These Inconvenient Fireworks

Л Гарри уезжает в начале июля. Его стажировка начинается только в середине месяца, но он хочет приехать заранее, чтобы обустроиться. Работать он будет в Центральном Лондоне, поэтому надеется найти не слишком дорогую квартиру где-то неподалеку от метро, которую сможет позволить с небольшой помощью от родителей. Машина там ему не понадобится, так что он отправит большую часть вещей заранее, а потом мама с сестрой заберут ее из Манчестера в Холмс Чапел. Луи все это знает, в теории, как отдельные факты, что хранятся в его голове, и он не хочет о них думать. Гарри выдает это в один из дней, поедая сэндвич на диване Томлинсона, и последний ждет, пока тот закончит, после чего опрокидывает его на спину и игнорирует все на свете. Теперь они занимаются только таким сексом, и, похоже, разговоры у них тоже сводятся к аналогичным. Больше нет ничего определенного. Нет такого, как когда Гарри впервые его поцеловал, не так, как то выражение его лица, когда он сказал о стажировке, словно булавки, что отмечали моменты на его карте жизни. Нет момента, когда наверняка можно было бы сказать, что это конец. Они просто продолжают отдаляться. Гарри практически не остается ночевать теперь, и Луи не уверен, чья это была идея. Он понимает, что его поведение в последние несколько недель не было слишком радушным, когда он сразу же после оргазма скатывался на край кровати и делал вид, что засыпает. Так что, да, наверное, это он начал, но все равно. Что ему делать, разрешить обнимать себя, если они оба знают, что это все лишь вопрос времени? Луи не хочет делать вид, что верит в сказку, но это вовсе не значит, что он в этой ситуации плохой. Он помнит, как Гарри вернулся в свою квартиру вечером, впервые за несколько месяцев, задержав пальцы на его спине на пол секунды, а потом услышал, как парень натягивает джинсы и закрывает за собой дверь, помнит комок в горле. Он ненавидит тот факт, что так скучает по их с Гарри моментам. Что скучает по рукам того на своей талии и его губах на своей шее по утрам, когда он делал себе чай. Он скучает по дурацкому бормотанию парня о поп-музыке, искусстве и виниловых пластинках в любое время дня и ночи. Он скучает по гирлянде под потолком и по тем временам, когда у них были хорошие отношения, по тому, как загоралось лицо Гарри при виде его. Он хотел бы не скучать ни по чему из этого. Больше всего он жалеет о том, что позволил себе привыкнуть к этому. И о том, что не думал. Потому что он наверняка знал, что так будет, и поэтому у него нет даже права расстраиваться, потому что он сам себя в это втянул. Если бы он был глупее, тогда его хотя бы не тошнило каждый раз, когда он позволял себе скучать по чему-то, что он знал, не продлится вечно. И он ведь именно этого и хотел, не так ли? Чтобы все незаметно испарилось, хотел, чтобы Гарри отпустил его. Он хотел двигаться дальше, верно? Черт. Какая разница, по чему он скучает и чего хочет. Это никогда не имело значения. Было глупо даже думать иначе. Гарри едет смотреть на квартиры в Лондоне и не говорит об этом Луи вплоть до того момента, когда уже приезжает туда, просто отправляет с вокзала смс о том, что на выходных его не будет в городе. Ну, вот и все, подытоживает Луи. Теперь у Гарри официально есть будущее где-то в другом месте, выбрана квартира и заключен договор, и его туда не приглашали. Это не категорический отказ, конечно, но этого достаточно. Это однозначно не приглашение. Этого достаточно, чтобы причинить боль и сделать все неумолимо реальным. Плевать. Он спал один двадцать шесть лет, сможет с этим справиться еще столько же последующих. Он решает, что стоит начать готовиться сейчас, по мере сил. Первый шаг - очистить квартиру. Не нужно избавляться от всего, что напоминает ему о Гарри - да и это невозможно, если только не сжечь все дотла. Нужно лишь избавиться от тех вещей, которые вызывают воспоминания о том, что они