Без любви

Новый день принес новый сюрприз. Причем с той стороны, с которой его меньше всего можно было бы ожидать. Утром Рюдзаки снова был холоден, высокомерен и отчужден, ни единым намеком не вспоминая о близости и своей ночной щедрости. Злясь на него и не понимая, Лайт тоже усиленно делал вид, что их связывают лишь рабочие отношения. Но в глубине души он был задет – и задет сильно. Он не хотел признаваться в этом даже самому себе, но абсолютное равнодушие омеги уже начинало его всерьез ранить. Уж хотя бы поцеловаться-то они утром могли! Какой смысл делать вид, что они почти не знакомы, если так приятно просыпаться в обнимку, долго и вкусно целовать друг друга, гладить руками… Глядя в согнутую спину склонившегося над раковиной Рюдзаки, Лайт мрачно думал, что, похоже, сильно переоценил плюсы не требующего никакого особенного к себе отношения омеги. Немного потребности во внимании, ухаживаниях, ласках, что было в избытке у того же Мисы, Рюдзаки все же не помешало бы. Альфе вдруг пришло в голову, что полное отсутствие отношений – это, конечно, удобно, но вовсе не так уж приятно, если серьезно подумать. Ему очень не хватало хотя бы легкой привязанности партнера. Ощутимой взаимной симпатии, флирта, влечения… Но, столкнувшись взглядом с выпрямившимся и шагнувшим в сторону омегой, уступающим ему место у раковины, альфа мгновенно принял надменный независимый вид. В глазах своего перманентного любовника он не увидел ничего, кроме деловой сосредоточенности и равнодушия. Вздумай Лайт сейчас сказать вслух, что его всерьез беспокоит бледный усталый вид детектива и ставшие глубже тени у глаз – Рюдзаки бы не понял его. Или, еще чего доброго, и правда приковал бы наручником к Моги, посчитав, что альфа становится опасно заботливым. Находиться рядом с омегой можно было, только ничем не угрожая его драгоценной свободе. Даже намеком. Он принимал лишь потребности в сексе – чистом сексе, как в физиологическом акте, категорически отвергая любую душевную близость, сопутствующую ему у нормальных людей. А потому, старательно изображая полнейшее равнодушие, альфа шагнул мимо него к раковине и потянулся к своей зубной щетке. В штабе они хоть и сидели рядом, плечом к плечу, но каждый занимался своим делом, не обращая внимания на другого. Лайт строил графики и сортировал статистику, Рюдзаки же изучал бегущие цифры, изредка задумчиво вскидывая взгляд к центральному монитору, на котором Миса валялся на диване и не выпускал из рук телефон. Рядом бессмысленно суетился Мацуда, бесполезно перекладывая бумажки и наводя хаос, а где-то за спиной незаметно работал молчаливый Аидзава. - Шеф! А, и господин Моги, здравствуйте! – вскинулся первым Тода к распахнувшему двери лифту. – Хорошие новости! Благодаря Лайту нам удалось найти новые доказательства связи Киры с компанией Ецуба. - Ецуба? Похоже, мы на верном пути, Мацуда, - только что пришедший господин Соичиро одобрительно положил ладонь на плечо молодого альфы. Но он явно был чем-то очень расстроен, да и сопровождавший его Моги тоже выглядел крайне подавленным. И отец Лайта тут же поделился тем, что его так расстроило. – Я только что был у директора, он сказал, что Кира шантажирует нас… Как выяснилось, Кира заявил, что, если полиция перестанет за ним охотиться, то он не будет трогать политиков. - И полиция согласилась на это, - мрачно закончил Соичиро рассказ. - А? – Лайт был так ошарашен, что даже вскочил со стула, не веря своим ушам. Потрясенно отшатнулись и Аидзава с Мацудой. Даже Рюдзаки крутанулся на кресле, оглядываясь через плечо. Это был тот удар, которого они все никак не могли ожидать. Те, кто хотел остаться работать с ними, должен был покинуть ряды полиции. Каждому из полицейских предстояло сделать крайне тяжелый выбор. Впрочем, сам Соичиро его уже сделал – он решил уйти из полиции. - Но у каждого из вас своя жизнь, - добавил он. Полицейские были в шоке. Мацуда