These Inconvenient Fireworks

Л После первого сообщения и двухчасового телефонного разговора на следующий день, во время которого Зейн пересказывает все в мельчайших деталях, Луи не видит друга нигде, кроме работы. Остальное время тот проводит где-то наедине с Лиамом, наверняка занимаясь противоестественными вещами между их телами. Или нет, поскольку Пейн выглядит весьма ванильным, хотя кто знает наверняка - Зейн не выныривает на поверхность уже две недели. Луи думал, что его ожидают часовые новости о каждом прекрасном моменте их прекрасных отношений, однако друг удивительно молчалив касательно всего на этом фронте. Он, наверное, слишком занят Лиамом, чтобы думать об этом. Из того, что Томлинсон видел, отношения с пожарным явно идут на пользу Малику. Он выглядит гораздо лучше, чем несколько предыдущих месяцев, практически парит по коридорам и производит впечатление человека, достигшего наивысшей точки счастья и нирваны, насвистывает и виляет бедрами. И дело даже не в ауре, а в его внешнем виде, блестящих глазах, живых волосах, в том, как на нем сидят рубашки. Словно, куда бы он ни шел, за ним всюду следует шелест спадающих трусиков. В то же время, Луи просыпается утром, смотрит на свое лицо зомби в зеркале и пытается заставить себя радоваться тому факту, что Гарри прекратил звонить и приезжать. Он рад за Зейна. Он правда очень-очень за него рад. Он любит друга и желает ему счастья, и болел за эти отношения по-своему очень давно. К тому же, ему нравится Лиам, и он уверен, что они поладят, когда тот начнет проводить больше времени в компании, а не будет красть Малика на ланч в какое-то экзотическое сексуальное место практически каждый день. Так что, возможно, Луи завидует. Немного. Он не собирается вводить себя в заблуждение, что он когда-нибудь смог бы выстроить такие отношения, но завидует, что они могут. Было бы здорово, думает он, если бы он мог так, вместо того, что есть, вместо бессонных ночей и холодного пота, и старого хлеба, потому что он не может даже найти в себе силы и пойти в чертов Tesco. Конечно, Лиам и Зейн теперь хотели сходить всей компанией на ужин, чтобы отметить две недели их отношений, потому что, оказывается, так делают. Лиам бронирует место на пять, а Зейн приглашает каждого лично, и Луи больше всего хотел бы придумать отмазку и остаться дома, но он знает, как много это значит для Зейна. К тому же, после недели, которую он провел, имитируя болезнь и бесцельно бродя по квартире, он знает, что Зейн увидит его насквозь и, скорее всего, все равно заставит прийти. Он приезжает в ресторан с пятнадцатиминутным опозданием, и остальные четверо уже за столиком: Лиам и Зейн улыбаются ему, пока Найл расправляется с хлебной корзинкой, и еще тут Гарри. Он не видел Гарри больше недели, и чувствует, как его сердце застревает в горле, когда тот поднимает глаза и нервно улыбается, показывая ямочки. Единственное свободное место сейчас между Гарри и Зейном. Луи пытается подавить панику. - Добрый вечер, господа, - слишком весело говорит он и садится на край стула, складывая руки на столе. - Какое грандиозное событие, а? Поначалу ужин проходит именно так, как Луи и представлял. Лиам и Зейн соответствующе тошнотворны, но однозначно милы, улыбаются и весело держатся за руки, краснея, когда один из парочки говорит о них, используя “мы” или “нас”. Это первый раз, когда Луи видит их вот так, нормально, и он не может не признать, что они до безобразия милы. Когда Лиам первый раз произносит словосочетание “мой парень” вслух за столом, Зейн выглядит так, словно сейчас разорвется между желанием поплыть на стуле и сорвать с него одежду и наброситься прямо тут. Найл продолжает их дразнить, но это, похоже, только больше радует Зейна. Оказывается, если дразнить его бесконечную влюбленность в нового парня, которого он добивался полтора года, он не возражает. Найл только переключился на флирт с хорошенькой молоденькой официанткой, как Луи чувствует руку Гарри на своем бедре под столом. Луи тратит остатки самообладания, чтобы не подпрыгнуть и не перевернуть стол от касания. Он не чувствовал рук парня на себе, кажется, целую вечность, и сейчас посреди ресторана это словно шок, рядом с улыбающимися Лиамом и Зейном. Луи сидит так же прямо, смотрит вперед и ест салат, словно ничего не произошло. Краем глаза он видит, что Стайлс делает то же самое. Весь вечер он тщательно избегал смотреть ему в глаза, делая вид, что ему вовсе не хотелось на протяжении нескольких недель поговорить с ним. Он даже не заговаривал с ним, кроме как во время обычной дружеской беседы по поводу выпивки и подобного. Так было задумано. Гарри не особенный, так что не стоит к нему так относиться. Он справлялся неплохо, но теперь, когда его касается кудрявый, это гораздо сложнее, почти невозможно. Рука Гарри остается на его бедре, ее вес и тепло такие болезненно знакомые. И Луи не может думать ни о чем другом, даже когда Лиам продолжает неловко есть левой рукой, потому что держит Зейна правой. Он хочет накрыть своей руку парня, сжать, пока его ногти не вонзятся в его кожу, не оставят отметины. Он хочет всего, чего не должен, и отрицать это было гораздо проще, пока того не было рядом, но вот все снова. В конце концов, он удаляется в туалет, чтобы сбежать хоть на минуту. Он стоит над умывальником, раздумывая, насколько пострадает его рубашка, если он наберет в нее воды и погрузит в нее голову, и в этот момент дверь открывается, и заходит Гарри. Мужчина встречается с ним глазами в зеркале, и выражение лица того нечитаемое. - Хаз, - на автомате говорит он, прежде чем вспоминает, что не должен больше использовать эту кличку. Что-то в парне рушится, и он пересекает маленькую комнату, чтобы