были вместе. К счастью, таких предметов немного. Главное - медведь. У него все еще остался тот плюшевый мишка, которого Гарри выиграл для него на ярмарке миллион лет назад, он хранится в шкафу, и Луи больше не может выносить взгляд его стеклянных глаз каждый раз, когда одевается. Впрочем, выбросить его он тоже не может. Он пытался, но игрушка лишь с укором смотрит на него из мусорного ведра. Спасение приходит в виде сбора игрушек школой для местной детской больницы. Одним ранним утром Луи притаскивает медведя в школу и забрасывает его в одну из больших цветных коробок перед кафетерием. Он гладит его по голове, после чего уходит и чувствует себя последней скотиной. По крайней мере, его хотя бы никто не видел. Однако он не учел, что ему придется сходить в компьютерный класс во время окна, для чего нужно будет пройти мимо кафетерия. И Гарри решает пойти вместе с ним. Луи безумно надеется, что уже собралось достаточно пожертвований, чтобы скрыть медведя, но ругается про себя, когда видит, что плюшевая голова все еще торчит из коробки. Тирада Гарри про ужасный менеджмент национальной сборной Англии в самом разгаре, когда парень замечает ее: - Это.. - начинает он, но замолкает, чуть замедляясь. Однако он не останавливается, догоняет Луи и идет рядом в тишине. Они проходят лишь несколько метров, прежде чем мужчина не в силах больше это терпеть: - Подумал, что больному ребенку он будет нужнее, чем мне, - говорит он тихо. - Ага, нет, это правильно, - быстро говорит Гарри. - Я просто… нет, ты прав. Однако до конца часа он молчит, и когда они возвращаются мимо кафетерия в класс Луи, Стайлс смотрит в телефон все время. Луи надеется, что Гарри подумает, будто медведь для него ничего не значил. Надеется, что он никогда не поймет, что все как раз наоборот. Когда его квартира чиста от всех опасных объектов, Луи начинает вычищать свою остальную жизнь. Он начинает с очистки своего iTunes от музыки Гарри, что довольно трудная задача, поскольку ее накопилось очень много. Он удаляет практически все, потому что даже те песни, которые ему очень нравятся, стали невыносимыми, ибо напоминают о Гарри. Он не думает о последствиях до тех пор, пока в один прекрасный день кудрявый не решает во время окна Луи послушать определенную песню: - Включи тот альбом, который я тебе скинул в прошлом месяце, - между делом говорит он. - Фолковый, с женщиной на вокале. Луи знает, о чем тот говорит, но это ни к чему. Он пытается придумать, как выкрутиться, но сдается: - Ох, эм, у меня его больше нет. Гарри поднимает на него глаза, с нечитабельным выражением лица, словно ждет, пока Томлинсон скажет что-то еще, чего не происходит: - Ладно, - говорит он. - Хорошо. Как насчет последнего альбома Эда Ширана? Луи внутренне морщится, но сделать ничего не может: - И этого нет, - и извиняться он не собирается. - А, - выдавливает из себя Гарри, и еще очень долго ничего не говорит. На следующий день он вообще не приходит к Луи во время окна. Мужчина проводит час, казня себя каждый раз, когда смотрит на дверь, частично ожидая, что он вбежит, запыхавшись, с румяными щеками и какой-то причиной для опоздания. Но этого так и не происходит. Однако Гарри сидит в учительской во время ланча, как и всегда. Он здоровается с Луи с плохо скрытой нервозностью во взгляде, но тот не задает вопросов. Стайлс может делать что угодно со своим собственным временем. Это нормально. Луи просто нужно к этому привыкнуть, вот и все. Гарри слишком сильно переплелся с его жизнью, еще до того, как они начали спать, так что для того, чтобы все это разобрать, понадобится какое-то время. Это нормально. Честно говоря, их отношения стали натянутыми сейчас. Сложно признать, поскольку они так быстро подружились, но напряжение между ними взяло свое, и Луи понимает, что неуютные паузы становятся все более частыми вставками в разговорах, когда они наедине, и ему сложно выдавливать из себя те