Невесты полоза

«Принуждение людей, подчинение их своей воле приводит к циничному отношению к человечеству в целом. А такое отношение разлагает всё, чего касается». Френк Херберт Дрожащими руками Джинни перебирала струящийся атлас платья, глядя куда-то в пустоту. Тишину в комнате нарушал только непрекращающийся стук капель дождя по стеклу и монотонное тиканье часов над погасшим камином. Они появились здесь, пока она спала – наверное, об этом позаботилась Твинкси, бесшумно пронеся в комнату среди ночи. И, наверное, девушка могла бы сидеть вот так вот целую вечность – прислушиваясь к негромким звукам вокруг, которые, казалось, вот-вот должны были ее успокоить. Она боялась смотреть по сторонам, не хотела доставать платье из коробки и, тем более, примерять его. Ей казалось, что если она отвлечется от своих меланхоличных мыслей, если вынырнет из размышлений в реальность, то жизнь тут же поглотит ее с головой, обрушив все возможные страхи, угрызения совести и непреодолимую тоску. Хотелось верить, что если она просто замрет, не будет обращать внимание на окружающую реальность, то время остановится или просто выбросит ее из своего бесконечного круговорота, тем самым избавив ото всех проблем и страданий. Однако часы напоминали о том, что все это невозможно, и если Джинни не поторопится, то ей придется несладко. Вот только разве что-то могло быть уже хуже того, что с ней происходит? Четыре стены, давящие со всех сторон; вокруг – темные волшебники, каждый из которых только и мечтает, как бы убить самых близких ей людей; так отчаянно воскресающие в памяти воспоминания о Томе Риддле; Беллатрикс, сверлящая ее ненавидящим взглядом. Джинни не удивилась бы, если бы после вчерашнего Волдеморт вдруг воспылал желанием просто избавиться от нее или жестоко наказать, и то, что пока ничего подобного не произошло, настораживало девушку еще сильнее. Если, вернувшись в комнату ночью, Джинни и думала, что сразу же уснет,то глубоко ошибалась. Девушка еще долго ворочалась в постели, проливая слезы, которым, казалось, не было конца, жадно хватала ртом воздух, словно его с каждой минутой становилось все меньше, и отчаянно пыталась перестать думать обо всем, что произошло за прошедший день. Но ноющие синяки на теле напоминали о пережитой схватке с дьявольскими силками, а в голове звучал насмешливый голос Беллатрикс. А потом, поняв, что слезы никак не остановить, Джинни долго плакала, спрятав лицо на груди у Тома Риддла, уже не различая, где реальность, а где сон. Он что-то шептал ей на ухо, гладил по волосам, но девушка не могла ни расслышать его слов, ни рассмотреть лица – возможно, всему виной была непроницаемая пелена дождя, которая с каждой секундой будто отдаляла от нее юношу. И потом, когда Джиневра проснулась, она действительно увидела, как по окну струятся густые капли, не позволяя разглядеть то, что происходит на улице. В комнате горели свечи, в камине пылало пламя, и обстановка ничем не отличалась от той, которую Джинни видела, когда засыпала. Вот только на маленьком столике перед ее кроватью красовалась большая светлая коробка, а на стене над камином висели большие часы. Джинни все еще удивленно осматривалась, пытаясь понять, какое сейчас время суток и что вообще происходит, почему у нее ноет тело, а на душе такое тяжелое ощущение. Она еще долгое время не могла прийти в себя, неподвижно лежа на кровати и молча всматриваясь куда-то в пустоту. Вставать не хотелось, точно так же, как и шевелиться. Можно было провести вечность в такой вот апатии, ничего не воспринимая и не чувствуя. Только часы издали громкий удар, оповещая о том, что через полчаса к ней явится Волдеморт. «Хочу, чтобы ты была готова завтра к семи часам вечера. Надеюсь, что ты будешь послушной девочкой и не создашь себе ненужных проблем», – вспомнились Джинни его слова. И в голове почему-то так ясно прозвучал его голос – вкрадчивый, отстраненный, властный. Так, словно Волдеморт сейчас стоял перед ней, смиряя пристальным