These Inconvenient Fireworks

Л Несмотря на все мольбы Луи, его возгласы к небесам, бессонные ночи и серьезные раздумья, не заключить ли сделку с сатаной, она, наконец, наступает: последняя неделя. Одна неделя перед премьерой, а осталось еще так много сделать, что он не может прочитать больше, чем половину списка, прежде чем возникает желание напиться до смерти. Времени недостаточно. Математически недостаточно времени, чтобы закончить все к моменту поднятия занавеса. Это - мюзикл, который он мечтал поставить с того момента, как вообще понял, что хочет этим заниматься, и еще ничего не закончено, а у него осталась лишь неделя. И мысль об этом кружит в его мозге, а ему нужно вести лекцию по Чехову, но он все время вспоминает, что не может расслабиться. Впрочем, поддаться слепой панике он тоже не может, по крайней мере, не перед актерами и командой, потому что подростки чуют слабость. В то же мгновение, когда он сломается, они все последуют его примеру, и мюзикл разрушится - вполне возможно, что в прямом смысле, в случае с декорациями, - и он никогда больше не сможет прийти в школу. А потом он лишится работы, и придется вернуться обратно к маме, и даже Герцогиня будет считать его слишком жалким, чтобы проводить с ним время, и, ладно, наверное, пора завязывать с Ред Буллом. Ему приходится закончить первую репетицию в костюмах в понедельник в девять и отправить детей домой, но сам он остается допоздна, организовывает костюмы и чинит фурнитуру, которая дышит на ладан. Гарри тут, с ним, и от него не слишком много толку, но его голос успокаивает, и Луи уже не так и хочется рвать на голове волосы, так что он полезен, даже если иногда мешает. Проходит два часа, и Луи на полном серьезе задумывается о том, чтобы работать всю ночь, когда чувствует, как сзади его обнимают: - На сегодня ты закончил, - бормочет в шею ему кудрявый. - Нет, - отвечает мужчина, безуспешно пытаясь выбраться из объятий. - Хаз, я в порядке, отпусти. - Ты не в порядке, - говорит тот и сжимает его сильнее. - Ты только что бормотал про запрет пуделей. - Гребаные юбки с пуделями, - рычит Луи. - Бессмыслица. Ужасное животное. Отпусти меня. К несчастью, Гарри, похоже, не улавливает его логики, поскольку в ответ его лишь отрывают от земли и несут за кулисы: - Ты точно идешь домой. - Отпусти меня, варвар! - голосит Томлинсон, бесполезно брыкаясь. Обычно у него есть лишь хорошие слова касательно рук Гарри, но это не тот случай. Обреченность ситуации становится очевидной, и он сдается, наконец, обмякая. - Ладно, Стайлс, ты победил. Если я пообещаю, что уйду через пятнадцать минут, ты меня отпустишь и позволишь тут все закрыть, прежде чем утащишь, словно дикарь? Гарри возвращает его на ноги: - Я ставлю таймер. Ровно пятнадцать минут, или в следующий раз первым я вырублю тебя. Так что Луи уходит из школы вечером в понедельник, не сделав слишком многое, и чувствуя, что должен паниковать, но эта эмоция не в состоянии пробиться сквозь туман усталости достаточно долгое время, чтобы вообще что-то почувствовать. Они с Гарри идут вместе по парковке, но когда он направляется к своей машине, парень хватает его за запястье: - Даже не думай, - притягивает ближе к себе. - Совершенно точно я не позволю тебе вести машину в таком состоянии. Ты можешь переночевать у меня. - Но, - говорит Луи, пытаясь вспомнить, как использовать слова, чтобы выразить, сколько тут моментов, с которыми он не согласен. - Как насчет… - Проснемся рано утром, - говорит Гарри и тянет Томлинсона к своей машине. - Я отвезу тебя домой, ты переоденешься и покормишь Герцогиню, все будет хорошо, - он отпускает мужчину ровно настолько, чтобы открыть пассажирскую дверь. - Садись. И Луи не знает, это потому, что ему нравится внимание, или потому, что он слишком устал, чтобы сопротивляться, а, может, потому, что Гарри в самом деле прав, но он садится в машину и позволяет парню увезти себя домой. Тот готовит ему омлет, запихивает в душ и не жалуется, когда Луи бессовестно тырит одеяло посреди ночи, а у того даже не хватает энергии задуматься о том, что же значит тот факт, что он засыпает в кровати Гарри, в его же трусах и с его же головой на своей груди. Он загоняет себя до смерти, и если опереться на кудрявого означает, что он выживет, что ж, это весьма неплохая альтернатива. К тому же, ему нравится, и это очень мило, так что к черту все, серьезно. И это становится традицией на последней неделе. Томлинсон работает так долго, как только может, пока не приходит Гарри, который забирает его в свою квартиру. Она такая маленькая, что Луи должно было надоесть через первые пять минут, особенно учитывая, что он настолько устает, что редко когда у него есть энергия для поцелуев на ночь, что уж говорить о сексе, но, каким-то образом, все выходит как нужно. Стайлс готовит что-то простое, и они тихо едят вместе, иногда пиная друг друга под столом, а потом сворачиваются на кровати парня - вернее, на его матрасе - и включают какой-то фильм на ноутбуке, пока не засыпают. А потом утро, и кофе, и быстрая езда, и Луи забегает в свою квартиру на десять минут, чтобы переодеться в чистое и утихомирить свою кошку, пока Гарри сидит в машине, не заглушая мотор. Тот все равно живет ближе к школе, плюс он привозит его достаточно рано, чтобы никого еще не было, и никто не замечает этого, так что все получается. Если быть честным, то Томлинсону нравится, что у них есть какой-то обыденный распорядок дня, пусть даже ненадолго, чтобы не думать о том, что нужно будет делать тогда-то и тогда-то, пусть даже он и запустил проверку работ, а его машина стоит на парковке не первый день. Репетиции все такой же кошмар, даже с актерским составом, который знает, по большей части, что делает, куча вопросов, на которые он или не знает, как ответить, или не должен знать, и он заслуживает того, чтобы не терять голову каждую секунду дня. Да и, по правде, это здорово - быть с Гарри вместе вновь, по-дружески. Конечно, иногда Луи благодарит его поцелуем за ужин, или получает от него шлепок по заднице утром, когда поднимается из кровати, но по большей части они просто… вместе. Они фотографируют всякий бред и смотрят смешные видео с котами, спорят, чью радиостанцию будут слушать в машине, и это