слова, что можно произнести вслух, а остальное хранить под замком, надежно запертым на ключ. Не то чтобы есть какой-то другой выход, и это больно, но иного пути нет. Он сам это выбрал. Луи только хотелось бы, чтобы сейчас все еще была зима, чтобы он мог спрятать все под зимнее пальто, чтобы воздух обжигал холодом кожу, чтобы не хотелось выползти из нее наружу, но время идет и идет, и вот уже позади большая часть мая. На улице теплее и более солнечно, и Луи чувствует себя в дисгармонии со всем. Вечером он возвращается домой в одиночестве и сидит на кухонном полу в шортах и старой футболке, чувствуя холод кафельного пола под ногами, и закрывает глаза от волн воспоминаний. Господи, как он не хочет отпускать Гарри, и как он себя за это ненавидит. По крайней мере, все уже почти кончено. Возможно, он не сможет отпустить Гарри сам, но скоро у него просто не будет выбора. Это даже смахивает на милосердие, словно он сможет пустить все на самотек и расслабиться совсем скоро. Словно замерзнет до смерти. Это просто как замерзнуть до смерти. З Зейн считает, что все их отношения - это жалкое зрелище. Гарри с Луи еще хуже, чем он мог представить, и он бессилен что либо сделать, кроме как сидеть и смотреть, как два его лучших друга превращают свои жизни в ад, потому что не могут признать, что любят друг друга. Видеть это каждый день - бесконечная пытка, и это вдобавок к их собственным отношениям с Лиамом, которые вообще не существуют сейчас - и приличное время до этого. Зейн окончательно смирился с этим. Лиам, наверное, очень счастлив со своей красивой безымянной девушкой, прекрасный, даже не прилагая усилий, обнимаясь с ней во всех кофейнях страны. Классно ему. Зейн стоит, глядя в холодильник, и размышляет над вечным вопросом: забить и доесть остатки вчерашнего или сходить за едой на вынос? Вчерашняя лапша выглядит на самом деле отвратительно, но если нужно будет выходить на улицу, придется снимать уютную футболку и домашние штаны, а он явно не настроен одеваться как взрослый. Наверное, нужно взять третий вариант и просто заказать пиццу. Неудивительно, что они с Луи лучшие друзья. Они оба одинаково жалкие и неспособны прокормить себя как взрослые люди. Зейн уже почти готов забить и на ужин тоже, когда из меланхолии его выбивает стук в дверь. Он хмурится холодильнику. Он ведь не заказал еду раньше и забыл о ней, верно? Так низко он еще не падал. Он бредет к двери и распахивает ее, готовый наброситься на какого-нибудь соседа, который имел несчастье попросить его о помощи этим днем. Или утром? Наверное, все же дне… У Зейна на пороге стоит Лиам. Малик не помнит, чтобы он принимал какие-то галлюциногены, но Лиам стоит тут все равно, такой же пышущий здоровьем и клетчатый, потирая затылок, каким мужчина его и помнит. Он немножко надеялся, что это все лишь плод его воображения, что он все раздул в своей голове, но нет. Он правда так выглядит. - Привет, - тупо говорит Зейн, который стоит в самой отвратительной своей одежде. - Привет, Зейн, - говорит Лиам, глупо улыбаясь. Мужчина в ответ только моргает. Лиам немного покачивается на пятках: - Извини, это так грубо, я должен был сначала позвонить. Я не знаю, почему я так не сделал, кстати. Просто… не знаю. Извини. - Что ты тут делаешь? - Малик знает, что он груб, но сейчас он должен собрать как можно больше информации, чтобы понять, по какому поводу впадать в панику. Это важно. - Просто… ты мне давно не писал и не звонил, и я, эм. Я что-то сделал не так? - выражение его лица - чистейшая картина вселенской депрессии. Зейн думал, что достиг предела самобичевания, но глубоко ошибался. Полтора года попыток сойтись с этим человеком, наиболее жизнерадостным из всех, кого он знает, и все, чего он добился - сделал его несчастным. Конечно. Преимущество ненависти к себе в такой мере в том, однако, что следующее решение дается ему совсем легко. Какая разница, ну, унизится еще немного? Если