взглядом, как будто желая этим подчинить своей воле. Это мимолетное видение растаяло только тогда, когда Джинни, наконец, заставила себя подняться с кровати и пойти в ванную комнату, чтобы принять душ и хоть как-то избавиться от навязчивых мыслей и образов. А потом, вернувшись в спальню, девушка просто завернулась в халат, расчесала спутанные мокрые волосы и уселась на диван, все еще толком не зная, что же ей делать дальше. Стрелки на часах неумолимо двигались к семи часам вечера, приближая приход Темного Лорда. Джинни поражалась, с каким равнодушием думала об этом – ей казалось, что все вокруг происходит во сне, и в любой момент онаможет проснуться. Однако не делала этого, словно боясь нарушить ход событий. «Я и правда становлюсь похожей на куклу, – думала Джинни, потянувшись руками к коробке. – Они делают со мной все, что хотят – играют, пытаются лишить свободы. Как же это низко и гадко! Дементор подери этого ненормального Риддла вместе с его рептилией и съехавшей с катушек Лестрейндж! Ненавижу…» От внезапного прилива злости Джинни с силой толкнула коробку, отчего та с глухим стуком упала на пол, перевернувшись, и выпавшее из нее платье зеленой волной покрыло ковер. Девушка замерла, не сводя взгляда с гладкой переливающейся ткани, на которой бликами играли огни свечей. Зрелище было прекрасным, и можно было часами заворожено наблюдать за этими отблесками. Когда-то Джинни могла только мечтать о таком наряде, а сейчас он удостоился всего нескольких равнодушных взглядов. Плохо отдавая отчет своим действиям, девушка встала с кровати, подобрала платье и приложила его к себе. Ее руки дрожали, ноги казались ватными, в горле пересохло, а голова шла кругом, но Джинни, преодолевая слабость, подошла к зеркалу. В нем отразилась девушка, совсем отдаленно похожая на прежнюю Джиневру Уизли. С бледным лицом, на котором слишком ярко выделялись веснушки, с потускневшими карими глазами, уставшим взглядом, темными кругами под глазами, впалыми щеками и взлохмаченными волосами. Неужели за месяц, проведенный в этом заточении, она стала походить на призрака? Прежде Джинни часто горевала из-за того, что она не такая миниатюрная, как Луна Лавгуд, или не худая, как Гермиона, то и дело стыдясь своей большой груди и пухлой фигурки. Теперь же она понимала, что раньше выглядела очень даже неплохо, а сейчас, ей оставалось только удивляться тому, как же ее изменили недели заточения. Джинни прижала к себе платье, понимая, что ее уставший вид ну никак уж не вяжется с изысканным нарядом. Девушка вздохнула и хотела, было отложить платье в сторону, как всего на секунду почувствовала легкое дуновение – тонкая струйка воздуха прошлась по босым ногам, тут же охватив все ее тело. Джинни замерла, не решаясь пошевелиться, при этом чувствуя, как ее окутывает дрожь. Почему-то именно сейчас тишина выделялась особо ярко, и на ее фоне слышалось оглушающее тиканье часов. Наверное, прошло несколько секунд, но девушка так и не решалась сделать какое-нибудь движение. – Оно будет на тебе великолепно смотреться, – совсем рядом послышался негромкий и спокойный голос. Джинни медленно повернула голову и, конечно же, увидела Волдеморта – он стоял всего в нескольких шагах от нее, пронзая внимательным взглядом. На какой-то миг ей почудилось, что он – всего лишь игра воображения после сегодняшних сновидений. Ее пальцы до боли сжали платье, а сознание снова заволокло животным страхом. – Ты опаздывала, я и решил проверить, все ли с тобой в порядке, – произнес Волдеморт. И, если бы не его ледяной взгляд и шипящий голос, можно было бы подумать, что он действительно заботится о Джинни. Девушка подняла на него глаза, не в состоянии что-либо ответить, но, кажется, этого и не требовалось. – Не заставляй меня ждать тебя снова, Джиневра. Думаю, мне не стоит объяснять, как мне не нравится, когда не выполняют мои приказы. Ты ведь умная девочка, и поэтому очень быстро наденешь это прекрасное платье и спустишься вниз, – Волдеморт говорил это