схватить мужчину за плечи. Луи позволяет прижать себя к стене, и Гарри становится вплотную к нему, делая быстрые короткие вдохи. Он удерживает мужчину обездвиженно и смотрит на него, просто смотрит, и Луи с трудом может смотреть на него в ответ. Он никогда не чувствовал себя таким обнаженным, и его приводит в ужас мысль, что Гарри сейчас увидит все на его лице, каждую мелочь о том, как много это все для него значит, все, что он не смеет показать. По этой же причине он никогда не разрешал Гарри фотографировать его лицо - он боится, что как бы он ни прятался, что-то в глазах его выдаст. Взгляд кудрявого опускается с глаз на губы, и Луи с невероятным трудом сдерживается, чтобы не сказать ему сделать это, просто поцеловать его, наконец. Луи закрывает глаза и ждет, надеясь, что будет больно, что Гарри не будет нежен. Проходит несколько долгих секунд, потом еще, а затем Гарри вздыхает, и Томлинсон чувствует, как пальцы, что впивались в его плечи, ослабевают. Он чувствует дыхание парня на своей коже, когда тот целует его в лоб, а затем исчезает. Все заканчивается так же быстро, как началось, и Луи остается один в пустой комнате, со своим изможденным отражением в зеркале над раковиной. Какое-то раздражающее мгновение Луи кажется, что он вообще не достиг никакого прогресса. Все так же. Не имеет значения, какое между ними расстояние, их с ума сводящая химия остается, та самая, название которой он не может озвучить. Он не может избавиться от нее. Не может остановиться. Луи наклоняется над раковиной, держась руками за голову. Почему он просто не может все прекратить, блять? Он пять минут трет руки почти до крови над раковиной, просто так, чтобы почувствовать, что он что-то смыл с кожи, прежде чем вытирает их и возвращается за стол. К счастью, Лиам сейчас рассказывает им историю о ком-то, кого он вытащил из-под рушащегося здания, или что-то такое, потому Луи не нужно беспокоиться о поддержании разговора. Он снова садится рядом с Гарри, который молчит и играет водой в стакане. Он пытается не замечать ощутимое напряжение между ними. Несколько минут спустя приносят бесплатный десерт, огромное шоколадное нечто, покрытое всевозможными посыпками, благодаря Найлу, который наврал официантке, что у Лиама день рождения. Последний краснеет, когда официантки собираются около их стола, поют песню, и Луи даже хлопает со всеми, когда Зейн целует своего парня в щеку, прежде чем тот поворачивается и целует его в губы. Найл говорит, что нужен тост, и Гарри вызывается его произнести. Он отодвигает свой стул и поднимает бокал в воздух, немного прочищает горло. - Когда двое находят друг друга, - говорит он, улыбаясь абсолютно счастливой паре, - это прекрасно. Лучшее, что может быть, серьезно. Лиам и Зейн, вы двое - тому доказательство. Прошло достаточно много времени, но, с небольшой помощью, судьба все же нашла свой путь. И мы не можем быть счастливее, в основном потому, что нам больше не нужно слушать о страданиях Зейна, - Найл смеется, Зейн краснеет и показывает кудрявому средний палец. - Но, серьезно, поздравляю вас, ребята. Вы очень-очень счастливые. Луи опускает глаза в тарелку, чтобы не смотреть на Гарри, но не может не расслышать тихое-тихое дополнение Гарри: “Просто... очень счастливые”. На какое-то мгновение за столом воцаряется тишина, а потом Найл кричит: - Ура! - и они все его поддерживают, делают глотки шампанского, на котором настоял Лиам. Луи настроен ничего не чувствовать по этому поводу. Наконец, они расплачиваются и выходят на улицу, где все начинают обниматься и прощаться. Луи знал, что этого не избежать, но его сердце пропускает удар, когда он обнаруживает себя лицом к лицу с Гарри, его широкой грудью, и распахнутыми руками, они последние не попрощались. Три месяца назад они бы шли домой вместе, целовались в кровати Луи спустя несколько часов, оставляя отметины губ на коже друг друга. Сегодня же это все, что у них есть. Он позволяет Гарри обнять его, и, Боже, это словно укол морфия в вены, он сразу становится податливым и мягким. Он не может ничего с этим сделать. В момент полной беспомощности он позволяет себе одной рукой зарыться в волосы парня, в ответ на что тот сжимает его рубашку в кулак. А потом он понимает, что делает, и мгновенно отрывается, делая три гигантских шага назад. - Ладно, это было мило, пора бежать, доброй ночи, ребята! - жизнерадостно восклицает Луи, на автомате помахав всем рукой. Он поворачивается и быстро шагает к машине, и не смотрит назад. Луи пытается придумать план, пока едет домой. Если быть рядом с Гарри во время еды для него слишком сложно, ему нужно отвлекаться. Занимать руки и голову, пока Гарри не уедет. С нынешнего момента, он будет работать в каждую свободную минуту. Не то чтобы у него в любом случае не было горы работ на проверку в конце года. Возможно, если он зароется под кучей проектов и эссе, он будет слишком занят, чтобы чувствовать что-то, даже отдаленно похожее на желание. Придерживаясь своего плана, на следующей неделе Луи пытается начать проверять финальные проекты учеников. Он сидит за своим столом во время окна, продираясь сквозь монолог, в котором никто не ограничивался рамками грамматики английского языка, когда в его дверь три раза стучат. Он поднимает голову и видит Майка Кендалла в дверях, высокого, рыжего и улыбающегося: - Привет, мистер Ти! - говорит он баритоном. Луи немного морщится, но и улыбается при звуке клички, которой его назвали футболисты, участвовавшие в спектакле, и она так и осталась. - Привет, Майк, - отвечает он, откидываясь на стуле. - Песнь сирены театра привела тебя вновь к моему порогу? - Нет, извините, - смеется парень. - Просто хотел узнать, придете ли Вы сегодня на