По следам ветра

      Нью-йоркская издательница Шена Райли проснулась в небольшой квартирке, которую она сняла по приезду в Лондон. Затерявшись в измятых простынях, надрывался хриплым мужским голосом мобильник. Постепенно страдальческие хрипы, приглушенные плотной тканью, слились в одну из любимых песен Шены, но даже это не ускорило ее попытки выбраться из-под одеял. Медленно повернувшись на бок, женщина посмотрела на слабо светящийся в темноте циферблат часов: 4:29 утра. В последнее время внезапные звонки перестали быть редкостью даже для одного из ведущих журналистов издательства, даже во время небольшого импровизированного отпуска, взятого за свой счет.       Ей срочно нужно найти что-то стоящее. И стоящее в прямом смысле этого слова. - Алло? - раздался в трубке смутно знакомый мужской голос, - Шена? Слава Богу, вы дома! Я вас не разбудил? Тут же вспыхнув и тихо прошипев в противоположную от телефона сторону парочку проклятий, женщина постаралась собрать в кучку все свое самообладание: - Конечно разбудил, Роберт. Есть что-то новенькое? Интригующее? Что-то вроде прогноза погоды на понедельник или скидок из местного супермаркета? - этот мифический кретин уже в который раз выводил ее из себя своей безграничной наивностью, опасно граничащей с глупостью. - Простите мисс Райли, - в голосе на том конце провода появились виноватые нотки, но отключаться он явно не спешил, - Меня просили поторопить вас с материалом. Ну, тем, об английском дипломате... Мгм... Мартин... Мартин Кац, вроде бы?Издательство волнуется, главный редактор рвет и мечет, все остальные трясутся как холодец в середине июля...       Плотина, сдерживающая кипяток праведной ярости внутри Шены, с треском прорвалась. На одном дыхании женщина объяснила маленькому, никчемному работничку канцелярии, что утро добрым не бывает, тем более если оно начинается в полпятого. Тем более если вместо свежезаваренного кофе и легких звуков классической музыки ее будит тоненький, гнусавый голосок. Особенно если этот голосок пытается поучать ее, самостоятельного, ответственного, уставшего, но готового к очередному нелегкому бою журналиста "Зова Истины".       От обилия неожиданной информации, щедро приправленной такими ругательствами, которыми даже гномы стеснялись пользоваться, в трубке повисло неловкое молчание. И только Шена собиралась с легким сердцем отключиться и продолжить досматривать утренние сны под мягкими одеялами, пахнущими какими-то терпкими травами, названия которых женщина не знала, как собеседник на том конце нервно закашлялся: - Принято. - Роберт явно растерял всю свою разговорчивость и, все еще давясь кашлем, отключился.       Из трубки полетели частые гудки. Шена игриво подмигнула исчезающей с экрана надписи "Роберт М." и, довольная собой, перевернулась на другой бок.       Дела подождут, дипломаты никуда не денутся, вывод их на чистую воду всегда успеет произойти, а этот легкий травяной аромат и мягкий приглушенный свет, слабо пробивающийся сквозь шторы, эта непривычно уютная утренняя тишина - нет, этого нельзя упускать.       Сонно зевнув и осторожно откинув со лба прядь выбеленных волос, Шена уснула, на время выкинув из головы горящую статью о мистере Каце.

