Дорога в пропасть

Глава 9. (1-ая часть) Как во сне Владимир смотрел на красную кровать из дубового дерева под шелковыми занавесами. В детстве он порой прятался за ними: закутываясь с головой в белые полотна, становился невидимым для окружающих. Сейчас же их ослепительная белизна казалась неуместна траурной обстановке, царившей в доме. Борясь со слабостью в ногах, Владимир подошел ближе к разобранной постели. Пламя свечей освещало восковое лицо лежащего на ней мужчины. - Папа… - Осторожно, дрожащими пальцами юноша дотронулся до руки отца. Изможденный неравной схваткой со смертью, словно воин в последнем бою тот усилием воли разомкнул слипшиеся веки. Сердце Владимира болезненно сжалось. Он понял, что это конец. Доктора ошибаются, но глаза не лгут. В потускневших карих очах отца читалось прощальное выражение. Страшная смесь смирения и усталости. Усталости от борьбы за каждый вздох, за каждую минуту, которая грозила стать последней… Почувствовав, как холодная ладонь старого барона соприкасается с его пальцами, Владимир не пытался сдержать слез. - Отец… - Ну что ты, сынок, - голос звучал хрипло. – Я ждал тебя… Так боялся, что… - стараясь подчинить себе дыхание, он чуть приподнялся на подушках. – Не дождусь… - Я выехал сразу, как только дошло письмо Штерна. Прости… - Володя, - как в детстве отец с добродушной улыбкой погрозил сыну пальчиком. – Настоящие мужчины не плачут. Я не хочу запомнить тебя таким, сынок. Ласковый голос отца напоминал Володе ту счастливую пору, когда грозовые тучи обходили их дом стороной, а слова, щемящие сердце не вырывались в пылу частых ссор… когда между ними еще не вырос нерушимый стеклянный барьер, что оба воздвигли в своем сознании. Несмотря на боль, саднившую душу, губы тронула легкая улыбка: еще недавно Володе казалось, что больше никогда он не услышит таких интонаций в папином голосе. Взгляды их встретились. Долго они смотрели друг другу в глаза. Казалось, послышался звук треснувшего стекла – растаяла ледяная стена, разделявшая их долгие годы. Оба молчали, зная, что эти чувства не нужно облекать в слова. Их не передать бездушными фразами... Тишина в полумраке, догоравшие свечи, две тени на стене, едва брезживший рассвет, сбрасывающий покрывало ночи… В беспомощности сын глядел на страдания отца, понимая, что ничем не может их облегчить. Он чувствовал себя пленником, на глазах которого казнят человека, самого дорого и близкого ему, а он как в замедленном действии не может сбросить с себя держащие его цепи, и остановить произвол. - Если бы я мог тебе чем-то помочь, отец… - Володя, я счастлив, что дождался тебя. – Он мягко потрепал сына по щеке. - Обещай, что ты изменишься. Обещай мне сейчас… - Отец… Не надо. Ты будешь жить. - Нет, - прохрипел тот. – Обещай. Послушай… - он приподнялся еще чуть-чуть, задыхаясь. Его потрескавшиеся губы с трудом отрывались друг от друга, давая возможность говорить. – Не считай себя виноватым, не упрекай... Жить с чувством вины – страшный груз, поверь. Я знаю... Всегда чувствовал себя виноватым перед тобой, за смерть твоей матери. – Он остановился, вспоминая. В изменившихся глазах умирающего появились слезы. Владимир с удивлением смотрел на него. Зная, как отец любил рано покинувшую этот мир жену, молодой человек не ведал, что и подумать на такие слова. Грустно улыбнувшись, старый барон заговорил торопливо, словно боялся, что смерть внезапным нападением прервет его речь. – У Веры было слишком хрупкое здоровье, она едва не умерла первыми родами… тогда врачи предупредили: следующая беременность может стать для нее роковой... Но я так хотел дочку, так хотел малышку, похожую на нее. Прошло время. Год, два… Забылся тот ужас, забылась боль. Я умолял ее