***
Не знаю, насколько логика моей подруги верна и такое ли светлое настоящее окутает меня, отпусти я ситуацию на самотек, но события, сыплющиеся на меня, как из рога изобилия, буквально каждый день, отнюдь не позволяют расслабляться. Марина Юрьевна прервала пару истории где-то в середине, любезно попросив у молодого преподавателя разрешения, чтобы сделать объявление, а вернее озадачить меня, как старосту нашей группы. — Кристиночка, задержись, пожалуйста, сегодня после последней пары — поможешь доделать стенгазету для студенческой олимпиады по истории. — Вы увидели во мне задатки художественного таланта? — поморщилась я, явно не загораясь идеей скоротать вечер, малюя никому ненужный баннер. — Во-первых, я знаю, что ты способна это сделать, а во-вторых, таким образом поддержишь свою подругу — Сашу, участвующую в состязаниях, — деловито поправив очки, просветила меня упрямая женщина. — Ты участвуешь в олимпиаде по истории? — не могу сдержать вопроса к Саше, которая зарделась краской смущения от моего резко прозвучавшего вопроса. — Давно ли такая тяга к предмету? — Да, мы с Даниилом Евгеньевичем переговорили и сошлись во мнении, что я могу показать хорошие результаты, — объявила девушка, гордо выпрямившись. — Ах, ну если вы с Даниилом Евгеньевичем так решили… — пожала плечами я, пренебрежительно хмыкнув. — Только я-то зачем на эти мероприятия? У меня, между прочим, есть планы на вечер. — Ну, я прошу тебя, Кристина, — не унималась Марина Юрьевна, совершенно не соображая, какие силы мне потребуются, чтобы провести вечер в такой малоприятной компании. Отчего-то даже общество Саши теперь казалось мне угнетающим. — Если у Кристины есть уже планы на вечер, не стоит их менять, — вмешался Даня, пройдясь по мне внимательным взглядом, читающим меня словно книгу. — Справимся без ее помощи. — Да нет, все в порядке, — продолжаю смотреть только на Марину Юрьевну, будто разговор ведется исключительно с ней. — Я помогу, если вы просите, конечно. — Ну, вот и хорошо! — расплылась в улыбке пожилая преподаватель, видимо, поставив в своем дневнике «праведных дел» галочку. — Пока Даниил Евгеньевич и Сашенька занимаются билетами по истории, ты подправишь плакат. «Пока Даниил Евгеньевич и Сашенька занимаются…» — передразнила я про себя, машинально представив идиллию учителя и ученицы и то, чем они могли заниматься. Глубоко вздохнув, я все же смогла ответно улыбнуться озадачившей меня Марине Юрьевне.***
Как на каторгу шла я в аудиторию истории, собираясь выполнить поручение заведующей кафедрой литературы. Рядом семенила Саша, которая, видимо, наблюдая за моим напряженным состоянием, старалась говорить по минимуму. — И давно ты занимаешься дополнительно с историком? — невзначай интересуюсь я, когда мы почти подошли к дверям аудитории. — Задерживалась пару раз после пар… В принципе, по итоговым оценкам за прошлый год он имеет представление о моих способностях. — Ну да, только вот я сомневаюсь, что он и текущие результаты смотрит — не помню, чтобы когда-нибудь историк анализировал чьи-то прошлые результаты. — Быть может, система его обучения изрядно изменилась со времен твоей гимназии, ведь ты не видела его уже несколько лет. Сделав вид, что так оно и есть, я учтиво кивнула. Все же иногда мне не хватает наивности, подобной той, что обладала Саша. Видимо, так легче жить.***
Час спустя я лениво водила маркером по ровной поверхности ватмана, стараясь не прислушиваться к тихой беседе преподавателя и студентки, готовившейся к предстоящим соревнованиям. Хотя все же слушала. Больше всего меня напрягала манера проведения всего этого дополнительно занятия: Даня и Саша сидят напротив друг друга, учитель ведет себя посредственно и расслабленно, иногда подтрунивая над Сашей, отчего у нее на лице появлялся едва заметный румянец. К сожалению, до меня долетали лишь обрывки фраз, но то, что речь шла не только об истории — я слышала абсолютно точно. Это больше походило на флирт. Ненавязчивый, едва заметный, тихое шушуканье прямо перед моими глазами. Самое гадкое, что в этой просторной комнате нас только трое и мне даже отвлечься не на что, кроме этих двоих. Апогеем краха моего терпения послужил их тихий смех после какой-то шутки историка. Мой взгляд так и останавливается в одной точке, и лишь то, что я вдавила маркер