высказал мысль, что особенно тяжело придется тем, у кого есть семья. Аидзава молчал – его положение было самым тяжелым: имея семью, он не мог позволить себе лишиться работы. - Я думаю, вы все должны остаться работать в полиции, - неожиданно спокойно проговорил Рюдзаки. Он уже не смотрел на полицейских, повернувшись ко всем спиной и уткнувшись взглядом в монитор. – Я привык вести дела в одиночку. Но я очень рад, что вы так долго работали вместе со мной. Я продолжу это расследование. И обещаю, что обязательно приду в полицию и принесу вам в подарок голову Киры. Его голос звучал мягко и невозмутимо, как будто он не оставался один на один со смертельно опасным врагом, перед которым спасовала даже вся полиция Японии. Всего лишь омега, но его самообладанию, целеустремленности и уверенности в торжестве правосудия мог бы позавидовать любой альфа. - Рюдзаки! Не забывай, что теперь ты не один – мы крепко связаны, - Лайт поднял руку с наручником, очень надеясь, что омега поймет, что говорит он… не только о сковывающей их цепи. Ему вдруг пришло в голову, что сама судьба дает ему этот шанс. Пусть все уходят – они справятся с Кирой сами. Так даже лучше – никто не станет мешать становиться им ближе. Им не придется больше скрывать своей связи и делать вид, что они вместе только из-за расследования. И альфа докажет этому заносчивому омеге, что он годится не только для секса. - Да, ты прав, - равнодушно проговорил Рюдзаки, даже не поворачивая головы и не глядя на альфу. Скрытого значения его слов он либо не понял, либо не захотел услышать. – Лайт останется со мной, пока я не поймаю Киру. Но всем остальным лучше отказаться от расследования. И принялся спокойно и с явным удовольствием поглощать вишню, пока полицейские за его спиной делали мучительнейший в своей жизни выбор. Да еще и цинично сообщил, что ему нужна была помощь полиции, а от того, что четыре человека покинут ее ряды и останутся с ним, ничего не изменится. Лайт смотрел на него и поверить не мог, что омега способен быть таким жестким. Да что там омега – что вообще человек может быть равнодушен настолько, чтобы даже не попытаться дать хоть какой-то толчок, хоть какую-нибудь подсказку, которая была сейчас просто необходима. Стимул поставить на карту всю свою жизнь и благополучие, в обмен на борьбу со злом. Или найти компромисс. Нет, Рюдзаки, наоборот, сделал все, чтобы показать, что компромисса не будет. Он словно подталкивал их уйти. Особенно – Аидзаву, для которого этот выбор был особенно труден. Но всю глубину железной принципиальности омеги Лайт смог прочувствовать, лишь когда список папок на их компьютерах мигнул и сменился на изображение буквы W на экране. - Рюдзаки. Мы же договорились, что если у кого-нибудь из участников расследования возникнут проблемы: например, его уволят с работы – я должен буду предоставить этому человеку и его семье материальную помощь, чтобы они всю жизнь ни в чем не нуждались, - проговорил в динамиках голос Ватари. И с нажимом добавил. – Почему ты не сказал им об этом? По штабу пронесся потрясенный вздох. Но Рюдзаки, сидя на корточках в кресле с аккуратно сложенными на коленях руками, тут же поставил на место своего верного опекуна: - Не смей вмешиваться, Ватари. И неожиданной новости успел обрадоваться только простодушный Мацуда. - Рюдзаки, - в угрожающем голосе Аидзавы отчетливо слышались плохо скрываемые ярость и обида. – Ты проверял, готов ли я ради расследования уйти из полиции? Лайт был уверен, что теперь-то уж омега отступит. Особенно, когда Мацуда и Соичиро Ягами бросились наперебой убеждать оскорбленного альфу, что детективу просто было неловко говорить о деньгах. Момент был самый благоприятный, чтобы согласием с ними сгладить тяжелую ситуацию. Но омега был непреклонен. - Нет. Я вас проверял. Хотел узнать, что вы выберете, - бесстрастно сообщил он, глядя остановившимся взглядом в экран, на