Без любви

Следующие три дня лучший студент университета Ягами Лайт откровенно витал в облаках. Он засыпал на лекциях, роняя голову на тетрадь, и сбивался при ответах на семинарах, вызывая сначала искреннее недоумение преподавателей, а потом и многозначительное понимание. Глаза юного альфы постоянно были подернуты дымчатой поволокой, а на губах то и дело проскакивала неосознанная томная полуулыбка, выдающая мысли, совсем не связанные с учебой. Идеально опрятный раньше в одежде и собственной внешности, в эти дни он позволял себе то приходить на занятия встрепанным, и торопливо причесывался лишь после сделанного замечания, то с расстегнутыми манжетами рубашки, то со стянутым почти на живот узлом галстука. Первокурсник Ягами, определенно, имел связь с омегой – это стало уже очевидно для всех в институте. За спиной начались перешептывания – однокурсники изо всех сил гадали, кто же мог так зацепить самовлюбленного красавчика-альфу, перебирая имена всех отсутствующих по понятным причинам омег с первого курса и по последний. Приятели-альфы пытались было напрямую расспросить Лайта о том, кто так прочно занял все его мысли и сердце, но получали в ответ лишь многозначительные снисходительные улыбки и, в конце концов, отстали с вопросами, осознав их бесполезность. Ягами Лайт был не из тех, кто любил сплетничать о своих победах. И это лишь привлекло к нему еще больше внимания. Альфы, не только студенты, но и даже некоторые молодые преподаватели, поглядывали на него с завистью. Интерес же омег, и раньше довольно высокий благодаря красоте Лайта, теперь и вовсе бил все рекорды. Ничто так не увлекает юных омег, как востребованный уже кем-то не менее юный альфа. Востребованный, но пока еще явно не закованный в нерушимую связь своей найденной пары. Даже общепризнанно самый красивый омега университета – Киеми Такада – недоступный и недостижимый для всех, аккуратно начал выказывать Лайту дружеское расположение. В другое время Лайт бы не упустил этой возможности – Такада давно ему нравился, не только своей красотой, но и редким для омеги сильно развитым интеллектом, способным конкурировать с многими альфами. Это была действительно престижная партия, вполне подходящая амбициям лучшего студента Японии. Но сейчас ему было не до того: мыслями Лайт постоянно витал в дорогом гостиничном номере, пронизанном запахами желания и сладкой ванили, рядом с голым телом худого странного омеги, с готовностью откликающегося на все потребности перевозбужденного альфы, но совершенно не признающего никаких отношений. Впрочем, его рассеянный отклик на знаки расположения Такады, не дающий никаких обещаний, кроме дружбы в ответ, лишь только усилил интерес самого неприступного омеги университета. Состояние Лайта заметил даже отец, к которому Кира, как и полагалось правильно воспитанному сыну, ежедневно забегал навестить в больницу. Но и рядом с кроватью отца Лайт сидел, как на иголках, отвечая невпопад на вопросы, теряя нить разговора и ежеминутно нетерпеливо поглядывая на часы. Господин Соичиро был хоть и рад тому, что его сын-альфа явно являл собой образец успешного молодого альфы, но и так же был сильно встревожен произошедшей с ним резкой переменой. И тем, что его связь, уже очевидно, не ограничивалась разовой случайной слабостью не слишком разборчивой течной омежки. - Сын, твой папа говорит, что ты уже несколько дней не ночевал дома, - осторожно решился он все-таки поговорить откровенно. – Мы… гхм… встревожены. Сатико думает… - Папа слишком сгущает краски, отец, - Лайт небрежно взмахнул рукой, отодвигая беспокойство родителей куда-то на задний план своего сознания. – Я уже взрослый, так что вполне логично мне иногда пропадать… ненадолго. Ты же, как альфа, не можешь этого не понимать. - Я понимаю. И я рад за тебя, сын, - отец смотрел на сына со смесью гордости и тревоги за него. – Но я… Я все-таки должен спросить… Ведь с этим омегой