***
Пока я боролся со смертью за очередного пациента и мои руки привычными движениями исправляли, зашивали, останавливали кровотечения, мыслями я был далеко. Разговор с Дженнифер вернул меня в те далекие времена, когда я был человеком. Быть вампиром для меня означало быть проклятым. Это ощущение зародилось во мне с укусом того старого вампира, едва его клыки разодрали мою шею, принося адскую боль. Я рос во времена, когда людей клеймили уже за то, что они интерпретировали иначе Библию или имели не тот цвет волос. Объявляли проклятыми и нечистыми и отправляли на костёр за практически любое отличие от принятых норм. Что уж говорить про реальных монстров, что убивали без жалости, ведомые жаждой крови. Мои человеческие воспоминания поблекли и затерлись и под воздействием перерождения, и под гнетом времени. Я не помнил ни то, что имени своего отца, а даже его лица. Единственное, что мог припомнить, — это строгие и порой деспотичные методы воспитания. Его, как и Бога, следовало любить, почитать и бояться. Для отца я уже своим рождением был проклят, так как унёс жизнь матери. Не уверен, что отец любил её, что он вообще любил кого-то кроме себя и своей фанатической веры. Всю свою жизнь рядом с ним я как мог старался искупить этот грех. Старался быть тем сыном, каким он хотел меня видеть. Хотел, но не мог. В их набегах на «ведьм», «оборотней» и иную нечисть, что на деле, в большинстве случаев, оказывались просто неугодными кому-то крестьянами: один сосед завидовал другому и обвинил того в сделке с дьяволом, девушка отказала жениху и тут же стала ведьмой и так далее, — я видел убийства, прикрытые религиозными мотивами, когда обвиняемым не давали и шанса на жизнь. Самые изощрённые и жестокие пытки были придуманы именно религиозными фанатиками, инквизицией. Наблюдая все это, я из-за всех сил старался не дать отцу сгубить ещё больше невинных и со временем к моим доводам стали прислушиваться. Большим облегчением для меня стал тот день, когда отец решил передать мне его дело. Я надеялся, что мне удастся прекратить казни невинных жертв и найти настоящих монстров. «Нашёл на свою голову», — грустно ухмыльнулся я. Даже с высоты прожитых лет я не мог сказать, как мне удалось отыскать гнездо вампиров. Был ли это случай, насмешка судьбы или все же тех знаний, что я имел в своей недолгой человеческой жизни мне хватило, но именно это сделало меня тем кто я есть — проклятым. Мое знакомство с Вольтури ещё больше убедило меня в проклятости вампиров. Аро и его свита цивилизованные, играющие в жестоких или благосклонных покровителей вампиров и людей, были элегантно одеты, изъяснялись изысканней, чем аристократы или короли, изучали литературу, математику, историю, философию и иные науки. Но весь этот блеск быстро смывался когда дело доходило до жажды крови. Тогда они подобно любым другим вампирам, утоляя свой голод, набрасывались на жертву. Я до сих пор внутренне содрогался, вспоминая как это было, и то с каким по истине дьявольским упрямством Аро пытался и меня приобщить к их кровавой жатве. Поэтому я и не с мог находится там дальше. Не потому, что поддался бы жажде, нет. Скорее сорвался бы, в очередной раз пытаясь спасти хоть кого-то, уже не был бы ими прощен. Мог ли я согласиться с Дженнифер хоть на миг, зная и пережив все это? Она смотрит на меня взглядом влюблённой девушки и видит только хорошее. Взгляд любящего человека вдохновляет, даёт надежду на счастье. Возвращает ли он душу? Я вспомнил взгляд Эдварда на Беллу. Мой сын, как и я, был уверен, что человек, обращаясь в вампира теряет душу. Они даже расстались с Беллой из-за его страха и нежелания обращать ее. Но эта разлука привела к ещё более фатальным, чуть было не ставшими трагическими, событиям, и в результате он сдался. Я знал, что Эдвард как может оттягивает момент обращения, и мой отъезд даёт ему для этого весомую причину, но с тех пор, как Вольтури узнали про Беллу, выбора уже нет. Пока спасает лишь одно: время для вампиров идёт иначе. Год, два, даже пять лет — это ничто, лишь песчинка, секунда в вечности, но с тем же самым, никто из нас, даже Элис, не может предугадать когда истечёт терпение Аро. Мне не удалось спросить Эдварда, считает ли он теперь иначе? Или ему просто пришлось смириться с тем, что Белла, обратившись, потеряет часть себя прежней? Да и если бы и удалось, я не стал бы бередить давние страхи. Смотря на Эдварда перед алтарём, и ловящем каждый шаг и жест идущей ему навстречу невесты, я уже знал ответ: любовь — это и есть часть души. Да я проклят, как был проклят Каин, убивший Авеля. Проклят жаждой крови и невозможностью обрести покой, но взгляд Дженнифер, обращённый на меня, и то чувство, что он будет во мне каждый раз при нашей встрече… Если где-то остались осколки моей души, они пришли в движение в желании снова стать целым. — Пациент стабилен, — констатировал я, смотря на кривую кардиограммы, делая последний шов, и отходя от операционного стала. — Перевозите в реанимацию и наблюдайте каждые полчаса. Взглянув на циферблат, я выдохнул: мое дежурство было окончено.***
— Дженни, пошли своруем ещё пудингов, — кружился вокруг меня Глен на коляске. Воровством, конечно, это можно было назвать лишь номинально, так как этот нехитрый десерт хранился в холодильнике и по факту его мог взять любой желающий. Но вот только если ты сидишь на коляске, задача несколько усложнялась. Чтобы как-то развлечь себя, Глен выдумал себе дополнительное препятствие: никто из других пациентов и медицинского персонала не должен тебя застать за тем, как ты тащишь десерт из холодильника. Тайная операция. Плюс любовь Глена к этой липкой сладкой массе переходила всякие границы. Он мог съесть десять, а то и пятнадцать стаканчиков за день. Да, они были небольшими, но все же. Меня после второго уже начинало подташнивать от одного вида пудинга. — Смотри, ты скоро сравняешься по размеру одежды с Робом или заработаешь себе сахарный диабет. — Не грозит, — отмахнулся Глен. — Мама всегда говорит, что ем я за десятерых, а размер одежды все тот же, что и в четырнадцать. А что до диабета, так ногу я уже потерял. Так что пошли, Джи. Я поморщилась на новое сокращение моего имени. Так с ним, пожалуй, не извращался никто. Но спорить по этому поводу сегодня у меня не было никакого настроения. Я не могла дозвониться до Матильды уже сутки. Хотя она сама обещала позвонить после концерта, который был два дня назад. Я уже звонила Сэму и Шону, но те лишь сказали, что как обычно разъехались после концерта, а вот на утро ее в школе не было. Я в очередной раз набрала ее номер. Снова протяжные, напряженные гудки отдавались тяжестью в моем сердце. Нужно прекратить себя так мучать. «Скорей всего, Матильду просто наказал ее новый отчим, превративший дом в казарму. Под домашний арест посадил, мобильник отобрал, вот и все», — уговаривала я себя, но все равно было неспокойно. — А какое сегодня число? — вдруг спросил Глен. — Пятнадцатое. — Черт! Это же сегодня! — подпрыгнул он на коляске. — Что сегодня? — Мне должны отдать посылку! — Глен закружился на месте. — Черт! Давай спустимся в отделение Скорой. — Зачем? — до сих пор не понимала я, что происходит. — Говорю же, мне должны отдать пакет. Мой заказ. В скорой работает администратор Жак. Он такой же гиг по технике, и обещал одну штуку. — Надеюсь ничего противозаконного? — пошутила я. — Ну, как посмотреть, — пожал плечами Глен. — Специальной адаптер, что позволит подключить смартфон к телевизору, ты бы знала, как я устал смотреть фильмы на вот таком вот экранчике, — показал он пальцами размер экрана. — Может он сам тебе его принесёт? — мне не очень нравилась идея спускаться в другое отделение. — Если нас поймают, то точно по голове не погладят. — Джи, не будь трусихой. Мы же бедные больные детки, никто нам ничего не сделает. А в скорой тем более. Там постоянно все носятся и очень много новых людей, так что нас они просто не заметят. Поверь, я