здорово. Это классно, что секс не разрушил их дружбу. Вот это. Чем бы это ни было. Луи немного удивлен, когда задумывается об этом, но он рад. Это, конечно, не значит, что он не собирается вытрахать мозги Гарри в ту же секунду, когда мюзикл закончится, конечно же, но все равно здорово, что секс - не единственное, что они могут. Их отношения, чем бы они ни были, - не просто секс. Учитывая сопливые мысли, которые в последнее время крутятся в голове мужчины, это очень хорошо. Похоже, что квартира Гарри успокоила все волнение, которое крутилось в его голове, будто это - безопасное место лишь для них двоих. Луи даже не понимает, насколько он привык к ней - и это всего после трех дней, Господи, - пока в среду вечером у кудрявого не звонит телефон, в то время как он моет посуду. Лицо Гарри оживляется, когда он смотрит на экран, и парень оставляет тарелку, которую вытирал, чтобы ответить, одними губами шепча извинения Луи: - Клэр! - восклицает он. - Ты считаешь, еще не поздно? Томлинсон продолжает работу над тарелками, тщетно пытаясь не подслушивать. Из того, что он понимает, Клэр - подруга из университета, еще один будущий фотограф, если жалобы Гарри об их сегодняшнем модуле что-нибудь говорят: - Да, я знаю, что критика должна быть суровой, но сегодня было за гранью абсурда. Мне было так жаль Гэри, казалось, он вот-вот расплачется, - говорит Гарри, медленно вышагивая кругами по квартире. Это последнее, что Луи понимает, до какого-то момента, поскольку дальше он рассыпается в терминологии фотографов, которую он совершенно не может разобрать. Он оттирает сковородку и отчаянно пытается не слушать. Иногда он забывает, что у Стайлса есть жизнь вне школы. Жизнь вне того времени, когда Луи его видит, и вне квартиры. Жизнь, о которой он совершенно ничего не знает, но эта Клэр на телефоне, видимо, точно знает, как рассмешить Гарри, чтобы тот громко засмеялся. И Томлинсон может рассмешить парня тоже, может сделать с ним многое, если подумать, но это странно, что есть какие-то части жизни того, к которым у него совсем нет доступа. Важные части. Гарри знает все про его работу, что он любит делать, а Луи ничего не знает о том, с чем парень хочет связать свою жизнь. Он даже не задумывался об этом, и не особо хочет делать это сейчас. Похоже, что звонок, наконец, завершается, что хорошо, потому что у Томлинсона закончились тарелки, которые нужно мыть, так что он начал перетирать их самостоятельно, чтобы хоть чем-то себя занять. - Да, я дам тебе знать как только что-то услышу, - говорит Гарри. - Думаю, уже скоро. Скрестили пальцы, да? - он хмыкает в ответ на что-то, что говорит девушка, а затем продолжает: - Спасибо. Ладно, мне пора, хорошо? Увидимся завтра. Хорошо. Пока, - а затем кладет трубку. Он возвращается на кухню и забирает полотенце для посуды у Луи, продолжая с того места, где закончил: - Извини за это, у нее были вопросы по поводу задания на следующую неделю. - Ничего, - говорит Луи, возможно, немного резче, чем хотел бы. Он открывает холодильник и достает пиво, хватает открывашку из ящичка справа от мойки, а потом бросает ее обратно, открыв бутылку, и облокачивается на тумбу, поддевая ногтем этикетку на бутылке. - Она милая. Тебе понравится, - говорит Гарри, бросив на него через плечо взгляд, прежде чем возвращается к сковороде, которую вытирает. - Могу поспорить, - произносит Луи, и, ладно, даже он сам знает, что сейчас ведет себя как ехидное чмо. Просто все, о чем он думает, - на занятиях с Гарри сидит масса людей, которые знают гораздо больше о том, что важно Гарри, чем он, и он не знает, на кого именно злиться. Стайлс поворачивается и облокачивается спиной о мойку, и мужчина готов, что тот будет зол, но видит на его лице не эту эмоцию: - Ты ревнуешь? - похоже, ему весело. - К Клэр? В смысле, она милая и все такое, но очень любит свою девушку, а я очень сильно не заинтересован, в любом случае. - Нет, не ревную, - отвечает Луи, глядя на свое пиво. Он бы хотел просто ревновать, потому что ему не легче думать о том, сколько в мире людей, которые Гарри даже не нравятся, и которые все равно, наверное, интереснее, чем он сам. - Ревнуешь, - наклоняет голову набок кудрявый. - Нет, - отвечает он, но в этот раз улыбается. Это хорошая ложь, прикрытие получше, чем что-то, что он сам бы придумал. Не то чтобы он не ревновал раньше и не совершал из-за этого глупостей. - Ничего страшного, если ты ревнуешь, - произносит Гарри, проникая в личное пространство Луи, аккуратно вынимая из его рук пиво. Его глаза сверкают. - Мне кажется, это сексуально. Луи смотрит на него мгновение, рычит и набрасывается. Возможно, он не знает ничего о жизни Гарри снаружи этих четырех стен, думает он, вцепившись зубам в ключицу кудрявого и запустив руку ему в штаны, но он все так же эксперт в этом. Позже, когда они лежат в кровати, пытаясь уснуть, он проводит двумя пальцами по отметине, которую оставил на плече кудрявого, и думает, что он, возможно, все же художник. А потом наступает четверг, что означает финальную репетицию в костюмах, и жизнь Луи превращается в сплошную коронарную артерию, и она даже не собирается смилостивиться над ним и позволить ему умереть. И ладно. Могло быть гораздо хуже. Ребята очень стараются, и у них, в принципе, все практически готово. Репетиция проходит гораздо лучше, чем он мог бы предположить неделю назад. Он просто не может закрыть глаза на детали, которые все еще не на месте, что-то, что может запороть все в самый важный момент. Стюарт может не дотянуть высокую ноту в “Summer Nights”, или кто-то из парней вновь запорет хореографию, или Мелани натянет на себя свой кошачий костюм задом наперед, как она это уже сделала на одной особо ужасной репетиции. Впрочем, есть какое-то особое успокоение, когда понимаешь, что уже слишком поздно что-то с этим делать. Завтра - показ для школы, генеральная репетиция, а потом - премьера для родителей вечером. Если все рухнет, у Луи все равно нет времени это остановить. Если все пропало, значит, все пропало. Он задумывается, схоже ли это с тем, как люди чувствуют, что согреваются, как раз перед тем, как замерзают насмерть. - Никто не умрет, - говорит Гарри, потому что Томлинсон настолько устал, что выдает свою фаталистическую чушь