котором снова отображались иконки папок. Он никому не собирался давать поблажки. Лицо омеги не дрогнуло, когда возмущенный до крайности Аидзава заявил, что покидает расследование. И даже когда разгоряченный обидой альфа добавил, что Рюдзаки ему никогда не нравился, и его методы работы тоже – омега сохранил присущее ему хладнокровие. И даже задумчиво сообщил с искренней дружелюбностью: - А мне, наоборот, всегда нравились такие люди, как вы, Аидзава. Когда полицейский бросился к выходу, Лайт потрясенно повернулся к омеге. Рюдзаки все так же сидел – не шелохнувшись, аккуратно сложив узкие ладони на коленях. И смотрел остановившимся взглядом в экран, на котором ничего не показывалось, кроме иконок папок. Он казался таким одиноким, нахохлившимся и несчастным в своей непреклонности, но его целеустремленность и воля поистине восхищали. - Тяжело таким быть? – спросил его Лайт, когда они, закончив текущие дела, поднимались к себе в апартаменты. Остаток дня прошел в очень тяжелой, подавленной атмосфере. Оставшиеся в команде полицейские понуро переглядывались и исподтишка бросали на Рюдзаки осуждающие взгляды, явно потрясенные тем, как он обошелся с их коллегой и другом. Хотя детектив был, на самом-то деле, прав – среди них было не место тому, кто колебался, кто не готов был поставить на карту все, что имел. Но вот так жестко расставить приоритеты под силу было далеко не каждому лидеру. И это еще при том, что они понятия не имели, что Рюдзаки, на самом-то деле, даже не был альфой. - Не особенно. Я привык, - рассеянно откликнулся омега, мгновенно понимая, о чем спрашивает его альфа, несмотря на то, что прошел уже целый день. – А, может быть, я всегда таким был. - Но это непросто, – не спрашивая, скорее утверждая, продолжал допытываться Ягами. Рюдзаки повернул голову и задержал на нем долгий внимательный взгляд. - Да. Непросто, - наконец, очень серьезно проговорил он, и отвернулся. И Лайт не решился больше расспрашивать, да и говорить вроде как было не о чем. Не мог же он, в самом деле, признаться, как восхищает его сила воли и несгибаемая целеустремленность Рюдзаки… Потому что тогда бы пришлось признаваться и в том, как отчаянно ему хочется хоть немного облегчить тот неподъемный груз, что взвалил на себя омега. Закрыть собой, принимая тяжкое бремя на свои широкие мощные плечи, как и положено альфе. И вернуть омеге законное право быть слабым – то, что полагалось всем омегам их мира, и чего Рюдзаки себя добровольно лишил. Но Лайт был никем для Рюдзаки. Всего лишь случайный партнер и, по совместительству, главный подозреваемый. И та сила, что он в себе чувствует, и желание защищать, и готовность делить ответственность бесполезны рядом с омегой, не желающим, чтобы кто-то когда-нибудь назвал бы его «своим». Осознание этого оставляло во рту горький привкус, и альфа чувствовал себя непривычно подавленным и опустошенным, говорить совсем не хотелось. Да и Рюдзаки молчал, погрузившись в задумчивость – как бы ни строил он из себя не нуждающегося в человеческом обществе и тепле, но этот день явно дался ему нелегко. - Пойдем в душ? – устало проговорил он, как только они переступили порог своих апартаментов. - Угу, - кивнул альфа. Эта моральная встряска, что произошла днем, катастрофически их отдалила. Вдруг стало понятно, насколько же они чужие друг другу. И от этого было горько – ни о сексе, ни о взаимных подначках даже думать было бы сейчас неуместно. Она расставила все по местам. Показала, насколько же все серьезно. Напомнила о том главном, чем они занимались. - Потереть тебе спину? – неожиданно даже сам для себя предложил вдруг Лайт, когда Рюдзаки снова защелкнул наручники у них на руках после того, как они оба сняли футболки, и склонился, стягивая с себя джинсы вместе с трусами. Нет, альфа ни на что не рассчитывал. Он и сам удивился, осознав, что вслух задал этот вопрос. Просто, глядя на проступающие