так уже делал. Притом, Жак может замотаться и забыть о посылке на два-три дня. — Ладно, пошли, — сдалась я, прикидывая, могу ли я встретить Карлайла. Он, конечно, не похвалит меня за то, что нарушаю правила, но я не видела его уже два дня, с его дежурства, и чувствовала, как у меня постепенно начинается ломка, как у заядлого наркомана. Увижу его даже мельком в каком-нибудь коридоре, уже будет легче. Как только у него выдастся свободная минута он сам зайдёт, я не сомневалась в этом, но, как и Глен, не хотела ждать. Притом, я же не собираюсь искать его специально. Мы спустились на первый этаж и я, следуя указанием Глена, повезла его в сторону отделения «Скорой помощи». Тут действительно было довольно шумно и многолюдно: вокруг ходило множество врачей и медсестёр, пациенты ждали своей очереди, сидя на неудобных пластмассовых стульях. Временами широкие двери выхода с тихим шорохом разъезжались и впускали в стены больницы не только холодный ветер, но и каталку с пациентом, которому помощь действительно была нужна немедленно. Я, привыкшая к более-менее тихому и размеренному распорядку детского отделения, почувствовала как у меня немного закружилась голова. — Вон Жак, — указал Глен в сторону стойки для регистрации. За ней сидел темнокожий парень с пышной копной дредов на голове. Для полного антуража и косплея на Боба Марли ему, пожалуй, не хватало только разрекламированной разноцветной шапочки. Глен подъехал к стойке, заговорив с Жаком. Я же стала украдкой посматривать по сторонам, в надежде увидеть Карлайла, но его не было. Может, на операции или занят пациентами, но попытаться стоило. Я уже было развернулась в сторону Глена, как услышала, что двери входа зашуршали впуская очередного больного чья жизнь повисла на волоске, звук взъезжающей каталки и сопутствующая ей суета врачей и медсестёр. — Неизвестная девушка, на вид лет семнадцать—восемнадцать найдена на автобусной остановке двадцатого шоссе, — объявил один из врачей бригады. — Без сознания. Множественные синяки и кровоподтёки. Дыхание поверхностное, пульс слабый. Я же, мельком взглянув на проезжающую мимо каталку, почувствовала, как пол начинает уходить из-под ног. Чтобы не упасть, ухватилась за ручку кресла Глена, видимо, сильно его дёрнув, так как он тут же на меня оглянулся: — Да сейчас я, Жак мне объяснит обо всех, — Глен замолчал, видимо увидев мое лицо: — Дженнифер, что случилось? Плохо, да? Сердце? Я замотала головой: — Нет, я видела Матильду, — выдавила я из себя слова с таким усилием, словно это были тяжёлые камни. — Ее повезли туда, — я указала рукой в сторону и тут же сама устремилась туда. Матильду уже переложили с одной каталки на другую и теперь вокруг неё суетились и что-то делали врачи и медсестры. Я же в этой чехарде неотрывно смотрела на бледное лицо девушки. Даже несмотря на расцветающий синяк на его левой половине и припухлость, я с каждой секундой убеждалась, что мне не показалось. — Поставьте капельницу и повезли в третью операционную, — достигли моих ушей слова, и я даже не сразу узнала голос Карлайла, и только усилием воли заставила себя перевести взгляд с подруги на него. Он смотрел прямо на меня недовольно хмурясь, но сейчас меня это волновало меньше всего. Я чуть посторонилась, когда каталка с Матильдой, проехала мимо. Карлайл шёл следом и чуть затормозил, поравнявшись со мной. — Ее зовут Матильда Грей, — только и успела сказать я. — Возвращайся к себе, Дженнифер, — голос Карлайла прозвучал строже чем обычно. — Я сообщу, как только будут новости. Быстрыми шагами он нагнал каталку. — Пойдём, — дернул меня за рукав Глен, все это время стоящий чуть в стороне. — Это та подруга, которой ты все время названивала? Я лишь кивнула. — Жаль, — вздохнул он, — но тут ты ей ничем не поможешь, так что пошли. Сама знаешь, доктор Каллен отличный врач, и если кто и сможет ей помочь, то точно он. Я снова кивнула, но понимала, что не могу просто так уйти. Пойти в свою