ему во время поездки домой. - Все будет хорошо, и все будут аплодировать твоей гениальности. - Ты вынужден это говорить, - бормочет Луи, - ты просто боишься, что я убью тебя. Я знаю, где ты спишь. - Ага, ты знаешь, - соблазнительно отвечает кудрявый, и в ответ мужчина испускает слегка истерический смешок. Какое-то время они сидят в тишине, Гарри умело ведет машину по пустынным ночным улицам, прежде чем Луи одолевает неожиданное желание что-то сказать. Обычно с ним трезвым такое не случается, но, похоже, он немного навеселе от стресса и отсутствия сна. - Спасибо, - говорит он, склоняя голову, чтобы посмотреть на кудрявого. - За то, что помогаешь мне так много. Это вряд ли легко, с твоими занятиями и прочим. Гарри смотрит на него, прежде чем вновь переводит взгляд на дорогу и пожимает плечами: - Это мелочи. Я пораньше закончил со всеми занятиями на эту неделю, так что у меня есть время. Луи совсем не знает, что на это сказать. Он не уверен, как осознать идею, что Гарри продумал все настолько наперед, о нем, что подогнал свое расписание под его нужды. Это требует серьезных размышлений, и он сомневается, что справится с этим на полпути в невротическую кому. Но, даже если он не может познать причины, он знает, что это ему по душе. В качестве компромисса он протягивает руку и кладет ее Гарри на бедро, чуть сжимая: - Ты - что-то особенное, ты знаешь? - тихо говорит он. Парень не отвечает, лишь мягко улыбается и на мгновение накрывает своей рукой руку Луи, после чего вновь возвращает ее на руль. Когда они приезжают домой, Гарри начинает шуметь сковородками и кастрюлями, готовя спагетти. Луи ждет, наблюдая, как этот парень расчищает для него место в своем доме, пока макароны варятся, а соус булькает. Затем он зажимает его, падает на колени, отсасывает, в то время как тот упирается в столешницу и отчаянно матерится. Гарри кончает, как раз когда приготовление заканчивается, и они едят чуть переваренные спагетти из тарелок, сидя на кухонном полу: ноги Луи - на коленях кудрявого, и одной рукой тот легко обхватывает его за щиколотку. Это здорово. Спагетти, да, но… и все остальное тоже. Луи вполне может к этому привыкнуть. Луи, возможно, уже привык. Возможно, это хорошо. Гарри возвращает услугу и отсасывает ему в кровати, оставляя мужчину бесформенной лужей, что позволяет ему практически мгновенно заснуть. Утром они принимают вместе душ, Гарри с помощью геля для душа делает Томлинсону ирокез и мыльно целует его: - Все будет хорошо, - мурлычет он ему в шею, скользя губами по мокрой коже, и Луи почти верит ему. Даже если все полетит к чертям сегодня, он все равно сможет сюда вернуться, если захочет, и это весьма неплохой утешительный приз. Так проходит весь день: утро пролетает за сокращенной, миниатюрной версией их привычного расписания, а потом, с середины дня, все залетают в театр для выступления. Во многих смыслах генеральная репетиция - что-то среднее между репетицией в костюмах и настоящим выступлением, но он знает, что это важнее для ребят, потому что в зале сидят их одноклассники. Для самого Луи вызвали замену, которая проводит его занятия, в то время, как он весь день проводит в театре, убеждаясь, что все декорации на нужных местах, а колеса в подвижных декорациях работают как надо, в то время как Найл с Гарри дважды и трижды проверяют звук и освещение. Актеры начинают собираться где-то за час до назначенной проверки микрофонов, разговаривая и нервно посмеиваясь, наполняя раздевалки, постепенно переодеваясь и нанося грим. Луи максимально пытается загнать нервы поглубже. Для этого нет времени. Томлинсон размещает Гарри за кулисами на время выступления, потому что он не уверен на сто процентов, что его менеджер по декорациям не сорвется в какой-то момент, и ему нужна страховка для первого шоу, на всякий случай. Он видит, что парень предпочел бы быть с ним, за пультом звукорежиссера, все время рядом, но он сделает то, что нужно Луи, благослови его господь. После проверки микрофонов, мужчина последний раз пробегает за кулисами, кричит на последних запоздавших актеров, чтобы они заканчивали, и хлопает Стюарта по затянутому в кожу плечу, проходя мимо. Он сверяется с помощницей режиссера, чтобы убедиться, что ее гарнитура работает как нужно, а затем чуть задерживается у занавеса, впитывая энергию, что его окружает. - Извините, господин Режиссер, - произносит голос Гарри за ним, и Луи поворачивается и видит улыбающегося парня за ним. Прежде чем он понимает, что происходит, Стайлс хватает занавес, оборачивает его вокруг них и целует прямо в губы. - Удачи, - кудрявый говорит ему в щеку, а затем выпускает их наружу и кружит Луи, после чего подмигивает через плечо и пропадает за углом, оставляя мужчину улыбаться, словно идиот, пытаясь восстановить баланс. Пять минут спустя занавес поднимается, и Луи стоит за пультом с Найлом, в то время как один из ассистентов включает вступительную песню. Хоран сжимает плечо друга. Тот задерживает дыхание. Выступление проходит… очень, очень хорошо. Конечно, есть кое-какие недочеты, например, когда Кеники не дотягивает высокую ноту, или когда один из ребят забывает включить свой микрофон, поэтому спустя пол сцены начинает рыться в задних карманах, но в общем, для первого раза, все великолепно. Луи вновь может дышать. Когда они проработают все сложные моменты, премьера будет чудесной. Он чувствует, как в груди разливается гордость, не только за себя, но и за детей, которые так старались, потратили столько времени и энергии на доведение всего до совершенства. Он искренне их любит. Это один из тех моментов, который напоминает ему, почему он занимается этим, почему преподавание было большим, чем просто запасным планом на случай его собственной неудачи в театре. К тому моменту, как занавес поднимается для премьеры, Луи смешно, и его мутит одновременно, потому что теперь, когда он знает, насколько хорошо все может пройти, он боится, что так не выйдет. Что, если первый раз был банальным везением? Что, если все пойдет не так? Не может быть, чтобы им повезло так еще раз. Однако им везет, черт подери, и Луи знает, что это из-за того, что публика состоит из родителей, но им устраивают стоячую овацию, свистят, когда Стюарт делает шаг вперед, чтобы