ты провел уже не одну ночь… Это не похоже на случайную связь подростков. Ты думаешь, он – твоя пара? Нет, я был бы рад, если бы ты нашел своего омегу, но все это так неожиданно и так рано… - Что? – Лайт наконец-то смог сосредоточить блуждающий в мечтах взгляд на отце. И, осознав смысл его вопроса, искренне рассмеялся. – Нет. Нет, отец, это не мой омега. Это просто… случайная связь, чтобы там вам с папой ни казалось. И она уже скоро закончится. Но глупо было бы упускать такую возможность, ты не находишь? - Эм… да, - господин Соичиро даже несколько растерялся. Он, оказывается, не готов был к тому, что сын заговорит с ним так откровенно, при этом ничуть не смущаясь. Но он все-таки попытался продемонстрировать остатки своего отцовского авторитета. – Но, надеюсь, Лайт, ты помнишь, что я тебе говорил про ответственность альфы? Ты должен думать о возможных последствиях, и не… - Да-да-да, отец, я все помню, - смех Лайта мгновенно сменился замкнутым раздражением, и он снова нетерпеливо взглянул на часы. – Не волнуйся, никаких последствий не будет. Я не так глуп, чтобы связывать себя на всю жизнь с не подходящим мне в пару омегой. И он сразу же начал прощаться, безжалостно комкая разговор. Напоминание о его связи с омегой так невовремя вернуло мечты о худом гибком теле равнодушного партнера по сексу, которые Лайт старательно гнал от себя целый день. И мгновенно всколыхнуло внутри горячую волну желания. Он больше не мог терпеть и продолжать степенный разговор с отцом, даже ради соблюдения приличий. И потому торопливо покинув Ягами-старшего, Кира стремглав помчался уже знакомым маршрутом в гостиницу. Он больше ни разу не пытался побороть странную принципиальность омеги, не позволяющего прикасаться к себе, пока альфа не примет душ, зайдя к нему с улицы. На следующий же день, после второй своей неудачной попытки, он открыл для себя, что, чем тратить время на пререкания и нарываться на угрозу их отношениям, гораздо приятнее уступить его странной брезгливости, но затаскивать детектива в душ вместе с собой. Тем более, что и Рюдзаки охотно принимал этот компромисс, и первый жаркий секс после такого длинного дня воздержания случался у них прямо под горячими струями воды, в жарком и влажном паре и до конца не смытой с тел мыльной пене. И это обоих их очень устраивало. Вот и сейчас, торопливо и жадно поцеловав в губы открывшего дверь гостиничного номера Рюдзаки, Лайт схватил его за руку и потащил за собой в душ. Где располагается ванная, он теперь знал более чем хорошо. Кира нашел бы ее даже с закрытыми глазами. Содрав с себя одежду, он первым шагнул в душевую кабину под горячие струи воды. И нетерпеливо схватил мочалку, плеснув на себя чуть ли не половину флакончика с гелем для душа. - Ну, ты где? – размазывая по себе мыльную пену, поторопил он своего неспешного партнера, выглядывая из душевой кабинки. Обильные капли воды вырвались из тесного пространства, пользуясь открытой дверцей кабинки, и щедро осыпали склонившегося, чтобы стянуть с себя джинсы, детектива. Рюдзаки вскинул голову и с упреком посмотрел на Лайта затуманенными от желания глазами: - Ты меня всего намочил. - Ты слишком медленный. Иди сюда, - Лайт высунулся целиком из кабинки и, снова цепко схватив детектива за руку, рывком вдернул его под душ. И плевать ему было, что Рюдзаки еще не успел снять свою вечную белую футболку – он хотел его до безумия, хотел чувствовать его, прикасаться, ласкать его тело. Хотел целовать его тонкие губы, пока они не припухнут, исследовать его рот языком, воруя дыхание, пока омега не начнет дрожать от желания в его руках, теряя рассудок. Он мечтал об этом весь день. Что по сравнению с этим могла значить одежда? Совсем ничего. Лайт сорвал ее буквально одним рывком и, прижав Рюдзаки к стене, начал покрывать жадными горячими поцелуями его шею, ключицы и плечи. - Как… как чувствует себя твой отец, Лайт? – упираясь затылком в