Бездорожье

В народе говорили, что все шоши давно уже вымерли, растворились в бездорожье, превратившись в вертлявых теней – помощников Сашия, пакостившего день и ночь, ночь и день, покуда Хольга не смилостивится и не огреет муженька небесной сковородкой, по назначению мало чем отличающейся от своей земной сестрицы. В народе судачили всякое, особливо, когда молец, забывшись, запирался в молельне и взывал к Лучезарной. Люди толпились у дверей, впервые желая поставить коптилочку, помолиться богам, двум сразу, чтобы уж точно кто-нибудь да услышал. Гремел гром, ругались супруги. Скоро Божинины слезы падут на землю, а по углам разбегутся тени, принеся с собой беду. Говорили, что шоши давно уже вымерли, но люд весковой имел обыкновение ошибаться. Путник же храпел у костра, завернувшись во все три одеяла, ему в эту ночь было плевать на ссоры и милость богов. Крыс шевелил лапами, пытаясь выбраться из пут, но получалось плохо. Нетопыриха, растревоженная возней, сердито всхрапывала, но веревка не давала ей достать до мерзкой серой твари. Путник храпел и причмокивал, отодвигаясь от костра, крыс топорщил усы. В сознание врывались образы, принять которые было сложно и странно. Вот уже месяц как они бродят по трактам, сгребая медьки с люда, то тут, то там снуют небольшие вески, осеняют благодатью молельни с далекими Хольгиными знаками на верхушках, такими же недосягаемыми как человеческий рассудок. До сегодняшнего для. Растопырив уставшие от бесплодной борьбы лапы, Альк вдохнул сырой ночной воздух и впервые решился подумать обо всем. Самое большее, что ему до сегодня удавалось, это отпускать едкие гадости по адресу Райлеза, но сейчас сам Дар, казалось, стучится в мохнатые двери животного разума, пробивая связку и путая ниспосланными видениями. «Где-то там, на чужих дорогах, оседлав охлупень, копошился в трубе чумазый парнишка, озорно оглядывающийся по сторонам. В дымоходе застряла крыса, грозящая в любую щепку упасть в пирог из ежатины, пекшийся внутри, подгадить, а то и стать начинкой вместо колючего мученика. Крыса – существо мерзкое, но мудрое. Вряд ли она бы сунулась в огонь, кабы не издохла много зим до того, как ее ураганом занесло в трубу. Огня боялись все, и было за что. Девчонка-весчанка в платье с ринтарской вышивкой, надо признать, достаточно аккуратной, хоть и неумелой, любопытно смотрела на печной шесток, изнутри которого доносились весьма неприятные звуки. По кухне поплыл вкусный запах. «Пироги по хате пошли» - вспомнила девчонка давнюю материнскую присказку, улыбнулась, отгоняя наваждение. Где они были-то, эти пироги, и куда подевались? Ест их сейчас младший желанный братишка, молоком-простоквашей запивает, в то время как ей, приживалке дядькиной, лишь остается глазеть на ежиков да пускать слюну…. Ничего, придет вечер, ночь, Фесся схоронит в дежке пирожка, будет ей радость на щепочку…. Много ли там надо для той радости….». Крыс повис на путах, выныривая из пучины видения, стремящегося утянуть за собой, и недовольно фыркнул: что еще за наваждение? Тут сам за щепку от гибели, не хватало еще не пойми кого жалеть! Путник перевернулся на живот и захрапел на весь лес. Где-то вдали глухо заворчал гром, недовольно вздрогнула нетопыриха, чуть не долбанув крысом ближайшую елку, а еще – что-то проснулось под землей. В народе судачили, что все шоши давно вымерли. Людям свойственно ошибаться. В закоулки подсознания впился истошный женский крик, пронеслось перед глазами, как девчонка выбегает из дому, размазывая по щекам сажу и пытаясь стряхнуть с себя дохлую крысу, запутавшуюся в платье. Паренек чуть не скатился с крыши, напуганный возней внизу, а почти теряющий сознание крыс увидел, как сверкнули желтым саврянские глаза весчанки. Такие, как были когда-то у него самого.