Валашская роза

Покидая Совет Дивана*, Мехмед вынужден был признать, что собственное мужество, которым он привык гордиться, на которое так уповал, сегодня ему изменило, покинув в самый решительный момент. — Они сломали меня, сломали через колено, — задыхаясь от стыда и беспомощного гнева, еле слышно прошептал молодой наместник. — Не сейчас, эфенди, — так же тихо отозвался державшийся одесную Заганос-паша. — Вашей челяди, да и остальным не следует знать о разногласиях между наместником и его Советом. Мехмед строптиво вскинул подбородок. — Совет, который сначала присягает мне на верность, а затем требует отказать в покровительстве одному из моих друзей — не мой совет, — отрезал он, но Заганос-паша предупреждающим жестом снова призвал его к молчанию. Так, в тишине, они достигли личных покоев Мехмеда. — Но, так или иначе, вам придется смириться с его решением, — продолжил начатый в коридоре разговор Заганос-паша, останавливаясь около богато инкрустированного шахматного столика. — Поскольку оно полностью сообразуется с политикой нашего султана. А политика, шехзаде Мехмед, — он развел руками, — это искусство не для глупцов. Как шахматная партия, например. Вы ведь играете? И весьма неплохо, как мне говорили. Рискнете сыграть со мной? — Вы предлагаете мне… игру? — Мехмед возмущенно вскинул брови. — Сейчас? Когда несчастному дервишу грозит сожжение на костре? Наставник терпеливо кивнул. — Дервишу это навредить уже не сможет, а я просто хочу кое-что показать вам, — пояснил он, вынимая из ящика игральные кости**. — Ну так как — рискнете? — Не сомневайтесь. Кости на мгновение легли в ладонь и тут же с яростным треском покатились по доске, и замерли, выкинув пятерку и единицу. — Превосходная заявка на право первого хода, — одобрил Заганос-паша и легким движением метнул кости — замелькали испещренные точками грани: четверка и тройка. Семь.  — Не сегодня, — мрачно усмехнулся Мехмед, обходя столик и занимая место с той стороны, где боевым порядком выстроились готовые к игре черные фигуры. Заганос-паша улыбнулся. — Как знать, — заметил он и осторожно выдвинул вперед белую пешку. Партия началась. — Почему вы сказали, что политика похожа на шахматы? — спросил Мехмед, делая ход. В отличие от наставника, осторожничать он не собирался, сразу весьма агрессивно бросив в бой максимально возможное количество фигур в попытке захватить преимущество. — А разве нет? — Заганос-паша спокойно передвинул своего слона, ни словом, ни жестом не реагируя на враждебные действия противника. — Здесь, как и в политике, тоже есть игроки, мнящие себя блестящими стратегами, которые… — Иногда ошибаются? Весьма искушенный в шахматных баталиях Мехмед не мог не заметить, что белый слон только что угодил в рискованное положение. Очередной ход — и черная пешка заняла его место. — Бывает, — Заганос-паша поднял голову. Его глаза отразили луч солнца, вспыхнув призрачным, опасным светом. — Или жертвуют одной из фигур намерено, чтобы впоследствии переиграть соперника. — Со мной это не пройдет. Несмотря на беспечный тон, молодой шехзаде вдруг ощутил острое, неприятно кольнувшее беспокойство. Что-то тревожило, но… один взгляд на доску, где черные ненастоящие воины активно напирали на стремительно редеющие ряды белых, вернул ему уверенность и бодрое расположение духа. — Может быть, — Заганос-паша снова улыбнулся своей обычной доброжелательной улыбкой. — И все же: сражения, мой друг, выигрывают тактики, а не храбрые рубаки, которые бросаются напролом, очертя голову. — Вы так уверены? На этот раз Мехмед не смог отказать себе в удовольствии одним махом столкнуть белую башню***, преградившую путь его визирю****. Шехзаде самодовольно рассмеялся, зажав в пальцах трофей. — Только что