мокрый кафель и выгибаясь навстречу его губам и рукам, выдохнул детектив. Это тоже была его странность, к которой Кира уже привык – разговаривать во время секса о чем-то совсем постороннем. Задавать неуместные светские вопросы, как будто их мысли не были заняты только одним – поскорее слиться в единое целое, как будто они просто сидели за чашечкой чая. И самое смешное, что Лайту это до безумия нравилось и заводило еще сильнее, хотя сильнее, казалось, уже невозможно. - Ему лучше, - Лайт склонился, прижимая Рюдзаки двумя руками за плечи к стене, и обхватил губами его левый сосок. Позволил ему выскользнуть между губ и несвязно пробормотал: - Врачи говорят, что, возможно, его выпишут дней через пять. И тут же переключился на правый сосок омеги. Перемежая поцелуи с легкими, очень бережными покусываниями нежной кожи, он сжал пальцами левую жестко-возбужденную бусинку. Кожа детектива была чуть горьковатой – Лайт так и не успел смыть с себя гель для душа и намылил его своим телом во время жарких объятий. - Хо-хорошо… - Рюдзаки сорвался на тихий стон, изгибаясь от его ласк и, не выдержав, обхватил двумя руками Лайта за щеки, опасно дергая его голову вверх. И впился в его губы влажным поцелуем, прохладным и вкусным. Но тут же чуть отстранился и выдохнул, в упор глядя на него огромными глазами, совсем черными от возбужденно расширенных зрачков. И чуть улыбаясь кончиками уже соблазнительно припухших губ: - Ты весь в мыле… Лайт… Даже губы… горькие… - Я подарю тебе сладкое мыло… - пробормотал Лайт, не очень понимая, что говорит. Он совершенно пьянел и от его запаха, и от его тела. И словно бы не было уже этих бессонных ночей, этой жуткой усталости и неумолимого желания спать, что преследовали его весь день – везде, на лекциях, в давке в метро, на стуле у кровати отца… Альфа снова был полон сил и горячего жара, с бешеной скоростью разносящегося по венам. И он уже почти не мог себя сдерживать, снова желая своего партнера до дрожи, не меньше, а может быть даже сильнее, чем в первый их раз. - Возьми меня, - Рюдзаки выскользнул из его рук и повернулся спиной, прижимаясь ладонями и грудью к кафельной стенке. Он, как и Лайт, воспламенялся мгновенно. И в этом они удивительно подходили друг другу. Они даже кончали почти каждый раз вместе, не считая совсем немногих случаев исключений. Да и то эти редкие исключения были лишь возможностью довести до оргазма партнера чуть-чуть по-другому, и это доставляло им не меньшее взаимное удовольствие. Альфа обнял его со спины, скользя ладонями по его телу, взбивая на коже пузырьки мыльной пены. Прижавшись к омеге, он ласкал его грудь, живот, бедра, покрывая поцелуями шею. - Отец боится, что у меня серьезная связь, - жарко выдохнул Лайт в ухо Рюдзаки. И покусывая и посасывая его мочку, скользнул ладонью на давно уже напряженный член омеги. – Он спросил, не думаю ли я, что ты моя пара… Двигать ладонью по скользкому мыльному члену партнера и слышать, как срывается его дыхание, было так упоительно. Как бы Кира хотел хоть немного унять сейчас свое собственное возбуждение, чтобы сполна насладиться своей властью над телом, дрожащим в его руках… Но у него не было ни единого шанса – власть омеги над альфой была так же сильна, как и власть альфы над ним. - Я? – подставляя шею и ухо под губы Киры, все-таки чуть удивился Рюдзаки. - Не ты… Омега, с которым у меня связь, - продолжая ласкать член партнера одной рукой, Лайт скользнул второй к его узкой заднице, подготавливая к вторжению. И на сбившемся выдохе выдавил из себя смешок. - Не мог же я ему, в самом деле, рассказать о тебе. Несмотря на ночи, проведенные уже вместе, омеге все равно причинял небольшие болезненные ощущения их первый раз после дня перерыва. И Кире до одури нравилось это маленькое, пусть совсем незначительное, но хотя бы такое, свидетельство этой все-таки его некоторой хрупкости и уязвимости. Желание быть сильнее и заботиться