это уберет виноватое выражение с лица Лиама, оно того стоит. - Лиам, я… нет, подожди. Заходи, - говорит Зейн, распахивая дверь. - Хочешь чаю? Могу поставить чайник. - О, нет, спасибо, - отвечает Лиам, ступая за порог. - Только если ты, конечно, сам не хотел? Тогда конечно, делай, если хочешь. - Не-а, просто подумал, что стоит предложить, - чешет затылок Малик. - Эм, сейчас, подожди минутку, - он начинает убирать с кухонного стола, разгребая завалы, и со стула, который он никогда не использует. - Вот, садись. Извини. Лиам аккуратно садится, глядя на Зейна так, словно тот может сбежать в любую секунду, оставив после себя лишь дыру в стене в форме своего силуэта. Сам Малик не уверен, что он так не сделает, но все равно садится напротив мужчины. Он может сбежать через пять минут. А сейчас ему нужно хоть что-то сделать. - Итак, - говорит он, глядя на отчаянно искреннее выражение лица Лиама. Меж его бровей залегла морщинка. Зейну еще никогда не хотелось нарисовать кого-то так сильно. - Ты спросил, не сделал ли ты чего-то не так. - Просто… извини, чувствую себя идиотом, - отвечает Лиам. - Просто раньше мы все время общались? И гуляли? А потом это все прекратилось, и теперь у меня небольшая паранойя по этому поводу, но я не хотел спрашивать, потому что думал, это будет странно, - он теребит рукава рубашки и чуть улыбается им. - Но, не зная причин, я начал сходить с ума, и вот поэтому я появился у тебя на пороге, как полный идиот. За что еще раз извини. Если он извинится еще раз, совесть загрызет Зейна насмерть: - Не извиняйся. Это хорошо, я рад, что ты пришел. Это дает мне шанс объясниться. Потому что это я сделал кое-что неправильно, к слову. Не ты. Ты ничего не сделал, - произносит Зейн, заставляя себя поддерживать зрительный контакт с большими карими глазами мужчины, в которых появляется невероятное облегчение от этих слов. - Хорошо, я рад, что ты не злишься на меня или еще что, - говорит Лиам. - Очень рад. Но… - Почему я тебя избегал? Да, конечно. Это прозвучит по-дурацки, и так и есть, но просто выслушай, ладно? - Малик делает глубокий вдох. Ну, с головой. Он смотрит мужчине прямо в глаза и пытается заставить свой голос не дрожать. - Я избегал тебя, потому что пытался показаться недоступным. Потому что у меня к тебе чувства, уже давно, если честно. Но я идиот, потому что я добился только того, что тебе плохо, и я не смогу извиниться достаточно, чтобы загладить свою вину. И ты правда-правда не делал что-то не так. Ну, вот и все. Без плана. Без расчета. Просто сделано. Кажется, мир должен был пошатнуться на своей оси, но кухня выглядит точно так же. Он все тот же Зейн, только с чуть более высоким кровяным давлением. Даже Лиам выглядит практически таким же, только выражение лица значительно более шокированное, чем тридцать секунд назад. - Неужели это правда настолько удивительно? - Зейн не может не засмеяться. Еще немного - и смех станет истерическим, если честно. - Я… Боже, ты даже не догадывался, да? Я схожу по тебе с ума с самого нашего знакомства. Рот Лиама чуть приоткрывается. - Что? - наконец выдает он. Ну, по крайней мере, Зейн теперь знает, каково это - быть тем, от кого теряют дар речи, а не наоборот. - Извини, нельзя было вот так на тебя все сразу вываливать. Просто… - Малик проводит рукой по лицу. - Ты просто так ниоткуда появился, такой идеальный, и я знал, что никогда не встречу кого-то подобного тебе, так что думал, если я смогу заставить тебя заметить меня, тогда, возможно, у меня появится шанс. Ох, я был таким идиотом. И попытка стать неприступным была лишь последним поступком в череде очень-очень глупых вещей, которые я делал, чтобы привлечь твое внимание. - Нет, Зейн, - говорит Лиам, сводя вместе брови, и черт его подери за то, что он такой хороший и открытый, когда Малик держится за остатки своего достоинства. - Не говори так. Ты не идиот. - Нет, я правда идиот, - настаивает Зейн, поскольку