поклониться. Он был великолепен сегодня, идеален в каждой сцене, и Томлинсон не чувствует даже капли зависти, когда признается самому себе, что Стюарт лучше его в том же возрасте. Это просто правда, и он рад, что ему повезло стать свидетелем и помощником в этом. Впрочем, он, конечно, вовсе не против выйти вперед и получить собственный раунд аплодисментов. Совершенно. Он счастливо моргает на софиты и машет толпе, прежде чем выводит актеров на финальный поклон, а потом убегает за кулисы, чтобы найти своих ребят. Гарри легко обнаружить, он ждет за занавесом. Мужчина мгновенно обнимает его за шею, и тот отрывает его от пола и кружит несколько раз, прежде чем возвращает на ноги: - Это было так здорово! - кричит Луи. - О да! - соглашается Гарри, широко улыбаясь в ответ. - Да, было! - восклицает кто-то сзади, и Луи поворачивается, чтобы обнаружить улыбающегося Зейна. Он бросается на шею и ему, слишком счастливый, чтобы сдерживаться, и тот пошатывается, но все же обнимает в ответ так же сильно. Неожиданное столкновение заставляет их накрениться на одну сторону и, судя по смешкам в ухе и бледной руке в поле зрения, это Найл, который только что на них напал. - Присоединяюсь, Томмо! - кричит он, вцепившись им в плечи. - Вы всех порвали! - троица со смехом расходится, и тут возвращается Гарри, обнимая их всех вместе, создавая кучу-малу из четверых. - Если у меня был бы алкоголь, я бы предложил тост, - протягивает он. - Но, поскольку его нет, давайте просто согласимся, что Луи великолепен, выступление великолепно, и мы тоже великолепно помогли. - Да-да, - говорит Зейн, смачно чмокая Луи в голову. - Это еще не конец, - отвечает тот, все еще в попытках перевести дыхание. - Еще завтра. Но… но все было так хорошо, и я не умер, и это все благодаря вам. Так что спасибо, - не бог весть какие слова, но он понимает, что неконтролируемо улыбается и видит отражение этой улыбки на лицах других. Найл смеется и агрессивно тискает Луи: - Я плачу за первый круг! - восклицает он. - Ты был зажатой сволочью неделями, и я прощу тебя, только если ты знатно нажрешься и будешь блевать сегодня. Луи не против алкоголя, если честно, но не сегодня: - Извини, Найлер, мне нужно помочь всем тут убрать, - говорит он, игнорируя стоны друзей. - А затем у меня встреча с кроватью, - он пересекается взглядами с Гарри и чувствует, как часть его усталости проходит. - Или с матрасом, неважно, - улыбается он и наслаждается тем, как изменяется выражение лица кудрявого - от счастья до предвкушения. - Ладно, вы слышали его, двигайтесь, двигайтесь, - говорит Стайлс, отпихивая Найла с наигранной срочностью. Тот возмущается, восклицая что-то о тех мужчинах, которые ценят секс выше, чем друзей и алкоголь, но Зейн уводит его с обещанием хорошо нажраться вдвоем. У Луи лучшие в мире друзья. Уборка после выступления проходит быстро, Луи направляет команду со слегка маниакальной радостью и пытается не все время наблюдать за Гарри. Мужчина всегда чувствует себя на подъеме после выступления, даже если технически он и не выступал, и сейчас он только и хочет, что говорить о его детях, а затем потратить немного энергии на тело Стайлса. Обычно у него нет проблем с держанием рук при себе, - ладно, нет больших проблем, - но сейчас это пытка. Гарри, вот он, тут, но совершенно недосягаемый, с несколькими десятками подростков, что бегают вокруг. У Томлинсона ощущение, будто он не может расслабиться от счастья, и он думает, что успокоится, только когда доберется до кожи кудрявого. К счастью, все настолько взволнованы и полны энергии, что уборка проходит довольно быстро. Луи уверен, что произнес какую-то речь в какой-то момент, что-то с благодарностями всем за их тяжелый труд и подбадриванием перед последним выступлением, но он совершенно не может вспомнить, что это было. Впрочем, когда Гарри вытаскивает его через заднюю дверь на парковку, это не кажется важным. Вокруг все так же полно учеников и родителей, так что они молча садятся в машину Гарри. Луи практически вибрирует на сидении, и если он не хочет наброситься на парня прямо во время поездки домой, ему нужно отвлечься. Он максимально быстро говорит о выступлении, о мюзикле в целом, о том, насколько идеально выглядели костюмы, и, прежде чем он осознает это, они уже у квартиры кудрявого. Гарри паркуется, но они не делают ни движения, чтобы выйти из машины. Это первый момент с самого утра, когда они остались наедине, и в венах Луи пульсирует адреналин, и он хочет что-то с этим сделать. Он расстегивает ремень и проводит кончиками пальцев по локтю Гарри, поддразнивая: - Хочешь внутрь? - спрашивает парень, и на щеке появляется ямочка, словно он уже знает ответ. - Еще нет, - отвечает Луи, - я только заполучил тебя для себя, не правда ли? - Заполучил, - кивает Гарри. - Разве это не романтично? - хитро спрашивает Томлинсон. - Ты. Я. Никаких учеников, что могут рассказать родителям или доложить администрации. - Боже, мне так нравится, когда ты говоришь такие развратные вещи, - улыбается Гарри, а затем затаскивает Луи к себе на руки и откидывает спинку. Они целуются так какое-то время, головокружительное скольжение губ и языков, эйфория от премьеры и лучших моментов прошлой недели. Луи кажется, что ему никогда не надоест тот факт, что Гарри хочет его всегда и везде. Последний раз, когда его щупали в чьей-то машине, был до встречи с кудрявым, где-то лет в семнадцать, когда они мутили с парнем на его улице, но сейчас это привычная часть его жизни. По радио играет одна из групп Гарри, и то, как начинают запотевать окна, вызывает знакомое и уютное ощущение, напоминание о том, что с этим парнем все так, как не было ни с кем давным-давно. Наконец, Луи разрывает поцелуй и протягивает руку назад, доставая ключи из зажигания, улыбаясь в губы парню, когда двигатель затихает: - Пойдем? Гарри держит мужчину за талию в лифте, прижимая его к своей груди, когда шестеренки содрогаются и скрипят. Они проходят по коридору вдвоем, и Луи поворачивает голову набок, ловит рот кудрявого своим в поцелуе на мгновение, прежде чем выскальзывает из его рук, чтобы тот мог достать ключи и впустить их. Они оставляют за собой цепочку из предметов одежды от двери к душу, и забираются в него вместе, по