Внеплановая практика

      Застыла на месте, забыв на долю мгновенья как дышать, как двигаться. Я стояла перед ним на расстоянии пары-тройки метров, смотрела широко раскрытыми глазами, которые просто остекленели в эту ночь от слез и рвущихся из меня эмоций, и представляла, какой ураган еще приготовила для меня судьба. Нет, вернее, я не представляла. Только не он, только не сейчас… — Вы забыли, — услужливый охранник вывел меня из оцепенения, протягивая пальто, которое я забыла в гардеробной, поспешив ретироваться из зловещей обители Макса в одном тонком платье. — Спасибо, — прошептала я, не глянув на охранника, не сводя глаз с силуэта Левина, который изучал, травил меня глазами, пронизывая насквозь, заставляя думать тогда, когда мой мозг, казалось бы, совсем отключился, сломался от усталости. — Отвезти тебя домой? — спросил Даня, после ухода охранника, наблюдая за тем, как я сжимаю пальто в руках, даже не подумав накинуть его на плечи.       Отвези меня куда хочешь! Лишь бы подальше отсюда… Настолько, чтобы я забыла, чтобы никогда не возвращалась даже в самых страшных снах. Я не могла ему такое сказать, но очень хотела. Вместо всей той эмоциональной тирады, что рвалась с языка, я лишь слабо качнула головой, сделав несколько робких шагов к его машине. Даня галантно открыл передо мной пассажирскую дверь, случайно коснувшись обнаженного предплечья, отчего я вздрогнула. Сейчас я была особенно чувствительной абсолютно ко всему, как будто с меня содрали кожу, оголили нервы и испытывали на выносливость снова и снова. Только оказавшись в теплом салоне машины, я почувствовала, что замерзла. Или же это не только от холода зуб на зуб не попадал, а ладони стали ледяными?       Мне казалось, что меня разбили. Как хрустальную вазу… Нет, как фарфоровую куклу бросили на пол, растоптали ногами, разорвали одежду в клочья, и теперь я потерянная, истерзанная собираю себя по крохотным кусочкам, пытаясь прийти в себя, вернуть самообладание и желание заглянуть в следующий день, который, знаю наверняка, не принесет с собой ничего хорошего.       Даня как будто физически чувствовал мое напряжение: не задавал вопросов, не изучал меня пытливым взглядом. Он просто вел машину, уверенно маневрируя в плотном утреннем потоке автомобилей. Из динамиков тихо сочилась какая-то нежная спокойная мелодия, вызывающая во мне спонтанные слезы, которые я тщательно старалась сдержать. Я не плакса. Никогда не была ею. Но в последнее время все чаще сдают нервы, все сильнее просыпается пронизывающая жалость к себе, которую я ненавидела, но не могла с ней бороться, лишь мирилась. Сегодня не хотелось мириться, хотелось бунтовать, кричать, громить все вокруг, но после этой бури внутри образовалась такая пустота, что заполнить ее я могла лишь слезами и жалостью к себе, на что-то иное я больше не способна. — Останови на минуту, — попросила я, когда мы проезжали мимо набережной, почему-то мне даже воздуха сейчас не хватало. — Мне нужно выйти.       Холодный ветер ударил в лицо, едва только я вышла из машины и двинулась к перилам набережной. Гладь воды, обрываемая легкими волнами, которые собирал ветер, контрастно противоречила моему эмоциональному состоянию. Я не чувствовала спокойствия, не ощущала и доли безопасности, хотя уже довольно давно покинула стены клуба. Холод каким-то ледяным касанием трогал кожу, проникая сквозь нее и оседая где-то внутри, казалось, неуловимо, но навязчиво дотрагиваясь до самой души. Холод, одиночество и пустота — впервые я ощущаю все это вкупе. Страха нет. Лишь холод, одиночество и пустота… — Что произошло? — слышу вопрос одновременно с тем, как меня окутывает тепло от моего же пальто, которое Даня набрасывает мне на плечи, потому что сама я напрочь забыла о нем, оставив в машине. — Это из-за Саши, да?       