он решительно настроен доказать, что у Лиама нет ни малейшего повода извиняться. И честность это так здорово. Если уж жечь этот мост, то дотла. - Хочешь доказательств? Хорошо, как насчет этого: с моим домом все в порядке, я просто сказал тебе обратное, поскольку думал, что ты, возможно, придешь проверить, и мы увидимся. Он замолкает, чтобы посмотреть на реакцию Лиама. Тот не выглядит достаточно напуганным, лишь ошеломленно замолкает, так что Зейн начинает еще глубже рыть собственную могилу: - Я активировал систему пожарной тревоги в школе, чтобы увидеть тебя, Лиам. Я закинул кошку Луи на дерево, потому что хотел увидеть тебя. Больше, чем единожды. Я, я практически сжег кухню Томлинсона, чтобы увидеть тебя. Я случайно сжег свои волосы, после чего прятался по кладовкам неделю от тебя, потому что мне было слишком стыдно, ясно? Вот, что я делаю со своей жизнью. Потому что ты мне очень нравишься, и я не имею ни малейшего понятия, что с этим делать. Лиам смотрит на него не мигая, и Зейн просто продолжает говорить. К черту. К черту все это. Бояться глупо, хранить секреты глупо, и не сказать этому невероятному мужчине, как сильно он его обожает - глупее всего. - Я так сильно хотел, чтобы ты меня заметил, и я не знал, как еще этого добиться. Я вбил себе в голову, что мы должны быть вместе, и что если я захочу достаточно сильно, это произойдет, но я идиот. Я такой идиот, потому что ты даже не знаешь. Чертов год, и половину всего времени я провел с этим дерьмом, а ты даже не знаешь. Я должен был сказать тебе с самого начала, когда ты стоял на моем пороге с той книгой, потому что я хотел быть с тобой еще тогда. Прости меня за каждую секунду, что я провел, строя дурацкие планы с тобой и не давая тебе знать, каким чудесным я тебя считаю. Потому что я правда так считаю, - Зейн никогда не чувствовал себя таким всемогущим. - Зейн… - произносит Лиам, и вот уж черта с два Малик сейчас хочет слышать окончание этого предложения, прежде чем закончит свое. Пейн может корректно ему отказать и чуть позже. - Я думаю, что ты замечательный, - Зейн заставляет себя не опускать глаза. Он не знает половины из того, что произносит, до последнего момента, но уже все равно поздно. - Я - театральный идиот, к тому же весьма редкий засранец, и ты наверняка сейчас думаешь, что я сумасшедший, и я этого заслуживаю, честно. И если ты больше никогда не захочешь меня видеть, хорошо. Но только после того, как ты осознаешь, что ты самый лучший в мире человек, самый смелый и невероятный, - он делает глубокий вдох и улыбается. - И, кстати, ты милый, тоже. И я не против, если ты не вернешь мои чувства. Я и не ожидаю этого, я уверен, у тебя есть девушка, все равно. Это ничего. Серьезно, я рад, что ты не попался на мои уловки, потому что они были жалкими и смешными, это должно преподать мне урок. Так что, спасибо, наверное. Я жалею обо всем этом, что сделал, но мне ни на секунду не жаль, что я испытываю к тебе такие чувства. Зейну больше нечего сказать, и он наконец переводит взгляд на пол. Он просто сидит, переводя дыхание, и пытается не думать о том количестве времени, что он прилагал усилия, и что сейчас разрушил. Правда, все в порядке. Он не чувствовал себя так хорошо уже очень-очень давно. Затянувшееся молчание прерывает Лиам: - У меня нет девушки. - Нет? - вскидывает голову Зейн. - Нет, - просто отвечает Пейн. - Ладно, - говорит Зейн. - Я... Я видел тебя с кем-то в городе недавно, и по вашему поведению... Извини, я сделал неправильный вывод. Лиам лишь качает головой: - Это не твоя вина. Я понял, о ком ты. Она моя бывшая, мы продолжаем неплохо общаться. Наверное, даже слишком неплохо, если смотреть со стороны и не знать. Но нет, у меня нет девушки. - Хорошо, - отвечает Зейн. Он не знает, что теперь. Впрочем, тот факт, что Пейн не убежал из его квартиры с криками - уже хороший знак. Дальше вновь следует долгое молчание, они просто сидят за