матч, - ах, точно. Сегодня последний матч футбольного сезона, турнир, своего рода. Он помнил, что Гарри говорил об этом пару недель назад, говорил, как здорово, что сезон заканчивался как раз перед его отъездом. Луи определенно не собирался идти. - Я не уверен… - начинает он, но Майк прерывает его с энтузиазмом. - Ну же, мистер Ти, ну пожалуйста? - здоровенный подросток не должен уметь строить такие жалобные глазки. - Мы с ребятами помогли Вам, было бы здорово, если бы Вы пришли посмотреть на нас. Он прав. К тому же, Луи питал слабость к этому парнишке. У того была мощная сила воли, даже если иногда он напоминал Луи одно из тех самых деревьев из Властелина Колец: - Я посмотрю, что могу сделать, - сказал он, наклоняя голову так, чтобы стало ясно, что это самая большая гарантия, которую тот сможет получить. - Прекрасно! - восклицает Майкл, вскидывая кулак в воздух. - Ладно, мне пора на урок. Пока, мистер Ти! Увидимся вечером! - и он убегает. Луи не ходил на футбол уже несколько месяцев. Раньше он регулярно ходил, в большей части первого и второго семестров, сидел посреди трибун и кричал изо всех сил, как правило с Зейном или Найлом, или обоими. Он не приходил после Пасхи. Поэтому, когда он приходит на поле вечером, все чувствуется немного странно. Он поднимается на самый верх, в угол, подальше от громких родителей и друзей. Он опускает очки и пьет айс-кофе, который купил по дороге, и пытается не чувствовать себя настолько неуместно. Гарри тут, конечно, за боковой линией со своими ребятами, но даже не поднимает голову к трибунам. Не то чтобы он надеется, что тут кто-то будет. Луи пытается не смотреть на него, но он не мог справиться с этим, даже когда знал Гарри всего две недели, так что сейчас ему это точно не по силам. Это даже круто - смотреть на Гарри без опасения, что им придется разговаривать или дотрагиваться друг до друга. Он, как и всегда, бегает туда и обратно, выкрикивает инструкции и поощрения игрокам хриплым голосом, координируется с главным тренером и проверяет ребят на скамье запасных. Луи давно преподает и знает, как выглядят забота и переживание о своем деле. Он видит, как защитник улыбается, когда Гарри громко поддерживает его, после того, как тот забрал мяч у нападающего команды-соперников. Видит, как капитан показывает на кудрявого пальцем, когда забивает гол. Эти ребята любят его. Луи не может представить, что Гарри где-то не будут любить, что люди не будут к нему тянуться. Ему интересно, каково это. И первый тайм заканчивается со счетом 1:1, и Луи думает, что игроки сейчас уйдут с поля. Однако половина из них остается на поле, к ним присоединяются ребята из замены. Один из них выходит с микрофоном и передает его капитану команды, блондину-полузащитнику: - Дамы и господа, - говорит он, - позвольте мне представиться. Я - Тони Стоктон, - с трибун доносятся крики. - Спасибо. В общем, я капитан команды, и я выпускник. Поскольку это наш последний матч сезона, мы, все выпускники, хотим попрощаться. Эти ребята были преданы команде с первого дня, и мы были бы очень признательны, если бы вы поаплодировали каждому, пока я буду зачитывать их имена. Он проходится по списку, и толпа приветствует каждого. Всегда легко определить семью названного парня, с громкими криками от маленьких групп на трибунах. Наконец, когда каждый был назван, все аплодируют, и Луи хлопает вместе с ними. Он малознаком с этим выпуском, но помнит, каково это, когда подходит к завершению нечто такое масштабное, что сопутствовало тебе всю твою школьную жизнь. Тони прочищает горло в микрофон и крики утихают: - У нас тут еще одно прощание сегодня, - говорит он с юмором. - Мы так же прощаемся с нашим незаменимым помощником тренера, который уезжает от нас в столицу! Шикарнейший футбольный тренер, который сам совсем не хорош в футболе, мистер Гарри Стайлс! - все парни начинают ему хлопать, и один из ребят помладше чуть толкает кудрявого на поле. Гарри подбегает, чтобы присоединиться к выпускникам, смущенно улыбаясь, и его мгновенно поглощает огромное групповое объятие. Он выглядит таким юным и очень-очень счастливым. Луи не осознает, что двигается, пока не врезается в семью из четырех человек на полпути вниз. “Извините, извините”, бормочет он, обходя их и, наконец, достигая твердой земли. Он не был незаметным, и если бы Гарри посмотрел вверх, он бы наверняка его увидел, но Луи не хочет думать об этом, так что просто смотрит в пол, пока бежит к парковке. Он бежит к машине так быстро, как только может, пытаясь подавить паническую тошноту. Все, о чем он может думать, - все, от чего он сейчас бежит, - это то, каким счастливым выглядел Гарри, счастливым и любимым, и скорее всего, он всегда был таким, и что скоро кто-то вновь заставит его почувствовать подобное, и для этого ему не нужен будет Луи. И никогда не был нужен. Он не может бежать достаточно быстро. ✖ на поле. приходи. Почти полночь последнего дня июня, и это первое, что написал ему Гарри за многие недели. Стайлс уезжает завтра, и Луи не разговаривал с ним уже две недели. Он и не видел его с футбола, не целовал месяц. Почти полночь последнего дня июня, и Гарри уезжает завтра. Он не звонил, и Луи никогда бы не простил себя, если бы это пришлось делать ему, так что пора все отпустить. И все так и было запланировано, по крайней мере, до этого сообщения. Он нервно ходит по квартире, и он хотел бы быть менее уставшим, чтобы у него было достаточно энергии, и он мог выплеснуть всю злость. Он хочет разломать половину вещей в своей квартире. Хочет послать Гарри к черту. Но, боже, у него нет сил ни на что из этого. Он знал, что сделает, еще когда только открыл сообщение, и плевать, как долго он прикидывался, будто раздумывает. Он встретится