Hidden

— Я могу сделать это, клянусь. — Конечно. — Нет, серьезно. Я покажу тебе! — Гарри… Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь, Гарри вскакивает с дивана и идет на кухню. — Нет, это опасно, Хазард, — произношу я, качая головой, пока он ищет ножи в ящичках. — Ты недооцениваешь меня, Рози. — Гарри, то, что парень из «В Америке есть таланты» может жонглировать ножами, не означает, что ты можешь тоже. — Хочешь поспорить? — он улыбается и открывает ящичек с ножами. — Ты в конечном итоге убьешь одного из нас или нас обоих. Я не хочу умирать из-за британца-идиота, который думает, что он может жонглировать ножами. — Я не идиот, — Гарри закатывает глаза. — Ладно, хорошо. Ты не идиот, ты просто стоишь рядом с ящиком, который полон ножей, и утверждаешь, что можешь жонглировать ими, потому, что какой-то придурок из «В Америке есть таланты» сделал это, — я складываю руки на груди, а Гарри начинает смеяться. — Ладно, тогда я сделаю это с фруктами. — Не рань мои фрукты. — Ты вообще не веришь в мои способности жонглера? — Нет. Абсолютно. Гарри направляется к вазе фруктами, которая стоит на кухонном островке, и достает оттуда два спелых красных яблока и зеленую грушу. — Смотри, я хорошо в этом. Это один из моих многочисленных талантов. — У нас с тобой разные представления о таланте. Гарри морщится и бросает первое яблоко в воздух, затем второе и, наконец, дело доходит до груши. Сначала кажется, что он на самом деле сможет совмещать их. Но это длится не долго. Фрукты ударяются о плитку и катятся в разные стороны. — Ты идиот! — я не могу не смеяться, наблюдая за Гарри, который закатывает глаза. — Я просто давно не практиковался. Мы нагибаемся вниз, чтобы подобрать фрукты и оценить нанесенный им ущерб. — Они все в синяках! — я корчу недовольную гримасу. — Эй, по крайней мере, я делал это не с ножами. Я фыркаю, качая головой, и кладу травмированные яблоки и грушу обратно в вазу. — Я уверен, что парень на самом деле не жонглировал. Необходимы голограммы или что-то в этом роде, потому что никто не может просто брать и жонглировать ножами, — ворчит Гарри. — Неужели нельзя просто подбросить их в воздух как-то по-особенному или что-то вроде того? — Я не знаю, так как ты не разрешила мне попробовать. — И совершенно правильно сделала, иначе у нас были бы проблемы похуже, чем просто помятые фрукты. — Не знаю, не знаю. Помятые фрукты — это довольно большая проблема, — он усмехается. — Ты — британец-идиот. — Я твой британец-идиот, — произносит он, улыбаясь, словно ребенок. Я краснею и закатываю глаза, пытаясь скрыть улыбку. Он обвивает руки вокруг моей талии и начинает щекотать меня. Визжа от смеха, я отстраняюсь от парня, но он реагирует слишком быстро, поднимая меня и перекидывая через плечо. И вот, мы уже на диване, он нависает надо мной, смеясь. — Слезь с меня, — произношу в разгар нашего хохота. — Волшебное слово, — дразнит он, наклоняя свое лицо так, что оно находится буквально в паре сантиметров от моего. — Пожалуйста! — Неверно. — Как я могу узнать верное? — Предполагаю, ты должна просто поцеловать меня, раз не знаешь волшебное слово, — на его лице умилительная детская улыбка. — Лучше я попробую угадать. — Эй! — он снова щекочет меня, а я извиваюсь, пытаясь вырваться. — Слезай! — Не буду. — Тогда я ударю тебя подушкой. — Как будто бы подушка действительно может… Я нащупываю подушку, но он перехватывает мою руку, прижимая к груди. Я продолжаю смеяться. — Не так быстро, Рози! — Ты — дьявол. — Тебе нужно просто поцеловать меня, чтобы выбраться из этой передряги. Я отрицательно качаю головой, смыкая губы. — Если ты так сильно хочешь целоваться, то попроси миссис Кляйн, которая живет на втором этаже. Она всегда буквально пожирает тебя взглядом! Глаза Гарри широко распахнуты. Я продолжаю смеяться и дразнить его. — Она не пялится на меня! — О, да, она пялится. Я уверена, что она любит таких же мужчин, как ее чай. — Каких же? — Горячих и британских. Мы начинает хохотать еще сильнее, чем прежде. Гарри снова наклоняется ко мне, широко улыбаясь. — Так