Внеплановая практика

— Сколько в итоге живет любовь? — Я не знаю. Думаю, что это только вопрос удачи. Если вы встретите нужного человека, любовь длится вечность. © Фредерик Бегбедер       Я любила наблюдать за ним. Стоять за чуть приоткрытой дверью аудитории и смотреть, как он что-то пишет в тетрадях студентов. Всегда немного напряженный, внимательный, серьезный в одиночестве и такой открытый при своих учениках. Мне нравилось проводить в коридоре целую пару или даже две, сидя у окна на подоконнике и слушая через приоткрытую дверь, как он ведет лекцию. Слушала его голос и представляла, что он со мной говорит. Только о другом, не об истории. Слушала, и меня дрожь пробивала всякий раз от его интонации, едва уловимой хрипоты. Другие пары пропускала, чтобы прийти сюда, тихо-тихо спрятаться у окна и послушать его. Услышать, посмотреть украдкой. Так, чтобы никто не заметил. Тем более он.       На историю не ходила, за что декан пригрозил отчислением, если не сдам экзамен на сессии. Но мне все равно. Это ведь так не скоро будет. А сюда я прихожу уже месяц. Не каждый день, пару раз в неделю. Иначе заметят, пойдут разговоры, слухи дойдут и до него. И тогда придется запретить себе ходить сюда, и я останусь без допинга. Без основной пищи, что питает мою опустевшую душу хоть как-то, благодаря чему могу жить дальше.       Он думает, что я курю. Много курю, отчего выгляжу как призрак. Думает, что совсем сорвалась с катушек в своей ночной жизни, что не сплю ночами, отрываясь в клубах. Уверен, что я в кураже от того, что удалось провернуть аферу с его участием и пополнить карманы своих покровителей. Мне кажется, что именно это он думает, случайно встречаясь со мной взглядом в переполненных людьми коридорах. Мне хотелось бы, чтобы хоть что-то он думал обо мне в эти жалкие секунды. Пусть даже самое плохое, унижающее меня, оскорбляющее мои чувства, достоинство. Ведь даже это лучше, чем ничего. Не хочу знать о том, что его взгляд, брошенный в мою сторону, хранит только пустоту, отрешенность. Никогда не смирюсь с его равнодушием, поэтому каждый день внушаю себе мысли о том, что он хотя бы меня ненавидит. Надеюсь, что хоть это чувство осталось у него ко мне. Это все же лучше, чем пустота, что окружала меня, но верить в которую мне не хотелось.       Я зависела от этих минут, что прислушивалась к его голосу в опустевшем коридоре. Цеплялась за каждую секунду, которую могла провести, наблюдая за ним. Не знаю, нормальная ли я или у меня помутился разум, но жить иначе я просто не могла. Он был нужен мне. Хотя бы так. На расстоянии нескольких метров, за преградой в виде стены, двери, но мне необходимо было ощущать его присутствие. Тогда я закрывала глаза и представляла, что ничто нас не разделяет. Он рядом. Сжимает меня в своих руках и говорит, что всегда будет здесь, со мной. И хоть это было обманом, но я чувствовала себя счастливой в эти короткие моменты. И мурашки бежали по коже, а на лице застывала улыбка. Без слов, одними губами я шептала о том, как же люблю его.       Каким бы кощунственным это не казалось, но я влюблялась в него все больше с каждым днем. Даже сейчас, когда нас разделяли стена, дверь, лекция и то ужасное, что я сама же сделала с нашими отношениями. Сейчас еще больше. Я испепеляла себя изнутри этой любовью, но бороться с ней не хотела. Наоборот, мне хотелось уничтожить себя этим чувством. Заслужила. Похудела до рекордного для меня веса, страдаю бессонницей, которая мучает меня по нескольку дней подряд, отпуская в тревожный сон без снов всего на пару часов за ночь. Но я все это заслужила. И лишь его голос спасенье. Минуты, в которые я могу просто смотреть на него. Эти мгновенья, когда я опустошенная и лишенная чувств почти силой удерживаю в себе это самое ценное желание любить. Оно сильнее меня. Оно будто питается мной, опустошая и лишая всяких сил. Но без него мне не жить вовсе.       