с Гарри на поле. Он провел слишком много времени, вспоминая ту ночь, когда они были там вдвоем, рассказал Гарри слишком многое, что эта ночь с ним сделала. Он идет. К черту, он идет. Он доезжает быстро, и ругает себя всю дорогу. Огни на стадионе не горят, но ворота открыты для него, и когда он проходит через них и мимо трибун, он с трудом различает сидящего посреди поля Гарри, его широкие плечи под лунным светом. Он не двигается, просто ждет, прижав колени к груди и сложив руки поверх них. Луи смотри на его спину в отдалении и пытается не думать об этом человеке, как о Гарри. Он пытается не думать обо всех вещах, которые символизирует его тело, обо всех местах, где он оставлял свои отметины, о сердце внутри, и о том, как его можно почувствовать, когда прижимаешься своей грудью. Он так сильно пытается не думать “это последний раз”. Он медленно идет к центру поля, считая шаги. Когда он доходит до Гарри, то садится на траву напротив и ждет. - Привет, - говорит Гарри, не глядя на него. - Привет, - глупо отвечает Луи. У него нет ни малейшей идеи, что еще сказать. - Привет, - повторяет Гарри. - Уже говорил, - на автомате говорит Луи, и парень в последнюю секунду сдерживает улыбку. И после этого наступает тишина: лишь их дыхание, и отдаленные звуки города вокруг. Луи не знает, что они тут делают, или что должны делать, или что Гарри от него вообще хочет. - У тебя завтра поезд, - он слышит свой голос. - В два, да, или… Он не успевает закончить предложение, потому что Гарри бросается на колени и целует его, прежде чем Луи может хоть что-то еще сказать. Мужчина по инерции падает назад, и Гарри следом, становится между его бедер и зарывается пальцами в волосы. Луи тормозит где-то полсекунды, а потом забирается руками под футболку Гарри и думает да, боже, просто вытрахай это из меня, потому что, возможно, они смогут таким образом избавиться друг от друга в себе, оставить все тут. Он вонзает ногти в спину кудрявого и открывает рот навстречу языку, чувствует, как трава щекочет его затылок и задумывается, поможет ли это ему перестать думать хоть на немного. Но затем Гарри отрывается, поднимая Луи в сидячее положение, прежде чем снимает свою куртку и говорит “Вот”, укладывает ее на траву, а затем мужчину сверху, оставляя гладкий материал между Луи и мокрой травой. Его чертова куртка. Боже, Луи не может не придавать значение всему на свете. Ему все равно, абсолютно все равно, и он бы предпочел перейти сразу к той части, где Гарри трахает его до крика, но тот никуда не спешит и целовал бы мужчину следующую, похоже, тысячу лет. Обычно, Луи более чем способен ускорить все сам, но в какой-то момент Гарри прижал руками его запястья к траве, над головой. Луи раздраженно кусает парня за губу и шепчет “ну же”, когда тот отстраняется и шипит от боли. Он смотрит ему прямо в глаза впервые, с тех пор, как приехал сюда, и знает, что на его лице все написано. Гарри же невозможно прочитать, и он качает головой, но все же прижимается бедрами к Луи, закусывая губу, когда видит, как тот откидывает голову. Мужчина притягивает его ближе к себе одной ногой. - Луи, - говорит Стайлс. Он смотрит на мужчину так, словно видит насквозь, и так не пойдет. - Не надо, - зажмуривается он. - Не надо что? - когда он открывает глаза, Гарри все еще смотрит на него, и говорит без эмоций, все так же удерживая руками запястья мужчины. Свет городских огней, такой далекий и приглушенный, - единственное, что двигается на его лице. Луи выгибает спину к Гарри и говорит: - Не надо, - вот, что он говорит, прижимаясь губами к шее парня, целуя его челюсть. Он тянется ближе, отчаянно целует его в рот, а потом еще раз. Они смотрят друг на друга широко распахнутыми глазами, и Луи наблюдает за ресницами парня, когда тот шепчет: - Не надо что? - ему в губы. Луи закатывает глаза и двигается по мышечной памяти, целуя уголок рта парня. Он думает “ты знаешь, что”, когда тянет его нижнюю губу зубами, думает “я не могу это сказать”, когда бедра Гарри толкаются к его. - Давай, - шепчет он снова, и звук так громок в пустой темноте. Гарри лишь наклоняет голову, легко целуя Луи в шею снова и снова, не отпуская запястий мужчины. Внезапно он прикусывает кожу гораздо выше воротника рубашки. Это идет прямо в член мужчины, и искрит вдоль всего позвоночника, но… - Осторожно, - шипит он. - Следы, - Гарри замирает, горячо дыша на кожу мужчины, и отпускает запястья того. Луи слышит тихий звук, когда кудрявый вцепляется в куртку под ними, и он утыкается головой в основание шеи. На поле стоит тишина, но Луи все равно больше чувствует, чем слышит тихое “пожалуйста”. Луи не может контролировать свои теперь свободные руки, и он проводит ими по спине парня, прежде чем зарывается в волосы. Мягкие пряди обвиваются вокруг его пальцев чертовски знакомо и, ох, Луи никогда не будет об этом говорить. - Да, - хрипло говорит он, - Да, Хаз. Гарри резко выдыхает, содрогаясь, и возвращается к работе, засасывает кожу на горле Луи, проскальзывает рукой под талию мужчины, где его спина изгибается над землей. Луи чувствует второй пульс на своей шее, которая пульсирует под губами Стайлса, и он знает, что след будет ярким и очевидным, и этого все равно недостаточно. Проходят, кажется, годы, прежде чем одна рука Гарри находит заднюю часть бедра Луи, притягивает его к себе вплотную, скользит ладонью по нему, сжимает задницу в руке, и дыхание мужчины перехватывает, когда кудрявый вонзает в нее пальцы. Есть в том, как касается его Гарри, что-то собственническое, пальцы расставлены так, словно он хочет пересчитать его в пригоршнях, разом покрыть прикосновением как можно больше тела Луи. Томлинсон кажется себе очень маленьким. Рубашка Луи задрана