это означает, что я горячий? Я покрываюсь румянцем и отрицательно качаю головой. — Оу, теперь ты определенно должна поцеловать меня, — напевает он, все еще держа в руке оба моих запястья, — никуда не деться. Самоуверенная ухмылка все еще играет на его губах. Я смотрю ему прямо в глаза. — Убери это глупое выражение со своего лица, — я произношу это прежде, чем он касается моих губ. Поцелуй короткий и сладкий. И в конечном итоге мы снова взрываемся смехом. Он отпускает мои запястья, и я зарываюсь пальцами в его волосы. — Это было здорово и все такое, но тебе действительно нужно вставать, — произносит Гарри, когда мы наконец поднимаемся. — Что? — спрашиваю недоуменно. — Просыпайся, Роуз. Я подпрыгиваю на кровати, отчаянно пытаясь собрать мысли воедино. В течение длительного времени мне снились только кошмары. Пожалуй, это первый хороший сон. Воспоминания того дня все еще живы в моем сознании. Реальность постепенно возвращает меня к себе. Глаза приспосабливаются к темноте, в которую погружена комната. Мне требуется всего секунда на то, чтобы вспомнить события сегодняшнего дня. Я встряхиваюсь и перевожу взгляд на часы. 22:47. — Нет! — вскрикиваю и выпрыгиваю из постели. Стремительно выбегаю из своей комнаты и лечу к маме и Элизабет, которые смотрят телевизор в гостиной. — Который час? — спрашиваю их на тот случай, если мои часы неисправны. — Что? — Сколько времени? — Без четверти одиннадцать. Что случилось? — Самолет! Я пропустила самолет! – я хлопаю себя по лбу. — Разве твой самолет не в одиннадцать тридцать? — спрашивает Элизабет. — Нет, он улетел в десять тридцать! Я должно быть уснула. О господи... — судорожно хожу по комнате, — и я даже не знаю нового номера Гарри, чтобы предупредить его. Даже если бы у меня был его номер, он на борту самолета сейчас. Таким образом, я смогу сообщить ему только поздней ночью. — Я такая идиотка, — стон срывается с моих губ. — Ты сможешь улететь на этой неделе. Просто другим рейсом. Все будет в порядке, детка, — утешает меня мама. — Но… — моя нижняя губа дрожит. Честно говоря, я безумно хотела полететь домой с Гарри. Мы могли бы нагнать все, что упустили в жизни друг друга. Мы могли бы обмениваться полетными шутками. Я могу детально представить это. — Посмотри на себя, ты выглядишь вымотанной, — произносит мама, поднимаясь со своего места, — и это не удивительно, что ты утомилась, — она обнимает меня за плечи, — Гарри поймет тебя, не так ли? Я киваю, пожимая плечами. Она права, он поймет, но я разочарована в себе. Я прилегла всего на минуту, чтобы отдохнуть, прежде чем закончить собирать вещи. Так или иначе, у сна были другие планы. — Скорее всего, Гарри тоже спит. Он мальчик. Мальчики любят поспать. В моей голове всплывают воспоминания о спящем на моей постели Гарри: рот слегка приоткрыт, умиротворенное выражение лица, спутанные кудри, глаза лениво открываются и сонная улыбка вырисовывается на лице, когда он просыпается. — Роуз? — Я просто хочу домой, — стряхиваю с себя оцепенение и поворачиваюсь к маме. — Твой дом там, где твое сердце. Твое сердце с ним, это очевидно, — она улыбается, по-прежнему обнимая меня. — Спасибо за то, что терпела меня. — Ты моя малышка, я всегда буду готова повозиться с тобой, — она мягко целует меня в лоб, — сейчас тебе нужно немного поспать, скоро твой рейс. — Ничего не забыла? Я отрицательно качаю головой, вешая сумку с ручной кладью на плечо. В аэропорту сегодня не слишком много людей, это хорошо. Свадьба была четыре дня назад, и до сегодняшнего дня не было ни одного подходящего рейса для того, чтобы я могла вернуться домой. Я с некоторой нервозностью и нетерпением ожидала своего возвращения в Портленд после всех этих месяцев. — Счастливого возвращения в Портленд, — произносит Элизабет, затягивая меня в объятия, — я буду по тебе скучать. — Я тоже буду скучать по тебе, — говорю я, крепко обнимая ее. — Передай Гарри привет от меня, — лукаво произносит она, отстраняясь, на что я лишь закатываю глаза. — И от меня привет передай, — обнимая меня, говорит мама. — Привози его к