Нервно сжимаю руки в замок, прижимая их к каменным перилам, я киваю, закусывая губы и всеми силами собирая себя по кусочкам, чтобы не сломаться здесь, при нем. Даня облокотился на перила рядом со мной, прикурил сигарету, глубоко затянулся, неторопливо выпустив плотный дым в воздух. Не спешит спрашивать дальше, будто одним быстрым кивком головы я объяснила многое, пересказала последний месяц из своей жизни. А может, большего и не нужно? Слишком много ему говорит мое состояние, затравленный взгляд, дрожащие плечи… Несмотря на то, что пробирающий ветер уже не мог пронизывать меня насквозь, минуя плотную ткань пальто, мне было холодно. Тело согрелось, а душа нет. — По-моему, она влюблена, — грустно улыбаюсь я, вглядываясь в гладь воды, но видя перед собой лишь стену. — Но отчаянно боится в этом признаться. — Я знаю. Уже довольно давно это понял. — Наверное, молодым преподавателям-мужчинам не привыкать к симпатии со стороны учениц, — поморщилась я, мельком взглянув в умиротворенное лицо Левина. — Настолько привычно это, что не стоит внимания. — Ярославцева, — Даня тяжело выдыхает сигаретный дым, вглядываясь в ту же точку на поверхности воды, что и я. Или же в стену? — Что я могу сделать? Накричать на нее? Сказать ей в лицо то, что ее увлечение — это блажь, которая мне совершенно не нужна. — Уволиться и уйти! — оборачиваюсь к нему, уверена, что почти безумным взглядом впиваясь в него, практически требуя того, чего желала с той самой секунды, как он переступил порог моего института. — Ты же понимаешь, что делаешь ей плохо! Она из-за тебя живет иллюзиями в то время, как ты при этом ей ничего не обещаешь! — А ты? — вопрос прозвучал слишком неожиданно для меня, будто разговор шел не о Саше, а о совсем ином, что было тщательно замаскировано нами. — Чем живешь ты? — Не обо мне разговор, — вновь вцепившись руками в перила, я тщательно пыталась придать голосу уверенности, но он дрогнул, а потом сорвался, озвучив ту правду, которую я скрывала от самой себя. — А я дышать не могла, когда ты пришел… Мне как-будто в ту же секунду кислород перекрыли и до сих пор душат!       Он пытается коснуться моей руки, но я отдергиваю ладонь, отшатнувшись в сторону и со всей ненавистью, на которую была способна сейчас, посмотрела на него в упор. — Оставь меня! Отстань, слышишь?! Тебе не нужна эта работа, не нужны те студентки, которые вьются вокруг, ожидая получить порцию твоего внимания! Тебе ничего не нужно, кроме того, чтобы мучить меня дальше, душить, уничтожать, врываться в меня тогда, когда места для тебя уже не осталось! Разрушаешь все, что я едва собрала по кусочкам…       Я задыхаюсь от слов, нехватки воздуха, слез, застывших в уголках глаз и в горле, а ведь мне казалось, их уже не осталось за эту ночь. Я в безысходности, уперлась лицом в стену, все еще судорожно ища выход, которого просто не существует. Отчаянная попытка вырваться: криком, слезами, эмоциями. Очередной мой провал и такое нелепое осознание, что все это время, все эти чертовы три года я несознательно плыла по течению. Да, я барахталась, пытаясь изменить курс, упиралась руками и ногами, отрицала силу воды, несущую меня вперед, а скорее даже назад. Я так глупо сопротивлялась, яростно растрачивая силы в то время, как стихия упрямо работала против меня. Я же никуда не денусь… Вот она я, прямо перед ним, уставшая, сломленная, но только его. Только для него. Он врывался в меня снова и снова, отравляя ядом зависимости, зарождая новые надежды, заполняя собой ту пустоту, в которой я уже почти растворилась. Предлагаю ему убраться, уволиться, а знаю наверняка, что сама его найду. Весь мир переверну, чтобы еще хоть раз утонуть в его глазах, поддаться безжалостному течению, перестать считать дни, что были без него. — Оставь… — машинально шепчу я в его плечо, когда его руки уверенно и сильно сжимают меня, прижимая к груди, сминают как тряпичную куклу. — Так нельзя… Так невозможно… — Так