столом, но Лиам, наконец, его прерывает вновь: - Я... - несмело начинает он, после чего замолкает, улыбаясь. - Можно тебя поцеловать? Зейн словно где-то далеко, а его мозг отключается. - Что. - Извини, просто... - говорит покрасневший Лиам. - Я подумал, что ты закончил свою речь, я посидел и обдумал ее, а теперь хочу тебя поцеловать. Ничего? Зейн сломался. Вот он, момент, которого он так ждал, и он сломался, не может обработать информацию, забыл, как складывать слоги в слова. Он с трудом кивает и издает странный звук, отчего Лиам широко улыбается, и в уголках его глаз появляются морщинки, которые так любит Зейн. - Хорошо, - говорит Пейн. Он тянется через стол, и когда дотрагивается до лица Зейна, его рука влажная от волнения. И внезапно Зейн осознает, что Лиам волнуется. Лиам, работа которого состоит в том, чтобы забегать в горящие здания, волнуется из-за него. Какая разница, что будет дальше, этот факт так важен. Зейн все еще в таком шоке, что не осознает, что должен что-то делать, пока Лиам не начинает медленно-медленно приближаться к его лицу, поэтому мужчина начинает двигаться ему навстречу и чуть задирает подбородок, и они встречаются над серединой стола, и губы Лиама ловят его, и мужчина перестает дышать. Это самый мягкий и осторожный поцелуй в жизни Зейна, с этим столом между ними и руками на нем. Губы Лиама еще мягче, чем он думал. Он лишь аккуратно прижимается в ответ, чтобы неосторожно не спугнуть резким движением. Пейн чмокает его в последний раз и отстраняется, кладя руку поверх рук Зейна. Они смотрят друг на друга, и Лиам шаркает ногой и смотрит из-под ресниц: - Я не слишком горазд произносить речи, но, эм. Я тоже. В смысле, не идиот, я про другое. Ты мне тоже нравишься. Теперь очередь Зейна говорить: "Что?" Лиам в некотором замешательстве: - В смысле, я... Ты мне нравишься, Зейн, нравишься, нравишься... - Нет, я понимаю, что ты говоришь, просто... - это невозможно. - Почему ты ничего не сказал? Лиам смотрит на него так серьезно, что мужчине хочется расцеловать его: - Ты хоть представляешь, какой страх вызываешь? Ты такой умный, творческий, талантливый во всем. И ты невероятно красив, к тому же, хоть ты и знаешь об этом уже. Такие, как ты, не смотрят на таких, как я. Ты просто... Крутой. Зейн пялится на него, а затем начинает смеяться: - Я, боже мой, наименее крутой в мире человек, Лиам. Я говорил, что случайно поджег свои волосы? Да чёрт подери, у меня под кроватью две коробки комиксов. И ты прекрасен, заткнись. - Я тоже люблю комиксы, - Лиам краснеет и сжимает руку Зейна. - Так что это только делает тебя круче. - Правда? Кто твой любимчик? - и это совсем не в тему, но всё же. - Бэтмен, - потому что, ну, кто ж еще. - А твой? - Зеленый фонарь. - Здорово. - Знаешь, это еще один аргумент в пользу того, что ты должен был что-то сказать раньше, - мягко говорит Малик, пытаясь не дать своему лицу растянуться в улыбке до ушей. Лиаму хотя бы хватает совести притвориться застенчивым: - Ну не знаю, Зейн, я иногда думал, что ты флиртуешь со мной? Но потом я подумал, что ты флиртуешь и с Луи, и с остальными ребятами, и я никогда не мог отличить, потому что я не разбираюсь в этом, так что я смирился, пожалуй. Я не мог найти в себе то, что могло бы тебе понравиться... - он сглатывает и выглядит почти испуганным. - Зейн, я был только в двух отношениях, оба раза с женщинами, на которых я собирался жениться. Я не гений и у меня нет творческих способностей. И вообще, та книга была подарком для моей сестры. Я просто работаю, вижусь с семьей и подумываю завести собаку. Общение с тобой и твоими друзьями - наибольшее мое развлечение за долгое время, и я даже не уверен, соответствовал ли вам. Зейн переворачивает руки и переплетает их с Лиамом пальцы. Он подумывает уволиться и сделать делом своей жизни засыпание комплиментами мужчины: - Во-первых, они и твои друзья тоже, и ты замечательно вписался. Во-вторых, мне