позвонки на склонившейся спине омеги, Ягами вдруг осознал, что этот холод, что зародился сегодня между ними, дальше будет только расти. И деловое отчуждение окончательно сделает невозможным очередное продление их договора. Он очень остро это почувствовал, и отчаянно пытался предотвратить надвигающуюся катастрофу хотя бы попыткой завести разговор – более инстинктивно, чем продуманно и осознанно. И тут же сам же мысленно скривился, понимая, насколько это беспомощно и глупо. Рюдзаки выпрямился и, оглянувшись через плечо, удивленно взглянул на Лайта. Альфа уже опустился на корточки у стены, приготовившись терпеливо ждать, покладисто уступив омеге бесспорное право пользоваться душем первым. Он смотрел на омегу снизу вверх, ожидая вполне закономерного отказа, который бы его не расстроил и не удивил. Но тут он подумал, что омега может решить, что альфа собирается унижаться и снова выпрашивать у него хотя бы оральные ласки. Этого гордость Ягами уже точно не могла допустить. - Забудь, - криво усмехнувшись, пренебрежительно махнул он рукой. – Не пугайся, я не подкатываю. Всего лишь предложил свою помощь, но, если не хочешь – то и не надо. Рюдзаки перестал его удивленно рассматривать и отвернулся. Сделал шаг к душевой кабине, и вдруг замер. И, не оглядываясь, низко наклонив голову, тихо проговорил: - Потри. - А? – вскинулся ошарашенно альфа, но омега уже шагнул в душ, скрываясь за матовыми стеклянными стенками. Только цепь тихо звякнула, потянувшись за ним змеей по кафельным плиткам пола. Лайт подскочил, как ошпаренный, и кинулся торопливо расстегивать брюки, путаясь пальцами в ремне и ширинке. Такого поворота он никак не мог ожидать. Чуть не споткнувшись о спущенные с ног штаны и чудом избежав перспективы встретиться лицом с полом, он стремительно стянул с себя и трусы, и, бросив одежду комком на полу, поспешил за омегой. Шагнул сквозь стеклянные двери в горячее влажное пространство душевой кабины и замер. Оказывается, он совсем не был готов к такой неожиданной близости их голых тел, и сердце колотилось, как бешеное, ставя под вопрос возможность сохранить хладнокровие. Омега уже включил душ и стоял спиной к нему, сосредоточенно наливая из флакончика гель на мочалку. - А дверь? – с упреком оглянулся он к Лайту, рассеянно мазнув по нему отрешенным печальным взглядом. Альфа тяжело сглотнул и, на мгновение отвернувшись, задвинул стеклянную дверцу кабинки. Повернулся и снова уставился на голую спину Рюдзаки. Он хотел бы сказать, что омега все сделал сегодня правильно. Что он восхищен его способностью ставить дело превыше естественного желания нравиться людям и обзаводиться друзьями. Что понимает, что вызывать антипатию сразу у всех окружающих тебя помощников нелегко. И что Аидзава, на самом-то деле, ни капли не стоит его печали в глазах и подавленного настроения. Но взгляд альфы, помимо воли, упрямо соскальзывал на узкую задницу детектива, и мысли путались, не формируясь в связные фразы. Вместо этого в голове возник совершенно дурацкий и неуместный вопрос: удержится ли флакончик с гелем, если его поставить на практически идеальные полукружья ягодиц омеги, или все-таки упадет. Лайт был альфой, и находиться рядом с голым омегой в тесном пространстве, сохраняя невозмутимость, оказалось не так-то просто, как выяснилось. Пусть даже у того и не было течки. Как-то уж слишком остро он реагировал конкретно на этого омегу – может быть, потому, что уже прекрасно знал вкус и каждый изгиб его тела. - Ты решил вылить весь гель? – злясь на себя за мгновенное возбуждение, такое несвоевременное сейчас, Лайт выдернул из рук Рюдзаки мочалку. – Дай сюда. Омега вздохнул и, отставив на полочку гель, покорно склонил голову и вытянул руки по швам. «Только бы не встал!» - отчаянно думал альфа, принимаясь старательно тереть мочалкой его спину. Он пробовал думать о Кире и о его связи с корпорацией Ецуба, пытался представлять