Рождённый Волком: Вслед за Луной

             

Music: Wayra Nan – Tatanka Yarik Ecuador – Monag killa Чтобы по-настоящему оценить объятия любимого человека, надо прежде узнать, каково без них.

      Он должен отвести погоню от омег и волчат и сбить со следа точо. С этой мыслью Сиррен отправился во главе одного из отрядов сейови вопреки всем возражениям отцов и братьев. Успокаивая их, белый волк сказал, что рана практически не беспокоит его. Он солгал, но ложь была необходима.       Запах Сиррена не мог обмануть точо. Они уже встречались в пылу сражения у ущелья, потому ему приходилось держать рыжих волков на достаточном расстоянии, чтобы они не учуяли подвох. С Сирреном бежал омега, запах которого вводил точо в заблуждение, однако всё горячее и больнее отдавался каждый шаг. Он сам советовал Айови держаться тени, остерегаться лунного света, но его неуловимо тянуло к нему. Рана пульсировала при каждом шаге, туманя разум непривычно злыми мыслями. Его раздражало горячее, сбитое дыхание сородичей, резкие звуки, движения в беге, осыпающийся над головой снег с елей и непроходимые сугробы на пути. Сиррен едва унял желание растерзать молодого Алена, задержавшегося из-за поваленного бревна.       Полная луна насмехалась над страданиями белого волка, перекрашивая все цвета в красный и чёрный. Мысли под её светом становились жёстче и злее. Когда Ален снова отстал, провалившись по брюхо в балку, незаметную под сугробами, Сиррен впал в безумие. Гортанно прорычав проклятья, он развернулся и бросился на омегу. Ален едва увернулся от острых клыков, перекатившись под еловые ветви. Пытаясь обуздать, на спину прыгнули собратья-сейови, но Сиррен, не заметив, насколько возросла его сила, с лёгкостью скинул их и приготовился нападать — без разницы на кого, лишь бы ощутить пряный вкус свежей крови.       Вой подоспевших точо отвлёк его, поставив перед выбором. Внутренний обезумевший зверь признал их своими, и злость Сиррена обратилась на соплеменников, словно они стали чужими. Но, воспользовавшись короткой заминкой, Ален и Рейвен сбили его с ног, завалив в балку. Тяжёлый по сравнению с омегой Сиррен глубже увяз в снегу. На мгновение в смятенном разуме прояснилось, и он, осознав, какую опасность представляет для сейови, зарычал, требуя, чтобы его бросили. Рейвен мгновенно развернулся, Ален замешкался лишь на мгновение.       Едва Сиррен выбрался, как его окружили точо. Они ощерили клыки, исходя слюной и злобой. Их гнев был направлен не на чужака, а на своего, на собрата, который предал, притворяясь белым шаманом и уводя от настоящей добычи. И если точо и хотели напасть, то лишь ради того, чтобы наказать наглеца.       Белый волк был силён, зол и не собирался уступать. Двух атакующих он играючи отбросил, после чего его завалила вся окружившая стая. Ему пришлось признать поражение, а потом отправиться с точо в их лагерь.       Так Сиррен оказался среди врагов. Чужой, но свой среди чужих. Скрывшаяся Луна отпустила безумие, и разум белого волка почти прояснился. Настолько, что он мгновенно узнал оборотня перед собой.       — Ты... — выдохнул Сиррен. Он перестал бороться с точо, обессилев в их руках.       — Сиррен, сын Куарренархэ, — прозвучал удивлённый голос рыжего волка. Сиррен не сомневался, что его помнят. И знал, что они снова встретятся, но не когда и как. — Я говорил тебе, что ты станешь одним из нас.       — Пустите! — зарычал Сиррен, и точо отступили, глядя с недоверием и невольным уважением. — Я не верил тебе, но твои слова сбылись, хотя я ничего не понимаю.       — Я смогу рассказать тебе обо всём. Тогда ты сам сможешь понять, зачем нам нужен твой брат, белый шаман. И поможешь нам его найти и снять Лунное проклятье, — самодовольно заявил ему Ниос. Почему он раньше не подумал, что этот белый волк сможет их спасти? Имея его в своих союзниках, они быстрее смогут отыскать шамана, даже, возможно, избежав нового кровопролития. — Подайте ему кто-нибудь одежду и мяса! — крикнул Ниос ближайшему соплеменнику. Сиррен закутался в шкуру буйвола и сел у костра, с опаской косясь на всех и в особенности на слепого измождённого старика, который затаил дыхание и вслушивался в разговор.       — Кто он? — потребовал ответа Тивид. Его рука вцепилась в плечо Ниоса, до боли сжимая.       — Он сын Куарренархэ, вождя сейови, — бросив мимолётный взгляд на свою времянку, сказал Ниос. Теперь неизвестно, когда он сможет вернуться к своему омеге. Даже короткая разлука заставляла его сердце выть от тоски. — В засаде у ущелья я ранил его, и теперь он тоже заразился нашим проклятьем. Белый шаман чёрных волков — его брат. Даже если Сиррен откажется нам помогать, его брат и отец придут, чтобы спасти его и всех, кого мы покусали прошедшей ночью.       Анэтивидор отпустил сына. Ниос вернулся к костру, не заметив, как полог времянки дёрнулся, словно его кто-то тронул изнутри.       — Это Рагон Мош, наш шаман, — сказал рыжий волк, сев у костра. Сиррен с неприязнью посмотрел на старика. — Он может рассказать тебе о нашем проклятии.       — Проклятье ещё молодое, хотя и успело сгубить немало волков, — медленно, смакуя старые воспоминания, произнёс Рагон Мош.       Оно появилось, когда я был юным, когда мои глаза были зоркими, словно глаза орла, а руки и ноги сильными.       На южные земли пришла беспросветная засуха, воспламеняя леса и степи. Огонь убивал всех и вся на своём пути, не щадя никого. Вождь нашего племени, Сирнагеве, сын Манакена, повёл нас всё дальше и дальше от пожаров. Мы избежали огня, но нас настигли голод и болезни. Даже мелкая дичь исчезла, и альфы бродили по пустынным землям в бесплодных поисках пищи. Наши волчата умирали от истощения, омеги, обезумевшие от горя, уходили следом за ними на Тропу Предков. Муж Сирнагеве, Саутанир, потеряв своих сыновей, лишился разума, пытаясь сохранить жизнь последнему, четвёртому, что рос в его чреве. Измученный голодом, он подстерёг своего собрата в лесу и убил, насытившись его мясом. Саутанир лишил жизни ещё четверых, накормив своих братьев, не ведавших, что им предлагает Саутанир.       Через день альфы вернулись с добычей и хорошими вестями. Они нашли стада, нашли воду и плодородные земли. Но Саутанир уже совершил грех, который Луна, наша покровительница, не смогла простить. Она покарала всех, кто отведал мяса своих родичей: омеги умерли при родах в боли и страданиях, а потом не смогли подняться к праотцам по Тропе Предков. Но дети выжили, и Луна отреклась от них и каждый раз, глядя на них, гневалась, и их накрывало кровавым безумием, когда они попадали под лучи её света.       Так зародилось проклятье, павшее с отцов на сыновей, а с сыновей на всех, кто окружал их и был непричастен к греху. Духи Предков не смирились с несправедливостью к своим потомкам и послали видение мне, что в месте их силы можно будет снять проклятье. Только я, Рагон Мош, слишком слаб, чтобы провести ритуал. Но рождённый в союзе врагов белый шаман чёрных волков впитает всю силу и мудрость времён, отыскав спасение для нас и всех, кого Луна несправедливо обрекла на страдания. Его рождение сулит перемены волчьим племенам. И только он может снять проклятье.       Рагон Мош замолчал, и тишина воцарилась среди волков. История, рассказанная шаманом, ошеломила Сиррена, ледяными когтями сжав сердце. Он помнил легенду о происхождении оборотней, о жестокости Луны, когда она карала тех, кто предал или подвёл её. Никогда белый волк не думал, что серебряный свет Луны будет причинять такую боль и наполнять таким гневом и отчаянием, стирая грани между силой и слабостью, разумом и безумием, жизнью и смертью.       Полено в костре с треском провалилось, взметнув сноп искр в трепещущий от мороза воздух. Тивид безмолвно курил трубку, жёстко присматриваясь к потрясённому новому собрату.       — Теперь ты понимаешь, почему мы ищем белого шамана? — спросил вождь точо. Сиррен качнул головой в знак согласия; теперь, когда его коснулось проклятье, белый волк готов был многое отдать, чтобы вновь стать тем, кем был. — Наше племя пряталось от света Луны в тени пещер и нор, словно кроты, долгими зимними ночами и короткими летними. Мы не можем остановить обращение, когда хотим, и наши волчата не понимают, каково это быть благородным волком. Наше племя распадалось, всё больше одиночек, искалеченных душой и телом, уходило прочь, ища спасение и не находя. Наш долг вернуть надежду нашим детям.       