Голубой цветок Вира

В доме Естримских со дня на день ожидали почетных гостей. Повар каждое утро был вынужден выпекать новые и новые порции печенья. Затюканные служки раз в три часа проверяли не осела ли пыль на лакированную поверхность рояля в летней гостиной. Шторы были выстираны, ковры выбиты, а ветхая и слишком вытертая мебель попрятана в чулан. Даже дряхлого управляющего угрозами и уговорами заставили сменить ливрею, на более новую и менее малую. В комнатах только и разговоров было о том, как прекрасен князь Маруни, сколь богат и благороден, и какой же Луи молодец, что когда-то уговорил мужа отбросить стеснение и пригласить в гости старого знакомца по университету. «О! В момент, когда малютка Мир бросился князю под ноги, едва тот вошел, в моей голове отчего-то промелькнула мысль, что это добрый знак!» — раз за разом рассказывал Луи любому, кто желал слушать. Вся домашняя челядь заразилась от хозяев волнением и предвкушением, в перерывах между работой с наслаждением сплетничая о господской удаче и строя планы на возможное повышение жалования, в связи с выгодным замужеством младшего отпрыска. И только Вир не разделял всеобщего ажиотажа, прекрасно понимая, что князь более не переступит порога их дома. Он заранее был готов к боли, и теперь она не сильно угнетала его, оживляясь лишь ночью, когда гасились свечи и безжалостная тьма, отгораживая внешний мир, заставляла заглядывать во внутренний. Прошла неделя, потом вторая, третья, и даже оптимистично настроенный папА устал придумывать князю различные дела и обстоятельства, которые, якобы, удерживали его от визита в их семью. — Дорогой, ты не находишь, что со стороны князя крайне безрассудно было дать Виру и нам надежду, а потом исчезнуть, как ни в чем не бывало? — раздраженный Диа бегал по комнате из угла в угол, а в передышках принимался переставлять алебастровые фигурки на каминной полке. — Я думал, он — человек чести, — пробухтел отец и перевернул газетную страницу. Вир вздохнул и закатил глаза, пряча лицо за книгой. — Ты должен вызвать его на дуэль, — папА выхватил из вазы чуть подвядший букет и с излишней резкостью бросил его в камин. — Не говори глупостей, Диа, у меня нет оснований. Маруни ходил по грани, но все же не преступил пределов. — Не понимаю, для чего тогда ему понадобилось приглашать нас в гости, да еще и бал устраивать? — У богатых свои закидоны, кто ж их разберет? — Вир! Если ты продолжишь так близко подносить книгу к глазам, то ослепнешь! Очки не будут тебя молодить и уж точно не добавят привлекательности. Немедленно сядь, как подобает. Младший орисс безропотно послушался, не желая злить и без того взвинченного родителя. — Спину прямее! Одним поздним утром через несколько дней после критического момента, когда ожидания Диа превратились в жалобы, Вир оказался предоставлен самому себе. Отец и папА, целый месяц не желавшие отлучаться из дома без острой на то необходимости, в конце концов, сдались и отправились на прогулку, а Луи ожидался только после обеда. Вир не любил шитье и занимался им с крайней неохотой, но если на душе скребут кошки, лучшего лекарства от ненужных дум не найти, а потому на свет была извлечена рабочая корзинка и шейный платок с неоконченной кривоватой вышивкой. И только орисс вознамерился совершить первый неуверенный стежок, как в комнату влетел взволнованный сверх всякой меры служка. — К вам гости, орисс Вир! — почти прокричал ори, выпучивая глаза. — Кто же? — Князь Раф Маруни! — благоговение и паника заставляли голос они дрожать. — Да? Ох! Пп… пригласи его. Как только служка удалился, Вир попытался привести дыхание в порядок, вспомнить достаточно ли тщательно он сегодня причесался, и найти позу, одновременно независимую, но не надменную. В последний момент неказистый шейный платок был засунут под подушку, а руки заняты книгой, второпях взятой вверх ногами. — Орисс Вир. — Князь Маруни, — ответив на невозмутимый церемонный поклон терриса, излишне резким взмахом руки Вир предложил ему присесть. — Может быть, чаю? — после некоторого молчания вспомнилось об обязанностях хозяина. — Нет, спасибо. И опять воцарилось молчание. Сквозь закрытые окна доносился стук колес множества повозок по каменной мостовой, крики лихих возниц. На первом этаже повар распекал кого-то из слуг, время от времени по обыкновению вставляя до неприличия крепкие выражения. — Вам знаком терисс Арэ Шалт? — от неожиданного вопроса Вир вздрогнул и поднял на князя испуганные глаза. — Немного. Десять лет назад он был солдатом местного полка, и мы познакомились на открытом балу, потом их отправили, кажется, на север. Я не встречался с ним до недавнего времени. — Терисс Шалт очень настойчиво просил меня передать вам привет. — Спасибо. — Замешательство и возмущение орисса было настолько велико, что он не смог сдержать себя: — Терисс Шалт — мерзкий человек, недостойный звания благородного. — Вы находите? Хотя, я абсолютно с вами согласен. Он мне тоже не нравится. Внезапно князь поднялся, подскочил к двери, закрыл ее торчащим в замке ключом и спрятал его в карман. — Что… Что вы делаете?! Терисс подошел к вскочившему с места Виру, схватил его за грудки и притянул к себе близко-близко, пристально вглядываясь в запрокинутое бледное лицо. Их взволнованное дыхание смешивалось. — Я не выпущу вас отсюда, пока не услышу правды. — О чем вы?! — Я люблю вас. Сам от себя не ожидал, как сильно люблю. Думал — это невозможно любить вот так в моем возрасте и положении. Попался, как мальчишка, Светлейший свидетель. Вы спрашивали, что мне нравится в вас, — князь своевольно переиначил сказанное когда-то ориссом «почему». — Всё! Ваши полные затаенной грусти глаза, ваши вечно растрепанные волосы, ваши нервные руки, которые все время что-то теребят, ваш тихий мягкий голос, ваша любовь к книгам и прогулкам, ваша рассудительность и сдержанность, ваша чистота. Вы отказали мне, не давая второго шанса. И я бы сдался, если бы не знал… Да, знал, что вы тоже любите меня. — С чего вы взяли? — прошептал Вир, пытаясь отвести глаза, но лицо князя притягивало к себе магнитом. — Я не слепой, я вижу. Все ваши взгляды, ваше волнение, дрожь, как сейчас. — Вы… ошибаетесь, князь. Я не люблю вас! — Вы обманщик, орисс Вир. — Я сказал вам «нет», чего вы хотите? — Я хочу знать правду — почему вы отвергаете меня? — Ваше самомнение слишком велико. — И вы мне уже раз указали на это. Так почему? — Откройте дверь. — Как только вы скажите правду. — Прошу вас, откройте, — прозвучало жалобно, голос был полон отчаяния. — Нет, — мягко произнес князь и поцеловал орисса в лоб. И Вир сдался, почувствовал, как из него уходят все силы. Он больше не мог сопротивляться и не мог говорить, потому что горло свело судорогой слез. Отстранившись от князя, он принялся дрожащими пальцами расстегивать пуговицы жилета. — Что вы делаете? — терисс попытался остановить Вира, хватая его за руки, но тот вырвался, отбежал на другую сторону комнаты и продолжил раздеваться. Выпростал рубашку, чуть припустил на бедра бриджи, повернулся спиной и, присобрав на талии ткань, обнажил голубой цветок из вен, отпечатавшийся на светлой коже несводимым клеймом.