почти до подмышек сейчас, но никого это не беспокоит, так что он снова просовывает руку между ними и под футболку кудрявого. Он прижимает ладонь к коже на животе Гарри, и она обжигающая и дрожащая на ощупь, и Луи не позволяет себе запомнить как сжимается от этого сердце. Он запоминает лишь звук, который издает Гарри, когда мужчина обхватывает его сильнее, как напрягаются мышцы под рукой, когда он двигает бедрами вверх. Хватка кудрявого на заднице становится сильнее, и он сжимает ее, прежде чем засовывает руку под пояс, чтобы почувствовать кожу. Он чуть поднимает бедра вверх, чтобы остыть, пока наклоняется и целует мужчину снова. В этот раз он так медленно все делает, что почти больно, едва касается губ, пока Луи сам не сокращает дистанцию, а затем так надолго завладевает его языком, что Луи совсем не готов, когда бедра Гарри опускаются и припирают его к земле. В ответ рука под рубашкой Гарри сжимается на бляхе его ремня, и тот ругается, когда Луи меняет угол соприкосновения их бедер. Они так и двигаются вместе: грубые движения, лицо мужчины у шеи кудрявого, пока первый не начинает расстегивать ширинку второго. - Лу, - произносит он, и Томлинсон замирает, потому что Гарри больше нельзя так называть его. Он вновь открывает глаза, преимущественно из-за паники, чем из-за чего-то другого, и даже в темноте может видеть тень от ресниц на щеках парня. Какое-то мгновение Гарри не двигается, после чего целует мужчину и начинает двигаться назад. Луи опускает ногу, которая обхватывала Гарри и поднимается на локтях, смотрит, как тот устраивается между его ног и спрашивает, нормально ли это, когда быстро расстегивает ширинку и пояс мужчины. Тот только кивает, но кудрявый, видимо, не видел, потому что резко поднимает голову в ответ на тишину: - Лу? Нормально? - более настойчиво спрашивает он. - Да, да, конечно, - отвечает он. Гарри серьезно кивает, а затем стягивает с него джинсы с трусами. Боже, Луи уволят мгновенно, если их поймают, но когда это их останавливало? Гарри берет его уже налившийся член в руку, наклоняется, чтобы взять в рот, когда Томлинсон останавливает его. - Подожди… - слышит он свой хриплый голос. Гарри смотрит на него, и в лунном свете он прекраснее всего в мире. - Ты можешь просто… трогать меня? - мужчина сглатывает комок в горле. - Просто трогать и, - о, он ненавидит себя, - целовать. Гарри продолжает смотреть на него какое-то время, закрывает глаза, словно ему больно, а затем кивает вновь, говорит “подожди”, и отодвигается назад. Он разувает Луи, а затем окончательно снимает с него джинсы, складывает и кладет неподалеку. Полуголый, лежащий на куртке Гарри, Луи рад, что огни на стадионе не горят. Он никогда не чувствовал себя настолько выставленным напоказ. Гарри вновь устраивается между ног Луи, проводит кончиками пальцев по бедрам. Правой рукой вновь обхватывает член мужчины, левой за талию притягивает его ближе, практически к себе на руки, по грубому материалу своих джинсов. От неожиданности мужчина обнимает парня за шею, чтобы сохранить баланс, носом касается его щеки, а затем накрывает его губы своими. Левой рукой обнимая Луи за низ спины, Гарри начинает медленно дрочить ему, уверенно и методично, отчего тот ахает парню в губы. Луи пальцами забирается под воротник, отчаянно пытаясь дотронуться до его кожи где-то, кроме рта и рук. Стайлс нежно тянет его за нижнюю губу, а затем отстраняется, целует челюсть, поднимаясь вверх к уху, а потом вновь возвращается к шее. Когда он покусывает засос, который сам оставил ранее, острая боль заставляет Луи вскрикнуть, но он все равно поворачивает голову набок, чтобы дать доступ к этой части тела. Больно, но, боже, ему нравится разрешать Гарри делать что угодно и не думать. Здорово, что он еще чего-то хочет. Луи слышит свое неровное дыхание, чувствует, как его грудная клетка расширяется, встречаясь с Гарри, в то время, как рука на его члене и зубы на его горле сжимаются. Он теряет счет времени, не может сказать, сколько времени проходит, прежде чем Гарри нежно облизывает массивный синяк и возвращается к губам Луи. Чувствуя себя словно обдолбанный, Луи руками берет Гарри за челюсть, поворачивает его голову так, чтобы его язык лучше проскользнул в рот Гарри. По телу Гарри бегут мурашки, и его рука сжимается на члене Луи, влажная от смазки. Луи не может не толкнуться в нее, знает, что издает жалкие звуки, и совершенно не беспокоится об этом. Парень наверняка понимает его отчаяние, потому что сам издает тихий стон в губы мужчины и опускает его на траву. Он отпускает его лишь ненадолго, чтобы снять с себя пропитанную потом футболку, которую откидывает к куче одежды шатена, и тот делает то же самое. Все еще полностью одетый ниже пояса, Гарри проводит большим пальцем по скуле Томлинсона, после чего снимает с него очки и кладет сверху на одежду. Опуская мужчину обратно на расстеленную куртку, Гарри зарывается носом в волосы на его груди, прежде чем сильно засасывает его сосок, отчего Томлинсон вонзает ногти в шею парня: - Я собираюсь заняться с тобой сексом, хорошо? - шепчет Гарри ему в кожу. - Хочешь этого? - его рука играет с яйцами Луи, и тот уже чувствует нарастающее напряжение в мышцах бедер. - Да, Хазза, - выдавливает из себя Томлинсон, задыхаясь. - Хочу, чтобы ты… хочу тебя… - и Гарри скатывается с него и поднимается на ноги. Он снимает обувь, носки, а потом достает что-то из кармана джинсов, прежде чем снимает и их, на нем нет трусов. У него стоит так же сильно, как и у Луи, и последний хочет до него дотронуться. Луна ярко светит за его спиной, и обнаженный он кажется высоким, мраморным и совершенно неземным. Луи наблюдает за ним, тяжело дышит и раздвигает ноги шире, когда ловит его взгляд. Гарри