Сказать, что я занималась учебой — это было бы слишком враньем. Даже не помню, как сдала зимнюю сессию: что-то поставили экстерном за успеваемость в прошлый учебный период, что-то едва натянула на зачет. Я бы и вовсе забросила институт, если бы здесь не было его. Ради него и этих ничтожных минут, когда могу украдкой проникнуть в его жизнь, я буду пытаться задержаться в этом учебном заведении. И я клянусь, что убью декана, если только попробует от меня избавиться. Никто не знает, что так жизненно необходимо мне. Никто не поймет, если узнает. А мне плевать на всех, кто меня окружает. Пусть только не мешают мне. Не лишают этих мгновений счастья, спокойствия, умиротворения. Я и так слишком многое потеряла, чтобы лишиться и этого.       Пыталась ли я заговорить с ним? Нет, это было больше похоже на немую сцену. Сколько раз я хотела подойти к нему, уткнуться в плечо и расплакаться, как маленькая девочка. Сколько слов я готовила для того, чтобы хоть как-то объяснить свои поступки. Сколько раз я встречалась с ним глазами и… И тут же что-то гасло внутри меня, умирало. Едва я видела его глаза. Отчужденные, ненавидящие, ломающие душу. Что я хочу скрыть от них? Разве это возможно?       И тишина. И я молчу. Он молчит в ответ, пропуская меня вперед в столовую. Мне так хотелось, чтобы он сам прочел по моему лицу, как нужен мне, но я слишком многого хочу от человека, которого так безжалостно предала. Остается молчать. Молчать и ловить моменты, когда можно вот так в тишине слышать его голос. Видеть его, мечтая коснуться, но не иметь сил подойти и сделать это. Слабой стала, а быть может, никогда не была сильной. Но определенно перед ним я была слаба. Слаба перед человеком, которому причинила столько боли. Слаба и недостойна.       Что рассказать о наших встречах? Они были настолько мимолетными, что не стоили внимания других. Одна я считала минуты до того, как наступит перерыв между парами, и я смогу увидеть его в коридоре, в столовой, в дверях универа, когда его рабочий день заканчивался, и он уезжал домой. Кажется, я слежу за каждым его шагом в стенах этой шараги. Даже наблюдаю за тем, как он выезжает с парковки института, выруливая на трассу, приковав к себе мое внимание целиком и полностью. Он красиво вел машину. Всегда. Маневренно и красиво, настолько, что мой пульс всегда учащался, когда сидела на пассажирском сиденье. Как давно это было. Но никогда не забыть этих чувств…       Это ведь должно когда-то закончиться. Когда-нибудь исчезнут эти будни, когда меня магнитом тянет в правое крыло универа, к триста шестой аудитории, возле которой я бы жила, если бы это было возможным. Когда-нибудь перестанет останавливаться пульс при виде его, от звука его голоса. Когда-нибудь я перестану приходить сюда и ждать начала его пары. Мне кажется, что это произойдет настолько нескоро, в то время, когда я перестану думать о нем или меня уже не будет. И становилось спокойнее от этих мыслей. Больнее не будет. Больнее уже некуда.       Иду по этим длинным коридорам, а вокруг лишь тени. Тени людей, чьи жизни проносятся мимо меня, но никак меня не касаются. Я будто вне их мира.       Я будто вне себя.       Говорят, чтобы быть по-настоящему безумным, надо им родиться. Но, кажется, я приобрела свое безумие совсем недавно. Когда-то в этом безумии заключалось все мое счастье. Но теперь осталась лишь прожигающая разум боль. Боль, унять которую может лишь одно лекарство. Эссенция его сосредоточена в тех жалких минутах, что провожу в коридорах, пронизанных чужими судьбами, удачей и разочарованием. И я вдыхаю этот воздух, наслаждаясь мыслью о том, что только что этим же воздухом дышал и он. Безумна ли я? Да, стала однажды. Одержима? Настолько, что готова растянуть эти жалкие минуты счастья на вечность.       Тот день не отличался от своих предшественников. Это был обычный учебный день для студентов. Для меня же обычным для того, чтобы пропустить последнюю пару и сбежать в правое крыло ВУЗа, где забившись к окну смогу получить дозу жизни. Это был такой хороший солнечный день…       Он был слишком хорош, чтобы быть испорченным. Но именно в этот день мне казалось, что по щекам потекли черные слезы. Как будто парафиновую куклу обожгли огнем и весь ее нарядный макияж стек с лица, оставив жуткие разводы краски.       