вы, превосходный, прославленный на всю Порту тактик, потеряли одну из своих башен, а совсем скоро лишитесь и второй. И вы до сих пор уверены, паша? — На все воля Аллаха, — наставник философски пожал плечами. Следующие несколько ходов соперники сделали в молчании, которое неожиданно нарушил звучный голос Заганоса-паши. — А вот сейчас я уверен, как никогда, — вдруг произнес наставник, отвечая на прозвучавший ранее вопрос. Хищно склонившись над доской, чтобы сделать очередной ход, он добавил: — Потому что вам мат, эфенди. — Но как…? Поверить — нет, поверить в подобное было просто невозможно. Но реальность была такова, что маленький белый воин, сумевший незаметно пробраться сквозь сомкнутые ряды противника, в эту минуту действительно занял угрожающую черному падишаху позицию. — Вы обвели меня, словно мальчишку, — только и смог сказать Мехмед, отшвыривая от себя шахматы, которые дробно рассыпались по доске. Заганос-паша улыбнулся ему прежней миролюбивой улыбкой. — Хитрые венецианцы называют такое положение при игре «dare il gambetto», что означает — поставить подножку, — объяснил он, спокойно оглаживая аккуратную бородку. — Суть гамбита в том, чтобы пожертвовать одной или несколькими не слишком важными фигурами, а затем получить преимущество для нанесения решающего удара. — Но люди не шахматные фигуры! — возмутился Мехмед, догадавшись, наконец, куда клонит безмятежно улыбающийся наставник. — И дервиш — это вам не пешка! Он тот, кого я с радостью называю своим другом! Заганос-паша больше не улыбался. Его благородное лицо под белой чалмой посуровело. — Вам придется отказаться от таких опасных друзей, шехзаде Мехмед, если не хотите сами стать пешкой, или (еще того хуже), лишиться своей собственной жизни. — А как же моя честь, паша? — Мехмед тяжело опустился на один из диванов. — Разве она ничего не значит? Наставник развел руками. — Честь и благоразумие — извечные враги, мой юный друг. Тому, кто желает в будущем переделать существующий порядок вещей, придется совершить великое множество неблаговидных поступков. Таков наш мир, полный зла: чего ожидать от людей, изначально им отягощенных? И не удивительно ли, что губят государей не их злодейства, а поступки благородные, которые они совершают, поддавшись светлой стороне своей натуры? — А если, — Мехмед поднял голову, — в следующий раз Совет потребует от меня (ведь может быть такое) отречься от Раду, от которого я не отрекусь даже под угрозой собственной жизни? Что вы тогда скажете, паша? — Что вы не отречетесь, — Заганос-паша положил руку на плечо Мехмеда. — Непостижимо, но когда я смотрю на вас с Раду, то словно вижу две половинки одного целого. Две головы — одно сердце. Но именно поэтому сейчас я призываю вас к гибкости и здравомыслию. Чтобы сохранить свою жизнь. Чтобы сохранить жизнь этому мальчику, с которым вас удивительным образом связала сама судьба. Признайте свои заблуждения. Преклоните голову перед мудростью Совета. И, усыпив их бдительность, учитесь тонким расчетам и политической игре. Прислушивайтесь и приглядывайтесь, заводите полезных друзей, жертвуйте теми, от кого больше не ждете пользы. А когда будете готовы — нанесите удар, который одним махом сокрушит всех ваших недругов. — Dare il gambetto? — Мехмед развернул плечи. Только так — развернутые плечи и абсолютно прямая спина. Твердый взор и гордо поднятый подбородок. Им не удастся перекроить его под свою мерку — он просто этого не позволит. — Если вам так угодно, — Заганос-паша вновь тепло улыбнулся, с явным удовольствием наблюдая за своим подопечным. — Только разыграйте его по всем правилам. — Постараюсь, — отозвался Мехмед, которому еще предстояло подумать, с каким лицом и в каких выражениях он сообщит Раду о собственном недостойном поражении.