не бояться. Все шло отлично… Первый месяц, второй. Мы были так счастливы, гадали, как назовем малышку. Однажды, причесываясь перед сном, она вдруг судорожно начала хватать ртом воздух, гребень выпал из ослабевшей руки… Боясь причинить ей боль, я осторожно устроил ее на постели, а когда принес воды, Вера уже не дышала… Я так любил ее, так винил себя в ее смерти. Был зол на себя, на всех тех, кто остались жить, а она ушла!.. – Голос его перешел на крик. Он сжал виски руками. – Я так хотел дать тебе все. За нас двоих: себя и нее. Был излишне строг даже в детстве, не возражай. Наказывал за такие провинности, за которые иным детям не делают даже внушения. Мне хотелось, чтобы ты был безупречен. Чтобы там… - он суеверно поднял глаза к небу, – в назначенный час мне не пришлось держать ответ перед Верой, почему должным образом не воспитал сына. Единственного сына. – Не отрываясь от лица сына, он остановился на нем взглядом. - Прости меня, Володя… Я все делал не так. Но не мог этого понять, не хотел!.. – голос его сорвался. В нем была слышна злость на самого себя и какая-то растерянность. - Мне понадобился, этот день, чтобы проснуться от тяжкого сна, в котором я существовал долгие годы. Сынок, я говорил так много того, чего никогда не думал. Не сердись на старика. Я хотел видеть тебя идеальным, лучшим, а не слушать сплетни добродетельных соседей о «удивительной непохожести Корфа-младшего на своего отца». – Последние слова отец произнес, имитируя голос неподалеку живущей помещицы. Схожесть была поразительной, и Володя не сдержал улыбки. - Прости меня, папа… Виноват только я, я один... Всегда огорчал тебя. – Он слегка отвернулся, оборотив глаза к окну. - Не смог стать для тебя той отрадой, которую ты желал во мне видеть. Поверь, я хотел исправиться, но… - Но я не умел тебя об этом попросить… - закончил за него барон. – Позабыл, что сыном нельзя командовать как командиры солдатами. Если бы ты знал, как я боялся, что не успею тебе это сказать… Наверно, это был сильнейший страх, когда-нибудь мною испытанный. Но Бог милостив, он уважил мою последнюю просьбу, последнюю надежду. Уважь же ее и ты. Не растрачивай свою жизнь по мелочам. Повесничание, метания от одной барышне к другой, желание выделяться, быть не похожим на других… Всему этому малая цена. Жизнь накажет за все, поверь. И возможно однажды, именно та женщина, с которой ты захочешь быть, та единственная, оттолкнет тебя, как отталкивал в свое время ты. Женись, будь достойным мужем, добрым отцом, каким, к сожалению, не стал для тебя я. Будь честен. С самим собой и с другими. Не предавай и не предадут тебя. Владимир молчал. Он не перебивал отца, понимая, что это его последние слова. Они западали в память, как капли воды, наливаемой в графин, оседают на стеклянной поверхности сосуда. Было нечего ответить, только слушать. С головой погружаться в тихий мягкий голос, звучащий так спокойно, как будто барон и не находился на границе жизни и смерти. При мысли о неумолимой потери, Владимиру хотелось кричать в голос, крушить все вокруг, что угодно – только не сидеть вот так каменным изваянием. Но он знал, что должен. Казалось, впервые в жизни он испытал чувство долга по отношению к кому-либо кроме себя. Он заметил, что отец замолчал и терпеливо ждет его реакции. Сбивчивые мысли связались в фразу: - Я обещаю, папа. Я выполню твою последнюю волю. Что бы ни случилось, твои слова будут для меня основой. Клянусь. - Родной мой… - Передергивающиеся мускулы на щеке барона прервали свое движение. Лицо его осветилось. В уголках глаз застряли слезинки. Слабеющие пальцы взъерошили угольные волосы сына. Он смотрел на него так, как много лет назад смотрел на безвольно лежащую жену