о своем партнере, заложенное природой в альфе, било с Рюдзаки в нем неуемным ключом, но безжалостно отвергалось совершенно не нуждающимся в этом странным самодостаточным омегой. И это была хоть какая-то утешающая компенсация – необходимость его чуть-чуть подготовить, предварительно растягивая узкий и скользкий анус пальцами, чтобы снизить вероятность болезненных ощущений. - Ммм… хорошо, что ты это осознаешь, - Рюдзаки прикрыл глаза и уперся лбом в стену, полностью погружаясь в ощущения от ласкающих пальцев в заднем проходе, и ладони, скользящей по члену. – И что ты ему ответил? - Я ответил, что, конечно же, нет. - Я рад, что я в тебе не ошибся… - но в этот момент колоссальная выдержка окончательно предала омегу, и он выгнулся, широко распахивая затуманенные глаза и толчком насаживаясь на пальцы альфы. – Агх… Ты собираешься меня брать или нет, Лайт? Я сейчас кончу! - Ты сегодня особенно чувствительный, да, Рюдзаки? – хищно прошептал Лайт ему в ухо, прикасаясь влажными губами. Ему нравилось дразнить партнера, нравилось видеть, что он полностью теряет свой железный контроль над собой, дрожа и жадно прижимаясь к нему всем своим разгоряченным телом, хватая воздух припухшими приоткрытыми губами. И превращаясь, наконец-то, в сходящего с ума от желания и опьяненного страстью омегу. Чуть грубоватого, дерзкого и раскрепощенного, невыносимо манящего. Но альфе еще ни разу не удавалось сполна насладиться этой своей властью над чужим жаждущим телом – он сходил с ума не меньше омеги, который, к слову, тоже явно обожал испытывать свою власть над партнером и его выдержку. Возможно, Рюдзаки сам же и заразил Лайта любовью к подобным экспериментам и стремлению довести партнера до полной потери контроля – какая теперь была разница? Осторожно выскользнув пальцами из его тела, Лайт торопливо направил свой член в ставшую податливой ждущую дырочку. И вошел рывком, выбивая из партнера сдавленный полустон, полный томного удовольствия. И погрузился с головой в наслаждение его узким и жарким нутром. Он безжалостно вбивался в него мощными непрерывными толчками, стремительно наращивая темп и взявшись двумя руками за узкие бедра партнера. От горячих капель воды, влажного пара, наполнившего душевую кабину, и сладкого запаха омеги было трудно дышать. Их стоны наслаждения смешались друг с другом, превращаясь в их собственную уникальную мелодию секса. Секса, в котором каждый думал лишь о себе, но удовольствие получалось удивительно взаимным и гармоничным. И Лайт сумел догнать детектива, кончив практически сразу же следом за ним, лишь в последний момент успев выскользнуть из его тела. Больше всего они оба боялись именно этого – забыться настолько, чтобы допустить сцепку стоя под душем, мокрыми и скользкими от мыльной пены, оказавшись в крайне неудобном и беспомощном положении. И ответственность за то, чтобы этого ни в коем случае не произошло, лежала на Кире – Рюдзаки со свойственной ему прямотой сообщил еще при первом их опыте полноценного секса в душевой кабине, что не потерпит, если это произойдет в душе. И, поскольку сам он омега, а омеге свойственно терять над собою контроль и вообще ориентацию в пространстве, то следить за их общим комфортом должен он, Лайт. Альфа не возражал, тем более, что он был согласен с партнером, что сцепка в таком месте и положении – это худшее, что можно представить. И очень старался не подвести, хотя это и было сложно – он совсем терял голову от омеги. Но пока ему удавалось. Уже на грани вспыхивающих искр перед глазами, Лайт вынул, рывком развернул еще не отошедшего от оргазма омегу лицом к себе и прижался всем телом к нему, изо всех сил сжимая руками. И в горячем тесном переплетении влажных от пота и пара тел, излился на впалый живот Рюдзаки, прижимаясь пахом к его бедру. Какое-то время они стояли, крепко обнявшись, пытаясь хоть немного придти в себя и чуть-чуть отдышаться. Рюдзаки упирался