Точка отсчета.

Не всегда было так плохо и страшно. Были дни, когда в душе царил покой и безмятежность, дни, когда жизнь мерно шла своим чередом. И Роган помнил эти дни. Может и немного более нежными и яркими, приукрашенными невинным детским сознанием, но он их помнил. Помнил, как проснувшись рано утром, он ждал, когда за ними придет Милгрен, мягко поцелует его теплыми губами в лоб, обнимет и скажет, что пора вставать. Еще он отчетливо помнил, с какой неохотой вставал с кровати Орланд. Милгрен лишь смеялся над его ворчанием и старался растормошить своего заспанного ребенка. Еще Роган помнил Генронда и Арнена. Помнил их не опьяненными местью и злобой, а прежними, спокойными, улыбчивыми, живыми… Орланд всегда первый подбегал к отцу, просился на руки, просил внимания и ласки, а Роган же вечно стеснялся и не отходил от Милгрена далеко. И не потому, что боялся, а потому что высокий альфа с серьезным лицом казался ему слишком занятым и суровым, чтобы донимать его своими детскими делами. И все же, лицо альфа делалось мягче, когда сын забирался к нему на колени, а супруг мягко целовал его в гладко выбритую щеку и звал к завтраку. Даже Арнена он помнил другим. Пусть и столь же резким, порой довольно грубым к младшим детям, но не злым. Роган всегда знал, что был неродным сыном, но никогда не понимал, в чем была разница между родными и неродными детьми. А еще он помнил большой светлый дом, где в теплое время года пахло луговыми цветами, на праздники сладкой сдобой, а зимой - пряными поленьями из камина. Помнил, что они с Орландом очень любили играть в прятки. В таком большом доме играть было действительно интересно, ведь было так много мест, где можно было спрятаться! Роган бежал по коридору, задыхаясь от смеха, чувствуя, где находится брат, ведь, он всегда его чувствовал и знал, где тот находился. От этого эти игры и были такими увлекательными для них двоих. Никто даже не думал про Связь и не знал, к чему она могла привести. Но больше всего ему запомнилось это воздушное чувство… покоя. Покоя и уверенности в том, что плохое никогда не случится. Ведь, всегда рядом был заботливый и нежный папа, два брата, а за всеми ними надежной стеной возвышался отец семейства, который оберегал покой домочадцев. Маленький омега даже подумать не мог о том, что… будет так больно. Что БЫВАЕТ так больно и плохо. Ему казалось, что это счастье будет длиться бесконечно, но судьба решила иначе, посылая на долю ребенка все больше и больше испытаний, да таких, что не каждый взрослый смог бы их вынести. Омега неестественно спокойно смотрел на озлобленные лица братьев, пытаясь понять, о чем те говорили. Арнен и Орланд явно кричали друг на друга, спорили и захлебывались собственной ненавистью. Почему все обернулось именно так? За какие прегрешения он заслужил подобную судьбу? Всю свою жизнь Роган безропотно повиновался судьбе, не жаловался, не ныл и не пререкался, следуя туда, куда ему указывали. Омеге ничего не хотелось, ему не было нужно ни-че-го. Нет, он пытался противиться, бунтовать, идти против Арнена, но все он это делал для того, чтобы хоть на мгновение почувствовать себя хозяином своей жизни, а не простым рабом. Он боялся того что ОН делает, а не ЧТО делает. Его не заботило ничего, кроме собственного состояния. Больнее всего было осознавать, что он сам, собственными силами, дошел до такого состояния. Внезапно Роган замер. Одна мысль, мимолетная, прозрачная и не до конца оформленная заострила все его внимание. А что, если бы он попытался? Может, всего этого и не было, если бы хоть один из них вышел из круга ненависти, мести и крови, и попытался взглянуть на все со стороны. Это и отличало Милгрена от всех остальных – он умел ставить других на первый план, а не самого себя. Омега был мудрее всех и знал, что порой надо жертвовать чем-то, чтобы получить желаемое. Так он и пожертвовал собой, прекрасно осознавая последствия, но выбрав жизнь для своих детей, а не для себя. Но никто так и не смог понять его выбора, и теперь, стоя на обломках былого, они каждым своим действием, гневом и злобой изничтожали поступок Милгрена, втаптывали его в грязь. Каждый в этой истории