Благословенный волк и хитрый тигр. Аромат специй и морской соли.

Корабль отчалил через десять минут после того, как Америго покинул его негостеприимный борт. Стоило огромному трехпалубному военному кораблю выйти из вод пиратского порта, как яркие, даже в ночи, флаги Юга были подняты на главной матче. Молодой принц с легкой тоской и дикой грустью стоял на капитанском мостике и наблюдал за тем, как медленно расплываются в темноте яркие огни пиратского порта, как медленно поднимается туман, а легкий морозец, непривычный для этих теплых краев, закрадывается под плотный плащ на его плечах. Юноша не знал, что его ждет впереди; он не был уверен в том, что когда-либо еще его пальцы смогут коснуться смуглой, колючей от щетины щеки пиратского капитана. Принц не был даже уверен, что сумеет пережить эту зиму. Но сейчас ему, пожалуй, впервые в жизни, не было страшно. За пазухой, плотно прижатый к телу, его сердце и душу согревал простой обруч - символ его связи и его разделённых чувств. Это, пожалуй, был тот единственный якорь, что удерживал его от того, чтобы прямо сейчас сбросится вниз в мерные и темные волны Южного моря. Тихая ночь и шелест волн - вот, что было сейчас куда более реально, нежели призрачные люди, страна и его трон. Будущее было так зыбко и неопределённо, но только он сможет решить и исправить это; лишь он один решит, будут ли они с его супругом вместе, или же проведут свои жизни порознь, вспоминая о проведённых вместе неделях, тайком, с оглядкой, тяжело вздыхая в пустой и холодной постели. - Ваше Высочество? – советник Даош был как всегда обходителен и легок походкой. - Советник, не правда ли, сегодня прекрасная ночь? – спросил принц, продолжая вглядываться в мерно уплывающее все дальше от взора яркое пятно порта «Безглазая Медуза». - Непременно, Ваше Высочество! – с полной уверенностью тихо воскликнул советник. – Мы, наконец, смогли вызволить Вас спустя столько месяцев неволи из плена пиратов! - Я не о том, советник, - перебил разошедшегося в дифирамбах старика юноша. - Первое дуновение зимы… *** «Уже около недели мы в море. Погода радует. На всеобщее удивление, мы не попали ни в один шторм, что странно для этого непростого времени года, учитывая то, что когда команда плыла на встречу с выкупом, она несколько недель проболталась в море, то из-за штиля, то из-за сильнейшего шторма. Многие смотрят на меня, и чуть ли не молятся, называя своим талисманом. Та выходка, которую на прощание позволил себе Америго, мой дорогой супруг, была оценена многими двояко. Кто-то лишь неодобрительно покосился на меня, кто-то, наоборот, поглядел с сочувствием. Видимо большинство полагало, что как только я вновь попаду к своим людям, то немедля пошлю команду и корабль в строну пиратского острова или к их кораблю, чтобы они смогли атаковать и принести возмездие, но я решил по-иному. Советник в последнее время все более напряжен, видимо сказывается потраченное время, и неизвестно, жив еще ли мой достопочтенный «отец», или же он благополучно скончался еще до того, как я был возвращен. Не знаю, Даош почти не разговаривает со мной на эту тему, хотя почти каждый вечер мы ведем с ним интересные беседы о политике, экономике и даже военных действиях. Старик рассказывает мне все то, что я пропустил, будучи в море с командой матросов, а после и в плену. История о том, как доблестный капитан Америго выкрал меня с другого пиратского судна, была пусть и скептически, но все же более или менее благодушно воспринята. Насколько я понял, коронация моей персоны состоится сразу по прибытии в столицу, и уже не важно, жив или мертв прошлый Правитель, страна сейчас переживает не самые легкие времена. Кадровые перестановки меня невольно удивили. Еще бы! Оказалось, что среди советников затесался молодой и красивый юноша, одарённый умом и знаниями. Уже заочно я пожалел его, полагая, что пока Правитель еще был в состоянии, он стал моей заменой в постели дяди, хотя в будущем моим