нужно, — отвечает он, отстраняясь лишь на секунду, чтобы снова прижать меня к себе, дать почувствовать, что теперь уже не отпустит, не даст мне убежать, даже задуматься не позволит. — Нужно ведь, ты же знаешь это, чувствуешь. — Это наваждение… Болезнь. — Это любовь, — улыбается, чего не вижу, но слышу по голосу, еще сильнее сжимает меня в объятиях, почти до боли, до мурашек приятной боли. — До тебя я не любил. Я жил, что-то делал… Разрушал все то, что сам же строил. Но когда несколько лет назад рухнуло то, что было важнее собственной жизни, тогда я впервые понял, что не смогу пойти дальше. Я остановился, замер, упал на дно, где было вполне комфортно, но тебя там явно не хватало. Это обстоятельство оказалось главным в решении вернуться к нормальной жизни, а в первую очередь, к тебе. И уходить снова я как-то не намерен, даже если ты со слезами на глазах просишь, вернее, кричишь об этом. — Ненавижу, — проговариваю почти по буквам, а ладони самопроизвольно сжимаются на его плечах, замыкаются кольцом вокруг шеи. — Ненавижу за свой одиннадцатый класс, а за последние три года еще сильнее. Ненавижу… Очень сильно…       Тянусь к нему, приникая губами к его губам, выдыхая в них бессмысленное слово, в которое я вкладывала несколько иные чувства, чем те, что оно обозначает на самом деле. Он пробует меня, смакует, растворяя в этом касании губ все, что было до него. Не целует. Забирает. Стирает мгновение за мгновеньем, уничтожает прошлое, заменяет собой все, что осталось за пределами этой набережной. Перед глазами меркнет и стирается стена, растворяясь в этих зыбучих ласках, которые порабощали, пленяли, вселяли надежду. — Увези меня отсюда, — прошу я, прервав такую нужную мне ласку и снова коснувшись его губ своими, без этого дышать, казалось, сложнее. — Увези…       Я не отпускаю его ни на секунду. Даже в машине с каким-то болезненным отчаянием держу его за руку, с удовольствием принимая поцелуи на коротких остановках у светофоров. Никогда не думала, что можно быть настолько одержимой конкретным человеком. Никогда не позволяла себе осознать эту одержимость, принять ее, смириться. Я не давала себе даже думать о нем, но избавиться от этих мыслей просто не могла. Копила, боролась, забивала саму себя в угол, а теперь все то, что так рьяно скрывала, рвалось из меня, испепеляя страстью, своей необузданностью. Как-будто до этого на глазах повязка была, а сейчас она исчезла, растворилась, и я увидела перед собой собственное отражение. Загнанной, запуганной и одинокой предстала я перед самой собой. Несчастной видела я себя, да и чувствовала тоже. А еще эта застывшая грусть в глазах… Опустошенность, отрицание, порицание себя за то, что помимо моей воли существовало во мне, съедало изнутри, отчетливо читалось в моих глазах. И это замечали все, кроме меня. Ведь нельзя было не заметить… Нельзя было игнорировать тот взгляд, каким я смотрела на него, слушая каждое слово на парах, но не воспринимая абсолютно ничего, кроме тембра его голоса. Нельзя было не заметить тех придирок, которые я постоянно высказывала, надеясь придать голосу как можно больше равнодушия. Наверное, этого только я не замечала, остальные же читали меня между строк, совершенно не понимая, почему я не могу пройти мимо учителя, не взглянув на него косо, не упустив возможности высказать очередное недовольство, замечание. А ведь все так просто… До банальности просто — я любила. Все эти три года я любила, время от времени доверяя свои чувства лишь подушке, которая терпеливо принимала мои слезы, впитывая с ними мое отчаяние. Я думала, что все прошло. Я надеялась на это, но такое не проходит. Это не забывается, а живет внутри, каждый день провоцируя, норовя вырваться и заполнить привычную, едва скроенную жизнь, прошлым. И сегодня я хочу раствориться в этом прошлом, исчезнуть в нем хочу.       