себе отвратительного жирного менеджера, убивающего каким-то образом людей по ночам после работы, старался вызвать у себя чувство мерзости к неуловимому массовому убийце, чтобы им заглушить поднимающееся возбуждение… Но это не особенно помогало. Чем ниже спускался альфа, намыливая спину омеги, тем медленнее и неувереннее становились его движения. И тяжелее дыхание, а сердце уже просто выпрыгивало из груди. Стараясь не смотреть, Лайт мазнул мочалкой по ягодицам омеги, и принялся тереть ему бедра, мысленно умоляя его отстраниться и холодным «спасибо» остановить эту пытку. Но омега молчал, и Лайт, стиснув зубы, склонился, тщательно намыливая ему ноги, стараясь ничем не выдать себя. Закончив, он выпрямился, тяжелым взглядом окидывая доверчиво стоящего к нему спиной детектива. Наверное, нужно было закончить на этом, и отдать мочалку омеге. Но тогда бы он обернулся. И мгновенно бы понял, что, пока он сам занят мыслями о том, как спасти этот мир от Киры, мысли альфы сосредоточены только на его теле. Потому что член предательски встал, несмотря на все мысленные приказы Ягами. И он понятия не имел, что теперь с этим делать и как выкручиваться из столь неловкого положения. Лайт сам себя ощущал похотливой скотиной, но уже ничего не мог с этим поделать. - Подними руки, - буркнул он, комкая в руках мочалку. Оставалось лишь продолжать. Пока он моет омегу, тот, по крайней мере, не видит его возбуждения. А потом… Потом, видимо, придется дрочить, по возможности равнодушно списав все на естественную физиологию. Рюдзаки послушно развел руки в стороны, все так же не произнеся ни звука. И это было хуже всего. Если бы они говорили, Ягами, быть может, мог бы хоть немного отвлечься. Но омега упрямо молчал, и Лайт не мог видеть его склоненного лица из-за упавших на него уже влажных темных волос, и ему казалось, что мыслями Рюдзаки где-то не здесь. Не со сгорающим от возбуждения альфой. И от этого было ужасно неловко и стыдно. Он тщательно намылил его левый бок, поднимаясь от узкого бедра до подмышки, и даже сумел как следует намылить левую руку, двигаясь от плеча до тонких изящных пальцев, почти не сбиваясь в размеренных круговых движениях. Но, когда перешел к правому боку, понял, что больше не может. Остановившись на ребрах омеги, Лайт судорожно вздохнул, и прижался к нему, проскальзывая свободной рукой по груди. И вдруг почувствовал, как пробегает по телу недоступного равнодушного партнера ответная сладкая дрожь. Швырнув на пол мочалку, Лайт принялся скользить, намыливая, ладонью по его боку, как будто бы все еще продолжая вполне безобидное действие. Но второй рукой он еще сильнее прижал Рюдзаки к себе, жадно утыкаясь губами ему в висок и уже не скрывая своего частого тяжелого дыхания. Омега расслабленно подался к нему и вскинул голову, откидываясь на альфу. И Лайт наконец-то увидел его лицо. Глаза Рюдзаки были закрыты, а приоткрытые влажные губы так же часто хватали воздух, как и он сам. Если мысли детектива с мировым именем и занимал полностью Кира, то только не в этот момент. Ладонь Лайта скользнула с подмышки ему на плечо, и пробежалась, оглаживая, по всей руке, дотягиваясь до кисти и жадно переплетая пальцы… По телу омеги снова прошла сладкая дрожь. И в этот момент Лайт понял, что, если он хочет ничего не испортить, он должен молчать. Забыть все слова, чтобы дать разговаривать только телам. Потому что любое неосторожное слово может разрушить этот момент, может некстати напомнить омеге о его глупом противостоянии со своим собственным телом. А потому, прикусив язык и подавив в себе поднимающееся жгучее желание шептать нежности на ушко партнеру, альфа принялся гладить ладонями его тело, условно изображая, что всего лишь продолжает намыливать его. Вместо ласковых слов он ласкал его щеку, висок и шею губами, тяжело и шумно дыша носом, зарываясь им в густые пряди темных волос. И опускался ладонями ниже и