предположениям не суждено было оказаться верными». *** «Сегодня утром Даош сказал, что мы, скорее всего, прибудем в порт, если, конечно же, погода продолжит также приветливо встречать моё возвращение. Хотя мне просто кажется, что мы удачно прошли между несколькими циклонами, и стоит кораблю причалить, как разразиться самая настоящая зима. Словно все замерло в ожидании. В последние дни я почти не спал: те короткие минуты, что мне удачно удавалось вырывать у ночи, мало походили на здоровый и крепкий сон; все же сейчас я спал не более часа, максимум два, и это при том, что постоянно просыпался и подолгу не мог заснуть обратно. Сон… Его столь сладкие особенности мне приходится испытывать на себе не чаще, чем раз в пару дней, и то, то полузабытье, что я испытываю, трудно назвать полноценным сном. Но это скоро пройдет, главное переждать начальную фазу моего медленного угасания. Сейчас середина последнего месяца года по исчислению Юга, даже уже давно перевалило за неё, скоро по прогнозам и серости неба пойдет снег и наступит праздник смены Года, осталось лишь дождаться, когда снег полностью ляжет на песчаный берег моей родины, осталось не так много…» Рука принца нервно дернулась, тонкая кисточка неаккуратно провела последнюю линию, смазав последние слова Нами. Радостный до омерзения крик «Земля!» и дружно подержанное ором «Родина!» вывели ненадолго из себя юного принца. Он постарался взять себя в руки, притупив по возможности неприятное тянущее чувство в животе и вспышку боли в голове от столь громких звуков. Отложив, наконец, кисть в сторону, он потянулся к заветному графину с водой. Достав из складок привычно пышных и богатых одежд довольно увесистый флакончик и капнув несколько капель жидкости из него в стакан, налил в него воду. Проглотив горькую бурду и переждав неприятное колыхание окружающего его мира, он стал методично и осторожно собирать свои вещи. Не то огромное скопление хлама, от которого он уже успел отвыкнуть, а печать дома и свой личный дневник, который, несмотря ни на что, не был позабыт и хранил в себе самые сокровенные и теплые воспоминания о его дорогом супруге. Брачный обруч был надежно спрятан в многочисленных складках от любопытных глаз прохожих. К тому моменту, как все было завершено, последние записи высушены, а вещи упакованы, корабль тряхануло, и Нами упал, благо, в этот момент он был возле постели, и его приземление оказалось удачным. Что ж, они причалили. Спектакль одного актера можно объявлять открытым. Перекинув сумку с вещами через локоть, принц, гордо выпрямившись и прикрыв глаза, направился к двери; стоило ей открыться под напором тонкой холеной руки, нежность кожи которой не сумели испортить месяцы в море, он, полный гордости и величественности, выплыл за пределы своей каюты и, плавно поднимаясь по лестнице, направился на палубу, а уже оттуда и во дворец, где его на смертном одре ожидал дядя, а в главном храме Юга корона Правителя. *** Дорога до дворца была скорой. Хотя нет, здесь можно немного слукавить, дорога была очень скорой. Коней гнали так, словно убегали от чего-то, словно следом, по пятам за ними, шла смерть. Принца и двух охранников, что были в порту вместе с советником во время выкупа принца у пиратского капитана, отправили вперед, а все многочисленные пожитки и сам Даош остались далеко позади. Все же с такой поклажей ехать быстро было невозможно. Уже к вечеру того же дня, утром которого корабль прибыл в порт, Нами и двое его сопровождающих оказались во дворце. К горю или же счастью, Правитель на тот момент спал целебным сном, и у юного принца было время, чтобы переодеться, отдохнуть и принять ванную. По последней за эти несколько месяцев отсутствия он, пожалуй, скучал больше всего. Что-что, а понежится в горячей воде с маслами и травами юноша, как и любой другой более или менее богатый и знатный человек, очень даже любил. Поэтому юноша долго и со вкусом нежился в ванной, не торопясь куда-либо. На