Ниос посмотрел на Сиррена, но тот слушал, не отрывая взгляда от костра. Алые и золотые искры плясали в его глазах.       — Теперь ты понимаешь, что нам нужно? Ты поможешь нам, чтобы уничтожить проклятье, — уверенно сказал Ниос.       — Если бы вы сразу обратились к нам и рассказали о случившемся, то мы бы избежали крови и смерти, — глухо прорычал Сиррен. Он закрыл глаза, вспоминая родных и близких: Кайлина и Аррена, Айови и Орина, Теалиса, деда Гэхэджина, Нейлина и Адэхи, Шаарсан Ноа, Теалиса и... Алена. Сиррен испугался, что мог его укусить и обречь на страдания под лунным светом.       — Вы первые встретили нас у ущелья, устроив западню, — раздражённо напомнил Ниос.       — Потому что ваше племя напало на стаю чевейо у Красной реки и оставило в живых лишь одного волчонка.       Уже не в первый раз Ниос слышал обвинение и не знал, что можно ответить на него. Но посмотрев на отца, он пришёл в замешательство: гордый и бесстрашный Тивид, а с ним ещё несколько его ближайших собратьев-точо склонили лицо, словно им стало стыдно за содеянное.       — Отец... — через силу выдавил Ниос.       — В ту ночь мы разбили лагерь недалеко от Красной реки, а на ясном небе светила полная луна. Кровавое безумие охватило нас, и лишь на рассвете мы очнулись и осознали, что натворили ночью, — признал свою вину Тивид и обратился к Сиррену: — Ты зря обвиняешь моего сына. Он непричастен к смерти чевейо, он вёл другой отряд, и они не тронули ни одного волка на своём пути, пока мы не воссоединились.       От слов отца Ниосу легче не стало. Бремя вины за содеянное лежало и на нём, он защищал честь племени перед Сирреном тогда, считая, что развязывали бой именно сейови и чевейо. А войну принесли точо. Теперь он понимал, почему их встретили как врагов.       Воздух разрезал тоскливый вой. Сиррен поднял голову, узнав голос волчонка, истинную пару его брата. Дрожащий зов юного омеги, предназначенный единственному, тревожно отдался в груди альф.       — Теалис тут?.. — удивился Сиррен, и глаза его изумлённо расширились, когда он заметил худую тёмную фигуру с волчонком на руках. Ниос подскочил, рыча на стражей, которые охраняли времянку, и они неохотно, но крепко схватили омегу за локти, не позволяя уйти дальше. Теалис ощетинился.       — Пустите.       Одного короткого слова хватило, чтобы точо подчинились. Сиррен, узнав голос, поднялся, Тивид с недобрым блеском смотрел на избранника своего сына, а Рагон Мош подался вперёд, словно пытался его увидеть незрячими глазами.       — Ниос, пожалуйста, дай мне поговорить с ним, — мягко попросил Тэкорин. Сиррен удивлённо посмотрел на рыжего волка, потом на брата, едва узнаваемого с чёрными волосами. После долгого молчания Ниос кивнул и приказал волкам отпустить омегу. Сиррен прошёл к брату, кутая нагое тело в шкуру.       — Тэкорин, что ты здесь делаешь? — поразился белый волк, обернувшись на точо у костра. Все они смотрели на них, но вряд ли могли расслышать разговор.       — Мы с Теалисом отстали, а потом... нас догнали, — безмятежно объяснил Орин. Он погладил волчонка на своих руках, потёрся носом, успокаивая, и передал ошеломлённому брату. — Позаботься о нём.       — Ты слышал рассказ Рагон Моша о проклятье? — подхватив Теалиса, спросил Сиррен.       — Да, — прозвучал тот же ровный ответ. — Теперь я знаю, зачем им нужен шаман. Но, — взгляд Тэкорина остановился на силуэте Ниоса. Его рыжая шевелюра словно горела пламенем, а глаза ревностно следили за омегой, — я слишком долго бежал от другой судьбы. Хотя бы один день я хочу быть самим собой, а не белым шаманом чёрных волков.       — Что это значит? — Сиррен оглянулся на Ниоса. — Что...       — Он моя истинная пара, — едва заметно улыбнулся Тэкорин. — Когда он узнает, кто я... Я не знаю, что произойдёт. Сейчас я хочу познать простое счастье быть им любимым, а завтра я вновь надену маску шамана и распущу белые волосы. Потому я прошу тебя позаботиться о Теалисе и позже передать его Хоайови. Он придёт сражаться за него, но ты сможешь его остановить.       