не нужно то, из-за отсутствия чего ты расстраиваешься. Я хочу тебя, даже если ты не читаешь стихи. Я хочу того, кто искренний и добрый, любит Бэтмена и надежен, чтобы он смог справиться с идиотизмом в моей голове и жизни, - он улыбается. - Не то чтобы я не собирался тебя немного развратить. Но всё равно, хочу только тебя. - Хорошо, - отвечает Лиам. - Хорошо. Ладно, - он подносит их переплетенные руки к губам и целует тыльную сторону ладони Зейна. - Я тоже этого хочу. Нас с тобой. А потом он улыбается и облизывает нижнюю губу, и та часть мозга Малика, которая была занята попытками заставить мужчину вести себя адекватно, превратилась в облако пыли. Он отпускает руку Пейна ровно на то время, которое необходимо чтобы обойти стол и поднять его за футболку. Лиам смеется, когда мужчина притягивает его в поцелуй - его второй поцелуй, и разве не это ли его лучшая мысль? Обычно Зейн использует трюки, чтобы свести кого-то с ума, но сейчас он доволен, что смог притянуть к себе Лиама, упав на стену. Лиам его хочет. Лиам знает все, и всё равно его хочет. Вероятно, его сейчас колотит. Лиам обхватывает его за талию, и Зейн касается челюсти мужчины. Он хочет углубить поцелуй, почувствовать его язык в своем рту, но они оба слишком счастливы. Оба не могут прекратить улыбаться, и лишь бесконечно чмокают друг друга. Лиам смеется в рот Малику, и это прекраснейший звук в его жизни. Они чуть замедляются через пару минут, поцелуи становятся все дольше и дольше, смешливость сменяется чем-то иным. Зейн чуть наклоняет голову, потому что это практически предел его возможностей касательно движений сейчас, и ощущение открывающихся губ Лиама под его собственными словно разряд молнии по спине. Он проскальзывает языком внутрь, всего лишь робкое движение, и в награду получает низкий стон мужчины. Лиам проводит своим языком вокруг его, а затем внезапно отстраняется, хихикая. - Все в порядке? - спрашивает Зейн, опуская руки на плечи мужчины. - Да, идеально, извини, просто... - замолкает Лиам, поглаживая бока того. - Просто никогда не делал этого с парнем, - и тут же спешит продолжить, видимо, увидев паникующее лицо Малика. - Не переживай, я абсолютно уверен, что хочу этого. У меня просто боязнь сцены. Зейн лишь пялится на него. Лиам не должен еще хоть чем-то его удивлять после всего, но пора было уже перестать думать, что он такой, как остальные. - Разве мы не говорили только что о том, что я по уши в тебя влюблен? - говорит он, и, боже, он не может поверить, что произносит это вслух. - Ты не отпугнешь меня, ладно? Я хочу чего угодно, на что ты готов. Лиам кивает, улыбаясь: - Хорошо, - он притягивает Зейна ближе и прижимается носом к его щеке. - Боже, Зейн, я знал, что мне понравится, но... - мужчина слышит, как тот сглатывает, - мне очень нравится. И, черт, это несправедливо - говорить такие вещи, после того, как Малик сделал мысленную пометку не торопиться. Он слепо толкает мужчину в плечи, припирая к кухонной столешнице, и атакует его рот, рыча оттого, как Лиам засасывает его язык и тянется следом, когда он отстраняется, проводит языком по нижней губе, прежде чем прикусывает ее так нежно. Зейну нужно оторваться, чтобы перевести дыхание. Он поднимает глаза на Пейна, и если бы уже не был наполовину влюблен в него, то гордость на лице мужчины помогла бы. - Думаю, - говорит он, запинаясь. - Думаю, правильно сказать, что мне тоже нравится. - Ура, - тихо говорит Лиам, широко улыбаясь, и, ладно, наверное, гораздо больше, чем наполовину. Он тянется рукой, и Зейн не понимает, что мужчина делает, пока не чувствует, как указательный и большой пальцы того не накрывают одну из его сережек, прежде чем быстро отстраняются. - Извини, - виновато говорит он. - Я просто всегда... Извини, - он похож на щенка, которого вот-вот отшлепают газетой. «Всегда», восхищается Зейн и хватает Лиама за рубашку. Он просто притягивает его в бесцельный грубый и неуклюжий