Нет, я не плакала. Все слезы текли в душе, потому что плакать я просто разучилась. Мне казалось, что лезвиями бритвы проходятся где-то внутри меня, отчего больно невыносимо, но слез не было. Я лишь молчала и смотрела… Смотрела… Во все глаза смотрела, как любимый учитель прижимает к себе мою однокурсницу. Как его губы накрывают ее рот, с той самой красивой помадой, что так шла ей. Ее светлые волосы закрывали его лицо, отчего я хотела их вырвать, возненавидев их обладателя. Даже то жалкое, чем я грела свое сердце, в этот чертов день было разрушено. Стерто этими губами, что так жадно исследуют кожу человека, которого я считала своим. Почему она не видит, что он мой? Почему никто не знает, что это ради него я сижу здесь часами? Почему не чувствуют ту боль, что от меня исходит на расстоянии? Я уверена, что она ощутима. Достаточно просто пройти мимо, чтобы…       Нет, я не плакала.       И очень жалела, почему нельзя сейчас излить слезами свою боль. В какой момент я стала железной, чтобы так безотрывно смотреть на целующуюся парочку возле триста шестой аудитории? Лишь боялась за то, что меня заметят, и я вновь стану нежеланным персонажем в его жизни. Поэтому сидела как мышка, закусив губы до боли, нахмурившись, но не закрывая глаза для того, чтобы видеть. Видеть, как последние частички моего счастья исчезают. Меркнут в этих белых локонах, путаясь в них как в змеях.       Кажется, я наблюдала за ними слишком долго. Кажется, на это ушла целая вечность, а быть может, всего лишь несколько секунд… Я не знаю. Я потерялась. Во времени, в жизни, в себе. Момент остановился и навсегда замер у меня перед глазами. Не видела больше ничего впереди себя. Так неуклюже и сползла с подоконника, машинально стянув за собой сумку, которая, должно быть, с довольно громким звуком хлопнулась на пол. Не знаю, оторвались ли они от своего занятия. Я не видела. И нет, я не плакала. Я просто не видела. Отвернулась и побежала вглубь коридора. Отвернулась и исчезла внутри себя.       Закусила пальцы рук, когда бежала по лестнице, чтобы не издать ни звука, потому что знала, какой стон вырвется из глотки среди всех тех, кто окружал меня ежедневно. Они провожали меня взглядами, но не видели, будто всегда смотрели сквозь меня. Думала, что тенью были они, но это меня воспринимали тенью. Не обращали внимания, не отвлекались, не чувствовали моей боли. Им всем все равно. А хуже всего, что все равно стало ему. Все равно на меня. Все равно, где я, с кем я, что я делаю, о чем думаю, чего хочу. Он оставил меня в прошлом и нашел, чем отвлечь себя. И от этого не то, что больно было. Пусто. Так, будто наизнанку всю меня вывернули. Все мои чувства, память, боль. И я как оголенный нерв каждый взгляд физически чувствую. С этим не то, что жить невозможно – дышать нечем стало. Воздух перекрыли. Последнюю ниточку жизни оборвали, вырвали из сердца с корнем, оставив обливаться кровью.       Всхлипывала без слез, закусывала губы до боли, пальцы. Широко открытыми глазами уставилась на стену под лестничным пролетом, где удалось спрятаться от тех взглядов, что царапали меня весь путь сюда. Должно быть, у меня сейчас был какой-то пугающий взгляд, безумный. Как у человека, который только что испытал такой ужас, с которым никогда не сталкивался.       Самое страшное, я не знала, что теперь делать. Стоит ли после всего этого приходить к аудитории истории? Стоит ли слушать его голос? Ждать, когда украдкой смогу посмотреть на него? И как же это делать, когда перед глазами застыла только одна картинка? А как без этого?.. Что я буду делать, если туда мне нельзя больше?       Отчаяние смешалось с паникой, отголоски прошлого пульсировали в голове, отчего колющая боль змейкой пробегала по телу от висков до пяток и обратно. Холодно. Стало слишком холодно, даже в этом тесном углу под лестницей. Холодно и темно. Но вряд ли сейчас я могла бы найти себе место чуть лучше, чем это. Это такое спокойное чувство… Когда ты из темноты смотришь на все, что тебя окружает. В полоске света видишь людей, снующих туда-сюда по своим делам. Видишь, какими матовыми становятся окна, когда за ними совсем темнеет. Как ярче бликует полоска света от того, что уже вечер. Ты видишь все. А тебя никто. В этом вся прелесть темного угла, в котором можно спрятаться, но, увы, нельзя спрятать чувства. — Крис? — откуда-то через туман донеслись расплывчатые звуки. — Ты что тут делаешь, вечер уже? Крис?! Ярославцева!?       