«Ты бы мог поступить иначе, Не сжигая последний мост Под ногами своей удачи, Затерявшейся между звезд…» Хельга Эн-Кенти «Герой второго плана»
Небо, еще несколько лучин назад покрытое непроглядными тучами, охотно избавлялось от своей непосильной ноши и готовилось встретить новый день. Трава сияла алмазной россыпью капель, дорожная пыль, нередкая даже для таких далеких мест, осела и больше не лезла в глаза. Альк стоял на крыльце и вглядывался в окоем. Что-то притягивало его взгляд, словно бы назойливая муха жужжала над ухом. Притягивало и все никак не давалось в ладонь. А там, на ладони, разбегались тропками жизненные дороги, и хотелось закрыть глаза и смело отправиться по одной из них. Впервые не спрашивая ответов у дара и не задумываясь над тем, куда приведет слепой поворот. Вилея, эта небольшая деревенька у самого Туманного моря, бурлила как ведовской котел с варевом, и в любую щепку грозила опрокинуться на голову незадачливого Путника. А путнику впервые не было дела до Вилеи с ее мрачными обещаниями, до Ринтара, взывающего к чувству долга, до Саврии с несбывшимся прошлым. Впрочем, что до Саврии, — пристало ли сейчас о ней переживать? Альк ударил кулаком по деревянной балке и привычно нашарил клинки за спиной: толку от них было сейчас до обидного мало, но что еще предпринять в столь незавидном положении, саврянин просто не знал. Мысли путались, словно змеиный клубок, а тетка Тина где-то запропастилась. Белокосый потер подбородок и пробурчал под нос что-то о том, что пустопорожними переживаниями делу не поможешь и надо вспоминать. Знать бы только, что именно? Небо было так близко, висело над головой пыльным мешком, и стоит протянуть руку, и дотронешься, но нет. Так же и мысли — убегали, жалили, пугали, но ответов не давали. Сколько времени он провел в Линтвайте? Нашел ли ответы на незаданные вопросы? Альк не знал. Боль стальным обручем сжимала голову, а дар умирал где-то в отголосках прошлого Сашиевого вечера. Хотя нет, для Сашиевого он был слишком непростителен. Наместник Вилеи, немолодой, но все еще крепкий воин, был в меру суров, в меру снисходителен, и прощал многое своим трудолюбивым и работящим жителям. Нич, так звали наместника, прошел обе войны — Ринтарскую и Саврянскую, потерял все, что имел, и разочаровался во всем, что обрел за многие послевоенные круги. Отточил военное мастерство, похоронил лучших учеников и так и не научился уповать на Божинину волю, но вот однажды случай свел его с советником тогдашнего правителя Линтвайты — лукавым и хитрым пронырой, Тихнем. Линтвайта, равноудаленная от обласканных Божиней Саврии и Ринтара, не хвасталась особо ничем приметным для своего края. Да, имелся выход в море, но стране нечем было торговать. На полях паслись овечки, из шерсти которых плели чудесные одежды жительницы Линтвайты. Тихо, мирно и ужасно скучно. Наместник, жадный до власти, жаждал славы и признания, и пасторальные картинки не имели для его душонки абсолютно никакой ценности. Под руку подвернулся случай. Однажды, будучи на ярмарке в Саврии, Тихонь заметил в лавке ростовщика занятный предмет, сущую безделицу — округлую пряжку, испещренную витиеватым узором алых букв. На вопрос наместника о значении слов седоватый продавец лишь пожал плечами: — Язык сей неведомый, милсдарь подорожний. — А где ж взял этот товар, чурбан? — не слишком вежливо бросил Тихонь, почесывая макушку. — Дык, Путник отдал, тощий был, аж жуть, помилуй его Хольга. Стоял в дверях, шатался, за зверюгу свою держался, глазищи страшные, красные. Михай, говорил, забери эту пряжку, смерть моя в ней. Ну, я сунул ему серебрушку и кружку воды, а вещицу забрал. Забрала его ум сама Божиня, видно, а я чего, мы ростовщики — народ привычный, магии, значит, не обучены. Наместник зачарованно рассматривал пряжку, прикидывая, как бы подешевле заполучить столь ценную для него и Линтвайты вещь, а продавец всё не унимался, пересказывая истории из жизни. — Двадцать серебряных, подойдет? — Ты чего, милсдарь подорожний, белены объелся? — ростовщик хоть и имел вид весьма простоватый, дело свое знал. — Десять золотых! За твою, между прочим, ржавчину! — Точно перегрелся, думаешь, я цену пряжке не знаю? И какой она весь имеет для Пристани? Тихонь обошел прилавок и рывком притянул продавца к себе: — Угрожать мне вздумал, пес? А Пристань тебе поверит? — Давай проверим, — видавший виды Михай оставался непреклонен, — Ты здесь чужой, пришлый, а сила Пристани распространяется и на Линтвайту, не веришь? — Я — помощник наместника! — Да хоть Хольгин Пуп! Пятнадцать золотых и не кладнем меньше. А не то я весточку в Пристань пошлю! — Пес смердящий! — Зато от меня смердит честно нажитым! На том и порешили. Тихонь вышел из лавки, поминая всех богов, Пристань, и путников и проклятого ростовщика, но надо признать, был весьма доволен своим приобретением. Дело за малым — оставалось собрать вместе послов Саврии и Ринтара, подбросить пряжку куда надо, а там и до цели недалеко. Нич сидел на пороге своей добротной избы и начищал меч, оставшийся с ним со времен последней войны. Говаривали, сам Саший вплетал в лезвие витиеватую вязь букв, дабы никакая сила не смогла навредить носившему оружие, иные судачили, что заклятие то несет верную смерть, но необученному грамоте Ничу было все равно. Он любил свой меч, не раз и не два спасавший ему жизнь во время, казалось бы, обреченных боев, а на заклинания военный человек просто не обращал внимания. Тихонь свалился на него как гнилое яблоко. — Нич, продай мне свой меч! — Тебя Саший попутал, что ли? Несмотря на то, что в Линтвайте почитали духов, кляли все равно Сашием, а благословляли Хольгой. — Сто золотых! — Слушай, Тихонь, иди-ка ты отсюда подобру-поздорову, пока я на тебя собак не спустил! — Двести золотых! Нич нехотя отложил в сторону меч, встал и подошел к Тихоню. — Я тебе уже сказал, дважды повторять не буду — меч не продам. Пошел прочь! В ту ночь меч украли, а родственник Нича — совсем молодой еще Путник — ничего не почувствовал.***
**** Рыска любовно погладила висящий на бедре меч с ало россыпью букв, и вгляделась в окоем — через несколько кинтов покажется Линтвайта, а там, как знать, что уготовано Божиней?