поступал так, как хотел. Они своими собственными руками устроили весь этот ад и ,теперь, платили за свои грехи. А что до самого Рогана, то он вновь наблюдал за своей жизнью со стороны и, как обычно, не предпринимал никаких попыток вмешаться. Омегу сей факт возмутил, ведь, это и его история тоже, и в ней он играет далеко не последнюю роль. Роган не заметил, как мысли обрели ясность и мир постепенно ускорил свой ход, а звуки, доносившиеся ранее словно через толстую пелену, вновь обрели ясность. Вернувшись в мир чувств, Роган глубоко вздохнул, старясь прийти в себя. - Я всю жизнь шел у тебя на поводу и на этот раз не собираюсь следовать твоей прихоти! – кричал Орланд, указывая пальцем на колдуна. Доспех альфы был весь в крови, ее металлический запах тревожил омегу. - Говоришь так, словно у тебя есть выбор, - ехидно улыбнулся Арнен, скривив тонкие сухие губы. – Тебе не покинуть круг, как и мне не уйти сегодня живым. Мне нечего терять и я понимаю, что если не умру от твоей руки, то меня разорвет разъяренная толпа, а в этом приятного мало. Я еще достаточно в себе, чтобы понимать такие вещи. Так что смирись, тебе не спасти Рогана, как бы ты этого не хотел. Осталось лишь решить, какую цену ты готов заплатить… - Да откуда мне знать, что ты не блефуешь, Арнен? Посмотри на себя, ты же разваливаешься прямо на глазах! Кто знает, может, если я немного подожду, ты сам сдохнешь, и мне не придется руки марать. Ты - слаб, ты - разбит, ты не можешь поддерживать такое мощное заклинание, поэтому я никогда не поверю, что ты заколдовал целый город! - Возможно, ты и прав, возможно и нет, - сощурил глаза Арнен, продолжая ухмыляться. – Вот только у тебя кишка тонка, чтобы это проверить. Давай, переступи круг, мы уже слишком долго спорим о пустом, меня это начинает раздражать… - Да пошел ты! – в сердцах бросил Орланд. Арнен был прав, альфа не был готов так рисковать. Слишком яркими и свежими были воспоминания о былом величии колдуна, поэтому Арнен вполне мог сплести последнее свое колдовство. - Мне-то идти уже некуда, а вот у тебя еще есть выбор, братец… - Ты не прав, - мягко отозвался Роган, заставив обратить на себя внимание. – Здесь. - Заткнись, я велел тебе… - Хватит меня затыкать! – закричал омега, стараясь вложить в свой крик всю свою боль. Он резко встал со стула, и. – Нет больше меноров и авари, нет Армии отступников и Армии Альянса! Есть только мы трое и война, развязанная нами! Именно нами, а не Ковеном! - Что ты несешь? Кто вообще позволил тебе открывать свой поганый рот?! – побагровел Арнен. – Все рухнуло после твоего появления в доме, так что… - Может и так, - перебил его Роган, чувствуя закипающий внутри гнев, - но не из-за меня Милгрена Мэйлентона запомнят как человека, с которого началась самая кровопролитная война в истории человечества! Крик омеги разлетелся по залу, а побледневший Арнен замер на месте, не зная, что ответить. Битва раскинулась по всему городу и за его пределами. Оставшись без командования, колдуны бились отчаянно, как загнанные в угол звери. Они знали, что им уже нечего было терять. Мимо в очередной раз пронеслась волна колдовства, и Эйрик машинально закрыл руками голову, спасая глаза от последующего облака пыли и осколков. Их отряд продвигался вглубь отвоеванных кварталов. - Только что доложили, что очищена Цветочная улица, Командующий. Эйрик посмотрел на воина и коротко кивнул. Все-таки маги выполнили свою часть плана и успешно оттесняли врага дальше от замка, не давая ему сосредоточить свои силы в одном месте и нанести удар общими силами. Действовали они хаотично, разрозненно, поэтому Эйрик предполагал, что Арнен прекратил руководить своими силами. С какой целью, по какой причине он не знал и мог лишь догадываться. Без драконов перевес был на их стороне, но что-то было не так. Слишком уж легко давались им эти победы, поэтому Эйрик никак не мог понять, в чем же был подвох? Почему могущественный Арнен, сметавший до этого города, вдруг остановился? Это беспокоило его. - Надо направить отряды к Торговой площади, - вырвал его из раздумий голос Антарха. Отряд остановила посреди широкой улицы. – Там собралась группа