Не дожидаясь ответа, Тэкорин ушёл, и почти сразу за ним бросился Ниос. Сиррен, глядя вслед, хотел помешать им, но ему не позволили точо.       — О чём вы говорили? — ревниво спросил Ниос. Омега улыбнулся про себя, удивляясь, насколько приятна беспамятная любовь альфы. И как страшно отдаться на волю чувствам.       — Я попросил его позаботиться о Теалисе, — сказал Орин. Неиссякаемый источник времени тёк быстро, и каждый миг ценился как последний. Слушая историю Рагон Моша, шаман осознавал, что не может долго обманывать альфу и притворяться другим. У него почти не осталось времени. Короткий смутный день и длинная тёмная ночь, когда он может не оглядываться на свой долг.       Тэкорин подошёл к Ниосу, всматриваясь и запоминая каждую черту лица, каждый шрам или морщины, скопившиеся на лбу из-за волнения. Они увиделись прошлой ночью, ничего почти не знали о прошлой жизни другого до этой встречи, но это не мешало им чувствовать влечение и близость собственных душ. Тэкорин хотел ощутить, как его сжигает пламя в сердце Ниоса, а сам — сковать холодом печаль и гнев альфы.       — Я... — только успел шепнуть Орин, но Ниос опередил, притянув к себе за плечи, и впился поцелуем. Поначалу холодные губы становились теплее, податливее, вместе с уходящим страхом и смущением приходило желание и блаженство. Колени ослабли, подгибаясь, но альфа держал крепко, словно никогда не собирался отпускать.       — Ты мой, — беззвучно прорычал ему на ухо Ниос, обдав горячим дыханием чувствительную кожу. Тело затрепетало, неподвластное хозяину, покорившееся альфе. Тэкорин никогда ещё не чувствовал себя таким беззащитным и сильным одновременно.       — Твой, — признался Орин, потеряв остатки страха. Его руки пробрались под меховую накидку альфы, изучая незнакомое, но родное тело, ловко расправляясь со всеми преградами на своём пути. Ниос не отличался нежностью, срывая одежду и скидывая в кучу, на которую позже повалил омегу.       Плоть альфы вызвала у Орина лёгкое замешательство. Сомкнувшись, пальцы ощутили налившееся кровью естество, пульсирующее, набухшее венами, крупное и горячее. Возможно, лучше было бы подождать весенней течки, мелькнуло в голове у Тэкорина. Ниос почувствовав, как напряглось тело омеги, перехватил его запястья и крепко сжал над головой. В угольно-чёрных глазах Орин увидел алые вспышки безумия, похожего на лунное, но сейчас вызванное желанием и близостью истинной пары. Повернув голову набок, омега впился чуть удлинившимися клыками в кожаный ремень, сдерживая крики и стоны.       Склонившись между раздвинутых ног Орина, Ниос ласкал губами его отвердевшую плоть, а рукой пытался растянуть тугой проход. От возбуждения у него кружилась голова, он знал, что надолго его не хватит, но альфа хотел доставить как можно меньше боли омеге. Сдавленные стоны Тэкорина наполнились удовольствием, соблазняющее тело извивалось, и бёдра двигались в естественном ритме, насаждаясь на пальцы.       Даже у Ниоса вырвался болезненный стон, когда он медленно проникал в Орина. Тугие мышцы сжались, и каждое движение лишь ненамного проталкивало плоть глубже. Тэкорин раздвинул ноги шире. Прогибался в пояснице. Поднимал бёдра, чтобы ослабить давление и ускорить ритм. Наслаждение смешалось с болью, они нарастали и стали почти едины.       Едва Ниос полностью погрузил плоть в омегу, как его движения стали резче и грубее. Забывшись, Орин выпустил ремень, но почти сразу укусил за шею альфу до крови, притянутый и насаженный сверху. Освобождёнными руками он вцепился в плечи, а ногами обвил талию. Зажатая между их телами плоть тёрлась о животы, принося ему животное наслаждение. Руками Ниос сжимал ягодицы, раздвигая шире, и яростно шептал омеге на ухо, что тот принадлежит ему.       — Мой!..       Орину показалось, что наслаждение его захлестнуло. Он не мог пошевелиться, Ниос заполнил его своей плотью и семенем, а набухший узел сцепил их вместе. Взмокший лоб альфы прижался к его, и Тэкорин с трудом разлепил глаза. И едва заметно улыбнулся.