ниже, пока не добрался до паха и не сжал в скользком от мыла кулаке уже твердый и поднятый член омеги. Второй рукой он скользнул ему по промежности, дотягиваясь до мошонки, бережно обхватывая ее ладонью и щекоча чувствительную точку за ней. Рюдзаки дернулся в его руках, выгибаясь от удовольствия, и с приоткрытых губ его сорвался еле слышный довольный стон. И толкнулся ягодицами назад, потираясь об упирающийся в них член альфы. Лайт еще немного погладил его яички, а потом выпустил их, обхватывая освободившейся рукой омегу за грудь и плотнее прижимая к себе. И, положив подбородок ему на плечо и жарко дыша, принялся двигать второй рукой по его члену, восхитительно скользкому от мыла – сначала медленно, растягивая удовольствие, а потом все убыстряя движения. О себе он даже не думал – ему так хотелось доставить наслаждение партнеру, дать ему необходимую разрядку, что он вполне был готов пожертвовать собственным отчаянным желанием. Частое срывающееся дыхание Рюдзаки ему в ухо, его тихие редкие стоны от удовольствия, пробегающие по худому телу волны сладостной дрожи были лучшей наградой. Но омега вдруг шумно вздохнул и, опустив запрокинутую вверх голову, открыл глаза. - По… подожди, Лайт, - хрипло выдохнул он. И положил ладонь на руку Лайта, останавливая ее движения. – Да…давай по-нормальному… - Уверен? – Лайт поднял подбородок с его плеча и повернул голову, заглядывая в глаза. Зрачки омеги были огромными от желания, затуманенными, смотрящими будто внутрь себя. Он быстро облизал языком пересохшие губы и кивнул. - Уверен. Хочу, чтобы ты мне вставил, - все так же хрипло проговорил он и многозначительно улыбнулся, растягивая губы в порочной улыбке. И от этой его неожиданной пошлости, и глубокого хриплого голоса, задевающего что-то внутри, и расширенных глаз и нескрываемого желания, у Лайта потемнело в глазах. - А я-то как этого хочу… - только и смог он пробормотать. Отстранившись, он легонько нажал омеге на плечи, подталкивая к стене. И Рюдзаки покорно уперся руками в стену, чуть наклонившись. Лайт торопливо облизал пальцы и скользнул ими между ягодиц партнера, держа второй рукой его за плечо и снова прижимаясь к нему всем телом. Мыльная пена оказалась не самой плохой смазкой, хотя, разумеется, существенно уступала природной смазке омег. Но сейчас было вовсе не время думать о таких мелочах. Пальцы легко и привычно скользнули в тело омеги, и Лайт принялся аккуратно растягивать его, целуя в шею и нежно покусывая за мочку уха. Вот сейчас ему отчаянно не хватало наличия у Рюдзаки природной мягкости омег и потребности в страстных признаниях – альфа был готов нашептать ему миллион жарких глупостей. Но приходилось молчать, задыхаясь от нежности, от осознанности происходящего, не пьянящего запахами и взбесившимися гормонами, и от того, каким жарким и влажным омега был там – внутри. - Хватит, - застонав, выдавил из себя Рюдзаки. – Возьми меня, Лайт… Разумеется, он слишком поторопился, совсем не жалея свое худое узкое тело и не принимая в расчет отсутствие природной смазки. Лайт понял это сразу же, как только толкнулся в него. И, стараясь жаркими поцелуями заглушить случайно причиненную боль, внезапно подумал, что, скорее всего, вот так - без течки, но с не меньшим взаимным желанием и симпатией – он у Рюдзаки первый. Он не думал об этом в гостинице, когда соблазнял омегу на последний, уже осознанный секс. Просто не приходило в голову, что и для Рюдзаки это мог быть первый опыт. А вот сейчас пришло… И почему-то это вдруг показалось особенно важным. Настолько важным, что Лайт уже больше не мог думать вообще ни о чем, часто толкаясь в омегу, задыхаясь, растворяясь в нем, становясь с ним единым целым… И стремительно поднимаясь на пик наслаждения. Одновременный оргазм был настолько мощным, что потемнело в глазах. Но Лайт все же успел чудом вытащить, спасая партнера от возможных болезненных повреждений. Все-таки сцепка на сухую была довольно опасна. Он обхватил Рюдзаки двумя руками, наваливаясь на него всем весом и вжимая в себя, и замер, уткнувшись лбом ему в спину и пытаясь хоть чуть-чуть отдышаться. Их влажные от пота и летящих брызг душа тела синхронно вздрагивали уходящими волнами удовольствия. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Рюдзаки, все так же упиравшийся руками в стену, пошевелился, давая понять, что волшебство кончилось и пора возвращаться в реальность. - Ты как? – заботливо поинтересовался альфа. - Мыло не щиплет? Я идиот, конечно – надо всегда иметь при себе нормальную смазку. - Все нормально, спасибо, - глухо проговорил омега, и повел плечами, высвобождаясь из его объятий. – Только зря мы это, наверное, Лайт. - Ничто так не снимает нервное напряжение, как хороший секс, правда? – Лайт поцеловал его в висок, и разжал руки, давая омеге возможность выпрямиться и распрямить плечи. - Я рад, что тебе понравилось. - Понравилось, но… - омега замялся, так и не поворачиваясь к нему. И глубоко вздохнул. – Прости, я не должен был позволять… - А куда мы дели мочалку? А, вот она, - перебил его Лайт, словно не слыша, и склонился, поднимая с мокрого пола мочалку. И потянулся за хлещущим теплыми струями в стороне душем. – Давай быстрее обмоемся и пойдем. Теперь самое время поспать. Он прекрасно знал все, что омега мог бы сказать ему. Да он и говорил ему уже это еще в гостинице. Нельзя было позволять себе так сближаться: одно дело секс, основанный всего лишь на физиологии, запахах и гормонах, и, совершенно другое – вот такое вот осознанное влечение, не задурманенное ничем. Это не просто ласки, когда один партнер удовлетворяет другого, уступая его желанию, это гораздо, гораздо больше. Но чем это плохо? Ощущения были великолепны – внутри будто каждая клеточка пела, Лайту было так хорошо, так легко и удовлетворенно, что он не видел ни одной причины для беспокойства. И уж тем более – поводов для сожаления. Им хорошо вместе - с бьющими в голову запахами или без – это уже сложившийся факт. Так зачем все эти слова и глупые догмы про настоящую пару, придуманные кем-то другим? Они не про них. Рюдзаки молчал, сосредоточенно грызя палец и подозрительно разглядывая Лайта, пока тот суетился с душем, тщательно отмывая от мыла сначала его, а потом, торопливо – трет мочалкой себя. Очевидно, он ждал, что Лайт что-нибудь скажет, съехидничает про падение его нерушимых принципов воздерживаться от секса. Он выглядел странно подавленным и растерянным, видимо, сам потрясенный своей неожиданно проснувшейся чувственностью и желанием. И даже не возражал, когда альфа сам принялся вытирать его полотенцем, мимоходом обнимая его худое угловатое тело, шепча какие-то отстраненные веселые глупости и легко целуя то в плечо, то в висок, то в щеку. Только смотрел на альфу своими огромными растерянными глазами, невпопад отвечая на шутки вялой полуулыбкой. Лайт закончил его вытирать, наскоро обсушил и себя, и швырнул полотенце в угол. Снял с крючка второе, сухое полотенце, и обернул им омегу. Взял за плечи и, притянув к себе, поцеловал его в нос. - Пойдем спать? Омега чуть скривился и молча кивнул, и последовал вслед за ним из ванной комнаты, все так же, не проронив ни звука, пряча склоненное лицо под мокрыми прядками волос. И альфу это более, чем устраивало. Он не хотел ни о чем говорить. Не хотел ничего обсуждать. Слова могли все испортить – все то волшебное, теплое и живое, что наполняло сейчас все его естество. Подойдя вслед за альфой к кровати, омега остановился и вскинул голову. И удивленно уставился на Лайта, деловито откидывающего край одеяла со своей стороны кровати. - Подожди, а как же одеться? – озабоченно напомнил он альфе. – Ты не хочешь надеть пижаму? - А смысл? – Лайт пренебрежительно дернул плечом, и с наслаждением забрался в хрустящую чистотой постель. – Что мы с тобой, голыми не спали друг