Голубой цветок Вира

— А теперь могу я пригласить вас на танец, орисс Естримский? — спросил князь преувеличенно вежливым тоном, заглядывая в глаза растерявшемуся ориссу и пряча в уголках губ смешинку. — Я… Мне… — залепетал Вир, пытаясь придумать достойную отговорку, но, как назло, ничего толкового не приходило на ум, мысли резво разбежались в стороны, и в голове стоял шум. — Конечно же, он согласен! — встрял Луи и сжал пальцы на локте Вира сильнее, при этом он так лучезарно улыбался, что казалось еще чуть-чуть и лопнут щеки. — Да. Сп… спасибо. С удовольствием приму ваше предложение, — совсем тихо пробормотал младший орисс, окончательно тушуясь под пристальным взглядом князя. Сердце испуганной птичкой отчаянно билось в груди, когда заиграла музыка, и их руки соприкоснулись. Карут начинался медленно и неторопливо, постепенно набирая темп, и заканчивался неудержимой пляской древних, хлопки и вскрики сливались в один бесшабашный веселый ритм, прогоняя меланхолию и тоску даже из самой закрытой души. Вир отпустил себя, освободил страсть и желание из невидимой темницы сознания. Десять минут, пока звучала музыка, он был собой, не думал о будущем, погрузился в ощущения, вызванные присутствием сильного неповторимого терисса рядом. Руки обжигали даже сквозь ткань. Две большие ладони на его талии подхватывали, поднимали, бережно опускали, крутили, удалялись, пугая одиночеством, и возвращались, чтобы быть еще ближе. Вир смеялся от души, беззаветно отдавался каждому движению и почти был счастлив. Он и не подозревал, как прекрасен был в эти мгновения. Как сияли его глаза. Как каждое гибкое движение отдавало бьющей через край накопленной годами силой. И даже растрепавшиеся и торчащие во все стороны волосы не делали его смешным, лишь придавали образу милое очарование. Те, кто знали его годами, удивленно перешептывались, пораженные преображением серой мрачной мышки. Те, кто видел впервые, корректировали собственные представления о грации, чистоте и красоте. Красоте ускользающей, ощущаемой на грани сознания, вызывающей чувство тревоги и хрупкости мгновения. Когда прозвучали последние аккорды карута, и танцующие замерли, тяжело дыша, Вир почувствовал, как вернувшийся было свет покинул его, а там где и раньше было темно, воцарилась совсем уж непроглядная тьма. Обозленное одиночество заскрежетало победно зубами и вгрызлось в податливое нутро. Князь Маруни, осторожно придерживая за руку, увел поникшего Вира с танцевальной площадки и не стал искать новой компании, а остался рядом, смущая великолепием и силой. Терисс спокойно наблюдал за веселящимися разряженными гостями, но в его рассеянном отрешенном взгляде читалась погруженность в собственные мысли. Молчание смущало орисса, и он хотел, чтобы терисс, наконец, ушел. Нет, на самом деле он хотел, чтобы тот остался, но было бы лучше, если бы ушел. — Так вы живете с братом? — неожиданно спросил князь, очнувшись от дум и снова заглядывая ориссу в испуганные глаза. — Нет, — Вир часто-часто заморгал, прячась от пытливого взгляда, а потом отвернулся, изображая, что его что-то ужасно заинтересовало в другом конце комнаты. — Значит, вы живете с родителями? — Да. — А где? — терисс все не унимался, и орисс чувствовал себя, как на допросе, с применением особо изощренных пыток харизмой, обаянием и пронзительной энергией истинного терисса. — На Осиновой улице, — район не самый престижный, и Вир надеялся, что князь сочтет его компанию недостойной себя и уйдет, оставив одного, упиваться собственным горем. — Ваши родители сейчас здесь? Я бы хотел быть предста… — Ой! — грубо оборвал чужую речь орисс, предчувствуя опасный поворот. — Смотрите, орисс Наенго не сводит с вас глаз. Наверняка он хочет потанцевать с вами. Пригласите его. — Я надеюсь, вы оставите за мной право самому решать с кем и когда танцевать? — холодно, еле размыкая губы, проговорил князь Маруни, в глазах его