протяжении нескольких часов он отмокал, после, нормально вымывшись и приведя волосы, которые за эти месяцы сильно потускнели, потеряв свой привычный здоровый блеск, в порядок, он, накинув тонкий шелковый халат, вышел из купальни. В спальне приятно пахло курениями, а кровать была аккуратно расстелена: все же было уже довольно поздно. Но сон так и не шел к нему, как бы долго он не ворочался в постели со стойким желанием уснуть. Увы, мысли слишком ретиво атаковали его темную голову. Пролежав в кровати далеко за полночь, юноша все же не выдержал и встал. Накинув на себя одну из домашних мантий, что были довольно плотными, он вышел на небольшую лоджию, что вела из его спальни во внешний двор дворца. На самом деле, похитить или убить принца было не так уж и сложно, но к удивлению никто не стремился сделать это, по крайней мере, в последнее время, еще до того как он ушел из дворца в море. Стоя на холодном мраморе пола и оперевшись локтями на высокий парапет, он стал вглядываться в даль. Леденящий кожу воздух плотно обхватил и окружил юного принца, взгляд которого пусто метался в темноте - ночью горели лишь фонари на главных улицах. А с той стороны, на которой находились окна юноши, город почти не освещали. Да, там были, конечно, не трущобы, но довольно бедный район. Дальняя часть города. Тишина была столь плотной, что резала слух, даже дышать было тяжело. Не вытерпев такой пытки, Нами скрылся в своих покоях, оставив двери открытыми. Подхватив один из светильников, что стояли в дальней части его покоев, он зажег одну из свечей в нем. Подвязав свободную мантию широким поясом, он вышел из покоев и направился на прогулку по дворцу. В это время даже слуги почти не шатались по коридорам, было очень тихо, а в хозяйской части дворца тем более. В этом коридоре, да и крыле вообще, находиться имели право лишь ближайшие советники и семья Правителя. Нами тихо шагал по темноте, которую прерывал лишь слабый свет от светильника в его руке. Юноша босыми ногами медленно переступал с плиты на плиту, не обращая внимания на холод, что колол ступни. Идя по наитию по известным с раннего девства коридорам, принц неожиданно остановился. Будто следуя какому-то наваждению, он свернул в один из коридоров и, спустившись на этаж ниже, продолжил идти. Спустя несколько десятков метров он отчетливо разглядел в темноте коридора, лишённого окон, свет. Когда он оказался ближе, то выяснил, что это была щель от приоткрытой двери и в неё просачивалась тонкая полоска света. Тихое пение, срывающееся на шепот, на несколько мгновений утянуло его в пучину собственных чувств. Тоска, что сквозила в голосе поющего, его горечь и боль об утраченном так сильно сейчас напоминали Нами о его собственных разрозненных и далеко не позитивных ощущениях, что он, поддавшись неведомому порыву, открыл дверь, пренебрегая личным пространством того, в чьи покои он вломился. В комнате на вышитой золотом, большой и мягкой подушке, судя по очертаниям, сидел молодой человек. Черные волосы, что он расчёсывал, шелком струились по его плечам, перетекая с руки на руку, переливались в тусклом свете нескольких свечей стоящих перед ним. Глаза его были прикрыты, а на высоком лбу, прикрытом челкой, можно было увидеть глубокую скорбную складочку. Чуть бледноватая, не такая загорелая и не типичная для Юга кожа отдавала золотыми переливами в теплом желтоватом свете. Песня все лилась и лилась с пухлых губ поющего, а тонкие длинные пальцы перебирали пряди. Отмерев от столь необычного и во истину загадочного зрелища, Нами прикрыл за собой дверь, на сей раз плотно, и подошел не спеша к тому, кто пел. Глаза молодого человека резко распахнулись, стоило Нами подойти ближе, а в одной из рук мелькнул острый конец иглы, явно отравленной. - Кто ты, и что тебе нужно? – спросил мелодичным голосом юноша, в глазах которого полыхал настоящий огонь. Таких ярких и буквально колдовских глаз Нами никогда не видел. Жидкий огонь, живая