А помнишь...

А через пол часа в кабинете нарисовался Кёя. Нарисовался – хрен сотрёшь... Он застал их в процессе увлекательной игры – рисовании несуществующих человечков на тыльной стороне уже не фигурировавших в делах школы документов. - Здравствуйте, Хибари-сан, - громко и привычно оттарабанил Мио, уважительно отвесив благородный поклон, надеясь на элементарное «спасибо». Но сие не прозвучало. В его адрес было брошено непоколебимое «Можешь быть свободен», и запуганного сказками о злюке Кёе мальчика увели из кабинета, предварительно выгнав из помещения Миори и закрыв комнату на ключ. Уже на подходе к родному дому Хибари немного успокоился. В больнице его сильно взбесили, доказывая, что ему ещё требовалось лечение по восстановлению памяти, но путём самообладания и чувства осознания ситуации он смог убедить всех в лечебнице, что не намерен больше там находиться. Ему не охотно поверили, но не верить нельзя было. Он действительно всё вспомнил, и сомнений не осталось, что память вернулась. Проведя юного иллюзиониста в гостиную, Кёя всё-таки не сдержался от навязавшегося вопроса, которым был озадачен по пути в лечебницу и обратно: - А что ты делал на площади? Юноша несмело запрыгнул не небольшой диванчик напротив телевизора и, подняв свои разноцветные блестевшие глазёнки-пуговки, честно ответил: - Воровал, - в его голосе звучали страх, неуверенность и жгучий стыд за содеянное. Намеренно отвернувшись, чтобы скрыть яркий румянец от всепоглощающего взгляда его спасителя. Хибари презренно ухмыльнулся, чувствуя такую покорную и робкую личность в лице своего давнего врага, но потом это желание унизить и презирать внезапно исчезло, когда иллюзионист задрожал и уткнулся личиком в мягкую обивку дивана. - Травоядное, делай что хочешь, но не реви. Ненавижу слёзы, - как-то не совсем ласково и абсолютно бездейственно попробовал утешить парень, понимая, что его слова звучали как пустой трёп. Мальчишка умом понимал, что проливать слёзы должно быть стыдно и никак не приемлемо: этот человек проявил к нему особый интерес и спас от продолжения порки, и, по-хорошему, Мукуро должен был благодарить его всем сердцем, валяясь у него в ногах, но эмоции иногда были сильнее здравого смысла. Слёзы вызывали стыд и ненависть к самому себе за столь серьёзный проступок – воровство. - Из... из... извините, - заикаясь просил он, размазывая внезапно появившиеся эмоции ладонями по лицу. Кёя шумно выдохнул и, по-своему аккуратно приподняв юношу над диваном, поволок его в ванну к раковине. - Вот, умойся и приходи. Там и поговорим, но только не плач, - пустив холодную воду, осведомил Хибари, при выходе с силой хлопнув за собой несчастную дверь. Дрожавшими руками ухватившись за раковину, Мукуро посмотрел в зеркало и тут же опустил голову. Он увидел чумазое отражение самого себя с красными от нытья глазами, подраной щекой и расползавшимся синяком на плече, выглядывавшим из-за тонкой белой рубашки. Набрав полные ладони холодной воды, маленький иллюзионист умылся и, проделав тоже самое несколько раз, остудил свои эмоции. Осторожно выглянув из ванной, Рокудо бегло осмотрел комнату, но доброго хозяина квартиры так и не нашёл. Он испарился за углом на кухне, безрадостно глядя в практически пустой холодильник: дисциплинар припомнил одну из иллюзий своего недавнего собеседника и бесился от того, что хотелось есть, а есть нечего. - Мукуро! – воскликнул он, давая понять, что тому нужно оказаться на кухне. Через несколько секунд в помещение ступила изодранная босая ножка. Кёя, не отвлекаясь от поисков хоть чего-нибудь съедобного, спросил: - Ты есть-то хочешь? – иллюзионист помялся. Неудобно было просить еды у этого человека: он и так довольно много сделал для того, чтобы облегчить Мукуро существование. Продолжительное молчание, прерываемое бряканьем посуды и другими столовыми принадлежностями, повисло не несколько секунд, пока его не нарушил Хибари, многозначительно безмолвно обернувшись к иллюзионисту, ожидая правдивого ответа. - А вы? – вновь отводя глаза от столь пристального внимания, поинтересовался Мукуро, надеясь услышать положительный ответ и поесть вместе с Кёей так, чтобы не просить его об этом самому. - Значит ты всё-таки будешь? Или нет? Я, например, могу сходить в магазин или перетерпеть до утра, - он прекратил копошение в ящиках, не найдя ничего пригодного для питания. Иллюзионист помолчал ещё немного и, на несколько мгновений задержавшись взглядом на Хибари, кивнул головой в знак согласия. - Ладно, - угрюмо выдохнул парень, потуже затягивая красный галстук, - подождём до утра. Ночь на носу – поздно куда-нибудь идти, - его заключение немного расстроило иллюзиониста, но с учётом того, что Мукуро слопал аж три обеденные порции, есть хотелось совсем незначительно. Ещё раз неглубоко копнув шелестящие мешочки с позеленевшей крупой, Кёя наткнулся на небольшую коробочку с большой гордой надписью «Птичий корм». Еле заметная улыбочка проскользнула на его устах. - Хибёрд, - негромко позвал он, слегка встряхивая пачку, отчего семечки в ней захрустели. Птица моментально услышала зов своего хозяина и, незамедлительно подлетев к Облаку, села ему на плечо. Насыпав небольшую горсточку на ладонь, Хибари приподнял руку на уровень птицы и, еле заметно улыбнувшись от щекотания пёрышками по руке, поставил корм на место. - А почему вас зовут так же, как вашу птицу? – вдруг спросил Мукуро, прислоняясь щекой к прохладной стене. Кёя непонимающе посмотрел на своего нового квартиранта и, холодно отвернувшись, сказал: - Моё имя – Хибари Кёя. Птицу зовут – Хибёрд. Как слышишь, имена разные. - Извините, - коротко попросил мальчик, сползая спиной по стене на пол, для большей уверенности опираясь руками. Сытая по уши птичка, в знак благодарности потеревшись о шею и мочку уха своего хозяина, вспорхнула с его плеча и улетела в неизвестном направлении, напевая строки из гимна школы Намимори. Собрав пальцем раскрошившиеся остатки, Облако из интереса положил их на язык и попытался разобраться во вкусовых ощущениях. Вроде и ничего так... - Мукуро! – окликнул он иллюзиониста, распластавшегося на небольшом кухонном коврике, одновременно подсыпая большую порцию семечек себе в руку. - Птичий корм будешь?