привычке, которая образовалась за последние несколько дней. Обычно Луи оставил бы это на утро, но день был таким длинным, а еще у него в волосах клей для дерева, так что он позволяет Гарри вымыть его, покусывая в это время влажные ключицы парня. После этого они так же доводят до оргазма друг друга, лишь ругательства Луи отскакивают от кафеля, дрочат неуклюжими мыльными руками, чтобы не хотелось трахаться прямо сразу. Когда они вытираются, Луи надевает чистые боксеры и одну из футболок кудрявого, а тот натягивает штаны и достает из шкафа коробку печенья. Он садится на матрас, и Томлинсон следует его примеру, лишь на мгновение замерев перед парнем, его влажными кудрями и голыми плечами. Луи склоняет голову набок: - Я хочу заняться с тобой сексом, - говорит он. - Круто, - отвечает Гарри с набитым печеньем ртом. Томлинсон становится коленями на матрас и подползает к Гарри, забирая коробку из его рук и кладя ее на пол, а затем садится на колени кудрявому: - Но, - говорит он, - я взволнован и счастлив, и сначала хочу еще немного поговорить о выступлении. Мы же можем сначала еще о нем поговорить? - Луи не знает, почему он спрашивает разрешения, потому что он никогда ни у кого его не спрашивает, прежде чем начать ездить по ушам, но Гарри лишь улыбается, так что он не обращает на это внимания. И продолжает с того места, на котором закончил, каждый момент, который дети обыграли идеально, каждая гармония, спетая в такт, каждый раз, когда зал смеялся или хлопал в нужное время. Он знает, что начинает повторяться, но Гарри, похоже, счастливо это воспринимает, даже учитывая, что он все видел своими глазами, и вклинивается с собственными наблюдениями и комплиментами касательно режиссуры Луи, отчего тот улыбается так широко, что его лицо болит. Периодически он прерывается, чтобы поцеловать Гарри или пару минут подвигать на нем бедрами, частично напоминая о своем обещании, частично - просто потому, что он того хочет. Когда у тебя есть разрешение трогать кого-то настолько невероятно сексуального, как Гарри, очень сложно не хотеть касаться его все время, предпочтительно, ртом. Это здорово - говорить с ним вот так, рассказывать обо всех мелочах, которые кружат в переполненной голове, а потом целовать, когда хочется. Ему это очень нравится. Однако где-то спустя сорок пять минут, его слегка отпускает. Спина Томлинсона начинает болеть, и он уверен, что если просто приляжет, то все будет хорошо: - Мы можем прилечь? - задает вопрос он плечу Гарри. - Всего на минуту, обещаю. Гарри соглашается, откидываясь на матрас и накрывая их одеялом. Луи устраивается у него под боком и продолжает: рассказывает о великолепии Риццо, как она понравилась толпе, еще полчаса, после чего веки мужчины тяжелеют, и он обещает себе только еще одну вещь. Еще один момент и секс. Еще пять минут. Это обещание продерживается ровно три минуты, пока он не начинает засыпать на полуслове. - Все, - Гарри нежно целует Луи между глаз. - Давай спать. - Не-е-ет, - отвечает тот, хотя слово и искажается огромным зевком, который ничуть не помогает делу. Он протягивает руку к резинке штанов Гарри. - Я верен своему слову. Давай, двигайся. - Ты устал, мы спим, - отвечает кудрявый, притягивая мужчину к груди и удерживая его там. Тот фыркает, но Гарри не отпускает, и он устал, так что в итоге лишь легко кусает кудрявого за грудь. - Ладно, - говорит Томлинсон. - Но завтра мы поедем в мою квартиру с нормальной кроватью, и у тебя, Стайлс, будет лучший секс в твоей жизни. Имей это в виду. Я тебя предупредил. Луи чувствует тихий смешок Гарри, который проходит через его тело, и кудрявый наклоняется, чтобы зарыться носом в его волосы: - Жду не дождусь. - М-м-м, - отвечает Томлинсон, закрывая глаза и зарываясь лицом в шею парня. - Смотри мне. Завтра, решает он, в то самое мгновение между сном и бодрствованием. Завтра, после выступления, он скажет ему. ✖ Когда Луи просыпается, то обнаруживает, что приклеился лицом к голой груди Гарри собственной слюной. Как он до такого докатился. Кудрявый уже проснулся и что-то читает на телефоне, другой рукой поглаживая волосы мужчины. Между его бровей залегла маленькая морщинка, будто он отчего-то хмурится, и Томлинсон думает, что экран ярковат в приглушенном свете квартиры. - Сколько времени? - бормочет он, выпрямляя ноги и подсовывая их под Гарри. - Почти восемь, - отвечает тот, - извини, если разбудил тебя, мой мозг все еще работает по учебному графику. - Все нормально, - говорит Луи. - Все равно нужно было просыпаться рано сегодня. Первое выступление в час. - О боже мой, - дразнится Гарри, отводя взгляд от телефона. - То есть у тебя есть всего пять часов, чтобы добраться до школы? Что же нам теперь делать? - Тихо, - слабо шлепает парня Томлинсон, - я вообще-то предан своей работе. - Я знаю, - нежно говорит кудрявый, бросая притворство. - Я люблю это в тебе. Луи почти замирает при этих словах и как близки они к кое-каким иным, но если Гарри и замечает, как сильно ускоряется его сердцебиение, то не подает виду. Он кладет телефон на одеяло и поворачивает голову чтобы поцеловать мужчину с добрым утром, затем скатывается с матраса и поднимается на ноги. - Эй, - отвлеченно говорит Луи, поскольку пялится на очень голую заднюю часть кудрявого. - Разве ты не был в штанах, когда мы ложились спать? - Был, ну… - отвечает тот, порхая по кухне словно гребаная нимфа, - ты вроде как меня возбудил, а затем заснул на мне. Иногда приходится позаботиться о себе самому. - Гарольд! - ахает Томлинсон, садясь на кровати и хватаясь за сердце. - Ты говоришь, что дрочил без меня? - Милый, у меня есть потребности, - подмигивает Гарри в ответ. Он тянется за тарелками на верхней полке шкафчика, и у Луи открывается очень соблазнительный вид на его поджарое тело. Что за сволочь. - Не могу поверить, что ты не разбудил меня, - говорит Томлинсон. - Я бы хотя бы посмотрел. - Да? - останавливается на пути к холодильнику парень. - Ты бы хотел этого? - Отвали, ты отлично знаешь, что мне это нравится, не прикидывайся невинным, Стайлс. Он знает, что Гарри помнит так же хорошо, как и он сам, все те разы, когда они наблюдали друг за другом, когда касались сами себя, то ли во время секса, или когда другой был чем-то занят, или