палату, заняться какими-то обычными делами. — Глен, ты знаешь, где находится третья операционная? Конечно, он знал. Мы стояли у дверей, где начинался операционный блок и за которые не пускали никого кроме врачей и оперируемых пациентов. — Я побуду здесь, а ты езжай, — попросила я друга, смотря на двойные распашные двери так, словно они были входом в преисподнюю. Спорить Глен не стал, видимо, понял, что бесполезно. Я набрала Шона, сообщая ему о случившемся, номера матери Матильды я не знала, но парень обещал, что дальше сообщит всем сам. — Спасибо, — поблагодарила я. — Нет, приезжать не надо, все равно сейчас идёт операция. Лучше выясните, где она была и что случилось. Закончив разговор, я села прямо на пол. Облокачиваясь на стену. Закрыв глаза, я отсчитывала пульс. К моему удивлению, он не был таким уж быстрым, даже наоборот медленным, спокойным. Никто особо не обращал внимание на меня, а даже если и обращали, то не пытались заговорить или выяснить, что я тут делаю. Видимо, ожидающие под дверью не такое редкое явление. Я опустила голову на согнутые колени, впав в какое-то подобие транса, смотря в одну точку. Шаги рядом заставили меня вздрогнуть и поднять голову. — Дженни, что ты тут делаешь? — в голосе Карлайла звучало удивление и нотки раздражения. Я не особо обратила внимания на его слова, а как можно быстрее, что в моем состояние было сложно, поднялась с пола на ноги. — Как она? — Будет в порядке. — Что с ней случилось? — не удовлетворилась я таким коротким ответом. Карлайл покачал головой: — Пойдём, приведу тебя в более или менее живой вид, — обнял он меня за плечи. Я, не сопротивляясь, послушно пошла туда, куда он вёл. На мое удивление мы пришли не в мою палату, а в одну из процедурных. Пока я садилась на кушетку у стены, мельком поймала своё отражение в стеклянной дверце одного из шкафов. Карлайл был прав, я сейчас походила на вампира больше, чем сам вампир: бледная, с сине-белыми губами и такими же по цвету синяками под глазами. Кошмар! Ещё немного и прям живой труп, да и чувствовала я себя, мягко говоря, не очень. Карлайл не стал тратить время на нотации, а просто вытащив нужный пакет с лекарством, уверено и быстро поставил капельницу, легко вводя иглу в катетер, заставляя меня лишь слегка поморщиться. Его рука чуть задержалась на месте прокола и пальце нежно погладили кожу, посылая по телу тысячи приятных мурашек. Это отвлекло меня на несколько секунд, заставляя судорожно вздохнуть, но мысли снова вернулись к Матильде. — Ты обещал, — посмотрела я на Каллена. Карлайл устало вздохнул, отпустил мою руку и даже отошёл на несколько шагов, создавая между нами дистанцию. — Твоя подруга поступила с переломом руки, нескольких рёбер, внутренним кровотечением, — начал перечислять он. Я вздрогнула и Карлайл поспешил меня не успокоить: — Сейчас ее жизни ничего не угрожает, но… — Но? — Все признаки указывают на избиение и изнасилование, — спокойным профессиональным тоном ответил Карлайл, а я ощутила, как меня тряхнуло всем телом. Сначала меня бросило в жар, но тут же тело покрыли неприятные липкие мурашки. В голове не укладывалось, как с ней могло что-то такое приключиться?! С дерзкой, сильной, уверенной Матильдой! Которая не отступала и не уступала! — Кто?! Кто мог сделать такое?! Все это вызвало воспоминания о чужих руках и на моей коже. Горло сдавило и я поняла, что не могу вздохнуть полной грудью. Лишь открываю рот пытаясь, вытолкнуть воздух. Почувствовала руки Карлайла на своей спине: — Выдохни, Дженнифер. Дыши. Его приказ заставил меня со свистом выпустить воздух из легких. Я посмотрела на Карлайла и действительно начала успокаиваться. — Как такое вообще могло произойти? — спросила я ни к кому конкретно не обращаясь. В голове крутилось все происходящее, вот Матильда в собственной крови, без сознания везут мимо меня. Вот темнота и затуманенное алкоголем сознание не могу до конца осознать, но на самом каком-то зверином, инстинктивном уровне