Он увозит меня. Куда? Туда, где я забуду все, кроме его имени. Сменяя район за районом, пересекая трассу за трассой, он неуловимо и настойчиво возвращает меня в прошлое, где когда-то давно, задыхаясь от боли и непонимания, я оставила любовь. Закопала ее, как самое жуткое зло, что парило надо мной, мешая идти дальше. Теперь же день за днем, мгновенье за мгновеньем я вспоминаю то счастье. Счастье быть с ним рядом, касаться его, дышать его воздухом. Нас уже не двое, мы стали одним. Давно одним стали, не хотели этого признавать, и потому прожигали день за днем безликими половинками, что можно было назвать не жизнью, а нелепым существованием.       Останавливаемся в каком-то дворе, на ватных ногах выхожу из машины, тут же оказавшись в его руках, плененная его губами. Уводит к незнакомому мне подъезду, где, мне кажется, мы очень долго ждем лифт, но его руки и ласка сглаживают это ожидание. В том, что это его квартира я убеждаюсь, когда Тай выбегает в коридор, виляя хвостом и встречая парочку, слившуюся в поцелуе на пороге. Даня захлопывает дверь свободной рукой, другой же прижимает меня к себе, зарываясь в волосы, сминая мои губы своими. Мы не в силах оторваться друг от друга, оборвать тот жадный глоток страсти, чего были лишены долгое время. Я упивалась им, изучала его заново, слилась с тем прошлым, от которого бежала. И это было так кощунственно неправильно, так смело и неожиданно, что перехватывало дыхание, вздрагивали плечи, но хотелось продолжать.       Мое пальто слетело здесь же, в прихожей. Тут же осталась его ветровка, а я безжалостно была прижата к стене, на которой он распял меня своими объятиями, губами, лаской. Подхватывает меня под бедра, прижимая к стене все сильнее, до боли, до обреченности. Почти не выпив за вечер, сейчас я была пьяна. Им пьяна, лишена напрочь возможности что-то соображать, задумываться о чем-либо. Для меня растворилось все вокруг, а остался лишь он. Тот, кто руководил моим телом, мыслями, желанием…       Рваные поцелуи, неконтролируемое движение рук, шуршание одежды, прерываемая несдержанным треском рвущейся ткани... Это не я царапала ногтями его плечи, не мои губы нетерпеливо исследовали его лицо, впиваясь в губы с необузданным, диким желанием. Что-то помимо меня рвалось к нему, к его ласке, сгорало на опасном огне, к которому до того я боялась приближаться.       Мгновением позже мы оказываемся в его спальне, на пути к которой я лишаюсь платья и теряю туфли. Даня опускает меня на ровную поверхность постельного белья, на секунду, которая кажется мне вечностью, приподнимается надо мной, стягивая с себя рубашку. Жадно касаюсь его обнаженной кожи руками, ласкаю каждый ее сантиметр. От его пресса идет жар, который передается мне через прикосновение к нему подушечками пальцев, через касания губ… Избавляется от моего бюстгальтера, проводит руками по бедрам, которые до сих пор стянуты чулками. Шумно выдыхаю воздух, когда его пальцы касаются низа напряженного живота. Яркие вспышки света ослепляют меня в момент, когда он дотрагивается до моего обнаженного тела, едва я прикрываю глаза. Импульсивно развожу колени, позволив его пальцам двинуться дальше, к самой жаждущей его прикосновений точке. Он медлит, изводя меня комкаными поцелуями, горячим дыханием, сводя с ума шепотом. Ласкает мою грудь, сильно сжимая ладонью, затем лаская соски губами. Захватывая острую вершинку в рот, через секунду выпускает ее, нежно подув, отчего табун мурашек проносится по всему телу, а с губ срывается приглушенный стон. Лаская, он истязает меня, то приближая, то отдаляя тот момент, когда я взорвусь от всех этих ощущений, от голода, что застыл в моих глазах с самого первого нашего поцелуя еще там, на набережной.       