перед долгим расставанием. Прошлое вернулось бумерангом, поменялась только его роль. Чувствуя, что дыхание дается все труднее, он прижал голову сына к своему плечу, они замерли на несколько секунд. Затем Иван Иванович отстранился. – Ну, иди. Мне нужно побыть одному… Владимир все понял. Черты его лица исказила болезненная судорога. Он не стал спорить. - Спокойной ночи, папа… Онемевшие руки не подчинялись, и только с третьего раза ему удалось прикрыть за собой дверь. Стараясь не думать, он опустился в кресло. Мартовское солнышко заглянуло в комнату. Яркие лучи прошлись по лицу и плечам юноши. Препон из ладошки не спасал от слепившей желтизны, и, цепляясь за стены, на полусогнутых ногах Владимир вышел из библиотеки. Он почувствовал, что вышел не только из комнаты – из целого мира, который с началом нового дня прекратил свое существование. (2-ая часть) Анна проснулась от ощущения ноющей боли в локте. Изумленно она обвела глазами комнату, пытаясь понять, как могла очутиться на холодном полу. Не оставалось иного объяснения, кроме того, что бессонные ночи, наконец, дали о себе знать - и девушка заснула прямо за столом, во сне не удержав равновесия. В руках был зажат недавно приобретенный томик стихов Пушкина – чтение растворяло в себе страхи и переживания, которые мучили Аню с той самой минуты, как Владимир помахал ей рукой на прощанье. Глубокие строчки после прочтения еще долго звучали в голове, хоть она и не старалась их запомнить нарочно. Бережно положив книгу рядом, девушка постаралась подняться, не опираясь на поврежденное место. Спустя несколько минут ей удалось-таки привести свое занемевшее тело в сидячее положение. Она уже схватилась за спинку стула, чтобы встать, как руки безвольно опустились на колени. Наступившее утро безжалостным вестником констатировало, что еще один день тягостного ожидания остался позади. И если сперва Анна радовалась сменяющим друг друга весенним денькам, воображая их белоснежными конями, несущими ее к встрече с любимым, то после начала бояться… Ощущая, что с каждым часом, безвозвратно ушедшим в петлю времени, вера в возвращение избранника тает... Ей было стыдно за такие мысли, но память не давала забыть, как холодными веяниями любимого голоса вместе с обидой в душу заронились сомнения. Истерзанная переживаниями девушка все время спрашивала себя, чем ее поведение могло разозлить Владимира. И когда уже не оставалось сил мучиться пустыми вопросами, закрывая глаза представляла, как распахнется дверь и одним движением оказавшись рядом сильными руками Володя оторвет ее от земли … исчезнет все кроме взаимного чувства полета, нежности и знакомым обожанием, плескающимся на дне синих глаз… Но яркая картинка в сознании все меркла. От Владимира не было ничего: он не прислал за ней человека, не написал даже строчки. И вот сегодня их разлука перешагнула недельный рубеж… Целая неделя без него, наедине со своими мыслями и страхами за жизнь его отца. Она перестала спать по ночам, беспокоясь, что он приедет неожиданно под покровом ночи, когда она будет заспанной, непричесанной… А так хотелось быть самой красивой для него… Для своего принца, защитника, жениха. Анна улыбнулась: «Думаешь, такое подойдет для нашего венчания?..» Глаза ее засверкали, воскрешая в памяти смотрящее на нее с любовью, но без вопроса лицо. Он знал наперед ее ответ. Знал про нее все, и было таким счастьем – чувствовать, что их ничто не разделяет, они единое целое, как сплетенные в букете цветы… Прости, любимый, я не должна в тебе сомневаться. Это все равно, что сомневаться в самой себе. Но раз из меня неплохая актриса, ты никогда об этом не узнаешь. Аня рассмеялась собственной мысли и долго вслушивалась в раскатившиеся