снова падает на колени между бедер Луи, и с такого расстояния мужчина видит, что из джинсов тот достал маленький пакетик смазки, который сейчас и разрывает, смазывая первые два пальца. Поворачивая голову, он целует внутреннюю часть колена мужчины, а потом начинает его раскрывать средним пальцем. Томлинсон расслабляется, откидывая голову на землю и закрывая глаза, фокусируясь на ощущениях. Это приятно, всегда приятно, отчасти из-за ощущений, когда его медленно гладят и растягивают, отчасти это предвкушение того, что последует, тех чувств, когда парень будет в нем. Они так часто этим занимались, что Гарри находит простату мужчины практически сразу же, как только вводит второй палец. Медленный уверенный ритм, в котором он двигается, заставляет Луи сжимать под собой ткань в кулаках, отворачиваться в сторону и подмахивать бедрами навстречу руке. - Хочешь знать, какой ты, Лу? - тихо говорит Гарри, и обычно мужчина только и хотел бы слышать о себе хвалебные оды, всегда просит его говорить, но не сегодня. - Нет, - говорит он, и чувствует, как замедляются движения руки кудрявого, но не открывает глаз. - Просто… дотрагивайся до меня? - мягко говорит он, еще сильнее зажмуриваясь. - Просто хочу, чтобы ты касался меня. Вторая рука Гарри ложится ему на талию, не останавливая, лишь кончиками пальцев касается мягкой плоти там: - Тогда не трогай себя, - низко говорит он, после чего затихает. Луи согласно кивает головой. Хотя его член и отчаянно нуждается во внимании, он не хочет кончить слишком быстро, а учитывая, как неумолимо его трахают пальцами, он уже слишком близок к развязке. Продолжая растягивать, Гарри добавляет третий палец и порцию смазки, погружается обратно, набирая ритм вновь. Луи с трудом сдерживается, у него нет времени отойти от каждого предыдущего толчка прямо в простату, как тут же случается следующий, но он все равно выгибает спину навстречу, его тело хочет всего этого так сильно, как только может, хотя в мозгу возникает опасность короткого замыкания. Гарри, блять, беспощаден, словно мстит за то, что не может говорить, пытаясь затрахать Луи до смерти. Мужчина закрывает рукой лицо, подавляя собственные слабые стоны. - Господи, посмотри на себя, - произносит Гарри, и Луи не видит его, но может представить лицо, знает, что значит этот рычащий тон. Ему даже не хватает сил злиться, что парень не может помолчать даже пять минут, не может пощадить его мозг. - Ты был создан для этого, ты знаешь? - продолжает парень, коварно изгибая пальцы на следующем толчке. - О Боже, о Боже, о Боже, - выдыхает Луи, его ноги дрожат, когда он толкается назад еще сильнее, в отчаянной погоне за тем разрядом электричества, что пронзает его каждый раз, что делает его член все тяжелее и полнее. - Ты можешь так кончить? - все еще грубым голосом спрашивает Гарри. Луи чувствует, что тот наклоняется вперед, рука исчезает с талии, и ахает, когда большой палец парня сильно нажимает на засос на горле. Он распахивает глаза, встречается с глазами Стайлса. - Ты можешь, неправда ли? Боже, как тебе это нравится, - говорит парень, не останавливая движений пальцев. Глаза мужчины немного закатываются каждый раз. - Я заставлю тебя кончить вот так. Он не замедляется ни на секунду, играя с телом Луи как на музыкальном инструменте. Возможно, мужчине стоило бы возобновить контроль над своим телом, но его мозг все еще застрял на о боже, о боже, о боже, и не нашел ничего более стоящего, разве что Гарри-Гарри-Гарри. Он не хотел кончать ранее, но теперь это необходимо, как воздух. Гарри скользит свободной рукой по груди мужчины, протягивает ногтями по коже и замедляется, только чтобы ощутимо ущипнуть его за сосок. Луи почти хнычет, и парень делает это вновь, отчего первый чувствует, как собирается знакомое напряжение в теле. Он гонится за ним, подмахивая Гарри, и боже, боже, да, да, Гарри, пожалуйста, Гарри, Боже… Он кончает прямо себе на живот, на произвольно сокращающиеся мышцы. Когда Луи приходит в себя, Стайлс целует низ его живота, пальцы того все еще внутри, но неподвижны. - Невероятный, чертовски невероятный, Лу, боже, я… - и затем он наклоняется над животом Луи и вылизывает всю сперму, не сводя взгляд с Луи все время. Тот поднимает дрожащую руку и слепо хватает парня за голову, притягивает его к себе для влажного поцелуя, который, в том числе, позволяет мужчине перевести дух. Гарри все так же не вынимает пальцев, и во время поцелуя он проникает ими еще глубже, поэтому возобновившееся и усилившееся давление выбивает из Луи всхлип. Гарри зарывается носом в волосы у его уха, другой рукой легко поглаживает бок мужчины: - Лу, - шепчет он, - господи, Лу, невероятный, - он целует его ухо, плечо, вырисовывает дорожку поцелуев на руке и посасывает пальцы. Томлинсона уже слегка ведет, но сейчас его голова начинает кружится от слов парня и того, как ласково он касается его. Это последний раз, не первый, и Луи не может сегодня справиться с чем-то, что похоже на обещание. - Думаешь, сможешь снова возбудиться? - нарушает тишину парень. - Сможешь кончить снова? - Хазза, - хрипит Луи, и это первое слово, что он сказал за долгое время. - Я не знаю, я не… - он замолкает, когда Гарри кусает мягкую подушечку его большого пальца. - Я могу попробовать? - спрашивает он, и Луи чувствует себя так, будто его кожа горит, но все равно кивает. Ответная улыбка Стайлса стоит того. Отползая назад на коленях, Гарри достает пальцы ровно настолько, чтобы добавить смазки, а потом вводит их вновь, встречаясь лишь с небольшим сопротивлением. Устанавливая более медленный ритм, чем прежде, он наклоняется и аккуратно облизывает уставший член мужчины. - Блять, - восклицает Томлинсон. Это приятно, но больно, словно