почти мягко, но все же в его голосе слышались властные нотки, что могло быть лишь предупреждением, что с ним лучше не шутить. Он сделал шаг в сторону Джинни, протянул руку, дотронулся до ее подбородка, и на его губах всего на миг появилось подобие улыбки. – Не подводи меня, Джиневра, – он отчетливо произнес ее имя, словно пробуя на вкус каждую букву. В ту секунду его голос звучал слишком мягко, почти ласково, и это в очередной раз вызвало у Джинни привычное наваждение. Она опустила взгляд, замотала головой, желая отогнать от себя образ Тома Риддла, но перед глазами, как назло, стояло лицо молодого парня. Ну почему, почему она никак не может провести ощутимую грань между юношей из своих детских грез и волшебником из ночных кошмаров? Почему каждый раз, когда Волдеморт подходит к ней так близко, она словно лишается рассудка, и ей тут же чудиться Том из старого дневника? Может, потому что в Лорде Волдеморте все же осталось что-то от того парня, который так долго не мог выйти у нее из головы? Джинни набрала полные легкие воздуха и, сделав над собой усилие, отступила на шаг назад. – А что… что, если не спущусь? – прошептала девушка, понимая, как дрожит ее голос и как жалко сейчас она выглядит. Она была готова поспорить, что Волдеморт снова улыбнулся, хоть и не видела его лица. Ей отчаянно хотелось противиться ему, хотя бы делать вид, что она храбрая, но почему-то ничего не получалось. Возможно, страх перед этим волшебником, наконец, взял над ней верх, а, может быть, она просто устала бороться. – Почему ты решила, что не спустишься? – прежним тоном поинтересовался Волдеморт, как будто бы всего лишь спрашивал у нее о погоде. Джинни прижала к себе платье еще сильнее, словно оно было единственным спасением. Она сделала еще один шаг назад, но вынуждена была остановиться, так как ее спина уперлась в зеркало. – Потому что не захочу, – еще тише сказала Джинни. Волдеморт тихонько рассмеялся. – Захочешь, Джиневра, поверь мне, захочешь. Если я прикажу, – произнес он. Девушка не шелохнулась и не подняла головы, боясь снова встретиться с его пронзительным взглядом. Это было бы для нее настоящим поражением: глядя в лицо этому волшебнику, она секунду за секундой лишалась собственной воли. И если бы пробыла с ним дольше, чем потребуется, то, возможно, стала бы такой же марионеткой, как Беллатрикс. «И с каких это пор я жалею эту садистку? – совсем не к месту пролетело в голове Джинни. – Но если я послушаюсь его, то чем буду отличаться от Лестрейндж?» – Если ты сомневаешься в моих словах, то поспешу тебе доказать их правдивость, – таким же спокойным тоном произнес Волдеморт, и если бы Джинни не была так напугана, то услышала бы в них угрозу. – Империо. Заклинание прозвучало так неожиданно, что Джиневра даже не успела сообразить, что же произошло. Впрочем, она и не могла – заклятье Повиновения как раз и служило для того, чтобы тот, к кому его применили, не мог отвечать за свои действия. Несколько мгновений Джинни безмолвно смотрела на Волдеморта, не в состоянии пошевелиться или опустить взгляд и при этом прекрасно понимая, что ее страх здесь не причем. Она не почувствовала, как ее пальцы разжались, и платье уже во второй раз за вечер выпало из рук, разметавшись по полу. Следовало наклониться, подобрать его – Джинни понимала это – но сотни преград, словно невидимые путы, сдерживали ее движения. Тело девушки становилось все тверже, а сознание все больше ограждалось от реального мира. Как будто бы не существовало никого и ничего, кроме нее, Волдеморта и его желаний. Волшебник довольно хмыкнул, после чего взял ее лицо в свои руки, словно все еще опасаясь, что Джинни вырвется. Она и правда хотела отодвинуться подальше от этих невесомых и почему-то обжигающих прикосновений, но не могла, никак не могла сопротивляться, хоть и прекрасно знала, что Империусу возможно противостоять. Но, наверное, не тому, который наложил сам Лорд Волдеморт. – А теперь ты быстро приведешь себя в порядок и спустишься в