лбом Лайту в плечо, а Кира утыкался губами в его лохматую голову, с наслаждением втягивая в себя аромат омеги и запах его мокрых волос. И их сердца, казалось, бились в ребра друг другу, задыхаясь в бешеном темпе. А потом Рюдзаки чуть отстранился, вскидывая голову и глядя на Лайта огромными удовлетворенными глазами: - Душ действует на тебя так возбуждающе, Лайт? Я думал, ты меня уже не догонишь. - Ты действуешь на меня возбуждающе, - Лайт со вкусом поцеловал его в губы, чуть втянув его верхнюю губу, но тут же выпустив ее на свободу. – И ты же ведь все равно не оставил бы меня в одиночестве, и придумал, чем доставить мне удовольствие? - Можешь не сомневаться, - в глазах Рюдзаки мелькнула похотливая искорка и Лайт, в который уже раз за их недолгую связь, подумал, что он знает не так уж и много о своем случайном партнере, которого он вообще сначала ошибочно принял за девственника. Но детектив уже сладко потянулся всем телом, прижимаясь теснее к Лайту, а огромные глаза его вновь были полуприкрыты и полны присущего омегам отстраненного удовлетворения. Природа все же брала свое, подчиняя даже такое своевольное существо своим правилам, и Рюдзаки сейчас не мог противиться блаженной неге, разливающейся по его телу. Кире было чертовски жаль, что он не находится сейчас в нем, как и после каждого их секса, но попросить еще об одной, но уже сознательной сцепке он так и не решался. Рюдзаки был абсолютно не тем омегой, которому можно было навязывать свои желания против его воли. И потому Лайт довольствовался тем, что, чуть отстранившись, ласкал кончиками пальцев впалый живот Рюдзаки, размазывая по нему свою сперму. И жадно следил за бледным лицом омеги, с удовольствием констатируя, как приятны партнеру сейчас его мягкие легкие ласки. А потом он тщательно вымыл Рюдзаки, используя вместо жесткой мочалки свои собственные ладони. Сейчас, после всех этих ночей, Лайт мог откровенно признаться себе, что ему нравится худоба детектива, нравится его угловатое тело, его тонкая бледная кожа, к которой так приятно было прикасаться, тщательно намыливая, и потом не менее тщательно смывать пену водой. И даже вялая отстраненность Рюдзаки, благосклонно принимающего его ласки и находящегося все еще в расслабленной неге, ему тоже нравилась. А больше всего нравилось то, что он L. И L сейчас был в руках Киры. Это сводило с ума, почти так же, как и его сладкий пьянящий запах желания. Который, кстати, был сегодня на порядок слабее, чем в предыдущие дни. *** - Могу я задать тебе вопрос, Рюдзаки? – решился все-таки в открытую спросить Лайт. Расслабленные горячим душем и жарким сексом, небрежно обернув полотенцами бедра, они уже выбрались в спальню и пили традиционный для их перерывов чай. – Он, правда, не слишком тактичен, но… - Да, - совершенно спокойно откликнулся детектив. Уютно забравшись в кресло с ногами, он с удовольствием потягивал чай, что-то с интересом разглядывая на дне чашки после каждого глотка. – И это не согласие, а ответ на твой вопрос, Лайт. - Э… Что, прости? – как-то даже растерялся вдруг Кира. - Насколько я знаю свое тело, сегодня – последний день, - Рюдзаки вскинул голову и прямо посмотрел Лайту в глаза. Вот только его собственный взгляд по-прежнему был подернут томной блаженной дымкой, не желая сдавать поле боя цепкому гениальному мозгу, все еще проигрывающему омежьей природе. – Ты ведь именно об этом хотел спросить у меня? - Д-да. - Мой запах уже так ощутимо ослаб? - Ну… Не то, чтобы ощутимо… - смущаться от этого разговора должен бы был омега, а вовсе не альфа, но Рюдзаки был абсолютно спокоен, а вот Лайт почему-то чувствовал себя как-то неловко за то, что сам же и поднял этот нетактичный вопрос. Они, несмотря на проведенные вместе ночи, вовсе не были так близки, чтобы непринужденно вести подобные разговоры, словно уже состоявшаяся пара. – Но вообще да. Запах сегодня сильно слабее. - Хорошо, - Рюдзаки вдруг