в бумагу так, что грифель исчез внутри пластмассовой основы, привело меня в чувства вновь. Опустив глаза на свою работу, я поморщилась, увидев, как бесформенное пятно ярко-зеленого цвета расползается далеко за границы куска, который должен быть закрашен. — Я выйду на пару минут, — озвучиваю я, не дождавшись ответной реакции. Мне кажется, что у меня закружилась голова, а в аудитории стало слишком душно. В длинном коридоре царит вечерний полумрак, так как большая часть осветительных приборов уже выключена. Я ухожу дальше, к самому отдаленному окну в торце коридора. Присев на край подоконника, я прячу лицо в ладонях, устало потирая глаза и слишком поздно вспоминая, что на ресницах тушь. Шепотом выругавшись, я пытаюсь разглядеть не остались ли на пальцах следы макияжа. Примерно в этот же момент слышу, как хлопнула дверь в той стороне, с которой я пришла. Еще через пару секунд вижу приближающуюся фигуру. Сунув руки в карманы джинсов, Даня неспешно направляется ко мне, будто зная наверняка, что я пошла именно в эту сторону. Дойдя до моего окна, он облокачивается на шершавую стену плечом, молчаливо разглядывая меня сквозь полумрак приближающейся ранней осенней ночи. — Может, все же будем жить мирно? — интересуется он, так и не дождавшись того момента, когда я удостою его взглядом. — Могу тебя заверить, что ничего назло тебе я не делаю и не собирался делать. Так же как не собираюсь вмешиваться в твою жизнь, — не услышав никакого ответа с моей стороны, он продолжил: — Я понял, что без меня прошло слишком многое и теперь бесполезно лить воду там, где давно уже нет огня. Предлагаю продолжить существовать мирно в этих стенах. Обещаю, что не перейду рамки учителя по отношению к тебе. Ты же этого хочешь? — Я хочу вообще тебя не видеть! — нервно закусываю указательный палец, прижав кулак к подбородку. — Ну, пока этого не обещаю, — произносит он добродушно и ровно, как-то даже обидно звучит его равнодушный тон для меня. — По крайней мере, не в этом году. Но давай уже забудем о взаимных претензиях друг к другу и позволим себе жить так, как хотим, не вмешиваясь и не мешая друг другу существовать. Видимо, я ошибся, решив, что еще все возможно. — Нет, — резко добавляю я, едва успев дослушать его. — Ничего уже невозможно. — Хорошо. Согласен. Тогда постарайся, пожалуйста, не видеть во мне вредителя и врага, потому что я никогда не желал и не желаю тебе чего-то плохого. Я не претендую на роль в твоей жизни, точно также как и ты того не хочешь. — Отлично, — соглашаюсь я, импульсивно кивая, но чувствуя резь в глазах до боли от ниоткуда взявшихся слез. — Очень рада, что тебе все же удалось переосмыслить свою жизнь, но и в своей-таки я смогла разобраться. Больше не хочу ничего менять. И ты правильно сказал однажды — это все прошлое. Так пусть останется прошлым. — Я тебя понял. Не хочу, чтобы ты думала, что я делаю что-то назло тебе — это не в моих правилах. Надеюсь, ты это понимаешь, — Даня извлек из кармана сигаретную пачку, достав из нее сигарету и предложив мне вторую. — Не курю с одиннадцатого класса, — задумчиво отказалась я, вглядываясь в темный коридор перед нами. — Рад, что и в этом плане ты тоже изменилась… — тихо отозвался Левин, присев со мной рядом и прикурив сигарету. — Разве я изменилась? — удивляюсь я, но уже, казалось, понимая, что он прав. — Да, — подтверждает он, не задумываясь. — Ты прошлая — повела бы себя иначе, когда мы встретились вновь… — Без раздумий кинулась бы в омут с головой? — уточняю я, размышляя, что так бы и поступила та Кристина, которая осталась где-то в прошлом. — Да, наверное, снова бы поверила людям, переворошив свою жизнь и перевернув ее с ног на голову. Но, не знаю, к счастью ли, или к сожалению, я на такие подвиги больше не способна… Мне надо идти, еще кое-что доделать, не хочу просидеть в универе еще пару часов. Спрыгнув с подоконника, я удаляюсь в сторону аудитории истории, где, должно быть, уже заскучала Саша. С одной стороны, я почувствовала какое-то облегчение от того, что мы с Даней поговорили, так сказать «по душам», с другой — меня заполнила пустота, и от этого продолжали слезиться глаза. Теперь никто никому ничего не должен. Мы не враги и не друзья. Мы были бы и вовсе чужими друг другу, если бы не распределение наших ролей на сегодняшний день.