лава, языки пламени и все демоны преисподней сейчас были в них, столь ярких, но… будто бы мертвых. - Ты ведь Домадзин? Я прав? – спокойно спросил Нами, присаживаясь на одну из подушек, расположенных рядом. – Я Нами, наследник престола. Прошу, прости за то, что ворвался, но меня к тебе привела твоя песня, – проговорил Нами, не отрывая взора от успокоившихся глаз третьего советника Его Величества, Правителя Юга. Тонкая рука с иглой опустилась, и холодный блеск метала в мгновение пропал. Юноша упал на колени перед Нами и низко опустил голову, кладя её лбом на сложенные на полу перед ним руки. - Прошу простить мою несдержанность, - проговорил советник. – Мне не доводилось ранее лицезреть Вас, прошу покорно простить и наказать меня так, как посчитаете нужным. - Встань! – в тихом восхищении попросил Нами. Он еще никогда не видел такого. Кто-то просил наказать за дерзость, кто-то просил прощения, но столько гордости и непоколебимости голосе не было никогда. А как он играл этими звучными переливами! Не будь сердце юного принца занято, он бы мог влюбиться в столь совершенное по его меркам существо. Но сердце было отдано другому, и любовь к супругу крепка, как чистейший алмаз. – Я вижу, что все те слова, что мне о тебе говорили, не были ложью. Ты и правда умен и так же хитер и дальновиден, а также горд. Ты знаешь, век моего отца не так долог, сколь хотелось бы, и уже подходит к концу. Я же по милости проведения плохо понимаю в политике, экономике. Мной в этом поприще правят лишь эмоции. Поэтому я предлагаю тебе занять место рядом со мной. По правую руку от моего места, и да благословенен будет и продуктивен наш союз. Я уверен, мне тебя послали Боги! – от двоякости собственных слов Нами невольно про себя даже поморщился. Слышал бы его сейчас Америго, прибил бы... оттрахал бы и прибил. - Это очень щедрое предложение, мой Господин. Я буду рад принять его, - проговорил юноша. Возможно Нами показалось, но его голос прозвучал немного удивлено. Далее разговор потек более плавно, обычные и привычные для светских бесед советника и его повелителя вывороты и патетичные речи были забыты - они будут лишь на публике. Это негласно было решено обеими сторонами. Далее шел более чем продуктивный разговор о сотрудничестве. Уже ближе к рассвету, когда глаза Нами буквально слипались, да и Домадзин был уже порядком вымотанный, они распрощались. Советник проводил принца до лестницы, ведущей к нему на этаж, и, пожелав ему спокойных и радостных снов, вернулся к себе. В голове принца уже начал проявлять вполне себе реальный план своего ухода, благо та самая кандидатура, в которой он так нуждался, судя по всему, была найдена. Вернувшись в свои покои, он налил стакан воды и, капнув из бутылочки ровно на одну каплю больше, чем в прошлый прием, проглотил отвратительно горькую жидкость. После этого, стоило ему коснуться головой подушки, как он уснул спокойным и глубоким сном. Видимо, приближающееся решение одной из первостепенных проблем, успокоило волнующееся сердце и позволило Нами хоть немного отдохнуть. Разговор с дядей обещал быть трудным, несмотря на болезнь и угасание последнего. Что же, на этот раз предчувствия не обманули юного принца. *** Утро для Нами наступило непозволительно рано. Он даже не успел открыть заспанных глаз с глубокими тенями синяков под ними, как в дверь настойчиво застучали. Молодой человек подозревал, что именно из-за этого гадкого шума он и проснулся. В кой-то веки удалось заснуть, и тут не дали отдохнуть. Бросив взгляд за окно, он понял, что просыпал от силы несколько часов. Тяжело вздохнув, он встал с кровати и, поправив так и не снятую с себя вчера мантию, поспешил открыть дверь. На его пороге стоял взмыленный Даош, и по его красному и перепуганному лицу стало понятно, что время пришло и, судя по совсем не характерным для спокойного и уравновешенного мужчины движениям, времени подготовиться ни морально, ни внешне нет. Туго затянув пояс мантии и