Неторопливо, но уверенно его ладонь касается моих трусиков, которые давно промокли в том самом месте, к которому он прикасался. Гладит там, рисуя замысловатые узоры и заставляя меня прогибаться навстречу этим движениям. Сжимаю в пальцах ткань простыни, срываясь на крик, когда, минуя тонкую ткань моего белья, его пальцы оказываются внутри меня. Он вводит в меня сразу два пальца, парой поступательных движений доводя до изнеможения, почти до сумасшествия. Судорожно сжимаю колени, но Даня оказывается между ними, приподнимая мои бедра, разводя ноги еще шире. Извиваюсь под ним, жадно хватая воздух, впиваясь ногтями в его плечи, должно быть, оставляя следы, но раскрываясь ему полностью, ощущая, как он уверенно вторгается в мое тело, заменяя пальцы членом, входя резко и сильно, заполняя меня всю, без остатка. Испарина покрывает мое тело, когда в несколько рывков, он входит еще глубже, вырывая из меня стоны, крики, спонтанные слова. Не было жалости, даже нежности не было. Сработал давно молчавший механизм, который съедал нас страстью, заполнял желанием, приближал к конечной точке удовлетворения. Каждым движением, каждым резким рывком во мне он заменял каждый прожитый ранее день тенью, отчасти которым этот день и являлся. Стирал все, что было до этой ночи, уничтожал меня прежнюю. Мои ноги, по-прежнему затянутые чулками, сошлись за спиной любовника, о котором я только мечтать могла. Да и то, в тайне от себя самой. Он владел сейчас не только моим телом, он овладел мною целиком, полностью, зная мое тело как свое собственное, чувствуя, что мне нужно и когда. Спонтанные стоны, крики, всхлипы рвались из меня волной, прерываемые лишь его губами, которые накрывали мой рот, а язык дублировал резкие поступательные движения внутри меня. Стук сердца, удар за ударом отдавался в висках, тело дрожало, а руки хватались за его плечи, отчаянно сжимая, передавая ему тот импульс, что рвался из меня сейчас.       Позже я уснула, уткнувшись в его плечо, смертельно устав, охрипнув от бесконечных криков, от пересохшего горла. Это даже сном не назовешь. Я просто провалилась в бездну. Как-будто мой счастливый полет прервали, и бренному телу пришлось вернуться в свой мир, который до того исчез на некоторое время. Сквозь свой неспокойный сон я чувствовала его прикосновение к моим волосам, ощущала, как он вдыхает мой запах, едва заметно сильнее прижимая меня к себе. Я растворилась в этом кратковременном счастье, почему-то решив, что у меня больше нет проблем. Они все решены. Автоматически, в ту самую секунду, как встретилась взглядом с Левиным, когда вышла из клуба. Но чудес не бывает. Спустя пару часов меня разбудил телефонный звонок. Еще плохо соображая, где я оставила телефон, я нащупала его на полу. — Надеюсь, твоя ночь, в отличие от моей, была удачной, — ненавистный мне голос Макса раздался из трубки. — Заедь ко мне, девочка, когда освободишься, ок? — Макс, я не в настроении, давай на неделе поговорим, — чеканю я, стараясь не разбудить спящего рядом Даню. — Нужно сегодня, найди для меня место в своем плотном расписании! — съязвил мой абонент, отчего захотелось разбить телефон об стену. — Ах, да… Кстати, что это за кошечка была с тобой ночью? Симпатичная… — Послушай, ты!.. — жадно перехватив глоток воздуха, я попыталась внушить себе, что Макс меня просто провоцирует. — Тебя не касаются мои друзья, разве нет?! — Меня касается все, что тебя окружает, и я очень надеюсь, что в данную минуту ты окружена вниманием нашей первостепенной цели… Но подружка у тебя на самом деле миленькая. Пацанка правда, но если над ней поколдовать умелым рукам...       Макс рассмеялся в трубку, а я сбросила звонок, кинув телефон к ногам на кровати. Провоцирует, хочет влезть туда, где ему нет места, выясняет каждую мелочь. Черт… Придется играть по правилам. Пока не вижу выхода. Никакого. Даня пошевелился, машинально привлекая меня к себе рукой, даже не проснувшись. На моем лице расцветает счастливая улыбка, с которой я приникаю к его груди, касаясь губами ровной кожи и снова засыпая.