знаю, что должна все это остановить и губы шепчут: «Нет». Это все закрутилось в отвратительном калейдоскопе из страха, брезгливости, боли и злости. — Дженни, успокойся. Вернись ко мне, — ладони Карлайла обхватывают мое лицо, стирая с щёк слёзы. — Что происходит? И никакого обмана. Я пойму. Лгать в глаза, что смотрят на тебя с таким участием и заботой просто нереально. Я даже пытаться не хочу, хотя и чувствую, как щеки начинают гореть и инстинктивно прячусь, утыкаясь Карлайлу в грудь лбом. — Да, рассказывать особо и нечего, — голос сорвался на еле слышный шепот. — Это было когда я напилась. Пила так чтобы забыть обо всем. До тошноты. Цель у меня была такая: напиться и умереть, или по крайней мере, забыться. Почему-то мне казалось, что алкоголь избавляет от боли. Я замолчала, ожидая какой-то реакции Карлайла, каких-то слов, возможно и осуждающих, но он лишь легко погладил меня по волосам. Осмелилась поднять взгляд и встретиться с ним глазами. В глазах, Карлайла продолжало светиться спокойствие. Я облизала губы, неглубоко вздохнув и продолжая: — Своего я добилась, мне стало плохо. Выйдя из уборной, хотела только одного, лечь. Диван в темном углу клуба, куда меньше всего доставали лучи прожекторов и отключилась. Дрожь снова прошлась по телу и свернулась тошнотворно, тяжелым клубком в животе. — Я не знаю, как так получилось и в общем, кто это был, только почувствовала холод и чужие руки на… коже. Он не успел ничего сделать, парни из группы вмешались, но… То что не случилось со мной, теперь с Матильдой, — слезы снова потекли по лицу. Мне не было жалко себя. Я злилась на этот долбанным мир, на то, что никого не оказалось рядом, как со мной тогда. Что не произошло никакого чудесного спасения. Карлайл прижал меня к себе сильнее. Я позволила себе обхватить его сильнее, вцепляясь руками и ногами, утыкаясь в его плечо. — Ты не виновата. Никто из тех, кто подвергся насилию или приставанию, не виноват. Ни алкоголь, ни какие бы то ни были другие вещи не оправдывают насильника. Мне очень жаль, что ты с таким столкнулась, что твоя подруга с таким столкнулась, но запомни ты не должна чувствовать себя виноватой, грязной или заслуживающей такого обращения не в каких обстоятельствах, — прошептал он мне на ухо, нежно целуя в висок, сам продолжая ласково гладить меня по голове, медленно укачивая, словно я была ребенком на его руках. Я не знаю, как долго это продолжалось, но постепенно слезы иссякли, и я вздохнула облегченно. Отстраняясь от Карлайла, я почувствовала, как он медленно убирает прядь волос с лица, но не могла разорвать зрительный контакт. Тепло прокатывалось по телу. Я грелась в его нежности, в том, как он смотрит на меня. Его взгляд способен стереть любую боль. Подавшись вперед, я прижалась к нему, накрывая его губы своими. Он лишь на секунду помедлил, прежде чем позволить себе ответить на поцелуй. И вот я уже ощущала стену под спиной, а его руки на моей талии. Поцелуй становился все откровеннее, а сердце все сильнее стучало, увеличивая пульс. — Тс-с-с, — отрываясь от моих губ, Карлайл приложил свой прохладный палец к моим горячим губам. — Я не хочу спровоцировать у тебя приступ. — В углу стоит прибор для реанимации, — парировала я, стараясь привести дыхание и сердцебиение в норму. — Недостаточный аргумент, — покачал Карлайл головой, улыбаясь в ответ. Я отстранилась, отпуская ноги и не специально сползла вниз, становясь на пол, задевая Карлайла своим телом. И хоть между нами были слои одежды, но получилось это очень интимно. Карлайл сглотнул, а я густо покраснела от возбуждения и смущения, очень пристально рассматривая содержимое шкафчика сбоку от нас. Он обнял меня, притянув к себе, целуя в макушку. — Тебе нужно идти. — Да, — тихо ответила я. — Только исполнишь одну мою просьбу? — Какую? — Я хочу, чтобы Матильду положили в мою палату. — Ты уверена, что стоит? — Да, — твердо ответила я. — Когда мне нужен был друг, она была рядом. Теперь моя очередь.