в тот раз, когда кудрявый заставил его смотреть полчаса, прежде чем разрешил коснуться. Одна лишь мысль о Гарри, толкающемся в свой кулак под одеялом рядом с ним, бросает Луи в жар, и кудрявый наверняка это знает. - Я не то чтобы был очень тихим, - отвечает Стайлс. Он достает яйца и сковороду, возвращается к плите и принимается за работу. - Но ты так отрубился, что я не смог бы тебя разбудить, даже если бы пытался. Луи вытаскивает себя из кровати и заходит в кухню, становится как раз за спиной Гарри. Возможно, для этого еще рановато, но парень готовит ему завтрак голышом, а Луи стоит в его футболке, и над ними мигают дурацкие рождественские огоньки, так что какая разница. К тому же, он всегда очень любил соревноваться, а со стороны Гарри это был вызов чистой воды. Он плотно прижимается к тому и обнимает, накрывая одну из рук парня на его животе своей, а затем поднимает подбородок, чтобы прошептать ему на ухо: - Не получалось тихо, хм? Я слишком сильно тебя возбудил? - Да, - отвечает Гарри, таким низким голосом, что Луи чувствует его где-то под ребрами. - Ты думал обо мне? - спрашивает он, соскальзывая рукой к месту, где начинает бедро парня. - Думал о том, что я сделаю с тобой сегодня, когда мы, наконец, окажемся наедине? - он вытягивает шею и подчеркивает каждое слово ртом на ухе парня. - Так долго, как я захочу? - Д-да, - произносит Гарри. Его свободная рука сжимает столешницу изо всех сил. Луи поцелуями двигается к затылку парня, начиная от места, где его волосы закручиваются, и заставляя его ежиться, пересчитывая губами каждый позвонок. Когда он доходит до плеч, то целует каждое в самую выступающую часть, где чувствует, как движутся кости и мышцы, а затем наклоняет голову и целует между лопаток. Он ужасно дразнится, и знает это, и Гарри должен бы его за это ненавидеть, но вместо этого лишь издает тихий звук от прикосновения, позволяет ему впитаться в кожу. Луи думает, что было бы неплохо остаться тут навсегда, запоминая каждую веснушку на спине парня, оставляя на его коже свое имя. Он смотрит на его позвоночник и понимает, что хочет, чтобы это было его, и он не понимает, что чувствует, но это хорошо. Это приятно. - Повернись, - говорит он. Гарри подчиняется, поворачиваясь лицом к Луи, и, боже, он иногда забывает, насколько красив этот парень. Он принимает это как должное, потому что все время видит его, но вот так, рядом, это невероятно. Его глаза широко распахнуты и светло-зеленые сегодня, и у Луи почти что кружится голова, когда он в них смотрит, не только потому, что они прекрасны, но потому, что они смотрят на него вот так, как это часто происходит, и он еще не определился, что это. Но это - его. Он единственный, на кого Гарри смотрит так, и даже если он не может оставить свое имя на его коже, у него есть это. И он может сделать это. Он дважды дотрагивается до левой руки кудрявого, и они делали это так много раз, что тому не нужны никакие иные инструкции, чтобы знать, чего хочет Луи. Он облокачивается на тумбу и поднимает руки над головой, хватаясь за ручки шкафчиков, чтобы удержать их там. Луи целует его в губы, дважды, а затем становится на носочки и прикладывается ртом к тому месту на внутренней части бицепса кудрявого, которое стало его. - Это обещание, - говорит он, отстраняясь, довольный тем фактом, что отметина продержится как минимум до ночи. Гарри опускает руки и обхватывает его за талию, и он позволяет увлечь себя в поцелуй, чувствует, как парень улыбается ему в губы. Им приходится оторваться друг от друга, потому что Луи предстоит тяжелый день, и у них нет времени довести это до конца, так что лучше и не начинать. Он ставит чайник, и Гарри натягивает хотя бы фартук на свое обнаженное тело, что выглядит совершенно смехотворно, но хотя бы защищает его принадлежности от брызг жира. Луи весьма проникся к этим принадлежностям и ужасно не хотел бы, чтобы они пострадали в глупом инциденте перед завтраком. Они садятся за стол с тарелками с яичницей, тостами и чайником чая и просто говорят, наслаждаясь компанией друг друга и редкими моментами спокойствия перед сумасшествием предстоящего дня. Дневное выступление не будет таким уж ужасным, потому что они разобрали самые проблемные моменты, а единственные, кто приходит на дневные выступления в субботу - семьи актеров, - что гарантирует хороший отклик аудитории, ну а заключительное выступление всегда самое лучшее. Просто нужно убедиться, что все пройдет гладко и быть там, чтобы уловить, что не так, прежде чем все полетит к черту, а с этим он справится. Под нервами из-за последних двух выступлений кроется еще кое-какое ощущение волнения и предвкушения. Оно тихое, но становится громче каждый раз, когда он смотрит на Гарри, я скажу ему, скажу, скажу ему. Сегодня та самая ночь. О боже. К счастью, у него особо нет времени, чтобы задумываться над этим, потому что как только они заканчивают завтракать, то должны выходить. Луи надевает на себя приличную одежду, а Гарри натягивает джинсы и футболку, которую снимает мужчина, после того, как довольно нюхает ее. Томлинсон задается вопросом, пахнет ли она им, но не может представить, почему парень был бы рад этому факту, поскольку он наверняка пахнет стиркой и кошкой. После быстрой остановки в квартире Луи, они приезжают в школу на несколько часов раньше выступления и с достаточным запасом времени, чтобы Томлинсон был наверняка раньше всех детей. Все приветствуют его, когда приходят, и он чуть более спокойно выдыхает, когда последний человек отмечается, и все находятся там, где и должны. Дневное выступление проходит без сучка, без задоринки, как он и ожидал, и до финального выступления остается три часа. Команда и актеры блуждают неподалеку, поскольку нет смысла отправляться домой, так что Луи готов немного отдохнуть в тишине. Возможно, он даже найдет Гарри, который решил посмотреть выступление из зала, или подкараулить Зейна и Найла, чтобы они составили ему компанию. Сложно поверить, что после всего, мюзикл почти окончен, и все прошло без каких-либо крупных катастроф. Конечно, именно в этот момент девочка из команды в панике прибегает к нему за кулисы: - Мистер Томлинсон! - восклицает она, притормаживая перед ним. - Здравствуйте, эм, я не хочу вас