колдунов, которые не пропускают дальше наши отряды. - Пусть заберут магов с восточных районов и перекинут часть на Торговую, - кивнул Эйрик. – Там достаточно людей, улицы почти все уже в нашем владении. Что говорят магистры? - Они не чувствуют никакой магической активности в замке. - Ясно, - скривил губы Эйрик и отвернулся. Слишком легко… Крики привлекли его внимание, заставляя оголить меч. Все нарастающий шум щекотал нервы омеги и всех, кто окружал его. Сгруппировавшись, отряд окружил его со всех сторон, охраняя, но никто из них не был готов к тому, что последовало после. Кто-то закричал: «Авари», и Эйрик непроизвольно вздрогнул. Антарх оттолкнул его в сторону, приказал держать строй и защищать Императора любой ценой. За спинами бойцов омега не видел, сколько их было, с какой стороны атаковали. Бойцы разгруппировались, а сам омега был готов в любой момент начать отражать атаки противника… Внезапно, кто-то обнял его со спины. Эйрик обернулся и замер на месте. Боги, как же давно он вот так близко видел его в последний раз… кажется, целую вечность. Русые волосы, обрамляющие исхудавшее лицо, широкий лоб, тонкие линии носа… Если бы не глаза, которые пугающе горели мягким красным светом. Джен навис над ним, не сводя пустого взгляда, и от этого Эйрику стало жутко. Эйрик попытался оттолкнуть альфу, но тот держал его стальной хваткой. Воины вокруг заметили появление авари, но было уже слишком поздно. Эйрик почувствовал сладковатый запах, какой бывает после дождя, и в следующий момент сердце его пропустило удар, а мир вокруг поглотила яркая вспышка света. И вот, спустя мгновение, он лежал на полу полуразрушенного здания, залившись кашлем и пытаясь восстановить дыхание. Противный, тонкий звон в ушах раздражал и мешал сконцентрироваться, но Эйрик понимал, что сейчас любое промедление могло стоить ему жизни, ведь Джен стоял совсем рядом… вернее тот, в кого он превратился. Произошло то, чего так боялся Эйрик – судьба сыграла с ними злую шутку и свела на поле боя. Времени на раздумья больше не осталось - авари сделал шаг навстречу омеге. - Не подходи! – закричал Эйрик, вскакивая на ноги и неуклюже пятясь от альфы. Конечно, Джен ему не ответил. Он стоял напротив окна, поэтому Эйрик не мог разглядеть его лица. Лишь глаза продолжали мерцать из-под капюшона. Он стоял прямо, неестественно прямо, и медленно продолжал надвигаться в его сторону, плетя заклинание. В его ладони рос яркий пульсар: маленькие красноватые молнии выходили из его пальцев, часть из которых уходило в заклинание, а часть пряталась в широких рукавах его черной мантии. Он его не слышал. Эйрик выхватил висевший на поясе двуствольный пистоль и направил его дрожащей от волнения рукой прямо на альфу. Подарок Ходера он держал именно на случай столкновения с аварии… но никак не с Дженом. - Я выстрелю, - зачем-то предупредил он, словно надеясь докричаться до альфы. Но ответа так и не последовало. Внутри у омеги все похолодело, когда он опустил палец на крючок. Джен сделал еще шаг вперед, и на этот раз свет, льющийся из окна озарил его лицо. Боль. Джену было больно, он понимал все, что происходило в данный момент, но не мог преодолеть Приказ. Он шел вперед, прекрасно зная, что за этим последует, и пульсар в его руке все рос и рос, набирая больше сил, но он не мог этого контролировать. На лицо Джена вновь упала тень, но Эйрик продолжал, как завороженный, смотреть на альфу. Все его существо противилось и не желало смерти возлюбленного. Неужели все должно закончиться именно так? Неужели нельзя было ничего придумать? Ведь наверняка… Ответить на свой вопрос он не успел. Альфа резко размахнулся рукой, закончив плести заклинание, а Эйрик вздрогнул и нажал на курок. Раздался гром, и омега сделал шаг назад из-за сильной отдачи. Неужели он… он? Было страшно посмотреть на результат своего деяния, но все же, когда облако дыма расселилось, он нерешительно поднял глаза на альфу и вздрогнул. Вопреки ожиданиям, Джен стоял на коленях и не отрывал от него ошарашенного взгляда. Пульсар стек на пол и, постепенно теряя свою силу, исчезал, а на его место с пальцев стекали густые капли крови, окрашивая пыльные