малую столовую. Она находится на втором этаже, по правую сторону от лестницы. Ты не ошибешься, – прошептал Темный Лорд, наклонившись к ее уху. – Будь умницей. Последнее было сказано с нескрываемой иронией, но на данный момент Джинни до этого не было никакого дела. Волдеморт быстро вышел из комнаты, а девушка даже не успела проследить за ним взглядом, и когда она осталась одна, почему-то вдруг стало неимоверно холодно и пусто. Джиневра не помнила, как надевала платье, как расчесывала волосы, как вплетала в них золотые ленты и как пудрила щеки. И даже тогда, когда перед ней в зеркале отразилась совсем юная девушка с копной рыжих волос, в прекрасном платье, она никак не отреагировала на то, что выглядит прекрасно. По крайней мере, так, как она могла выглядеть после стольких дней переживаний и одиночества. Она двигалась по особняку, как призрак – бесшумно и не спеша, но при этом четко зная свою цель и готовая ради нее пойти на любой поступок. Сознание было где-то далеко, но прекрасно понимало, что в ее теле больше не осталось настоящей Джинни Уизли, вместо нее появилась частичка Волдеморта – его воля и его прихоти. Наверное, именно поэтому по щекам девушки катились слезы, а она никак не могла их сдержать или даже вытереть. Джиневра спускалась вниз по широкой лестнице с резными мраморными перилами, застеленной коричневой дорожкой, и каждый миг девушке казалось, что она вот-вот упадет вниз – так дрожали ее ноги, так кружилась голова. Но сопротивляться совсем не было сил. Джинни без проблем нашла малую столовую – та, как и говорил Волдеморт, находилась по правую сторону от лестницы. Это было прямоугольное помещение, которое, видимо, назвали «малой столовой» в шутку, так как здесь запросто могло уместиться пять гостиных Гриффиндора. Зал заполняла густая темнота, сразу навевая воспоминания о холоде, одиночестве и безысходности, и даже языки пламени в большом камине не делали помещение теплым. Показалось, что здесь куда холоднее, чем во всем остальном доме, и, как только Джинни ступила сквозь открытую дверь на красный паркет, то невольно поежилась. Хотелось убежать, где-нибудь спрятаться от этой гнетущей атмосферы и поскорей забыть обо всем кошмаре. Но вместо этого Джиневра остановилась рядом с длинным столом, накрытым на две персоны. В тот же момент перед ней возник Волдеморт, и всего на миг показалось, что все встало на свои места, а Джинни почувствовала себя спокойнее и увереннее. Наверное, именно так себя чувствуют утерянные игрушки, вновь попавшие в руки своих хозяев, жестоких детей, которые только и хотят, что поиграть с ними, а потом снова отбросить в дальний угол. Волдеморт улыбался. Его бледное лицо слишком выделялось на фоне мрака, едва пронизанного тусклым светом свечей, а глаза казались матово-черными, отчего становилось еще больше не по себе. И Джинни было так страшно осознавать, что Том Риддл больше не человек и даже не темный волшебник, а самый настоящий демон, который может позволить себе все на свете. – Рад, что ты пришла так быстро, Джиневра, – оставаясь почти неподвижным, проговорил Темный Лорд. – Ты великолепно выглядишь. Джинни промолчала: то ли так решил Волдеморт, то ли всему виной было ее не проходящее оцепенение. Волшебник указал взглядом на один из стульев, безмолвно приказывая Джиневре садиться, и, как только его пожелание было выполнено, сам сел напротив девушки. Потянулись бесконечные секунды напряженной тишины. Волдеморт не сводил с Джинни изучающего взгляда, словно пытался высмотреть в девушке какие-то недостающие детали, а она бездумно уставилась в пустую тарелку, больше всего на свете боясь встречаться глазами с Волдемортом. Послышался легкий звон стекла, звук открываемой бутылки, льющегося напитка. Краем глаза Джинни увидела, как ее бокал наполняется бордовой жидкостью, и почему-то в голове возникли совсем нехорошие ассоциации с кровью. – За встречу, Джиневра! – с пафосом произнес Волдеморт, и краем глаза девушка увидела, как он поднял бокал.