потянулся назад, распрямляя согнутые плечи, и расслабленно откинулся головой на спинку кресла. Улыбнувшись кончиками губ, он из-под темных ресниц искоса удовлетворенно взглянул на непонимающе смотрящего на него Лайта. И с томной ленивостью сообщил: - Признаться, я уже немного устал. И соскучился по работе. Я никак не мог ожидать, что наш договор продлится так долго. - Да? И сколько ты думал, он может продлиться? – мрачно поинтересовался альфа, взвешивая внутри странную смесь ощущений: он снова хотел его, хотел вот с этим его невозможно невыносимым характером и отстраненностью, но при этом и чувствовал себя почему-то не то оскорбленным, не то униженным этой откровенной его прямотой. - До первой случайной сцепки, которая была неминуема при твоей молодости. Потом, по моим расчетам, ты должен был начать пытаться завязать отношения, и мне бы пришлось отказаться от нашей договоренности. - Твое самомнение не знает границ… Так я тебя разочаровал? - Напротив, - уголки тонких губ омеги чуть приподнялись в легкой полуулыбке, и он мягко взглянул на Лайта из-под спутанной челки. – Я более, чем доволен. Но все-таки все должно иметь свой предел. Поэтому-то я и рад, что он наступает. Ну а ты? Ты разве не устал от этих бессонных ночей, Лайт? - Я? Я альфа, Рюдзаки, - Лайт расправил плечи, надменно усмехнулся и распахнул полотенце на бедрах. – Иди сюда. У него уже снова стоял. Рюдзаки взмахнул густыми ресницами, переводя взгляд на его поднятый член. - Но… - и он с явным сожалением украдкой взглянул на недопитый чай в чашке. - Иди сюда. Подойди ко мне, Рюдзаки, - требовательно повторил альфа. В глазах омеги некоторое время отражалась борьба разума с взбесившимся телом. Но он все еще вынужден был подчиняться своей природе – его глаза блестели, а тонкие губы чувственно приоткрылись, выдавая участившееся дыхание, несмотря на попытки сознания сопротивляться. Словно бы под гипнозом, он медленно поставил чашку на стол и, поднявшись, покорно подошел к Лайту вплотную, обхватывая ногами его колени. И замер, глядя на него, сидящего, сверху вниз. Лайт положил горячие ладони ему на ноги, медленно оглаживая сначала икры, колени, потом поднимаясь все выше по задней стороне бедер. Ему нравилась гладкая кожа Рюдзаки – в этом он ничем не отличался от прочих омег. Нет, он был лучше. Гораздо лучше. Руки Лайта скользнули под полотенце на бедрах омеги, на почти идеальные полушария маленьких ягодиц. Он сходил с ума от его задницы. Вообще сходил с ума от него. - Ты вычеркиваешь из своей жизни всех, кто видел твои слабости, да, Рюдзаки? – вкрадчиво проговорил он, лаская его тело. - Нет, - выдохнул омега, дернувшись, когда пальцы альфы скользнули в ложбинку между идеальными полушариями, лаская чувствительную кожу самой скрытой части его тела. Снова и снова пробегаясь подушечками пальцев по влажной горячей дырочке, дразня, но не останавливаясь на ней. – Я… Я просто не терплю видеть чужие слабости. - Да неужели? – усмехнулся Кира, чувствуя непередаваемое, восхитительное самодовольство. Как же ему нравилось вот это вот бесконечное сопротивление омеги своей сущности; его попытки продолжать думать логично и ясно, несмотря на выкручивающий тело жар; его жесткость и даже безжалостность, вопреки заложенной самой природой мягкости и покорности. И преодолевать это его сопротивление альфе нравилось до бесконечности. Потому что сейчас, во время течки, он имел неограниченную всеобъемлющую власть над детективом с мировым именем, подтверждение которой он получал ночь за ночью, раз за разом в восхитительном жарком сексе. L был полностью в его власти сейчас, как бы ни пытался он доказывать постоянно обратное. Лайт жадно вглядывался в его бледное лицо с проступившим на скулах румянцем, его полуприкрытые в неге глаза, его полуоткрытые влажные губы, торопливо, словно украдкой, хватающие вдох за вдохом. Впитывал в себя, пытаясь запомнить, как часто он уже