нам. Хотелось бы поближе познакомиться с парнем, которого мы считали мертвым в течение пяти месяцев. — Обязательно привезу. Нервозность становится явной, когда объявляют мой рейс. Машу им рукой на прощание в последний раз прежде, чем взять свои вещи и пройти к стойке регистрации. Когда я оказываюсь на борту самолета, я занимаю свое место и переключаю внимание на журнал, который лежал в кармане кресла. Делаю вдох, проверяя время. Еще только половина четвертого, а я должна вернуться домой в восемь вечера по Нью-Йорку или в пять вечера по Портленду. Эти часовые пояса так раздражают. Стоит самолету оторваться от земли, как мое сознание захватывают тысячи мыслей. На свадьбе Гарри сказал мне, что он не уверен в том, люблю ли я его по-прежнему или нет. Что заставило его так думать? Я что-то не так сказала? Подтвердила ли я его опасения, пропустив наш рейс? Думает ли он, что я не хотела возвращаться с ним? Я должна была узнать его новый номер на свадьбе. Идиотка. В течение полета я стараюсь сосредоточиться на рукописи, чтобы время прошло быстрее. Несмотря на то, что я провела три часа за поправками, я не могу успокоиться. В конце концов, шасси касается асфальта. Солнце светит высоко в небе, озаряя красивые пейзажи Портленда. Получение багажа и поиск такси занимают у меня час, поэтому добраться до квартиры мне удается только после шести часов. Осматриваю здание и осознаю, насколько я скучала. Автомобиль Гарри припаркован на своем обычном месте, а мой стоит через несколько рядов. Захожу в лобби и вижу фортепиано, воспоминания мелькают в моем сознании. Улыбка пересекает мое лицо, когда я выхожу из лифта на своем этаже. Все это кажется нереальным по прошествии всех этих месяцев. Открываю квартиру и оставляю сумки в гостиной. Ничего не изменилось. Один из моих пиджаков лежит на диване. На софе в том же порядке раскинуты подушки. Захожу в спальню и оглядываю свою убранную постель. Точно помню, что когда я уезжала, оставила ее незаправленной. Подношу подушку к лицу и вдыхаю аромат парфюма и мяты. Представляю, как Гарри приходил сюда в ночи, когда его мучили кошмары, скидывал одну подушку с постели и обнимал другую, чтобы заснуть. Провожу пальцами по комоду, хмурясь от того, что на них остается небольшой слой пыли. Перевожу взгляд на рамки, в которых располагаются фото моих близких. Внутренне сжимаюсь, осознавая тот факт, что раньше здесь была наша с Аароном фотография. Бросаю мимолетный взгляд на зеркало и замираю. К уголку зеркала прикреплены наши фотографии из фотобудки. Черно-белый Гарри улыбается черно-белой Роуз. С улыбкой снимаю фото с зеркала и переворачиваю. 3 июня 2014 года Идиот номер один и идиот номер два. Хохочу над надписью, которую присвоил этим фото Гарри и бережно прикрепляю их назад. Они выглядят замечательно. Невольно я снова погружаюсь в свои мысли. Иду обратно в гостиную, обдумывая по пути, стоит ли распаковать вещи сейчас или отложить на потом. Все доводы только за второй вариант. Смотрю на дверь Гарри, закусывая губу. Чувствую радость и нервозность одновременно, когда решаюсь выйти и постучать. Пытаюсь услышать шаги, но ответом мне служит лишь тишина. Подождав пять минут, я беру запасной ключ и открываю дверь. Ничего не изменилось. Все стоит на тех же местах. Его нет дома. Присаживаюсь на диван, решив подождать всего несколько минут и зайти позже. Я скучала по кропотливой аккуратности его квартиры. Он настолько организованный, что я восхищаюсь им. Заглядываю в его спальню, аккуратно застеленная постель вызывает на моем лице улыбку. На прикроватной тумбочке лежат несколько журналов. Телевизор стоит на тумбочке. В поле моего зрения попадает комод, и я буквально перестаю дышать. Та рамка, в которой раньше стояло фото Вайолет, изменилась. Теперь в ней стоит мое фото. Оно было сделано, когда мы ходили в зоопарк. Мои волосы мягкими волнами падают на плечи, я оглядываюсь через плечо, пытаясь найти его, на моих губах играет улыбка. Я не помню, чтобы Гарри фотографировал меня когда-нибудь. К тому же мы тогда не были в отношениях. С улыбкой