тревожить, но, эм, Элли… Элли очень-очень плохо. - Что? - спрашивает он, чувствуя, как поднимается давление. - Что значит плохо? Где она? - Там, сэр, - говорит девочка, показывая на левое крыло кулис. Луи быстро следует за ней по ступенькам. - Она говорит, что думает, что съела несвежую курицу на ланч, и теперь ей, эм, ну… очень плохо. Они поворачивают за угол, и, конечно же, там сидит помощница режиссера, покрытая холодным потом с ведерком на коленях. Блять. Блять, твою мать, нет, это плохо. - Нет, нет, я просила тебя не говорить ему! - восклицает Элли, очень слабая и очень зеленая. - Мистер Томлинсон, я в порядке, обещаю. Я справлюсь с последним выступлением, все нормально. Я чувствую себя лучше, после того, как проблевалась, кля… Аргумент Элли прерывает очередная волна тошноты, и она склоняется над ведерком, и где-то неподалеку кто-то из подтанцовки издает жалкий звук и убегает в направлении ближайшей раздевалки. - О боже, - говорит Луи, становясь на колени, чтобы дотронуться до влажного лба девочки. Та вытирает рот рукавом, выглядя абсолютно несчастной, и Луи не может найти в себе силы ругаться. - Нет, милая, у тебя, похоже, пищевое отравление. Тебе нужно позвонить маме и чтобы о тебе позаботились, - пока ты не запустила блевательную цепную реакцию среди актеров, думает, но не добавляет он. - Нет, я должна это сделать, - настаивает Элли. - Меня никто не заменит, у нас и так недостаток технической поддержки. Кто-то должен убедиться, что все будут вовремя. - Мы что-нибудь придумаем, - говорит ей Луи. - У тебя есть копия сценария с твоими заметками? Элли кивает, ее глаза полны слез, и Томлинсон обнял бы ее, если бы не боялся, что ее стошнит прямо на него: - Вот там, на столике. - Хорошо, - говорит Луи ей. - Тогда мы будем в порядке. Тебе нужно переживать лишь о том, чтобы поправляться, ладно? - он поворачивается к девочке из команды: - Забери ее куда-нибудь и позвони ее маме, хорошо? И, эм, найди кого-то, чтобы с этим ведром что-то сделали. Девочка кивает, и Томлинсон успокаивающе хлопает Элли по плечу, а затем она начинает блевать вновь, и он хватает сценарий со стола и быстро сбегает. - Блять, - говорит он, как только выходит за пределы детской слышимости. - Твою же мать. - Что случилось? - спрашивает Гарри сзади, потому что, оказывается, у него паучье чутье на психи Луи. Тот чувствует руку кудрявого на своем бедре и фокусируется на ней, пытаясь сосредоточиться. - Элли, помощница режиссера, - говорит он, поворачиваясь и роняя голову на плечо Стайлса. - Она блюет, будто бы она снималась в “Экзорцисте”, и не сможет быть на вечернем выступлении, а она фактически именно то звено, которое все держит вместе за кулисами, - он впечатывает сценарий в грудь кудрявому. - Она единственная, кто знает это все, кроме меня, и я не могу это сделать, потому что мне нужно быть за пультом звукорежиссера. Так что мы в дерьме. Из-за гребаной тухлой курицы. - Я могу это сделать, - просто говорит Гарри. Луи обрабатывает эту информацию какое-то мгновение, чтобы убедиться, что услышал правильно, затем поднимает голову и моргает: - Что? - Я могу это сделать, - повторяет кудрявый, пожимая плечами. - Я был за кулисами, работая с декорациями столько раз во время прогонов, что я знаю все наизусть. А если у тебя есть ее сценарий, я могу просто читать ее записи. - Правда? - Да, конечно, - говорит он. - Я сделаю это. Луи смотрит на него какое-то мгновение, будто тот упал прямо с небес в его театр и, возможно, так и есть, но мужчина не может позволить ему сделать больше, чем он уже сделал: - Нет, Хаз, это слишком, - говорит он, - я не могу попросить тебя об этом. Ты и так слишком многое сделал. - Так, подожди, - складывает на груди руки тот. - Ты ни к чему не принуждал меня, и даже не просил, по большей части. Я делаю это не потому, что чувствую себя обязанным или потому что жду от тебя чего-то, или потому что хочу заставить тебя чувствовать себя виноватым, или что-то в этом духе, - он хватает Луи за плечи, глядя ему в глаза. - Все, что я сделал - что мы все сделали - потому что ты важен для нас и мы хотим тебе помочь, понимаешь? Так что разреши мне помочь с этим. Пожалуйста. Луи безмолвно пялится еще какое-то время, прежде чем сдается, наконец, и с силой надавливает ладонями на глаза: - Уф, я не знаю, что я сделал такого, чтобы заслужить тебя. - Наверное, ужасные вещи. А теперь давай посмотрим этот сценарий, - Гарри вытаскивает папку из рук Луи. Тот отпускает ее, но со слабым сопротивлением. Все равно ничего не выйдет. Вселенная не настолько добрая: - Мне нужно будет многое тебе объяснить. Я видел ее заметки, они бессмысленны, если не знать, о чем она говорит. - Что ж, хорошо. Экстренный курс. Обучите меня, мистер Томлинсон, - улыбается Гарри. - Иу, это странно, - Луи передергивает, и он шлепает парня по затылку. - Идем, ненормальный. Они сидят на улице, на скамейке, и Томлинсон прогоняет с ним все от начала до конца. Он прав, записи Элли непонятны и очень кратки, но и Гарри прав. К этому моменту он знает выступление практически так же хорошо, как и сам мужчина, поэтому схватывает все на лету. Он постоянно проверяет свой телефон, что немного раздражает Луи, но он все равно сосредоточен на том, что ему объясняют. Они проводят так час, а потом мужчина забирает сценарий и начинает задавать вопросы по разным репликам и моментам. Парень не идеален, но он лучше, чем кто-либо, кого можно найти за такой короткий отрезок времени. Наконец, Гарри отбирает сценарий и загоняет Луи обратно в здание: - Я посижу тут и поучу еще немного, а ты иди и занимайся тем, чем должен. Не переживай обо мне. Луи не верит в высшие силы, но когда он проходит сквозь двойные двери, он не может не повторять спасибо спасибо спасибо тому, кто может слушать его мысли. Спустя два часа суматохи аудиторию заполняют люди, включая Лиама, который сидит в первых рядах с Зейном. Луи проводит финальную проверку всего за кулисами, обнимая каждого актера и члена команды, до которого достает, и желает ни пуха, ни пера. Когда он заканчивает с последними наставлениями для своей прекрасной, восхитительной Сэнди, он поворачивается, чтобы найти Гарри. В прямом смысле поворачивается, потому что тот стоит четко за ним, и Луи