дышит, как вздымаются его ребра, просвечивающие под кожей, как судорожно дергается впалый живот, когда альфа задевает особенно чувствительные к ласкам места. Лайт знал, что еще многократно будет вспоминать каждый их раз, каждую проведенную вместе ночь, коротая скучные одинокие вечера в своей комнате старшего сына, и потому пытался запомнить, пока еще мог что-нибудь запоминать, каждый жест, каждый томный взгляд, каждый вдох приоткрытых жаждущих губ. И каждое слово – свое и его, пока в этих словах еще был хоть какой-нибудь смысл. - Ну, со мной тебе этого не грозит, - продолжил он и, не давая омеге ни шанса ответить, скользнул сразу двумя пальцами в его скользкую от сочащейся смазки горячую дырочку ануса. Рюдзаки шумно выдохнул, вжимая живот почти до позвоночника. Его огромные глаза распахнулись, а руки дернулись в странном жесте, но тут же безвольно повисли вдоль тела, как будто он пытался найти опору, но так и не смог. Самодовольно улыбаясь и пристально глядя в его лицо снизу вверх, Лайт скользнул второй свободной рукой к его паху. Всей ладонью прошел по промежности, чуть поласкал сжавшиеся и подтянувшиеся яички, и обхватил ладонью уже напрягшийся член. Может быть, многие омеги реагировали именно так на ласки от альфы – Лайт не мог досконально этого знать, слишком мал был еще его собственный опыт. Но тот, что имелся, субъективно и косвенно подтверждал именно то, о чем предпочитал думать Кира – L реагировал так ярко, так бурно и откровенно лишь на него. Это его, Лайта, запах так действовал на омегу, пробуждая невероятную чувствительность его тела. Если бы кто-то сейчас попытался разуверить Киру в этом, доказывая обратное и приводя достаточные аргументы, он убил бы его, не задумываясь ни на секунду. В глазах темнело. Лайт, оторвавшись от члена омеги, рывком сорвал с его бедер полотенце. И, придерживая ладонью, подался вперед и жадно обхватил губами его поднятый член, с силой толкаясь пальцами в его тело и заставляя подвинуться еще ближе к себе. Сейчас ему хотелось лишь одного – доставить блаженство своему бесчувственному партнеру, заставить его стонать и дрожать, выгибаясь от наслаждения, забыв о своем собственном удовольствии. Вернее нет, не так – наслаждение омеги уже доставляло альфе несравнимое удовольствие, которое он готов был растягивать до бесконечности. Член Рюдзаки уже был знаком Лайту по вкусу. И пусть он опасно давил на неподготовленное горло, когда альфа пытался заглотнуть его целиком – даже это он готов был простить. Рюдзаки развит не так, как другие омеги – так что из того? Лайт не думал об этом, давно уже приспособившись к его размеру. Он уже знал даже вкус его спермы – и этот вкус казался ему восхитительным. Именно этого он собирался добиться сейчас – снова заставить Рюдзаки кончить ему в рот. Один раз ему уже удалось, но тогда это можно было списать на неосторожность обоих и слабость. Сейчас Лайт не собирался списывать это ни на что. Он хотел его – хотел его выпить. Высосать. Заглотнуть. Иметь что-то его внутри себя. Кажется, он полностью сходил с ума. - Хватит, Лайт, хватит, - надо отдать должное Рюдзаки, он продержался достаточно долго. Но сейчас его огромные глаза, нависающие над Лайтом, казались совсем отстраненными, смотрящими внутрь себя, пытающимися из последних сил удержать то, что рвалось неминуемым взрывом. – Пожалуйста, пожалуйста, я… ммм… я не могу больше…. Пусти меня, хватит… Он попытался вырваться, вцепляясь руками в волосы Лайта, но ему некуда было деться. Одной рукой Лайт имел его пальцами, фиксируя его бедра и не давая отодвинуться, а второй рукой и губами ласкал его член. Тело омеги вспотело, влажные капли пота порочно украшали бледную кожу, и он никак не мог вырваться из этого сладкого плена. Его покрасневшие скулы, панически распахнутые глаза и попытки сдержаться, всколыхнули в альфе что-то животное, дикое. Он ни за что бы не отпустил его сейчас, не получив