Панацея

День проходит невероятно тухло. Ничего не ломается, никто не нападает, никого не надо спасти из беды. Ни-че-го. Совсем. Капитан не может усидеть на месте, безумно радуясь хоть каким-то новостям: будь то отчеты подчиненных или рабочие вопросы. Он даже готов послушать одну из так называемых историй-не-к-месту, что периодически травят члены экипажа, Чехов, например, но и на мостике сегодня все ведут себя невероятно тихо. Под конец Джим срывается с кресла, оставляя мостик на недоумевающего Спока с его чертовой бровью, постоянно взметающейся не к месту, и быстрым, уверенным шагом направляется в медотсек. В конце концов, не все же только ему мучиться от скуки. Маккой наверняка будет ворчать – впрочем, он всегда это делает, так что Кирк давно привык и научился фильтровать речь друга, отсеивая ненужное бормотание и все то, что он думает по поводу этого дурацкого корабля и проверки его нервов на прочность в виде пятилетней миссии в космосе. - Боунз, ты не… Освальд? Они тут же смотрят в его сторону, старательно делая вид, что просто разговаривали, но Джеймс все равно замечает небрежное движение, которым подруга прячет что-то за спину. Чего-то он явно не понял. Что за тайны могут быть у этих двоих от него? Друзья, называются! - Разве ты не должен быть на мостике, бравый капитан? – как ни в чем не бывало спрашивает Клара у него, переводя тему. Из нее вышла бы прекрасная актриса, подмечает про себя Кирк, только вот сейчас это слишком странно. И слишком обидно. - Разве ты не должна быть в инженерном отсеке? – вопросом на вопрос – так банально для них. В памяти всплывают дни, когда они еще носили статус пары – последние, перед тем как решить остаться друзьями. Видимо, такие навыки долго нельзя потерять – мастерски уходить от важного разговора, перебрасывая вину друг на друга. Клара пожимает плечами и проходит мимо, к выходу. Джеймс обращает внимание на пузырек, который она сжимает в ладони, и переводит взгляд на Боунза, в котором явно читается нечто вроде: «А ну быстро объясни мне, что тут происходит, или я начну творить глупости и всякий другой беспредел.» - Не спрашивай. Нет, серьезно, Джим, она такая же моя подруга, как и твоя, и я обещал ей, что никому ничего не расскажу. Нет, - добавляет доктор тут же, пресекая вопрос мужчины, для которого тот открыл рот, - в ее личных файлах ты ничего не найдешь. Пока не найдешь – я не успел занести данные. Он усаживается за свой рабочий стол, а Кирк встает позади, скрестив руки на груди и всем своим видом показывая, что не уйдет, пока кто-нибудь не расскажет ему, какого черта тут происходит. Спустя пару минут Маккой вздыхает и бормочет что-то про несносных детей, которым не помешала бы клизма. Или ремень. - Бессоница. Если ты помнишь, она чуть не погибла во время… инцидента с Ханом. Ну, ты понял. Чудом выжила, так что немудрено, что теперь девчонку мучают кошмары. Я дал ей более сильное снотворное, седативные не особенно помогают. Еще вопросы, а то мне работать надо? У него только один вопрос – почему никто не рассказал ему об этом раньше. Один-единственный вопрос, застревающий в горле. Джим молча мотает головой и разворачивается к двери, будто во сне, в которую совсем недавно проходила Клара. «Чуть не погибла во время… инцидента с Ханом. Ну, ты понял.» О да, он понял. Тогда едва не отбросил коньки и он сам, если бы не Маккой, Спок и Ухура. Но если своя жизнь мужчине была не так важна, то сейчас он чувствовал всепоглощающую вину. Вину за то, что теперь его лучшей подруге приходится пить успокоительное. За то, что не уберег ее тогда, ее и тех членов экипажа, что погибли при обстреле сначала Маркусом, а потом и Ханом. - Джим? – зовет его Леонард, и Кирк неожиданно понимает, что так и стоит на месте, пялясь в никуда. Наверное, стоит сделать шаг или еще как-то показать, что он до сих пор в себе. - Я уже ухожу, да… Боунз, - он медлит с просьбой, будучи не совсем уверен, правильно ли поступает, - докладывай мне обо всех изменениях ее состояния, хорошо? Прошу тебя. Кивок друга не особенно его успокаивает.