Метроном

Пронзительно засвистел чайник. Но даже после того, как Лёша выключил газ, он продолжал бурлить, отплёвываться, фыркать. Эти уютные домашние звуки хотя бы как-то заполняли тяжёлую тишину. Я просто не знала, что сказать. Что в таких ситуациях вообще говорят? - Лёша, прости, я.. - Знаю, знаю. Не знала, не хотела затрагивать мои чувства, не знаешь что сказать, не можешь ничем помочь. Именно поэтому я никому и не говорю. Никто всё равно ничем не поможет. Я почувствовала себя подавлено. Он перечислил все варианты, которые промелькнули в моей голове. Он разлил кипяток в изящные фарфоровые белые чашечки, бросив по дешёвому пакетику зелёного чая. Хм, а я ведь в последний раз пила зелёный чай года три назад. - Расскажи, почему так получилось. – спросила я, отхлёбывая обжигающую жидкость. Где-то на задворках сознания всплыла мысль, что зелёный чай заваривают при семидесяти градусах, но, наверное, на пакетики это правило не распространялось. - Ты всё равно ничем не сможешь помочь, - устало пробормотал мальчик. - Что же, когда рассказываешь, хотя бы легче становится, - пожала плечами я. Он скопировал моё действие и повиновался: - Как я уже сказал, мама начала пить сразу же после смерти отца. У неё была чёрная полоса в жизни. Сначала умер муж, затем её уволили с работы из-за злоупотребления алкогольными напитками, потом нас обокрали, лишив всех сбережений. Маме следовало собраться, взять себя в руки. Маринке ещё повезло, она почти сразу же уехала, не застав этого времени. Она заявила, что не хочет жить в доме, где умер её папа. - Она не захотела помочь матери? - Да нет, сначала она пыталась: уговаривала. Но потом сдалась. Сбежала. Ей стало страшно. - А сейчас как же? - Смирилась. - Неужели? Как так?! Постой, но ты ведь, получается, был совсем маленьким, когда мама запила? - Не таким уж и маленьким, - проворчал он, - Но да, ещё неспособным что-то сделать. Сначала я вообще как-то не осознавал, что моя мама – алкоголичка. А когда понял, пытался её уговорить, умолять. Сначала она отмахивалась, говоря, что всё это лишь для минутного расслабления, чтобы забыться. Потом, видимо, начала понимать. Я уже и рыдал, чтобы она перестала, и она каждый день говорила, что да, пора завязывать, но не могла. Каждый день я приходил из школы и видел её в совершенно непотребном состоянии. Мне больше нравились те дни, когда она уже спала к моему приходу. Тогда я просто укладывал её на диване, а сам убирал за ней. Позже она уже меня совершенно не стеснялась. А потом начала бить. Я ведь каждый раз, как она засыпала, выливал всё её пойло в раковину, а деньги прятал. Это было ужасное время. Она орала, я молчал. Она меня била, я пытался уворачиваться. Потом она начинала плакать. Извиняться. Она сама понимала, что совершает ужасное, но опять делала это из разу в раз. - А сейчас? – я сидела поперёк стула, спиной облокачиваясь к стене, и грела руки чаем. - Сейчас ещё хуже. Она уходит из дома и шатается непонятно где и непонятно с кем. Я боюсь за неё. Однажды я её выловил на улице из компании наркоманов. Она вела себя, как дешёвка. Да ещё совала им деньги. - Ужасно, - пробормотала я. - Да, - согласился он и его глаза молнией метнулись на меня, а затем обратно. Это заставило меня задуматься. - Постой! – поняла я. – Вот почему! Он испуганно на меня посмотрел. - Что? - Ты так себя ведёшь со мной, спасаешь меня постоянно от всего. Ты не хотел, чтобы я стала похожа на твою маму! Ох, прости. Я не это хотела сказать. Чтобы не повторила судьбу твоей мамы,- воскликнула я. По его взгляду я поняла, что угадала. Тишину нарушил резкий звук звяканья ключей.