немножко хочется плакать. - Все будет… - начинает говорить тот, но Томлинсон прерывает его. - Все будет хорошо, - восклицает тот, улыбаясь тому, как глаза парня расширяются. - Дети сделают все чудесно. Ты сделаешь все чудесно. У тебя получится, - он делает паузу, но посылает все к черту. - Я верю в тебя. У Гарри на лице написано удивление и немного ужаса, похоже, но какая разница? Учитывая то, что он скажет ему сегодня вечером, это совсем не страшно. Насколько все становится проще. Он улыбается кудрявому, а затем удаляется к пульту. Найл поднимает большие пальцы вверх, выключается свет, и занавес поднимается. Время пришло. Все идеально. Песни идеальны, игра идеальна, выступление охренительно идеально. Луи видит счастье на лицах актеров во время “We Go Together”, и чуть не плачет. Он кричит и свистит вместе с родителями, когда занавес, наконец, опускается, яростно обнимает Найла и практически бежит по проходу, чтобы присоединиться к детям на сцене. Он видит аплодирующих Лиама и Зейна, видит, как последний бросает на сцену розу с идиотской улыбкой, прежде чем все скрываются за занавесом. Вокруг суматоха света и улыбок, и слез, люди обнимаются и плачут, счастливо пачкают все вокруг гримом. Это кавардак, и он это любит. Вот почему он занимается этим. Боже, он готов месяц проводить в такой обстановке, как на прошлой неделе. Год. Неожиданно Гарри пробивается сквозь хаос, машущий, смеющийся и такой Гарри, и Луи с трудом справляется с желанием зацеловать его до смерти прямо тут и сейчас. Они лишь улыбаются друг другу через толпу, словно идиоты, и Гарри открывает рот, и мужчина ждет, что это будут поздравления или.... - Меня пригласили на стажировку! - Что? - Луи смотрит на него, и улыбка замерзла на его лице. - Помнишь, я говорил тебе о стажировке? В Лондоне? - кричит в ответ парень. - Я подал заявку на участие, и они отправили мне письмо на электронную почту во время выступления, и я проверил ее после того, как опустился занавес, и меня приняли! На мгновение, посреди всего шума и толпы, все просто… останавливается. - Это прекрасно, - слышит Луи свои слова, оцепенело принимая объятья Гарри. - Это так прекрасно. - Мне нужно позвонить маме, - говорит кудрявый, отстраняясь. Он выглядит так, будто улыбка сейчас разорвет его лицо надвое. - Встретимся на праздновании, да? Столько поводов! Он смачно целует Томлинсона в макушку и исчезает. Луи просто стоит. Мир продолжает двигаться. Стажировка. Гарри пригласили на стажировку. Теперь он это помнит, еще на той первой неделе сентября, Гарри сидящий на его столе и рассказывающий о стажировке в Лондоне, которая начнется в июле. Он никогда не заострял на ней внимание, и Луи просто забыл эту деталь, исключил из собственного канона их отношений. Их отношений. Его тошнит. И, что же. Вот и все, верно? Вот и конец их истории, выходит. Он знал, что это произойдет. Знал с самого начала, что Гарри молод, что он в той поре, когда все меняется. Это всегда было тут, прямо на его матрасе на полу и слепом гребаном идеализме. Луи знал это. Он знал и позволил себе об этом забыть. Он чувствует, что двигается сквозь толпу, чувствует, как люди хлопают его по спине и сжимают его плечи, слышит, как они смеются и кричат, поздравляют друг друга, но это все глухо и так далеко. Все кажется так далеко, отделенное звоном в его ушах и тошнотой в желудке, и все, о чем он может думать - он собирался сказать Стайлсу. Он собирался сказать Гарри - черт знает что, какая теперь разница, - и, боже, как он позволил всему так далеко зайти? Что, блять, с ним случилось? Как он позволил себе убрать защиту настолько, что почти совершил что-то настолько глупое и невозвратное, и абсолютно, блять, ненужное, в то время, как Гарри рассылал заявки о приеме на работу в другой конец страны и даже не думал, что Луи должен знать об этом? Перед глазами возникает непрошеная картинка, как Гарри заполняет бумаги и отправляет их, мечтая добиться чего-то большого и яркого, как он делает копии своего портфолио, которое Луи никогда не оценит, потому что он просто гребаный потасканный учитель драматургии, тысячи более молодых, более красивых лиц, более интересных людей, с которыми Томлинсону никогда не сравниться, и все они ждут Гарри. Он неожиданно вспоминает кусочек телефонного разговора недавней ночи, скрестили пальцы, да? и как парень хмурился сегодня утром и днем, вновь и вновь глядя на телефон, молча проверяя телефон с планами, в которые у Луи не было допуска, и, черт, осознание слишком болезненно. Гарри даже не говорил ему, что подавал заявку. И с чего бы ему? Какое вообще отношение может иметь Томлинсон к той жизни? Луи доживает до конца истерии после выступления как в бреду. К его счастью, он делал это столько раз, что ему даже не нужно сосредотачиваться на том, чтобы собрать все костюмы и упаковать их, чтобы отправить их обратно в прокат. С декорациями он разберется потом. Это может подождать. Ученики устраивают вечеринку для актеров и команды в комнате оркестра, и он знает, что должен пойти. Он знает, что Гарри будет ждать его там, румяный от адреналина и победы, притягивая всех на свою орбиту. И Луи не может этого сделать. Он не может встретиться с этим. Он не может войти и увидеть восторженного и прекрасного Стайлса в футболке, в которой сам Луи спал прошлой ночью, и справиться с фактом, что это все временно. Он не может смотреть ему в лицо и притворяться, что счастлив за него. И, Господи, он ненавидит себя. Вместо этого он садится в машину. Он выходит через черный ход и идет по парковке в одиночестве впервые за неделю, и садится в свою машину, потому что это единственное, что он знает. Он садится и едет домой с выключенным радио, и не смотрит туда, где все еще остались на стекле отпечатки пальцев Гарри. На кухонном столе его ждет букет, и он даже не смотрит на карточку с подписью, просто сразу же выбрасывает его в мусор, и ненавидит себя, ненавидит за то, что чувствует, что позволил всему так выйти из-под контроля, ненавидит, потому что знает, что его недостаточно для того, чтобы Гарри остался. Он отправляет Гарри сообщение извини, кажется, заболел тем же, что и Элли, не приезжай, а затем выключает телефон, забирается в кровать и совершенно точно, блять, не плачет.