выпрямившись, принц кивнул ему и вышел из покоев. Старик, с редкой для его возраста прытью, поспешил в покои Правителя, невольно заражая своей нервозностью и принца. Два поворота и несколько десятков метров, сотни нервных ударов сердца и столько же судорожных вздохов. Когда перед принцем возникли двери в покои Его Величества, то он сразу же вспомнил Америго. Его личный оплот силы, уверенности и защиты. Супруг у него ассоциировался с теплом и спокойствием, возможно, именно это и помогло успокоит нервное сердце несчастного юнца. Тяжелые створки распахнулись, и принц вошел в покои. Пройдя гостиную с мягкими подушками и оказавшись, наконец, в спальне, он невольно поморщился от противного запаха разных трав. Подойдя к кровати, юноша дал знак, чтобы все оставили их. Присев на самый её край, он взял отощавшую руку дяди в ладони. Кости, обтянутые кожей - это все, что осталось от некогда полных пальцев, унизанных разнообразными перстнями. Проследив незаметно за тем, как все покидают покои, и убедившись в том, что дверь плотно закрыта, Нами выпустил руку Правителя из своих. Но, до этого казавшиеся безвольными, пальцы крепко вцепились в его кисть, а глаза, в которых плескалась жажда жизни, уставились в темные, как ночь, глаза Нами. - Эти твари все-таки тебя вернули, - сказал как факт Правитель. - Меня отпустили. Отец, знаешь ли, позаботился обо мне. У меня, как оказалось, есть сводный брат, замечательный пират и потрясающий человек, - спокойно ответил Нами, хотя внутри все холодело от ужаса. Но перед тем как дядя умрет, юноша хотел все ему высказать, чтобы не тянуть этот тяжкий груз на своих хрупких плечах. - Так он все-таки жив, - вздохнул Правитель. – Что ж, я так и думал. Кто он сейчас? Наемник или же бродяга? - Вольный торговец и лихой моряк, - ответил Нами, пытаясь отцепить от своей кисти и запястья паучьи сухие пальцы дяди. - Контрабандист и пират? – невольно глаза мужчины округлились, и он хрипло и как-то обреченно засмеялся. – Ну, надо же, от него такого не ожидал. Неужели он по-прежнему со своим грязнокровным щенком околачивается. - Ты злишься только потому, что Орен предпочел выбрать отца, а не тебя, - отчеканил Нами, тихо вскрикивая от боли в руке. Хватка у умирающего Правителя оказалась железной. - Глупый мальчишка, - прошипел Правитель. - Ты ничего не знаешь, и не смей разевать свой рот! – гаркнул мужчина и судорожно сжал пальцы еще сильнее, его скрутил сильнейший приступ удушающего кашля. – Я умираю, но страна, несмотря на твою глупость, должна процветать, как и прежде, - после этих слов Нами невольно презрительно усмехнулся. Ага, как же, процветал Юг: столько голодных, нищих, брошенных и больных людей никогда не было в этой стране. – Поэтому ты сейчас мне поклянешься, что до последнего своего вздоха будешь следовать заповедям, ты дашь мне слово о том, что никогда не позволишь Ней победить и закончишь эту войну громогласной победой Юга! - А если я откажусь? - Я заберу тебя с собой, ты заешь, мне это по силам. Поклянись мне кровью своей, плотью своей, душой и Силой, что никогда не сдашься Ней и продолжишь эту войну. Нами не мог ослушаться. Каждый Правитель произносил эту священную клятву своему предшественнику, обещая то, что тот просит, насколько бы это не было абсурдным. Такова была воля уходящего и это было священно. Если бы он посмел ослушаться, то дух усопшего вернулся бы на землю и забрал бы его с собой в вечные мучения во тьме. Собравшись с духом, принц, скрепя сердцем, прося прощения у всего народа Юга за свою слабость, начал произносить: - Я, Намирилион, единственный сын и наследник двадцать шестого Правителя Юга Династии тигрового лотоса и Главы дома, племянник двадцать седьмого Правителя Династии и Главы дома тигрового лотоса, клянусь своей кровь, своим духом, честью и Силой, что буду следовать тем же заповедям, коим следовал и мой предшественник. - Да будет так, - с довольным оскалом подтвердил дядя принца. Секунда и глаза