доски в багровый цвет. Эйрик вновь испуганно направил пистоль на аварии, но тот даже не пытался атаковать. Вместо этого, он просто смотрел, и, казалось, даже не дышал. Тишина была куда страшнее драки… Эйрик отшатнулся, когда руки Джена дрогнули, и он опустил голову, посмотрев на свои открытые ладони. Его пальцы мелко дрожали, а глаза замерцали еще ярче. И тут альфа сорвался… Он громко и протяжно заорал, вкладывая всю свою боль в свой крик. Его тело била крупная дрожь. Он ударял кулаком об пол, скреб доски, хватался за голову, при этом не переставая кричать, до хрипоты. Он страдал, но все равно не выполнял Приказа, не желая навредить ему. Казалось, он и сам чувствовал боль, что мучила и сводила с ума любимого человека, но ничем не мог ему помочь. Он мог лишь прекратить его страдания… Эйрик чувствовал, что по его щекам потекли слезы, но он подошел как можно ближе, зная, что на этот раз у него не было права промахнуться. Джен перестал кричать. Он обнял себя руками и громко скулил, не обращая внимание ни на омегу, ни на направленный на его голову пистоль. «Ничего-ничего, тссс… еще немного и больше боли не будет. Не будет ни авари, ни войны, ни чувства вины и отвращения к самому себе. Это все станет просто страшным сном. Все закончится, все пройдет. Ты большее не будешь страдать. Только, прошу, не поднимай головы, не смотри на меня…». Да, он сделает это. Сделает то, что должен. Пусть он и боялся такого исхода событий, но уже давно решил для себя, что ему придется убить Джена и освободить из плена собственного тела. Он верил, что Джен сделал бы то же самое и для него. Ведь он был… есть… был таким добрым и понимающим. В груди похолодело от напускного безразличия, и, казалось, что-то внутри него умерло в тот момент, когда он прицелился и отпустил все свои чувства прочь. И все же, что-то не давало ему выстрелить, и он все медлил, продолжая смотреть на скорченного мага. Эйрик крепче сжал пистоль, заставляя себя действовать. Стреляй же, черт возьми! Просто стреляй, не будь тряпкой! Хватит! Просто нажми на этот проклятый курок! Неожиданно рука Джена медленно опустилась на пистоль. Затаив дыхание, омега ждал, что же произойдет дальше, напряженный, как струна, и готовый в любой момент… - Э...эйрик… Омега замер, не веря своему слуху. Джен медленно поднял голову и посмотрел на омегу… обычными глазами. Родными, серо-зелеными. Эйрик судорожно вздохнул и упал на колени рядом с альфой. Впервые за долгое время, он заплакал. Кекри взревел и кинулся на Льёкио. Глаза его горели гневом, но у Духа не было времени любоваться Богом Войны в действии, и все по одной простой причине – он отчаянно старался не умереть. Обезумевший от одиночества и обиды Кекри не ведал своей силы. Его удары были отчаянно яростными, резкими, нацеленными уничтожить с одной попытки. Он все гнался по крышам человеческого дворца за Льекие, разрушая все на своем пути. Клинок Кекри отражал своим лезвием багровое марево магической бури, чертил на камнях рваные узоры трещин и разрушений, но каждый раз омега в последний момент ускользал от его смертоносных ударов. Очертания Божества искажались, превращались в черные клубы дыма и переносились с места на место, обманывая и искажая реальность, но в этот раз Кекри оказался проворнее и, когда Льёкио материализовался на площадке одной из крыш зала, тяжелый клинок уже опускался на его голову. Божество вскинуло руки вверх, ловя клинок Кекри в перекрещенные ноэры, но этого оказалось недостаточным, чтобы до конца погасить удар. Льёкио согнулся под натиском Кекри и впервые решился посмотреть в глаза своему сопернику. Когда он это сделал, по телу прошла волна страха. Льёкио не узнал Кекри. Раздался треск. Благо, перекрытия были построены людьми и рассчитаны были тоже на людей. Не выдержали битвы Богов, они предательски треснули под их ногами, унося омегу прочь от этих глаз. Мгновение, и Льёкио уже летел вниз на покрытый каменной крошкой пол. Мягко приземлившись на ноги, он тут же переместился в сторону, не желая быть погребенным под очередной атакой Кекри. Зал, в который они попали, был окружен со всех сторон широкими колоннами, поэтому омега