по комнате звуки – настолько далекими и позабытыми они ей вдруг показались... Совсем рядом раздались приближающиеся шаги, и громкий стук нарушил тишину. Словно крылья выросли у Ани за спиной, она поднялась так резко, что перевернула стул неловким движеньем. С грохотом он откатился назад, но девушка не заметила этого. - Владимир! – она распахнула дверь, готовая раствориться в его объятьях и едва успела остановиться. На пороге стояла женщина, лицо которой показалось ей смутно знакомым. Аня растерянно смотрела на нее, все еще во власти ложной ажитации. Дама скептически усмехнулась. - Надо же! еще минуту назад я была женщиной, а сейчас вдруг стала мужчиной, да еще и имя поменяла! Чудеса! Насмешливый тон отрезвил Анну, она покраснела. - Простите, я полагала… Та коротко кивнула. - Вижу, вы обознались. Позволите войти или будете держать хозяйку этого дома на пороге? - Ах, это вы… - Аня четко увидела женщину в очках, спрашивающую ее, решила ли она здесь остановиться. Возможно, отсутствие очков и смена прически несколько изменили ее внешность, но безусловно это была та самая дама. Аня почтительно отошла, пропуская женщину в комнату. - Здесь что побывал ураган? – цинично поинтересовалась вошедшая. Девушка проследила направление ее взгляда. Перевернутый стул, лежащая на полу книга… Комната действительно имела несколько странный вид. Анна почувствовала себя еще более неловко, вспомнив, что волосы ее растрепаны, а платье в пыли, приставшей от пола. Она беспомощно развела руками. - Что ж, перейду к главному. Видите ли, только вчера вечером я вернулась с крестин дочери сестры. Да… лишний раз убедилась, что кроме себя в делах ни на кого нельзя полагаться. Анна молчала, чувствуя волны неприязни, исходящие от женщины неудержимым потоком. Парой шагов та приблизилась к девушке вплотную, от ее пристального взгляда по телу пробежал холодок. - Надеюсь, дорогое дитя, вы понимаете, что за жилье в доходных домах нужно платить? Аня подняла голову. - Разумеется… - она осеклась, не зная, как обратиться к собеседнице. - Авдотья Васильевна, - прежним тоном подсказала женщина. - Да, - девушка послушно повторила за ней имя. – Но ведь барон Корф … - Совершенно верно, - с издевкой предупредила ее слова домоправительница. – За время, которое проживал здесь сам. Анна не заметила иронии Авдотьи. Без тени колебаний она произнесла: - Видите ли, Владимира вынужден был немедленно выехать, получив письмо с известием о болезни его отца… Дама рассмеялась, прерывая ее речь. - Это он вам так сказал… - наигранно пытаясь успокоиться, она заколыхалась еще сильней. - Ах, барон, барон, неизменный ловелас!.. Воистину не иссякнет фантазия этого молодого человека! - Что вы хотите этим сказать?.. - И без того большие серые глаза сейчас напоминали огромные блюдца. - Милая девочка, вы так наивны и доверчивы. С высоты своего возраста я просто обязана вам объяснить: история с болезнью и письмом всего лишь ловкий финт. Наблюдая за реакцией Анны, женщина смаковала каждое слово: - Я вижу, вы удивлены. Напрасно. Поверьте, мужчины охочи до трюков подобного рода. Анна почувствовала, как внутри все леденеет. Она стала бледнее накрахмаленного воротничка на платье хозяйки. Ей вспомнилось, как Владимир читал письмо, как помертвели его глаза… невозможно такое сыграть, как невозможно и шутить с такими вещами. Аня с достоинством взглянула на женщину. - Полагаю, вас это не касается. Заметив, что оборона девушки не поддается, дама заговорила обманчиво мягко. - С радостью согласилась бы с вами, да деньги любят счет. Понимаю, вашему высокому романтическому состоянию мои слова покажутся ужасно приземленными, но уж простите: в наше жесткое время это вопрос первостепенный. И