил и принялся грызть, рыча при любом движении в свою сторону.       — Не обвиняю. Я знаю, что это сделали точо. Но не ты, — добавил чуть погодя Орин.       — Это тебе сказал белый шаман? — прямо спросил Ниос. Он всё ещё недоверчиво относился к провидению и духам, потому стал подозревать, что тот, кого они ищут, лжец и злодей, стравливающий племена ради бойни.       Тэкорин помолчал, не зная, что можно ответить на этот вопрос.       — Зачем вам белый шаман? — спросил наконец Орин, не решившись ни утаить правду, ни раскрыть её. Ещё рано говорить, кто он есть. По крайней мере Тэкорин так считал. Духи слишком давно покинули его, не подсказывая, правильно ли он поступает или каким путём идти.       — Наш шаман, Рагон Мош, утверждает, что в нём соединились сила и мудрость всех племён с давних времён и он сможет нам помочь. Но я не очень верю, хотя и хочу. Этот белый шаман обвиняет нас в убийстве и бежит, вместо того чтобы помочь.       Последние слова Ниос почти прорычал, и ему вторил волчонок. Альфа посмотрел в его сторону и прищурился. Скоро ему придётся уйти на поиски шамана, и он хотел провести эту ночь со своим омегой. Их разговор не походил на то, о чём мечтал Ниос при встрече, но подавал надежду на лучшее.       — Я отнесу его к костру. О нём позаботятся мои собратья, — сказал Ниос, поднимаясь. — Никто его не обидит.       Тэкорин перехватил его раненую руку, и точо поморщился. Омега отдёрнулся.       — Он истинная пара моего брата. Я обещал, что позабочусь о нём, — твёрдо заявил Орин и осторожно притронулся к ране. — Присядь.       Ниос послушался. Орин не смог взять свои травы и зелья, потому поступил так, как подсказывал древний звериный инстинкт: склонившись, он вылизал кровь, смачивая слюной и осторожно исследуя глубокие ранки. После он оторвал кусок от одежды и перевязал руку. Подняв голову, Орин поймал жадный взгляд альфы.       — Почему ты не пошёл навстречу мне? — едва слышно задал Ниос давно мучивший его вопрос.       Тэкорин открыл рот, но не вымолвил ни звука. Почему-то вопросы Ниоса цепляли за живое, как и всё, что он делал. Орин слишком привык быть особенным, взвалив на себя бремя заботы о племенах и общении с духами. Один за другим Предки приходили и требовали, чтобы Тэкорин шёл к судьбе, истинной паре, но шаман отказывался, считая, что он нужен здесь и сейчас по своему признанию. Останется ли у него сила и видения, способность помогать другим, когда он станет частью своего избранника, будет рожать и выращивать волчат? Тэкорин страшился этой судьбы. Он пренебрёг зовом, посчитав, что на столь далёком расстоянии его альфа не услышит. Но Ниос услышал. Позже, чем сам Тэкорин, но услышал и внял зову. Он преодолел степи и леса, реки и горы и теперь здесь, рядом, а Орин всё ещё в смятении. Духи отвернулись от шамана, грядёт война, всем его близким угрожает беда, а он не может ответить на вопросы Ниоса.       Он боялся любви этого рыжего волка, боялся потерять самого себя, своё предназначение.       — Если бы ты пришёл раньше, всё было совсем иначе, — заметил с сожалением Ниос, вторя мыслям омеги.       — Да, — согласился Тэкорин, вновь и вновь раскаиваясь в своей трусости и слепоте. Если бы он пришёл ещё хотя бы одну зиму назад, то семья Теалиса могла бы остаться в живых. Насытившийся маленький волчонок спал, положив голову к нему на колени, и шаман погладил его по голове. Даже Айови, его брат, не сможет заменить то, что потерял Теалис по вине Орина.       — Я должен сказать тебе...       — Ниос! — оборвал признание омеги чужой и сильный голос. Откинув полог, внутрь заглянул пожилой точо, чертами лица схожий с альфой Тэкорина. Его взгляд лишь на мгновение задержался на темноволосой макушке омеги. — Ты нужен нам. Срочно.       — Ложись спать, — приказал Ниос Тэкорину, вскочив и устремившись к выходу. — Я скоро вернусь. Жди меня.       — Постой, я должен сказать тебе важное! — пытался остановить его Орин.       — Потом у нас будет вся жизнь, чтобы поговорить, — отмахнулся Ниос. — Не выходи, пока меня нет. Тебя никто не тронет, но не позволит и шага сделать дальше, чем за порог.       — Я пленник? — спокойно поинтересовался Тэкорин.       — Нет, — отрезал Ниос. Холодный воздух снаружи заставил его скрипнуть зубами и поёжиться от ветра. — Что произошло?       Вместо слов Тивид махнул рукой в сторону. С трудом удерживаемый силой четырёх точо, из предрассветного сумрака вынырнул воин. Его одежда и белые волосы были покрыты кровью — чужой, не его. Ниос помнил этого волка. Сиррен, сын Куарренархэ, вождя сейови.       Когда белый волк поднял лицо, Ниос от неожиданности отшатнулся. Отливающие красным глаза светились почти угасшим лунным безумством.