мог слиться с ними и передохнуть, ведь, в какой-то момент, даже ему, Великому Духу, стало не по себе. Льёкио больше не видел того, кого любил раньше, не видел возлюбленного, по которому так истосковалось его сердце. На его месте был настоящий монстр в до боли родном обличье. Бог Войны последовал за ним и, в отличие от омеги, он не стал смягчать свое падение. Раздался оглушительный грохот, и по мрамору побежали паутинки глубоких трещин. В полутьме зала, стоящий в луче света, падающем с разломанной крыши, Кекри медленно выпрямился и до хруста сжал рукоять своего меча. Столп пыли и каменной крошки рассеялся перед ним, и альфа сделал шаг вперед. Один, второй, он шел прямо к укрытию омеги, даже на секунду не сомневаясь в выбранном направлении. Его шаги гулом расходились по всему залу и отдались эхом от стен, заставляя Божество замереть на месте и даже перестать дышать. Кекри неумолимо приближался к его убежищу, а его леденящий сердце взгляд омега чувствовал даже сквозь толщину колоны. - А ты все так же неповоротлив, Кекри. Годы заточения не прошли даром, - раздался ехидный голос, заставивший альфу остановиться и прислушаться. Хоть голос и доносился с противоположного конца зала, Кекри не верил своему слуху – только глупец мог пойти на поводу у воплощения хитрости. К тому же, его чутье вело его совершенно в противоположную сторону. - Выходи, - коротко ответил он. Его голос разнесся громом по пустынному залу и, пусть он и звучал спокойно, в нем отчетливо улавливалась угроза. Льёкио всем своим существом чувствовал исходившую от альфы опасность. - О нет, Кекри! Я не дурак, - ответил омега и громко засмеялся. В какой-то момент из глубины зала выпрыгнула тень, направив на спину альфы два острия ноэров. Слишком опрометчиво, слишком предсказуемо, поэтому Кекри с легкостью отразил этот удар, и в следующий момент его меч с тихим звоном рассек воздух. Тень была наваждением… - Если я выйду из укрытия, то ты тут же меня убьешь, что чревато для меня множеством неудобств, знаешь ли. Силы наши неравны, а потому я продолжу прятаться, с твоего позволения, конечно… - Я. Сказал. ВЫХОДИ! – заревел Кекри и одним быстрым движением разрубил серый мрамор одной из колонн. Лезвие божественного меча разрубила камень словно масло, после чего послышался треск и грохот падающей громады. Вслед за ней, словно в карточном домике, упало еще несколько, поднимая в воздух столп пыли. Грохот разносился эхом по залу, но Кекри не обращал на него внимания, продолжая прислушиваться и вглядываться в полутьму. - Разве не по силам великому Кекри разыскать в столь маленьком людском зале несчастного меня? Помнится, тебе и мир был мал, и ты мог найти меня везде, - раздался все тот же насмешливый голос, который на этот раз шел со всех сторон. – Что случилось? Может, твои чувства уже не те, что прежде? - Не заговаривай мне зубы, - прорычал альфа. – Ты первый отказался от меня! - Я должен был броситься к тебе в объятия при первой встрече? – голос раздался совсем близко, и Кекри резко обернулся. Там действительно стоял омега, но только альфа хотел броситься в его сторону, из тени вышел еще один Льёкио. - Пфф… Приличные омеги так не поступают. К тому же, это было бы слишком скучно и банально. - Не помню, чтобы ты любил меня за это, - сказал уж третий Льёкио. Сбитый с толку Кекри продолжал озираться, не понимая, кого ему атаковать, ведь от всех от них исходила энергетика омеги. – Ты всегда хвалил мою оригинальность. - К тому же, я все еще злюсь на тебя и не готов простить, – вышел из тени еще один омега. Один за другим, он появлялся тут и там, окончательно окружив Бога Войны со всех сторон. - Попытаться убить нашего Отца было непроходимой глупостью. И из всех возможных путей решения ты выбрал именно нападение… конечно, что ждать от Бога Войны… - Ты вспыльчив, ты жесток и, что самое непростительное, ты жаждешь свернуть мне шею и даже не скрываешь этого! Все те же грабли, Кекри… - Прекрати! – закричал Кекри, и в этот момент все фантомы исчезли. – Я сидел в заточении, во тьме, без возможности с кем-нибудь поговорить, пройтись, увидеть свет и все это время единственное, что не дало мне сойти