неужели ваш возлюбленный (ощутимое ударение прозвучало на этом слове), будь он хоть в состоянии аффекта, не позаботился об этом? - Почему же, конечно. Но… боюсь того, что у меня осталось, не хватит, чтобы… - Как жаль! – театрально обронила Авдотья. – Что же, милая, он так невысоко вас оценил?.. Аня вспыхнула до корней волос. - Не смейте так разговаривать со мной! – звенящий от гнева голос прозвучал непривычно из ее нежных уст. - Я буду разговаривать с вами, как пожелаю, или вернее, как вы того заслуживаете, - отрезала хозяйка. – Вы в ногах у меня должны валяться, чтобы я не потащила вас в участок. Не надо этих удивленных взглядов. Вы отказываетесь заплатить за ваше здесь пребывание, основание более чем достаточное. - Но когда Владимир вернется, он… Женщина покачала головой. Теперь в ее чертах кроме насмешки отражалось что-то похожее на сожаление: - Он не вернется. - Вы просто не знаете, что такое любовь! – вежливо, но твердо парировала Аня. - А вы - что такое жизнь. Я вижу перед собой провинциалку, незнакомую с мишурой столичной жизни. Возможно, ваша очаровательная наивность могла бы поколебать мою уверенность, но в случае с Корфом… - Губы ее растянулись в улыбке. - Это просто смешно. Анна застыла. При всей неприкрытой враждебности женщины, она не почувствовала фальши в ее словах. - Я уже потеряла счет его визитам сюда с особами женского пола. Правда, следует отметить, что в отличие от большинства случаев он сразу планировал задержаться не на одну ночь. – Словно что-то вспомнив, женщина победно поинтересовалась. – Так называемое «письмо» ведь пришло через неделю после вашего приезда? Последняя фраза расколола сердце на части. Анна поняла, что Владимир заранее обговорил данный срок с хозяйкой. Все завертелось перед глазами. В голову молнией ударили воспоминания, неистовыми раскатами в ушах зазвучало: «Я поеду с тобой!», и холодное безапелляционное: «Нет…» - Это просто совпадение... – она не могла уже определить, кому адресует эти слова. – Он не мог! Не мог, не мог!.. - Милочка, в жизни все бывает в первый раз, - и будто случайно дама акцентировала взгляд на стоявшую чуть поодаль кровать. Пущенная стрела не достигла цели. Потрясенная, девушка уже не различала нотки цинизма в голосе хозяйки. Низко опустив голову, она молила только об одном: как угодно сдержать слезы при этой невыносимой женщине с ее скабрезной улыбкой. Сквозь пелену окутавшего ее горя, Анна различила еще: - Я готова дать вам время оправиться, - холодная насмешка сменила мелькнувшее было сочувствие. – Барону придется рассчитаться со мной позже... – и четко выговаривая каждое слово, добавила. - Но чтобы к завтрашнему утру, вас здесь не было. Около двери Авдотья остановилась, последний раз взглянув на фигурку стоявшей. Глядя на безучастную позу девушки, она не могла не признаться себе, что слова насчет «оценки» прозвучали неоправданно жестоко. Пройдя через многое в жизни, Авдотья не привыкла выбирать выражений, но обида в совсем еще детских глазах вызвала некое чувство вины. Владимир был прав на ее счет: женщина действительно полюбила остроумного красавца, болью в сердце отзывались его сменяющиеся как перчатки возлюбленные. Но если прежде опытная дама посмеивалась над более удачливыми соперницами, служившими лишь шалостью в жизни юноши, то с хрупкой белокурой спутницей барона все оказалось иначе. Впервые за время их знакомства хозяйка увидела иного Владимира. Явственная перемена не могла обмануть... Ревность и злость к девушке излилась ядовитыми насмешками, сквозь которые сокрушенная Аня не смогла разобрать истинной причины недоброго к себе отношения: обладающая тонким чутьем женщина сумела понять то, что прошло мимо самого Владимира Корфа…