на лице я ставлю рамку на место и возвращаюсь в гостиную, занимая место на диване. Стоит мне только опуститься на мягкую поверхность, как дверь открывается. Я в нетерпении жду появления Гарри. Он держит в руках корзину из прачечечной. Белье падает на пол, когда он видит меня. Я взрываюсь хохотом и встаю, чтобы подойти к нему. — Иисус Христос, — произносит он, прижимая ладони к груди. — Прости, — хихикаю я, нагибаясь, чтобы помочь ему собрать одежду. Он улыбается, качая головой, пока мы вместе собираем белье. Гарри ставит корзину на диван и переводит взгляд на меня. На нем белая футболка с эмблемой «Роллинг Стоунз» и темные джинсы. На его щеках играет здоровый румянец. Как бы мне не нравилось видеть его в костюме, я люблю видеть его в повседневной одежде не меньше. — Не буду врать, ты чертовски напугала меня, — произносит он, и я смеюсь. — Прости, я собиралась уйти и вернуться позже. — Когда ты успела приехать. — Еще и часа не прошло. Я собиралась вернуться вместе с тобой в ту ночь, но проспала рейс. Я идиотка, я знаю. Я верну тебе деньги за билет. Гарри молчит, и я продолжаю свою речь. — Кроме того, я оценила фотографии на моем зеркале, это очень романтично. Мне действительно очень понравилось. Ты более романтичный, чем ты думаешь, — я краснею, а он улыбается. — Я скучала по тебе больше, чем ты можешь себе вообразить, эти пять месяцев были самыми трудными в моей жизни, я никогда не хочу повторять их снова, поэтому просто пообещай мне, что ты больше не получишь пулю и не уйдешь в тень. — Хорошо, я обещаю, — в его глазах светятся искорки юмора. Мой взгляд падает на его правую руку. Я делаю шаг вперед, приподнимая футболку. — Это… это твой шрам? Гарри кивает, когда я обвожу его контуры пальцами. Шрам располагается на передней части бицепса. По следам видно, что раньше на нем были швы. Я едва ли касаюсь рубца, а мое сердце уже подкатывает к горлу. Воспоминания о пуле затуманивают мой разум. — Больно? — шепчу я, переводя взгляд на Гарри. — Теперь нет. — Но было больно? Он пожимает плечами, и я отдергиваю руку. Осматриваю знакомые татуировки на его руках, которые я могла гладить снова и снова. Замок и ключ, крест и… — Новая татуировка? — спрашиваю я, слегка хмуря брови и пытаясь расшифровать узор, располагающийся в центре его левой руки. — Да, — он поворачивает руку, чтобы я могла разглядеть ее получше, — это… — Роза, — синхронно произносим мы. Я улыбаюсь, прикасаясь к ней. Роза, которая значительно больше в размерах, чем моя, так искусно выведена на его нежной коже. — Хрюшка-повторюшка, — произношу я, а он хохочет. — Подражание — лучшая форма лести. — Когда ты сделал ее? — В марте. Я сделал ее, потому что я люблю тебя, — он говорит это настолько обыденно, что я впадаю в полуобморочное состояние. — Ты больше просто не имеешь права говорить, что из тебя хреновый романтик. — Предполагаю, единственное, что я должен тебе сказать теперь… — он протягивает мне руку, — добро пожаловать домой. — Ты шутишь, верно? — спрашиваю я, переводя взгляд от его ладони к его лицу. Он смущенно убирает руку. — Нет ни одного чертового шанса на то, что я смогу довольствоваться только рукопожатием. Делаю шаг вперед и затягиваю его в медвежьи объятия, буквально сваливая с ног. Он реагирует мгновенно, смеясь и обвивая руки вокруг моей талии. Зарываюсь носом в его футболку, вдыхая аромат и стараясь не плакать. Чувствую его губы на своем лбу. — И кстати, если ты думаешь, что я тебя разлюбила, то ты кретин. Улыбка, которая вырисовывается на его лице, является самой большой улыбкой, которую только можно представить. Его губы опускаются ниже, сливаясь с моими в поцелуе, о котором я мечтала с того дня, как уехала в Нью-Йорк пять месяцев назад. Вкус его поцелуя сохранил мяту, и я благодарна тому, что он человек привычки. Последние месяцы изменили нас обоих, но мелочи сохранились, и я безумно рада этому. Мне кажется, что я хочу разрыдаться снова. Вскоре мы отстраняемся друг от друга. Гарри направляется на кухню и открывает холодильник. — Присаживайся, Рози. Я приготовлю ужин.