«Ты расскажешь мне сказку о странной любви Я поверю в неё, как в несбывшийся сон Позабуду на миг, что ладони в крови И поверю тебе, что в меня ты влюблён» Тэм - Айлэтэ
Рыска сидела на кровати, поджав под себя босые ноги, и что-то вязала. Нитка путалась, петли соскальзывали со спиц и обещанная будущему жениху, далекому, как май посреди зимы, безрукавка получалась косая, да еще и с дырами. Впервые видунью подводило ее мастерство, впервые дорога разбегалась на тысячи тропинок, и никто не знал, куда они приведут. - И приведут ли вообще, - мрачно произнесла мастерица, отгоняя не в меру ретивую кошку от клубка шерсти. На душе было дурно, совесть и гордость попеременно грызли, как собаки вынутый из супа мосол. Собак отгонять не хотелось, но и дело не ладилось. Рыска поправила вязание и смахнула злые слезы. Вот уже несколько месяцев как они жили в маленьком домике, снятом у словоохотливой саврянки за полцены, и жизнь начала налаживаться. Ровная дорога повела вперед. Жар, дружок Рыски, нашел себе работу по душе – и воровать можно, и греха за то нет. В молельне не было отбоя от охочих облегчить душу, а заодно и задобрить Хольгу пирогами, овощами, гусиными, куриными яйцами, богине оно не надобно, а Рыску можно побаловать пряниками, на которые она всегда так жадно глядит на рынке. Альк, не желавший терпеть глупые Жаровы шутки, пристроился вышибалой в кормильню – на гордость хозяину, на вздохи девкам, на ревность Рыске. - Вот еще! Какая там ревность может быть? Волос длинный, нос до неба задрат, яду на всю Саврию хватит, да еще и на Ринтар останется. Да только, почто, девица красная, слезы вытираешь? Кошка свернулась клубком и уставилась на пламя, так похожее на ее желтые глаза. По стенам роготунами заскакали тени, за печкой зашуршали проснувшиеся сверчки, Рыска совсем пригорюнилась. Жар сегодня будет до поздней ночи помогать мольцу на исповеди, а Альк…. Саший его, белокосого, знает! За домом чахла неполитая репа, увядали маленькие синие цветы, дурно пахнущие по ночам. В веске их называли по-простому, Табачком, Альк же кривил губы и нарекал мудреным словом - Петуния. В сарае блеяло несколько коз, рыжая приблудная кошка утрами пила молоко, от которого его посольское величество нос воротило, и все было так хорошо, что казалось солнечным деньком перед бурей. Рыска отложила вязание, приласкала муркнувшую кошку и пошла к печи – третий раз за две лучины разогревать кашу с куриной ногой, которую Жар в обед с молельни приволок. Без мужчин в доме было тихо и неуютно, и уже не думалось, что скажут соседи. Вон, в Ринтаре можно две жены иметь, пора и тут менять обычаи. Рыска усмехнулась и чуть не перекинула в печку горшок – все сегодня не ладилось, еще и дурацкая Алькова песня до сих пор звенела в ушах. Это ж надо было! Как только довел ее своими едкими шуточками, тут же схватился за гитару! Рыска жалела, что вновь выставила себя посмешищем перед всей кормильней, но больше было жаль пропущенной песни.Засыпай, нам осталось чуть-чуть До рассвета, и надо поспать. Засыпай, о проблемах сегодня забудь, Буду сон твой я охранять. Засыпай, пусть приснится тебе, Та тропа, что ведет в облака, Засыпай, пусть хранит тебя ночь, В своих крыльях, хотя бы пока.
Представилось вдруг, как вздохнет служанка, как расплетет ему косы…. Рыска сердито швырнула тряпку и выругалась. Время, бок о бок проведенное с мужчинами, даром не проходило, сказываясь и на ее речи.***
Альк задумчиво брел по тропинке, не слишком заботясь направлением. Ветер пригибал траву, ночная птица с цоканьем пронеслась над ухом, мошкара, почуявшая, как спала дневная жара, вновь полезла из укрытий, роем зажужжала над водой. Луна, щербатая как горшок с кашей, вероятно уже покрывшийся ледяной коркой, висела над речушкой, разбрасывая желтоватые блики. Не хотелось думать и вспоминать, одно радовало – обошлось. Альк поправил лоскут, выдранный из рубашки, и пошел дальше. Даже в кромешной тьме было видно, что белая еще с утра ткань обагрилась кровью.