Кровь Медичи

— Я много думал, — начинает Генрих, пафосно выдыхая застрявший в легких воздух. — Сегодня в тронном зале. Ты не пыталась спасти своего любовника или себя. Ты пыталась уничтожить моего сына. Почему? — Генрих все еще смотрит на ее лицо снизу вверх. Она удивленно ведет подбородком и откидывает голову назад — настолько, насколько позволяет тяжелое железо. — Ты пришел среди ночи, чтобы спросить, почему я попыталась уничтожить твою любовницу-еретичку и ее отродье? — вот он, ехидный, полный издевки смех в голосе. Король почти успел соскучиться. — Даже сейчас остаешься закрытой книгой, Катерина, — он сплевывает эти слова и резко встает. Нет, уходить он не собирается — в его распоряжении вся ночь, так или иначе он от своей жены добьется правды. Он хочет видеть ее настоящую - не Медичи, не королеву, не мать наследника. — Стража! — громкий голос режет слух на контрасте с едва слышным шепотом. Генрих не видит, как от этого вздрагивает его жена, но его вполне устраивает перекошенное страхом лицо охранника, спотыкающегося через порог спустя мгновение. — Да, Ваше Величество? — Ключи, — Генрих нетерпеливо протягивает руку, ни на шаг не сдвинувшись с места. Охранник преодолевает расстояние на подкашивающихся ногах — да, пожалуй, служение сразу нескольких монаршим особам — дело не только трудное, но и очень опасное — всем не угодить. Едва король чувствует у себя в ладони тяжесть металла, стражник испаряется, тихо прикрывая за собой дверь. — Пытаешься произвести на меня впечатление? Не слишком ли поздно? — комментирует Катерина, и Генрих раздраженно сжимает губы, переводя взгляд с двери себе на ноги — но только к жене он не поворачивается. — На благородного рыцаря ты не похож, они своих королев из башен спасают, — продолжает она с каким-то трудно определяемым смехом в голосе. — Ты в этой сказке скорее сойдешь за дракона, знаешь... — Слишком хорошо знаю, — со смехом перебивает он свою супругу — он снова в игре, они снова молоды. Он вспоминает их первую брачную ночь, перепуганную девочку и неловкого мальчика. В этих мыслях и почти не обращая внимания на то, с каким животным страхом Катерина отодвигается назад и вжимается в каменную стену, когда он приближается к ней, Генрих протягивает руку и тыльной стороной ладони проводит по щеке жены. Она считает его монстром. И, кажется, даже боится его. Что же, они друг друга достойны. Металлический ошейник щелкает после двух поворотов ключа и застывает неподвижно в руках короля, пока тот выпутывает грубый аксессуар из волос женщины. Когда же Катерина выжидающе приподнимает скованные кандалами руки, на лице короля вспыхивает презрительная ухмылка: — Ты никогда не довольствовалась малым, не так ли? — и как бы сглаживая сказанную жестокость, он стягивает с себя меховой плащ и накидывает его на плечи жены. Та мимолетно улыбается кошачьей благодарностью, склоняя голову и глубже укутываясь в нагретую теплом короля одежду. Дрожь бьет по телу Катерины с новой силой, когда Генрих снимает с ее запястий оковы, оголяя растертую до ссадин кожу. Глядя на открывшуюся картину, он вздыхает — такой уязвимой его жена не представала перед ним ни разу — даже во время многочисленных родов, первые несколько из которых Генрих как примерный семьянин провел у покоев супруги, она выглядела иначе. Он не мог с точностью сказать, чья это была заслуга: Катерины или ее повитух, опаивавших роженицу травами, но та всегда оставалась для своего короля статуей. Заботливой, иногда вкрадчивой, всегда готовой поддержать... — Ты замерзнешь, — прерывает она его поток мыслей, и Генрих ловит ее грустный взгляд на своих руках: сам того не ведая, он сжимает в ладонях покореженные запястья жены — несильно, небольно — как он надеется — просто для того, чтобы поддержать ее. Наверное. — Завтра мне отрубят голову, не имеет значения, буду ли я при этом больна пневмонией. Оденься. Тебе еще править Францией и Англией, — продолжает Катерина, и Генрих понимает, что едкая, готовая манипулировать и оскорблять любого женщина никуда не делась. Снова вдох — король садится рядом с супругой — на зловонные тряпки, которыми накрыта кровать — все еще не отпуская ее рук. — Как же мы до этого дошли? — с горечью спрашивает он, вытягивая шею и стремясь поцеловать лоб Катерины. Та в последний момент отворачивается, и Генрих зарывается носом в ее волосы — аромат мяты, цветов и юности кружит ему голову. — Я по-прежнему не хочу с тобой так поступать, — шепчет он ей в ухо и упирается лбом в ее висок. — Уже поздно для этого, — резко отвечает Катерина, дергая головой в сторону — кандалов на ней больше нет, и ничего теперь не сдерживает движения королевы. — Ты просил верить тебе, но сам не подарил мне такой роскоши, — она пытается встать с кровати, но ноги ее не слушаются, а в глазах мутнеет. — Так зачем ты здесь? Успокоить свою совесть? — продолжает женщина, вырывая свои руки из хватки мужа и медленно, пошатываясь на затекших ногах, отходит от кровати. — Чтобы завтра вечером тебе было легче уснуть, ты должен меня ненавидеть. Ты должен презирать меня, чтобы не остановить в последний момент палача, не так ли? И ты пришел, чтобы я тебе в этом помогла. Мужчина, убивающий свою жену, боится собственных угрызений совести. Боится собственной жалости... — она говорит все быстрее и громче, руки сложены на груди, спина прислонена к стене. — Да, пожалуй, ты права. Мне нужно было в последний раз убедиться в правильности своего решения, — сплевывает Генрих, резко вскакивая с кровати и направляясь к супруге. — И знаешь, ты меня почти убедила, — он подходит вплотную, и прежде чем она успевает увернуться, целует ее в губы. Сильно. Страстно. Так, чтобы она не смогла его остановить. Затылок Катерины встречается с холодным камнем башенной стены, а король, обхватив жену за плечи, целует теперь ее шею. Женщина не сопротивляется — она знает, что Его Величество побрезгуют взять ее здесь, на грязных тюремных простынях. Знает, что если не отвечать на его ласки, ему это скоро надоест, и, получив необходимое разочарование в ней, король удалится в свои покои, где его наверняка ждет одна из фавориток. Той придется несладко, но почему Катерина должна беспокоиться о маленьких глупышках, летящих мотыльками на пламя ее мужа? Вот только она его любит — и сколько бы королева ни убеждала себя в обратном, она скучает по его прикосновениям. Она скучает по нему. Всему. И прошлая ночь показала ей это всеми красками мира. Уже через несколько часов взойдет предательское солнце, отсчитывая последние мгновения ее жизни, и Катерине почему-то не хочется оставаться сейчас в одиночестве. Ей не хочется умирать — потому что ее смерть не принесет никому пользы. И потому что ей страшно.