мужчины закрываются, для того, чтобы уже никогда не открыться. Поднявшись с кровать и брезгливо стряхнув с кисти руку бывшего Правителя, юноша вышел из покоев. Стоило двери за его спиной закрыться, как тихий, но уверенный и звучавший в тишине, словно набат, голос Третьего советника произнес: - Владыка пал, да здравствует Владыка! - и опустился на одно колено, склонив лишь голову. Тем самым он подтвердил свой новый статус правой руки Хозяина Юга. Все, кто стоял в коридоре, упали ниц перед новым Правителем. Нами же перебирал в складках своей мантии флакончик, что стал чуть меньше, чем изначально, ведь его содержимое быстро уменьшалось. Сегодня доза должна была стать десятью каплями на стакан чистой воды. Подняв с колен Домадзина и Даоша, принц повелел: - Подготовить все в усыпальнице рода, завтра до трех часов дня будет прощание. Вечером же отпразднуем мою коронацию. Траур снять сразу после окончания панихиды. Гулкую тишину развеяли лишь шаги трех человек, удаляющихся по коридору в глубины дворца. *** «Коронация прошла относительно тихо. Никакой помпезности, которая обычно сопроводит такие события. Она полностью отсутствовала, в связи с тем, что все до последнего сохранялось в секрете. То, что дядя умер, народ Юга узнал уже постфактум в день прощания с ним. Вся подготовка была закончена за два дня, а коронация прошла в день смерти прошлого Правителя. Коронацию проводили в одном из главных залов храма, который находился недалеко от Анахерии в одном из главных монастырей страны. Домадзин всю коронацию пробыл рядом со мной, поддерживал взглядами, пожимал руку, поправлял одежду и поил успокоительным. На самом деле я ему за это очень благодарен. Если бы не его поддержка и помощь, я бы, скорее всего, перенервничал и даже не вспомнил, что именно говорил во время принятия прав на трон. Когда жрец возложил мне на голову венец, дышать стало сразу же проще. Видимо, это был тот последний и необходимый факт для того, чтобы полностью осознать то, что половина моего плана уже выполнена. Дядя мертв и более не будет мной управлять, то, что уже очень скоро я буду свободен от всех присяг, клятв и прочего, сладким и теплым бальзамом лилось на мою истерзанную страхом, горем от потери любовника, разочарования и прочих неприятных чувств душу. Сейчас, сидя в своих покоях, я с самой настоящей иронией смотрю на этот блестящий обруч с большим черным бриллиантом. Вообще, венец довольно красив своей особой, странной и неповторимой красотой. Сделанный из белого золота, он всегда резко контрастировал с цветом волос глав государства. В истории страны не было ни единого светлого правителя, все предшественники были, как и я, с черным волосом, словно голову с периодичностью опускают в бочку со смолой или же дегтем. Мне обруч венца оказался все же чуть-чуть великоват; в связи с этим, единственная инкрустация в венце вместо того, чтобы лежать, как, и положено, на лбу, все время сползает ниже, и очень похожа на третий глаз. Дзин как-то пошутил, что в историю я войду как самый мистический Правитель в истории. Что ж, после того, как я посмотрел на себя в гладь зеркала, мне пришлось с ним согласиться. Черный минерал и правда при моих безлунных глазах выглядит, словно еще одно око, и придает моему виду какую-то мистическую нотку. До сих пор помню немного глуповато выглядящие лица солдат, когда после коронации я вышел из храма. Ну да, глаза стали еще темнее и даже будто бы увеличились из-за этого камня. Увидел бы меня сейчас мой дорогой супруг, не узнал бы. Холод в глазах стал моим постоянным спутником. Вечная и неприступная мерзлота в них стала пропадать лишь тогда, когда я общался и смотрел на своего Первого советника. В его компании я проводил подавляющее количество своего времени. Он стал для меня тенью, незаменимым союзником и другом. Уже спустя несколько недель, я полностью осознал, что он лучшая фигура для моего плана. Дзин был именно тем, кому я мог оставит свою страну, и