верхний слой кожи сожгли. Когда Гарри поднимает на него глаза, то мужчина лишь зарывается пальцами в его волосы и ждет. Парень возвращается обратно к работе, нежно засасывает головку члена Луи, прикрывает глаза и выглядит умиротворенным, в то время как мужчина неловко гладит его волосы. Это много, этого слишком много, но это работает. Луи чувствует, как его член постепенно начинает наливаться вновь, вместе с тем, как Гарри берет все больше и больше его в рот, своими влажными от слюны и спермы губами. Вскоре мужчина уже начинает легко толкаться в рот парню, разрываясь между влажным жаром вокруг члена и длинными пальцами внутри себя. Он не может отвести глаз от Гарри, от его счастливого лица, когда Луи слабо начинает двигаться в него, и кажется, будто парень и вовсе не думает о своем позабытом члене, которого мужчина даже не касался сегодня. Наконец, Гарри отстраняется, с распухшими губами, и холодный ночной воздух становится одновременно шоком и облегчением, секунда для Луи, чтобы почувствовать, что он, может, и не рассыпется на части. Пользуясь моментом, чтобы сформулировать внятные мысли, он произносит целое предложение: - Трахни меня, - говорит он. - Сейчас. Пожалуйста, Гарри, мне нужно… - Да, хорошо, - его голос абсолютно вытрахан. - Я могу это сделать. Он взбирается на Луи сверху, так близко, что его кудри практически касаются лица мужчины. Удерживая себя одной рукой, второй он помогает себе войти. Томлинсон использует остатки силы, чтобы обхватить его ногами вокруг талии. Хотя он и дразнился весь вечер, сейчас Гарри не теряет времени, входит уверенно и глубоко. Луи стонет от неожиданной полноты, потому что пальцы Гарри просто волшебны, но его член большой, и ощущать его внутри - абсолютно удивительно. Луи закидывает голову назад, но неожиданно на его лице и губах появляются пальцы Гарри, и он не может не вобрать их в рот, облизывая и кусая кожу на них. Томлинсон поднимает руки, чтобы обнять ими парня, протягивает ногтями по его спине, и тот рычит от ощущений, втрахивается в Луи еще сильнее. Томлинсон рад, что у него во рту что-то есть, чтобы заглушить звуки, которые он бы издавал. Он чувствует себя открытым и вывернутым наизнанку, движение члена Гарри внутри потрясающее, но все кажется слишком для одного тела. Словно зуд, который можно утолить только сняв кожу, словно это больно, но он убьет любого, кто посмеет попробовать остановить его. На глазах появляются слезы, не из-за боли или грусти, а из-за того, как все было ошеломляюще, словно нужно было от чего-то избавиться, чтобы освободить место для этих ощущений. Он знает наверняка, когда Гарри замечает их, видит, как его рот расслабляется, прежде чем тот достает пальцы изо рта мужчины. Он опускается на предплечья, чтобы поцеловать Луи со стоном, засовывает язык в его рот и стонет, когда мужчина зарывает пальцы в его волосы и сильно тянет. Неожиданно Гарри разрывает поцелуй, отодвигаясь. Он просовывает одну руку под задницу Луи, вторую под его талию и поднимает его, садясь сам и затаскивая мужчину к себе на руки. В этот раз, впрочем, он вытягивает ноги за Луи и откидывается, ложится на газон, оставляя Луи сверху. Все происходит так быстро, что Томлинсон не может сделать даже вдох, опьяненный силой парня и тем фактом, что член того все еще глубоко внутри него. Собравшись, он упирается руками в плечи парня и глубоко дышит. Ему всегда нравилось быть сверху, нравилось то чувство контроля, которое давала ему эта поза, и то, как он видел каждую мелочь на лице Гарри. Сейчас же он чувствует себя еще больше на виду, только он и небо на фоне, и Стайлс, что смотрит прямо на него. Он чувствует себя обнаженным из-за такой открытости Гарри, из-за того, как он лежит под ним в траве, потный, в ожидании следующего шага Луи. Мужчина слишком разбит, чтобы делать то, что сделал бы обычно, слишком истощен, чтобы прыгать на члене парне, пока тот вонзает пальцы в его бедра, до синяков. Все, что он может делать - держаться прямо, его ноги словно желе, а член пульсирует. Но вместо этого, он пробует двигать бедрами. Член Гарри не слишком двигается из или в него, но двигается внутри, да так, что перед глазами вспыхивают искры. Гарри же ругается и тяжело откидывает голову на землю, так что вряд ли ему не нравится. Удерживая баланс руками на груди кудрявого, Луи продолжает движения бедрами, радуется помощи, когда Гарри берет его за бедра, чтобы помочь найти ритм. Он чувствует себя абсолютно разбитым, раскрытым на члене парня, и ненасытным: еще и еще. Но ему не нужно просить о большем, потому что Гарри опускает руку на его член и начинает его дрочить, быстро, туго и идеально. “Давай”, - выдыхает кудрявый, красный от лица и до пояса. - “Хочу, чтобы ты снова кончил”. Луи не может отказать, толкается вперед, двигает бедрами назад, и вот, наконец, он достигает пика, кончает с безмолвным криком на руку и живот Гарри. Парень удерживает его от падения, садится, чтобы поймать и удержать в руках. После двух оргазмов было немыслимо ощущать Гарри все еще внутри, и мужчина хватает того за шею, чтобы не отключиться. К счастью, Стайлс тут, с ним, и после одного, второго, третьего толчка вверх, от которых Луи кусает его за плечо, тот содрогается и беззвучно кончает внутрь мужчины, отчего ему кажется, будто он еще более заполнен, чем уже был. Гарри аккуратно наклоняет их набок, сначала укладывает Луи, после чего начинает осторожно выходить из него. Мужчина чуть морщится от движения по раздраженной плоти, но по большей части он слишком устал, чтобы думать об этом. Когда они, наконец, отделены, Луи переворачивается и поджимает ноги, не заинтересованный ни в чем, что может идти после секса. Рука Гарри ложится на его бицепс, чуть