с другом? Брось, Рюдзаки, ложись давай. Можем же мы себя хоть один раз побаловать. Нагишом спать гораздо приятней. Сидя на кровати, он улыбнулся омеге и приглашающе мотнул головой на его сторону постели. Чуть поколебавшись, Рюдзаки скинул с плеч полотенце и последовал его примеру, ныряя под одеяло. Как Лайт и надеялся, он не смог устоять перед соблазном ощутить благостное соприкосновение разгоряченной после секса и душа кожи с чистым постельным бельем. Разумеется, он сразу повернулся к альфе спиной, привычно притягивая к груди колени и сжимаясь в своей излюбленной позе на самом краю кровати. Но Лайт тут же подкатился к нему и обнял, притягивая к себе. - Лайт, хватит… - возмущенно дернулся от него омега, пытаясь отстраниться и отпихнуть. – Убери свои руки! - Да ладно тебе, - мурлыкнул альфа, прижимая его еще крепче спиной к себе и закидывая на него ногу. – А то мы с тобой никогда так не спали… И Рюдзаки вдруг подчинился и перестал вырываться. Лайт просунул руку ему под голову, устраиваясь поудобнее, и с наслаждением втянул носом еле уловимый невыразительный запах омежьего тела, уткнувшись губами в гладкую шею. Все это было так хорошо, так уютно и правильно, что сейчас он хотел бы лишь одного – сладко уснуть, прижимаясь к партнеру. - Лайт… Ты не хочешь поговорить? – глухо проговорил омега. - Ммм… О чем говорить, Рюдзаки? – сонно откликнулся Лайт и мягко прихватил губами кожу на его шее. - О том, что случилось, - Рюдзаки решительно вздохнул и перевернулся в его руках на другой бок, оказавшись к нему лицом. – Послушай, то, что произошло… - Тшш… - перебил его Лайт, старательно изображая, что уже засыпает. Притянув к себе омегу, он поцеловал его в губы, крепче сжимая объятия. И, почти не раскрывая глаз, сонно пробормотал: - Ничего и не происходило, Рюдзаки. Ничего из того, что мы не делали с тобой раньше. Если захочешь, завтра снова начнешь делать вид, что мы почти не знакомы. - И все? – в голосе Рюдзаки отчетливо слышалось недоверие. - Угу, - Лайт приоткрыл глаза и растянул губы в пошлой улыбке. – Ну, если только ты вдруг не надумал влюбиться в меня, Рюдзаки. Из взгляда омеги тут же исчезла тревожная напряженность, и детектив тихо насмешливо фыркнул. - Даже не надейся, Лайт. Я беспокоился о тебе. Мне не нужны… осложнения. - Вот и мне не нужны. Одного Мисы, виснущего у меня на шее, более чем достаточно, - хмыкнул Лайт. - Это всего лишь секс, и я рад, что на этом наши взгляды полностью сходятся. Не хотелось бы разбивать тебе сердце. - Об этом можешь не волноваться, - взгляд Рюдзаки совсем потеплел, и он наконец-то расслабился в плотном кольце рук альфы. - Ну и славно. Тогда давай спать, - Лайт потянулся к нему и вовлек в глубокий, чувственный поцелуй. А потом, чуть оторвавшись, шепнул ему в губы. – Все-таки ты ужасный болтун, Рюдзаки… Детектив хмыкнул, и завозился, устраиваясь на подушке. Он хотел было привычно лечь на боку, но лицом к Лайту. Но Лайт привлек его к себе, и омега, немного поерзав, уютно устроил свою голову у него на груди, частично лежа на нем. Он заснул почти что мгновенно, а вот Лайт, бережно прижимающий его к себе, несмотря на то, что глаза буквально слипались, уснуть не мог очень долго. Слишком странным было ощущение от доверчиво лежащей у него на груди головы омеги. И от его легкого тела, вес которого совсем не придавливал, наоборот, был так приятен. И ненавязчиво обнимающих рук. Лайт чувствовал себя таким сильным, готовым оберегать, готовым заботиться бесконечно о своем заносчивом и упрямом, но сейчас кажущемся беззащитным партнере. Настоящим альфой на сто процентов. Альфой, оберегающим сон своего омеги. Это было странное ощущение, но такое приятное, что Лайт изо всех сил боролся со сном, пытаясь продлить эти удивительные мгновения. Но в конце концов и он сдался, и провалился в благостный сон, уткнувшись носом в макушку омеги и окутанный его легким ванильным запахом.