спокойно уйти безвозвратно. Из него выйдет замечательный Правитель: умный, верный своей стране и себе, гордый, властный; пусть и он и молод, но вить веревки из себя не позволит, а это сейчас самое главное. При нем страна будет находиться в железной хватке и возможно весь этот кошмар закончится, ведь уже сейчас стало меньше бедных, больных, голодных; ресурсы вместо того, чтобы как ранее утекать сквозь пальцы, подобно песку пустыни, стали мерно, пусть и не скоро, прибывать, а это значит довольно много. Да, думаю, что именно ему я и оставлю эту страну. Уверен, что он сможет остановить эту бессмысленную и беспощадную войну». *** «Он влюблен! Я удивлен. Сегодня у нас зашел разговор о спутнике жизни, я в шутку сказал о том, что лучшего, чем Дзин найти трудно. Он мне грустно улыбнулся. Глаза его были так печальны, а после он на удивление быстро ушел. А потом я случайно наткнулся на него ночью, когда в очередной раз не мог уснуть после приема капель и ходил по дворцу. Он сидел на одном из балконов и очень тихо пел. Его голос, точнее его пение, выдавало его состояние. Он был тих, и в нем сквозила ужасно сильная тоска и грусть. Песня была мне не знакома. Но по тягучести и тональности я понял, что она о любви. Он пел тихо, но все чувства были как на ладони. Ранее Дзин мне казался, если уж не камнем, то чересчур сильным человеком. Он контролировал каждый свой шаг, был тверд и прямолинеен, в то же время хитер, изворотлив и аккуратен. Он ничего не делал просто так, старательно выверяя каждое свое движение. А его любовь была полностью противоположна. Она была безответна, слепа, и в то же время настолько сильна и глубока, что невольно замирало что-то в душе, и начинало болезненно отдаваться где-то в глубине души. Он любит всем сердцем, как оказалось, таким большим и горячим, как пламя его мертвых глаз. Видимо, он когда-то был очень живым и ярким, хотя и сейчас его красоты и шарма я не могу отрицать. Он все так же красив, свободен и волен, горд, умен, как и, видимо, когда-то; но вот его любовь сейчас слишком далеко, и он тоскует. Иногда, когда у нас есть время передохнуть перед очередным заседанием, его взгляд стекленеет, и он смотрит сквозь стены, мебель и даже сквозь людей. Создается впечатление, что его тело здесь сейчас, со мной, но его душа и разум далеко. В такие моменты он отвечает односложно и довольно просто, нет привычных разъяснений и долгих монологов по поводу именного такого выбора. Я даже и не думал, что смогу видеть его так четко, просматривать и перебирать каждую его эмоцию словно листы документов, которые я каждый день подписываю и просматриваю стопками. После того, как я понял простую истину того, что он так холоден и далек лишь из-за того, что влюблен и эти чувства приносят истинную боль, я понял, насколько мы духовно близки в своих проблемах. Я стал видеть то, что ранее ускользало от моего неискушённого взора. Домадзин был для меня чем-то высоким, недостижимым идеалом, к которому стоит стремиться и мне. Он справедлив, я бы даже сказал, что немого сверх меры. Этот юноша младше меня на семь лет, но пережил явно в разы больше и жил гораздо труднее. Хотя по мне любой, кто жил вне дворца - жил труднее, нежели я. Мне никогда не проходилось искать себе еду, всегда были слуги, которые приносили мне её. Мне не приходилось тяжело работать, чтобы получить деньги, или же мне не нужно было искать каждый день ночлег, чтобы не ночевать под открытым небом, на воздухе и под звездами. Да, это звучит романтично, но после того, как я прятался несколько суток в гнезде на матче от Америго, еще когда только попал на его корабль, то смог оценить всю прелесть ледяных объятий звезд и моря. Если бы не теплый плащ и стащенный в одну из ночей плед, я бы окончательно продрог тогда. Все же, наверное, зря я тогда так долго простоял возле тоскующего советника. Сейчас бы было не так трудно понимать, что не только я мучаюсь. Думаю, раз уж так сложилась ситуация, то