сжимает, но мужчина не двигается. Они остаются там еще какое-то время, безмолвно, в тишине, пока Луи не выдерживает, больше не может выносить взгляд Гарри на своей спине и вес его руки, и осознание того, что тот уедет еще до следующего заката солнца. Возможно, Гарри хочет заставить его поверить, хочет притвориться, что эта ночь была чем угодно, кроме того, чем была на самом деле, но Луи не собирается ему подыгрывать, чтобы облегчить все. Луи не знает, смог ли бы, даже если бы захотел. - Значит, - говорит он, все так же не оборачиваясь. - Твой поезд. Он отправляется в два? Он слышит резкий вдох, и рука Гарри поднимается. Следующий звук - шорох одежды, звон бляхи на ремне, когда он застегивает джинсы. Луи, наконец, переворачивается, чтобы взять свои вещи. Они немного влажные от росы на поле, но ему плевать. Мужчина поднимается, чуть покачиваясь, надевает очки. Гарри уже полностью одет, когда Луи смотрит на него, и на лице невозможно ничего прочесть, а когда он видит, что Луи уже готов, то направляется к парковке. Они идут молча, даже не совсем рядом, заходя и выходя из луж света от фонарей. Наконец, они доходят до машины Гарри, и Томлинсон заговаривает прежде, чем понимает, что принял решение: - Хочешь, я тебя подвезу завтра? - спрашивает он. - В смысле, на вокзал. Гарри смотрит на него, уже распахнув водительскую дверь, а затем кивает: - Конечно. - Хорошо, - кивает в ответ Луи. - Я заберу тебя в половину первого, - Гарри снова кивает и садится в машину, не произнося больше ни слова, и заводит машину. Слыша, как парень уезжает, Луи подходит к своей машине и неуклюже ее открывает. Но не водительскую дверь. Просто открывает заднюю и достает одеяло из багажника. Томлинсон сворачивается на заднем сидении и ждет, пока сон придет за ним, и ни о чем не думает. ✖ Они не разговаривают, пока едут на вокзал. Каждый раз, когда Луи смотрит в зеркало заднего вида, он видит дорожную сумку Гарри на заднем сидении. Тишина удушает. Он подумывает включить радио, но не может справиться с мыслью, что нужно дотянуться до другой стороны машины. Кажется, будто личное пространство Гарри заполонило все, кроме сидения водителя, и Луи не может в него вторгнуться. Даже дыхание кажется нарушением. Он засранец. Боже. Он такой засранец. И Гарри тоже. Все засранцы. Мир - это огромная задница. Они останавливаются на светофоре. Луи смотрит вниз на свою руку на коробке передач, смотрит влево, на пустые руки Гарри. Порыв силен, но загорается зеленый, и руки Луи вновь заняты. Луи выбрал длинную дорогу, но Гарри ничего не сказал. Возможно, он все еще недостаточно хорошо знает город, чтобы заметить. Наблюдая за дорогой, Луи думает, что никогда так безопасно не ездил. Пока он выполняет одно за другим задания - увеличить скорость, включить поворотник, мягко притормозить, повернуть, - он не думает, куда они едут. Он почти надеется, что сегодня правила движения изменились, потому что не может быть все нормально, когда такое происходит, когда жизнь Луи разрушится в момент, десятью минутами позже. Но все работает как всегда: светофоры переключаются от красного к зеленому, как часы, и движение идет стабильно, хотя в голове у Луи завалы. Наверное, так всегда, горько думает он. Ему интересно, мимо какого количества людей он проходит каждый день, а у них происходят худшие события в их жизнях. Он не может понять, ужасает или ободряет тот факт, что катастрофа для одного человека - это мелочь для мира. То, что кажется апокалипсисом, не имеет никакого значения ни для кого снаружи этой машины. Еще один правый поворот, и он больше не может притворяться, что все эти маленькие движения не вели к чему-то, потому что они на вокзале. Луи, похоже, уже не принимает осознанных решений для движений руками, нажатий на педали, но машина все равно идеально заезжает на парковку, без малейшего визга тормозов. Он паркуется, и Гарри открывает дверь еще до того, как Луи поднимает ручник. Мужчина чувствует, как двигаются его ноги, еще до того, как он решает ими двигать, чувствует, что тоже выходит. Он обходит машину, как раз когда Гарри достает свою сумку. Стайлс закрывает дверь, и Луи засовывает руки в карманы. - Ну, - говорит последний, - удачи, наверное, не то чтобы она тебе понадобилась, - он заставляет себя посмотреть парню в глаза. Если он не может сказать ничего нормального, он может сделать хотя бы это. Глаза Гарри светятся в дневном солнце, они панически оглядывают лицо Луи. Кудрявый протягивает руку и хватает Луи за рубашку, притягивая его к себе и зажимая себя между машиной и мужчиной, а затем крепко целует. Луи теряет баланс, но ему все равно, он достает руки из карманов и облокачивается на машину, ставя руки по обе стороны от парня. Он слышит, как падает сумка на землю, чувствует, как Гарри притягивает его за талию. С руками на горячей крыше машины, Луи целует Стайлса, как утопающий. Гарри пахнет травой и кондиционером для белья Луи. Он на вкус как снег. Гарри резко отстраняется, все еще оставаясь в руках мужчины. Сгибает колени, чтобы взять свою сумку, поднимается и резко целует Луи в щеку. Затем подныривает под правую руку того и идет к станции, оставляя Томлинсона смотреть в свое отражение в окне его машины. Луи поворачивается и смотрит, как тот идет, бессмысленно пытается запомнить в последние секунды походку парня, линию его плеч, изгиб талии. Недостаточно времени. Всегда было недостаточно. А потом он пропадает из поля зрения, как любой другой человек. Как будто он был просто прохожим. И вот тут я должен бежать за ним, думает Луи и поворачивается, чтобы открыть машину трясущимися руками. Х Луи возвращается в свою квартиру, запирает дверь, балкон, опускает жалюзи и не разговаривает ни с кем неделю.