поцелуй, с надеждой, что тот все скажет сам за себя. Боже, это не похоже на то, как он все представлял, это в разы лучше. - Ты не мог бы, - говорит он, отрываясь от поцелуя, хотя каждый нерв в его теле кричит об обратном, - дать мне, господи, минуту? Мне нужно... - он беспомощно замолкает и показывает на ванную, через плечо. - Да, конечно, - говорит Лиам, и Малику нужно поцеловать его еще один разочек, прежде чем сбежать. Он облокачивается о дверь комнаты, как только захлопывает ее за собой. Дыши, Малик, дыши, черт дери. Если его хватит удар, и он умрет прежде, чем увидит голого Лиама, то никогда себе этого не простит. Он достает телефон из кармана кофты, потому что чувствует - если с кем-то не поделится сейчас, то просто лопнет. Ему хочется забраться на крышу и орать об этом, пока соседи не вызовут полицию, но пока и смс Луи хватит. судьба нашла меня :D :D :D :DDDDDDD XXXXXX Он отправляет сообщение только после несколько попыток, поскольку руки его не слушаются. После чего выключает на телефоне звук, кладет его на столик и распахивает дверь. Его взгляду открывается вид на стоящего в гостиной Лиама, который держит руки в карманах. Зейн вдруг вспоминает о старых мультфильмах, которые он смотрел в детстве, мечтая стать одним из творцов таких. В них можно было всегда сказать, какие элементы будут двигаться, потому что они были чуть ярче, чем все окружающее. Именно так и выглядел Пейн, словно наиболее реальная вещь в комнате, в ожидании его. - Хочешь поужинать? - выпаливает мужчина, мгновенно краснея. Выглядит так, будто он хочет забрать слова обратно или извиниться, но не делает этого, лишь смотрит Зейну прямо в глаза. Если раньше Зейну хотелось кричать, то сейчас - петь. Он знает, что в мире есть миллион песен о любви, но не может представить ни одну, которая передаст то, каково видеть такого прекрасного человека храбрым настолько, чтобы предложить тебе все, что ты когда-либо хотел, и не моргнуть. Возможно, он напишет такую. Он выходит из ванной и идет к Лиаму, не останавливаясь, пока не кладет подбородок ему на плечо: - С удовольствием, - тихо шепчет он эти слова Лиаму в шею и обнимает его за талию. Лиам обнимает его в ответ и чуть качает их вперед и назад: - Отлично, потому что я пытался придумать, как тебя пригласить, несколько месяцев, - Зейн вновь не может сдержать смех, его плечи трясутся под руками мужчины. - Я серьезно! - восклицает он, улыбаясь. - Я знаю, - отвечает Зейн, - я смеюсь над самим собой, потому что влюблен в идиота. - Полного идиота, - Лиам прижимает его ближе к себе и коротко целует. - Но я влюблен в придурка, так что мы равны. - Ты… - сглатывает Зейн, боясь разрушить момент. - Я хочу извиниться за вот то все. Это было абсурдно и опасно, надеюсь, что достаточно романтично, чтобы ты не отправил меня в тюрьму. - Ну, это не самое любимое мною в тебе качество, - задумчиво говорит Пейн, гладя Зейна по рукам. - Мне грустно, что ты считал, будто тебе нужно все это делать. И если бы я не относился к тебе так предвзято, я бы переживал немного больше. Но, поскольку ты никому не нанес вреда и не повторишь своих действий, думаю, меня можно будет убедить не закладывать тебя, - он наклоняется за очередным поцелуем и снова обнимает мужчину. - Ладно, поджигатель, нас ждет ужин, - он целует Зейна в висок. - Идем прямо сейчас. Зейн пытается прояснить туман в голове. Ощущение рук Лиама, гладящих его спину, никак не помогает. Он пытается вспомнить, сколько времени было на телефоне: - Сейчас три часа дня. - Какая разница? - Лиам отстраняется и мягко смотрит на мужчину. - Мне кажется, мы достаточно долго оттягивали, не так ли? Слишком интенсивно кивая, Зейн делает шаг ближе к Пейну, чтобы поцеловать его. Это все на самом деле происходит, то, что между ними есть, сейчас. Он касается лба Лиама своим, с облегчением улыбаясь, и выдыхает, потому что полтора года назад затаил дыхание: - Пойду возьму куртку.