плескались обида и непонимание. — Извините, я не подумал, — орисс действительно раскаивался в только что произнесенных им словах, понимая, что перегнул палку и оскорбил человека, но терисс не стал слушать жалких оправданий, он слегка поклонился и ушел, оставив после себя черную леденящую пустоту в истерзанной одиночеством душе. Больше Луи не удалось уговорить строптивого брата ни на один выход в свет. Не помогали ни угрозы, ни родительские увещевания. Вместе с бальным сезоном закончилась зима, и весна, растопив снег, зазывала на улицу солнечными деньками, несмолкаемым щебетом птиц и свежим морским бризом. Вир вышел на улицу, решив, что несильно нарушит приличия, если прогуляется по оживленной набережной без сопровождения. Нахлобучив на макушку старую соломенную шляпу с широкими полями и поправив небрежно завязанный шейный бант, он, радостно улыбаясь, вприпрыжку сбежал со ступенек крыльца и упругой походкой направился в сторону моря. Возбужденный людской гомон разбавлялся криками наглых чаек, звоном судовых колоколов и шелестом темных весенних волн. Вир прошел уже почти всю набережную, жадно вдыхая свежий влажный воздух и размышляя, позволит ли погода посетить дачу уже в начале пятого месяца, и достаточно ли прогреется вода, чтобы искупаться в середине шестого. Он направлялся к пирсам. Сегодня провожали в плаванье красавец фрегат «Алая ночь», и толпы народа стекались со всех сторон посмотреть на мощь лучшего военного судна, на красивых морских офицеров и напитаться ощущением свободы и приключений, витавшем в воздухе. Махнув последний раз платочком уходящему кораблю, стерев с щеки невольную слезу экстаза и отбившись от мелкой ребятни, требовавшей монетку на конфетки, Вир отправился в обратный путь. Ветер усилился, и он пожалел, что надел слишком легкую и короткую курточку, да и шляпа так и норовила улететь в компанию к чайкам. Навстречу вышагивала колоритная пара: очень высокий немного полноватый терисс, за руку которого цеплялся маленький рыжий и лопоухий орисс с пульсирующим розовой энергией будущего потомства большим животом. Орисс был одет слишком помпезно для простой прогулки по набережной и невольно привлекал к себе внимание. Разглядывая причудливые завитушки на камзоле беременного орисса, Вир поравнялся с парой, когда терисс его неожиданно окрикнул: — Вир! Вир Естримский! Этот глубокий и низкий голос невозможно было не узнать. И Вир, моментально бледнея, вгляделся в любимые когда-то черты. — Арэ? — почти прошептал он, пытливо изучая своего бывшего любовника и отмечая изменения случившиеся с ним за десять лет. С той же жадностью терисс рассматривал и его в ответ. — А ты подурнел, Вир, — засмеялся Арэ, церемонно протягивая руку для рукопожатия. — Оли, — обращаясь к своему спутнику, — позволь представить тебе моего давнего друга орисса Вира Естримского. Вир, это мой супруг Оли, до брака Парач, его семья произошла от потомков Первого рыцаря его величества Гора Всемогущего, — с гордостью закончил представление терисс, как будто он сам лично приложил руку к возвышению предка мужа. — Очень приятно, — пробормотал Вир, отвешивая вежливый поклон. — А ты по-прежнему Естримский или поймал в свои сети какого-нибудь рассеянного терисса? Вир возмущенно поперхнулся, он начал мелко дрожать от обиды и разочарования. Горло свело судорогой, и ответить он смог не сразу. — У меня нет мужа. В испорченные сети невозможно поймать добычу, — процедил он, всматриваясь в наглые карие глаза, напрасно пытаясь найти в них понимание и раскаяние. — О чем это он? — ревниво спросил Оли, требовательно дергая мужа за рукав. — Ни о чем, зайка. Вы, ориссы, умеете болтать всякую чушь и делать из мухи слона. — Мне холодно, пойдем уже домой. — Да, конечно. Вир, рад был встрече. Передавай от меня привет родителям и Луи, — похлопав Вира по напряженному плечу, Арэ поспешил увести недовольного мужа с ветреной набережной.