***

— Мне жаль, что так вышло, Мехмед, — сказал Раду, когда они встретились на тренировочной площадке для стрельбы из лука. Шехзаде глубоко вздохнул. Увы, его маленький друг, несмотря на многочисленные, искрящиеся всеми гранями таланты и поразительные для его возраста познания в науках, понимал в политике даже меньше самого Мехмеда. Впрочем, ему хватило фразы: «Так было должно», чтобы смириться с решением, по которому дервиша передали в руки Совета. — Хвала Аллаху — ты верен мне, — Мехмед невольно улыбнулся, глядя в обращенное к нему доверчивое личико с милой россыпью едва заметных веснушек на бледных щечках, — что бы я ни сделал. В одной руке, друг мой, у тебя ум, в другой — преданность. Но ты не политик, мой бесценный Раду — светлая сторона моего сердца. Раду неуверенно рассмеялся и пустил стрелу. — И не воин, — он горестно потупился. Пущенная неопытной рукой, стрела улетела мимо мишени куда-то в сторону под ядовитый смешок тренирующегося чуть поодаль Влада. Мехмед стиснул зубы. Если ему так и не удалось поладить со старшим из валашских братьев, то исключительно по вине последнего. Его «проклятые турки лишили меня родины и свободы» и «мой брат предал меня» оказалось непрошибаемой стеной. Он что-то цедил на своем родном языке, по-прежнему косился, не скрывая своего презрения, по-прежнему криво и зло ухмылялся за спиной шехзаде, стоило тому ошибиться, отвечая на уроках. У самого Влада все шло без сучка и задоринки. Дерзкий, жадный до знаний, умный, начитанный, амбициозный — он, хоть и не блистал подобно младшему брату, но и не плелся в хвосте, уступил эту сомнительную честь Мехмеду. «Погоди, змея, я еще поквитаюсь с тобой», — злился Мехмед, прикидывая, какие кары он при случае обрушит на голову соперника. Случай представился на тренировочной площадке, оборудованной в той части сада, которую из-за растущих тут в великом множестве лекарственных растений с чьей-то легкой руки прозвали «куриным лесом». Мехмед любил это место. Под сенью огромных деревьев, за стеной густого орешника был мужской мир, где не устраивали философских диспутов и не вели бесед на ученой латыни, а хвастались мускулами, дрались на саблях и стреляли из лука. Здесь Мехмед, бесспорно умелый лучник, чувствовал себя одним из первых. Нет, самым первым. Не в пример Владу, который по части стрельбы был весьма и весьма слабоват. «Вызову его на поединок и обставлю», — Мехмед взялся было за лук, но тут же ощутил, как маленькая теплая ладошка тянет его за рукав и повернул голову. — Что, Раду? — Почему так, Мехмед? — грустно спросил мальчик, опуская руку. — Я стараюсь, очень стараюсь, но ничего… — Пока не получается? Раду отчаянно кивнул. Мехмед, который и думать забыл о поединке, тут же потянулся к нему всей душой, неся свою поддержку. — Тебе просто не хватает навыка, — склонившись, он незаметно погладил тонкие аккуратные пальчики, стиснувшие рукоять лука так сильно, что побелели костяшки. Конечно, сейчас, под острым взглядом Влада он не мог позволить себе большего. Но позже, наедине, он обязательно обнимет Раду, растреплет, разлохматит ему волосы, сожмет его изящные кисти в своих больших ладонях и непременно найдет нужные слова. Позже — обязательно. И не забыть обнять покрепче. Но ведь и теперь у него есть, чем утешить Раду. — Не отчаивайся, слышишь? — Мехмед, не удержавшись, снова погладил крохотную ладошку. — В конце концов, не такое уж это высокое искусство — стрельба из лука. Если хочешь, я могу научить тебя. Его маленький друг просиял. — Правда? — Это меньшее, что я могу для тебя сделать, — Мехмед улыбнулся и, обойдя мальчика, встал за его спиной. Так показывать было проще всего. Его самого когда-то именно так и учили. И потом — какая разница, что опять надумает себе подозрительно притихший Влад, до которого ему в общем-то не было никакого дела? — Запомни, — Мехмед наклонился, положил руку Раду на пояс, удерживая его на одном месте, — при стрельбе ты должен стоять прямо. Поворачиваются только голова и верхняя часть твоего тела. Левая рука — всегда прямая. Нет, Раду, пальцы второй руки не зажимают хвостовик, а натягивают тетиву. Теперь — прицеливайся. Знай: твое тело уже само — оружие, а лук — лишь орудие в твоих руках. Твоя цель — на кончике стрелы. Ее оперение и вторая рука — под твоим подбородком. Ну что опять? — со вздохом спросил Мехмед, когда Раду рассмеялся. — Оперение щекочет меня, — мальчик поднял к нему смеющееся личико. Он весь звенел от смеха, словно колокольчик, и Мехмед, опять не удержавшись, схватил его и начал щекотать, приговаривая: «Вот так щекочет? Или вот так?» Они возились, весело и шумно, точно щенки одного помета — и это было прекрасно, честно говоря. И налившееся жаром солнце, и этот дивно пахнущий, волнующийся ветками сад, и потревоженные ласточки, кружившие над их головами — все это тоже было прекрасно… до того момента, пока Мехмед не обратил внимание на Влада. Старший валашский княжич застыл в угрожающей позе, приготовившись к выстрелу. Его стрела была нацелена прямо на них*****. *Совет Дивана (Диван) — высший орган исполнительной, законодательной или законосовещательной власти в ряде исламских государств **во времена описываемых событий игроки разыгрывали право первого хода с помощью игральных костей ***Башня (здесь) — ладья ****Визирь (здесь) — ферзь *****Отсылка к сериалу «Фатих Завоеватель»