Легкая встряска за плечи немного разогнала туман, к которому я успела привыкнуть. Кто-то несколько раз довольно сильно ударил меня по щекам, затем снова сжал мои плечи, секундная пауза и этот кто-то прижал меня к себе. Сильно. Так, как нужно было именно сейчас. — Саша, — прошептала я пересохшими губами и… заплакала.       Каким же сильным был этот выход. Никогда не было такого, чтобы не переставая несколько минут… Будто бетонную плиту с себя сдвинула, а кто-то ее подхватил и помог держать. Стало страшно от того, что если бы не этот кто-то, я бы просто не вынесла этой тяжести. — Что с тобой, ну? — Саша крепко сжимала мои руки, слушая мои всхлипы. — Кто обидел моего зайца? Что же ты?..       Я слышала, как она тоже заплакала. Тихо, о своем, но разделяя мою боль как нечто общее, что сейчас было между нами. Ей было жалко меня. Ей было жалко нас и нашу дружбу. А еще она почувствовала то, что с нашей дружбой сделало. Я сжала в кулаках ее блузку так сильно, чтобы она почувствовала отклик моей души на ее участие. Как никогда вовремя. Так, как не ожидала. — Саш, — всхлипывая, прошептала я. — Я никогда не сдам историю. — И черт с ней, с этой историей. Ты ведь у меня солдат оловянный, так что быстро встала в строй и стерла слезы! — Саш… Как ты нашла меня? — Да я не искала, просто что-то подсказало мне, что именно здесь пройти надо перед тем, как домой пойти. И видишь, как вовремя оказывается.       Она улыбнулась, погладив меня по голове как младшую сестру. Сквозь слезы удалось улыбнуться и мне. Бедная Саша. Даже ее я успела предать в этой неистовой гонке. И вот он финиш. Побежденный жалеет победителя, в то время как победитель потерпел поражение настолько сильное, что от его болида не осталось и следа. — Саш, я такой глупой была.       Вряд ли Саша понимала о чем я, но сжимала мои плечи так, что хотелось верить в то, что есть еще в этом мире ниточки меня удерживающие. Хотелось сказать ей спасибо, но вряд ли она поняла бы, за что я благодарю. Для нее иначе и не могло быть. А для меня это было прощение через боль. Я даже ей успела принести вред, но теперь пользуюсь ее заботой. Я словно уголь прожигаю тонкую бумагу, надеясь хоть как-то подольше продержаться. Но огонек рано или поздно будет потушен. Вопрос времени. И этого времени у меня становится все меньше, а дыра в прожженной бумаге все растет. — Саш, я документы из универа хочу забрать. — Даниил Евгеньевич, вам известно, что одна из ваших лучших учениц собирается отчислиться или в лучшем случае взять академический отпуск, — декан второпях поправил сползающие очки на переносице, переводя взгляд то на меня, то на только что вошедшего Левина. — Что? Я в первый раз слышу об этом, — Даня машинально взглянул на меня, застывшую в дверях кабинета. — Все в порядке, думаю, мы обо всем уже договорились, — начиная терять то самообладание, которым набралась перед приходом в деканат, попятилась к дверному проему, надеясь избежать дальнейших обсуждений своей судьбы. — Да как это в порядке, я не советую вам сейчас среди учебного года забирать документы! — пожилой мужчина, должно быть, переменился в лице от того, что не понимал, почему здоровая студентка, не обремененная беременностью или какими-либо еще весомыми обязательствами, хочет покинуть данный ВУЗ. — Я зайду за документами завтра, — улыбнулась я, ускользая в дверь, попутно ее за собой прикрывая.       Выдохнула, когда оказалась в длинном и пустом коридоре. Появление Левина стало отягощающим обстоятельством для моего побега с тонущего корабля. Но все же я выстояла. Так просто нужно. Так необходимо для того, чтобы хоть как-то двигаться дальше. Смысл учиться там, где каждый день задыхаешься от одного лишь упоминания его имени? Мне надо восстановиться. Нужно перевести дух после всего, что случилось. Потом, когда наступит время, я поступлю куда-нибудь еще или пойду работать. В этом нет ничего страшного, нет ничего из того, что никто не делал. Это лишь необходимые меры, чтобы мне стало лучше, чтобы я, наконец, начала дышать полной грудью, чтобы… — Кристина!       Голос Левина раздался за моей спиной, затем послышались быстрые шаги, отчего мне захотелось бежать, не оборачиваясь.