***

      Добравшись до скромного мотеля в, мягко говоря, отдаленном от центра районе, Ярослав наспех расплатился с тихо посмеивающимся таксистом, который, приняв измятые купюры, весело помахал ему на прощание рукой, прокричав что-то то ли о "сумасшедшей молодости", то ли о "непроходимой глупости".       Только тогда, когда автомобиль скрылся из виду, парень смог спокойно вздохнуть. Поездка вымотала все его оставшиеся силы, а бесконечные ехидные взгляды таксиста совсем испортили и без того убитое настроение.       Он чувствовал себя грязным. Бесконечно грязным. Он чувствовал себя мертвым. Вернее, не так. Правильнее было бы сказать убитым. Убитым самим собой.       "Старик Боб" - покосившаяся деревянная вывеска мотеля с криво выведенными буквами отвратительно скрипела на ветру. Парень, устало вздохнув, подумал, что если он когда-нибудь и решится на самоубийство, то обязательно повесится на этом "старике". Более депрессивно-драмотичного места не придумаешь.       Регистрация в небольшом холле заняла всего несколько минут. Веснушчатая девушка за деревянной стойкой, переписав что-то из его паспорта, удовлетворенно кивнула и протянула ему ключ с массивным брелоком в виде то ли деревянной бочки, то ли бочонка из старого советского лото.       Ярослав старался выглядеть как можно более веселым и беззаботным, хотя чувство полного опустошения, пришедшее на смену адскому пламени, постепенно подчиняло себе все его существо. Да и окружающая обстановка смахивала на наборчик юного суицидника.       Подошвы кроссовок неприятно прочвякали по липкому линолеумному полу. Кое где грязное покрытие вздыбилось уродливыми пузырями, готовыми вот вот прорваться. Ярик вынес решительный приговор: мотельчик уже много лет простаивает без единого посетителя. Но вскоре, парень понял, что ошибся: пьяный, давно небритый мужчина, на мгновение появившийся в дверном проеме, ведущем на лестницу, был тут же выставлен под громкое шипение веснушчатой девушки. Виновато улыбнувшись, она показала рукой в сторону двери, за которой только что скрылся пьяница: - За дверью лестница, ведущая к жилым комнатам, - ее английский был крайне плох, было видно, она всячески старалась избавиться от неуместного итальянского акцента, но от этого все становилось только хуже: - Приятно отдохнуть, сэр. Если понадоблюсь, я буду здесь, внизу.       Смахнув посеревшим от грязи рукавом скопившуюся на стойке пыль, девушка грустно улыбнулась, всем своим видом показывая, что отдыха в этом заведении еще никогда не замечали.       Проклиная таксиста, Ярик потянулся наверх, сжимая в руках дорожную сумку. Он все еще с трудом верил в тот липкий кошмар, в который попал.       Отыскав нужную комнату, парень долго провозился с замочной скважиной и ключом, который, казалось, специально извивался так, чтобы ни за что не влезть в предназначенную специально для него дырку. Еще раз вспомнив скрипящую вывеску, Ярослав досадливо сплюнул: комната представляла собой обувную коробку средних размеров. Унылые стены, покрытые истершимися обоями в цветочек, потолок с полуобвалившийся штукатуркой, приоткрытая деревянная рама окна, жалобно поскрипывающая на ветру. Сумка, вывалившаяся из рук парня, подняла небольшое облачко пыли. Парень уже и не удивился бы, найдя под сомнительного вида кроватью труп старика Боба.       Быстро отыскав душевую, от одного взгляда на которую хотелось плакать, парень морщась и тихо поскуливая залез под струю воды, которая оказалось приятно прохладной. Красный краник, когда-то служивший для включения теплой воды был заботливо откручен и заброшен под стеллаж с полотенцами, откуда теперь весело мигал своим румяным боком: - Ну а что ты хотел, парень? Шалаш просил - шалашик и получай. Это ты еще не все наши удобства видел, закачаешься.       Подловив себя на том, что он собирается спорить с потертым пластмассовым краником, парень впервые понял, что ему нужно напиться. До утра еще целый день, а хуже уже все равно ничего не произойдет.       Вдохновленный этой идеей, Ярослав, наспех собравшись, выбежал из своего нового убежища и, словив очередное такси, торопливо забрался в салон. - Мне бы напиться, - заметил парень с невозмутимым видом. - Да я бы с радостью, - согласно кивнул таксист, - но я оказываю услуги перевозчика, а не бармена. - Ну пожалуйста, - от неожиданности парень совсем растерялся, не найдя ничего лучше, чем упрашивания. - Дорого? - таксист обернулся, сочувственно разглядывая молодого пассажира. - Что дорого? - парень вспомнил свои недавние попытки разговора с краником. Даже там на то, чтобы понять собеседника, шансов у него было больше. - Дорого нынче лечится от идиотизма? - таксист широко улыбнулся, и только сейчас Ярослав узнал в нем того же мужчину, что подвозил его к пыльному мотелю. Парень тяжело вздохнул, упрашивая себя не душить эту нагло ухмыляющуюся рожицу: - Ничего. Обходимся подручными средствами.