Цикл "For my Sweetheart"

Я смотрела на море и не могла понять, почему меня тянет сюда. Волны, точно большие сапфировые кони с белыми жемчужными гривами, неслись к берегу, разбиваясь о него, рассыпаясь множеством брызг. Я смотрела на то, как лучи заходящего солнца пронзают "коней", просвечивая их насквозь, дарят им какое-то особое сияние, и я невольно улыбалась. Это так красиво. И не скажешь, что где-то в пучине этого чудовища лежат корабли, навсегда затонувшие и погрязшие в трясине времен. Соленые брызги, доносимые до пирса ветром, оставались на моей коже, платье, заставляя его неприятно прилипать к лодыжкам. Я смотрела на море, и мне хотелось слиться с ним, стать частью него, погрязнуть в забытье так же, как сотни брошенных девушек до меня. Если бы я изображала море, это была бы прекрасная женщина, которая с распростертыми объятиями встречает девушек, сердце и душа которых разбиты. Она, словно мать, окутывает их и защищает, не давая никому больше сломить их. Я сидела уже на самом краю пирса, спустив в воду ноги, чувствуя, как водоросли приятно щекочут ступни. Волны, точно какие-то неведомые животные или нежные руки, гладили кожу, заставляя ее покрываться мурашками. Чайки, словно души, которые призваны были страдать, одиноко перекликались друг с другом, кружа над морем, выглядывали что-то свое. Я чувствовала, как дышать становится труднее, и как тени прошлых обид накатывают на меня, тянут вниз, топят. "Ты никто! И всегда была никем! Смирись с этим! - слова, словно бичи, хлещут меня, то и дело давая пощечины и оплеухи. В глазах стоят слезы, но я все еще пытаюсь бороться с этим. - У тебя нет друзей! Тебе не к кому подойти и попросить помощи! Ты слабачка! Смирись с этим!" Удар. В глазах темнеет; а я пошатнулась и чуть не упала. Еще удар. Я тяжело падаю на колени. Еще удар. Кровь хлещет из носа, а слезы застигают глаза. Еще удар, еще, еще. Ребра хрустят, я чувствую, как больно мне дышать, чувствую, как живот прилипает к спине от страха, чувствую, как тянет блевать. Еще чуть-чуть, и я упаду в обморок. "Нет, ты не посмеешь упасть, дрянь, - девочка замахивается еще раз, однако вместо того, чтобы ударить, грубо поднимает меня за шкирку. Больно. Очень больно. - Дрянь", - смачный плевок в лицо. Мне противно, и я не могу сдержать рвотный позыв. Она ударяет еще раз, и я проваливаюсь в небытие... Слезы струились у меня по лицу. Я чувствовала, как что-то сдавливает мне грудь, не дает дышать, как изо рта вырываются сдавленные стоны, а во рту слюна превращается во что-то вязкое Девушка обнимает меня, она аккуратно, словно боясь, что я рассыплюсь, целует меня в щеки. Я же, испытывая легкое отвращение, лишь слабо обвила ее руками, едва касаясь ее одежды. Мне вдруг очень захотелось ее оттолкнуть, но я боюсь. Она единственная, кто меня выслушивает вживую. Мне страшно одиноко, и пусть я ее не очень люблю, но она ко мне добра. Вдруг она отстраняется, легко высвобождаясь из моих объятий. - Мне надо поговорить, - она прячет глаза, и это меня сразу настораживаем. - Да, конечно, говори, - тихо содрогаясь внутри, говорю я. - Я не готова... Становится лесбиянкой... В таком возрасте... - тихо она лепечет, и до меня сразу доходит. Она меня "отшивает", словно пуговку выбрасывает, словно вещь, которая надоела. Тяжело моргнув, я прячу слезы, которые накатывают на глаза. - Прости... - она разворачивается и уходит, а я остаюсь тут, и мне кажется, что я слышу, как трещит только что залеченная душа, как она начинает истекать кровью. Больно... Обидно... Хочется плакать... Но не здесь... Очень тяжело дышать, слезы стояли в глазах, из-за этого все впереди размывалось и покрывалось дымкой, завесой. Сердце сильно стучало, точно собиралось выломать ребра и выпрыгнуть из груди. Слабые стоны, которые вылетали изо рта, усиливались. Я закусила губу, стараясь сдержать их, и почувствовала соленый привкус крови. Я вижу, как она гордо проходит мимо меня. Прошло двадцать четыре часа после того, как она "не захотела быть лесбиянкой", а мне все хуже и хуже. Ночью был приступ, я расцарапала себе всю спину и живот, пытаясь освободиться от крыс, а проще сказать: от галлюцинаций. В руках у меня книга. Я знаю, я обещала ее вернуть. Преодолев расстояние в несколько метров, я гордо поднимаю голову и холодно, с некоторым презрением говорю: - Вот книга. Я обещала принести и принесла, - слова вылетают и, точно оплеухи, бьют ее. Я старалась. Никто и подумать не может, что коленки мои дрожат, а каблуки, если бы я не давила на них, отстукивали бы чечетку. Слезы у нее в глазах - лучшее, что можно увидеть сегодня. "You was my faith and hope, wasn't it?" - мелькают слова песни. Я знаю, что в книге лежит маленькая записка, страница моего дневника. Пусть ей станет еще больнее, когда она узнает, что я ей лгала. "It's written, but we can read between the lines". Ноги мои дрожат. И я разворачиваюсь, иначе разрыдаюсь. Поднявшись в свой кабинет, я медленно сползаю по стене, заходясь в рыданиях. Я уже стояла на самом краю. Не зря это место именуют утесом Самоубийц. Резкое углубление и острые скалы. Они не дадут никому выплыть спокойно. Это было уже проверено многими. Я заплела волосы, хотела уйти в объятия моря красивой, утерла слезы и сделала шаг. Какое-то время сквозь толщу воду я видела последние лучи солнца, а потом тьма... Такая же тьма, какая была в моей жизни.