с ума, была мысль о тебе. Обо мне забыли все, все меня бросили гнить вечность в заточении. И вот теперь, когда я свободен, я узнаю, что даже ты отмахнулся от меня! - Я никогда от тебя не отмахивался! - Льёкио возник внезапно, совсем близко. Его короткие клинки свернули в темноте и устремились прямо в бок Кекри. Альфа выставил блок, крутанул мечом, желая контратаковать, но юркий омега поднырнул под лезвие и провел своим коротким клинком по черному лезвию меча Кекри, играя. Не желая причинить вреда, но ослепленный яростью альфа этого не заметил, продолжая наносить удары в полную силу. - Тогда почему сейчас ты не на моей стороне? Почему ты атакуешь? Ответь! - Потому что ты не прав, - Льёкио вновь растворился в воздухе и появился вдалеке перед альфой. Омега взмахнул рукой, и в клубах его черного дыма появилось поле боя. Видение один за другим сменяли друг друга, обнажая все ужасы битвы: смерть кровь, страдания, боль… Кекри замер, завороженный увиденным, но в следующий момент видения исчезли. – Ты так решил меня порадовать? Закатив грандиозную войнушку? - И это говорит Бог Хаоса? Вздор, раньше бы тебя это не смутило! - Хаоса, Кекри, но не Смерти! Да, меня бы это не смутило, но, в отличие от тебя, за годы заточения я осознал свою ошибку - Великие Духи не создавали нас для того, чтобы истреблять своих детей! Мы должны их вести защищать… - А как еще я должен был выбраться из плена? Ждать, когда обо мне вспомнят? – закричал в ответ Кекри. Его глаза горели пламенем, а клинок источал столь яркое магическое сияние, что мог ослепить. Была одна слабость у Бога Войны – загоревшись, он не мог сам потушить Пламя своей ярости. И Льёкио знал это. Знал и старался разжечь это пламя еще сильнее, дать ему вызвериться. – Я Бог Войны, меня создали таким, а затем наказали! - Ты создан из борьбы и соперничества, а Войну ты себе придумал сам! .ты не зло и никогда им не был, – покачал головой омега. – И наказали тебя не за твою суть, а за твою опрометчивость, глупость и ребячество! Но ты столь недалек, что даже таких простых вещей понять не способен! - Замолчи! – закричал Кекри и понесся в сторону омеги. - Не замолчу! – выдохнул он и растворился в клубах черного тумана. Клинок альфы в очередной раз рассек воздух, зля еще больше. – Ты смешон, и я тебя обдурю, как простака! Жалкий, обозленный Бог! Не удивительно, что от тебя все отвернулись… Кекри едва не взревел от накатившей злобы, если бы не одно но. Он почувствовал легкое дуновение, словно прохладный сквозняк прошел по его спине, скользнул по шее и коснулся волос. Не раздумывая, он обернулся и резко, наугад, сжал руку. Мгновение, и его пальцы сжимали хрупкое запястье, а сам Льёкио замер и с испугом смотрел прямо в его глаза. Кекри хищно улыбнулся и произнес: - Поймал. В следующий момент его пальцы сомкнулись на шее Льёкио. Омега дернулся, пытался убежать, но альфа держал его крепко, не давая и шанса на освобождение из его стального захвата. Сердце колотилось, как бешеное, а руки упорно царапали пальцы Кекри. Он смотрел прямо в глаза своей погибели, ища в них хотя бы отголоски разума, но их там не было и уже очень давно. Кекри поглотила его ярость, сожрав его сущность. Льёкио начал хрипеть, в глазах потемнело, а голова налилась свинцом, но он продолжал бороться. Бороться до тех пор, пока его руки не соскользнули вниз, а тело обмякло… Лишь в этот момент альфа понял, что сотворил. Кекри словно окатило ледяной водой, и он резко отпустил Льёкио. В тишине зала было слышно лишь мягкое шуршание – тело омеги мягко осело на пол и больше не двигалось. И выглядел он так… неестественно, страшно, словно сломанная кукла. Тонкие раскинутые руки, широко распахнутые глаза, раскрытые искусанные губы - ничего Божественого в этой фигуре не было… Ярость ушла на второй план, сменившись опустошением. - Льёкио… - тихо произнес Кекри, падая на колени. Его дрожащая рука нерешительно потянулась и провела пальцами по щеке омеги. – Ты же не… Льекио! Альфа схватил омегу за плечи и легонько потряс, но это не помогло. Тот продолжал смотреть затуманенным взглядом куда-то вглубь залы, никак не реагируя на попытки его растормошить его.