своего. - Заткнись, - выпустив изо рта его член, грубо приказал он, касаясь губами скользкой головки. – Я хочу... Я так хочу. И вновь накрыл его член губами, втягивая в себя целиком. Лайт не знал, что послужило последней точкой – его пошлая грубость, или же то, что он и так уже довел Рюдзаки до грани – но детектив застонал, прикрывая глаза, и, вскинув руки, вцепился пальцами ему в плечи. Запрокинув голову назад, дрожа всем телом, он еще толкнулся сам пару раз ему в рот, одновременно насаживаясь на пальцы в отступающих фрикциях. И содрогнулся в оргазме, извергая Кире в горло вязкую солоноватую жидкость, совсем не похожую на сладкий вкус его рта. Лайт проглотил ее всю. И, перехватив его член у основания, старательно начал снова сосать и облизывать языком ствол, вытягивая последние солоноватые капли из тела партнера. Его пальцы в заднем проходе омеги почувствовали, как сжимаются мышцы на входе, и Лайт попытался протолкнуть их еще глубже, в манящую жаркую тесноту. Если бы он был внутри, они бы сейчас сцепились. Но, кажется, ему было достаточно и этого оргазма партнера, полученного в его руках. Кира сам чуть не кончил. Окончательно собрав языком с члена омеги последние белые капли, Лайт вскинул голову, заглядывая Рюдзаки в расфокусированные в оргазме глаза. Тот застонал, и, склонившись, жадно впился поцелуем ему в губы, хватая ладонями за щеки. Кажется, Рюдзаки никогда не дарил ему такого страстного поцелуя. Он словно пытался собрать весь свой вкус или же, в свою очередь, выпить Лайта до дна. Кира выскользнул пальцами из его тела и осторожно обнял детектива, поглаживая его худое вздрагивающее тело. - А ты вовсе не сладкий, - усмехнулся он, урвав момент, чтобы вдохнуть чуть-чуть воздуха. - За-замолчи, - выдохнул омега, и по его склоненному телу с остро выступающим позвоночником, пробежала сладостная дрожь. – Ты не должен был так делать. Это… это слишком… - Этого слишком мало, - Лайт поймал его рукой за затылок, предвосхищая желание выпрямиться, снова притягивая к себе. – Я все еще тебя хочу и все еще не удовлетворен. Рюдзаки проследил за его взглядом, переводя глаза на стоящий торчком каменный член альфы, поблескивающий влажной налитой головкой, и застонал ему в губы. И вдруг без предупреждения шагнул босой ногой прямо на кресло – легко, непринужденно, словно не в первый раз проделывая подобное. Он сел на корточки над развалившимся в кресле Лайтом и, придерживая его член рукой, глядя безумными возбужденными глазами ему в глаза, медленно опустился на него, упираясь коленками в спинку кресла. Их влажные животы соприкоснулись, и тонкие губы омеги поймали вскрик альфы. - Рю-рюдзаки! – Лайт сжал в железных тисках его тело, прижимая к себе. Он никак не ждал, что омега доставит ему подобное наслаждение прямо сейчас, сразу. Он вбивался в него так, как будто от этого зависела его жизнь. Наверное, если бы Рюдзаки был более хрупким, Кира сломал бы ему позвоночник и ребра, прижимая к себе. Эта новая поза, гибкость его партнера, их близость лицом к лицу и раскрытость его тела, еще не отошедшего от пережитого оргазма – все это кружило голову и затмевало сознание, заставляя с безумной скоростью поднимать бедра снова и снова. Лайт кончил стремительно, изо всех сил насаживая Рюдзаки на себя, и, чувствуя, как напрягаются его ноги и тело, готовое отстраниться, жарко прошептал ему, пачкая ухо капельками вязкой слюны: - Пожалуйста, не убегай… Пожалуйста, пожалуйста, позволь нам… Это же ничем не грозит… Он так и не решился произнести вслух – что. Но Рюдзаки понял его содрогающееся в оргазме сознание. И, шумно выдохнув, словно принимая решение, вдруг разом расслабился, опускаясь всем весом на бедра Лайта и позволяя его наливающемуся узлу проскользнуть внутрь себя. И замер, обхватив альфу за шею руками, прижимаясь к нему всем телом и пряча лицо на плече. - Спасибо, - выдохнул Лайт, погружаясь в невыносимую, сладостную эйфорию.