можно и немного побыть эгоистом. Думаю, Дзин не сильно расстроиться, если я сделаю вид, что влюблен в него. Это поможет избежать многих вопросов и трений в будущем, хотя я почти уверен в том, что их скорее всего не возникнет. Но лишняя ступенька для подъема Дзину не повредит, так он будет стоять крепче, и я смогу более спокойно переносить свой уход, потому что буду уверен, что его никто не тронет и страна будет в надёжных руках». *** «Праздник смены года вышел на славу. В этом году явно советники расстарались и нашли лучших из возможных организаторов. Вместо привычных двух дней люди веселись все четыре. Город был наряжен не пышно, как в мирное время, но зато было много еды. Все, кто не мог позволить себе до этого нормального пропитания, были сыты, а в разные провинции был отправлен провиант ровно так же, как и на фронт. Дзин предложил новую реформу преобразования сельского хозяйства и экономических ресурсов. В итоге мы начали торговлю с Востоком, который был нейтрален в этой войне, и уже через него с Ней. Я прекрасно осознавал, что мы формально помогаем Империи, но делал умный вил и молчал. Может я и профан в политике и экономике, но даже я вижу кое-что. Как только я посчитал, что разгадал тайну Дзина, он подсунул мне новую загадку. Не верю я, что он не знал, что наши проданные продукты производства все уходят в восточную страну, а уже оттуда в Ней, и после на запад. Правда с тех пор как Сейту и Гамги присоединились к Югу, создав южный альянс, Ней стал осторожнее вывозить свои товары, и тогда Дзин сразу же перекинулся плотнее в сторону фронта. Юноша нескольким фразами разубеждал или же переубеждал военный совет в том, как лучше поступить в то или иной ситуации, и в итоге фронт перестал быть проблемой. Уверен, что он бы вообще мог поставить его в тупик, установив жесткую линию передовой, но пока что этого не делал. Что меня слегка напрягло. Видимо, лишнее внимание к себе не желал привлекать, что же, в этом он молодец. Строить из себя полностью и абсолютно не сведущего увальня оказалось и правда довольно просто. Мои познания были довольно шаткими, а рядом с образованным и начитанным Дзином я вообще ощущал себя как последний сельский мальчишка, оказавшийся на приеме. Но, к слову сказать, Советник тем ни менее терпеливо объяснял мне понятия и многошаговые ходы в этой партии в пай-шо; каждый день с его подачи я узнавал что-то новое, и постепенно втянулся». Молодой Правитель опустил привычную кисть на подставку и, оставив чернила сохнуть на бумаге, поднялся со своего места. Размявшись, сделав несколько упражнений, он направился к столику, на котором был стакан и графин с водой. Налив себе воды и достав из складок мантии заметно уменьшившийся за эти недели флакончик, сделал ровно сорок капель. Проглотив уже привычно горькую бурду, он поставил стакан на столик. Через минуту принц осел на пол и закашлялся. Еле-еле отдышавшись после приступа, он потушил лампу на столе и, убрав свой дневник, отправился в спальню. Был еще ранний вечер и впереди был разбор полетов в Дзином, но Нами очень хотел отдохнуть, полежать. Поэтому он, пренебрегая своим режимом, отправился в спальню и завалился на кровать. Грузно упав на покрывало, он выдохнул и прикрыл глаза, не заметив, как уснул. - Нами, - раздался издалека тихий голос Дзина. - М? – не отрывая глаз, но давая понять, что проснулся, вопросительным тоном изрек Правитель. - Я к тебе с сообщением от одного из небольших портов. Поймали главу пиратской команды, Америго де Виллорези. Его везут сюда, во дворец. Сердце принца замерло. Кивнув в знак того, что все понял, он приподнялся и, справившись с собой, открыл глаза полные льда. - Когда их привезут? И что с командой? - Корабль не нашли, они остановились не в порту. Поймали только капитана и его мелкого помощника. Они, видимо, искали новую работу и наткнулись на патруль. Завтра днем, – сказал Дзин, присаживаясь на кровать Нами и погладив его по голове. - Хорошо.